***
Через полчаса ребята заходят во внутренний двор среди трёх многоэтажек. На детской площадке играют дети, и их звонкие голоса отражаются эхом от стен. Старая карусель-вертушка поскрипывает под тяжестью малыша, когда тот разгоняет её; окружающий смех сочетается с упругим ударом мяча о площадку — чуть дальше виднеется баскетбольный корт, огороженный зелёной сеткой. Сава наблюдает за игрой. Его сверстники лихо управляются с мячом; один обходит остальных, отбивая мяч, затем подхватывает его и взмывает вверх в натянутом прыжке — мяч попадает в цель, путается в сетке и падает вниз. Сава врезается в спину Эрика, отходит на шаг. Тот спрашивает: — Играешь в баскетбол? — Нет, — признается он, затем вновь смотрит на ребят и переводит взгляд на Цимермана, — а ты? — Частенько приходится выбираться на соревнования, но мне больше нравится стритбол — правил меньше, народу тоже. Сава осматривает железную дверь. — Здесь кто-то знакомый живёт? — предполагает он. Дом Эрика за городом — об этом ему известно. Мысль о возможном переезде он поспешно гонит. — Нет, — отвечает Цимерман, набирая комбинацию на кнопках домофона. Дверь моментально отзывается звуковым сигналом. На экране мигают нули, Эрик открывает дверь и проскальзывает внутрь, придерживает её для Савы, после взбирается по ступеням. — Как ты это сделал? Главное — зачем он это сделал? Чужой дом и подъезд — здесь неуютно, но Цимерману, напротив, похоже комфортно. — Один мой кореш подсказал пару кодов для старых домов. Он подрабатывал курьером. А ты думал, откуда здесь берутся газеты? — Эрик стучит костяшками пальцев по одному из почтовых ящиков. — И для чего мы здесь? Цимерман жмёт на кнопку, лифт вскоре принимает ребят в свои объятия. — Я же говорил, что буду дурно на тебя влиять? — парень присвистывает, указывая пальцем вверх. — Полный вперёд! — Ты странный… — замечает Сава, щурясь. Эрик довольно скалится в ответ. — Ты тоже. На последнем этаже он зачем-то подходит к одной двери, прикладывается ухом, вслушиваясь, затем отстраняется. — Отлично — дяди Бори нет. — Кто это? — Один мужик, который постоянно гоняет нашу компашку. Помню, как-то раз он бегал за мной по подъезду с веником в руках. Ему просто не нравится, что мы здесь зависаем. Вредный мужик, — Эрик поднимается по ступеням, хватает с подоконника жестяную банку двумя пальцами, встряхивает, — и курит много, — он возвращает самодельную пепельницу на место. Цимерман забирается по пролёту на самый верх — туда, где висит лестница и виднеется небольшая дверь на крышу. Замок на петлях — как и положено в приличном доме. — Что теперь? — Сава наблюдает, как Эрик стучит замком — тот закрыт, иронично уточняет: — Твой план провалился? — Не спеши с выводами. Эрик разворачивается, чуть покачиваясь на шаткой лестнице, вытягивает руку к противопожарному шкафчику — он закрыт неплотно, поэтому длинные пальцы без труда проникают внутрь, ощупывая содержимое. — Ты бывал на крыше? — Цимерман закусывает губу и, наконец, достигает цели, слышится металлический звон. — А сам как думаешь? — сарказничает Сава. Ему некомфортно здесь. Даже несмотря на любопытство и желание побывать в новом месте, он озирается по сторонам в надежде, что их не заметят. Эрик тем временем открывает замок и поднимается. — Идём. Тебе точно понравится. Когда Сава достигает последней ступени, Эрик появляется в проёме. — Стой. Закрой глаза. — Ты шутишь? — Верь мне. Первое впечатление самое классное. Я помогу забраться, — он вытягивает руку навстречу, — только закрой глаза. Емельянов хватает Эрика за руку и выполняет просьбу. Когда ноги мальчишки ступают на поверхность крыши, Цимерман моментально обходит его. — Не подсматривай, — весело просит он и забирается под чёлку Савы ладонями, плотно прижимая их к лицу. — Что ты задумал? — мальчишка вздрагивает, ощущая тёплое дыхание, которое путается в его волосах и скользит по шее. Слышится усмешка. — Иди прямо. Он сам начинает шагать, вынуждая двигаться. Сава неуверенно идёт, стараясь игнорировать сердцебиение; он отмечает, что у Эрика прохладные ладони — это приятно. Сава не любит подпускать людей близко: не любит объятий, не любит мамины поцелуи; не любит, когда толкают в плечо или робко прикасаются, чтобы что-то спросить. Но сейчас — осязая спиной тепло Эрика, почему-то хочется прижаться сильнее. Сава гонит эти мысли. — Долго ещё? Эрик останавливается и убирает ладони, представляя окружающий вид. Оранжевое небо, поддетое белёсой дымкой, раскинуло свои объятия над городом, который с высоты птичьего полёта кажется игрушечным. Река и мост вдали виднеются отчётливо, и ребристая поверхность воды искрится от тёплых лучей солнца. Ограждений на крыше нет — есть только невысокий бортик, обитый железом, на который можно смело шагнуть и пройтись по его кромке вдоль здания. Сава подходит ближе, рассматривая землю ― от высоты девятого этажа голова начинает кружиться. Эрик упирается одной ногой в металлическую пластину, та грохочет под его напором, он кладёт руку на колено и наклоняется вперёд с ухмылкой — ему это зрелище давно знакомо. — Ну как? Стоило того? — он смотрит на Саву, который улыбается, довольно щурясь от тёплого ветра. — Здесь красиво, — замечает Емельянов тихо и разворачивается, стремясь к другому краю. Мальчишка любуется видами, и Цимерман не спешит отпугнуть тишину. Он был в восторге в своё время от вида огромного неба и осознания, насколько ничтожны все людские проблемы здесь — в вышине. — Я привёл тебя сюда не только за этим. Места выхода на крышу выглядят, как квадратные кирпичные коробки, на поверхности которых воткнуты антенны и спутники. Рубероид, расплавленный от летнего зноя и остывший к осени, приятно пружинит под ногами; на нём виднеются осколки битого стекла и оставленные кем-то цветные мелки. Эрик подходит к стене и указывает на каменную кладку, на которой красуется множество цветных надписей. — Знакомься — это моя банда, — он взмахивает ладонью. Сава обходит его стороной и останавливается по правую руку. — Никогда не понимал смысла в подобных граффити. — Это теги — что-то вроде никнеймов. Каждый выбирает себе тег, и его значения никому неизвестны, кроме автора. — Значит, люди таким образом метят территорию, подписывая себя на каждом углу? — замечает Сава с ухмылкой. — Ты прав, — соглашается Эрик, — в каком-то роде — это способ заявить о себе. — Это глупо… Эрик улыбается — он и не ждал другой реакции. Он подходит к своему тегу, выведенному розовой краской, всматривается в аббревиатуру «L.I.N.A.L.» и улыбается. Зашифрованной фразой ему хотелось донести простую истину, пропетую в песне. Но хочет ли он объяснить это Саве? Он наблюдает, как мальчишка придирчиво рассматривает подписи, словно критик. Всё же интересно узнать о его «взгляде». — Это мой, — он указывает на свой тег. — Я взял баллончик в руки, когда был младше тебя. Поначалу это было лишь баловством и не имело никакого смысла, как ты и заметил, но когда я познакомился с Губсом, то научился главному… Он меня научил. — Чему? — Видеть. Иди за мной, — Эрик разворачивается и идёт к парапету, взбирается на него и спрыгивает. — Не отставай. На полпути он оборачивается, шагая спиной вперёд, не упуская Емельянова из виду. — Ты слышал о Бэнкси? Даже если нет — ты знаком с его с работами, — Эрик разводит руки в стороны, — весь мир знает о Бэнкси, и никто не знает, кто он! — он резко заворачивает за угол, дожидается Саву и продолжает: — Губс не Бэнкси, я тем более, но кое-что мы умеем… Перед Савой открывается удивительная картина в чёрно-белом нуарном стиле. Её содержание отталкивает. На стене изображён переулок и двое людей. Перспектива сохранена: тот, что лежит на земле, выглядит больше, во лбу дыра от пули с кровоподтеком; тот, что в конце переулка, держит в руках пистолет, от которого вверх тянется дым, на нём шляпа и плащ, сигарета во рту — типичный мафиози; сбоку всплывает облако с вопросом: «Is this your choice?». — Здесь есть и жертва, и убийца. Я хочу услышать твою версию. Эрик садится на парапет. Его хитрая улыбка говорит сама за себя — картинка с двойным смыслом. Сава смотрит внимательно. Он обожает искать зацепки, выискивать детали, скрытые от глаз, но на этой картине всё нарисовано буквально — заметить легко. В руке предполагаемой жертвы заряженный кобальт, только одна деталь смущает… — Почему в барабане один патрон? — произносит он машинально, его взгляд бросается к дыре на лбу. Нет — этот выстрел был сделан оружием гангстера. Эрик присвистывает. — Ну надо же! Кого ни спрашивал об этом, на пулю ребята обращали внимание в последний момент, а зря… — Маловато для перестрелки, — продолжает Сава, он всматривается в три линии на запястье убитого — татуировка? Выглядит странно. — Сам рисовал? — он оглядывается на Эрика, тот смущённо улыбается. — С лицами Губс помог. Мне ещё не даются тонкие линии. Ну, так каков твой вердикт? — Убийца явно гангстер, но что ты хотел всем этим сказать? Эрик поднимается и подходит, на его губах играет ухмылка. — Взгляни на этого парня — он явно в шоке! Не ожидал, что его прикончат? Тогда зачем ему револьвер с единственным патроном? — Самоубийца, — Сава улыбается разгадке. Эрик подтверждает: — В точку! — он встаёт напротив, его глаза игриво светятся. — Этот парень псих! Хочешь услышать его историю? — Ты уже её начал, — Сава отходит чуть дальше. — Он трус, — продолжает Цимерман, — его лицо измучено — видимо, ночами не спал; а эти линии? — порезы от предыдущих попыток? Что его достало? Проблемы в жизни или на работе? Что там люди обычно придумывают в своё оправдание? — Эрик не стоит на месте, он словно играет, спрашивает и тут же отвечает: — Представь, этот парень стоит в подворотне — уже поднёс дуло к виску, — Эрик тыкает в свой висок двумя пальцами, — готовится нажать спусковой крючок, но трясется от страха, зажмуривает глаза. Он жалок! Даже свести счёты с жизнью не может. И тут внезапно в переулок заворачивает этот тип, — Цимерман указывает на мафиози, — плохой парень! У него сделка здесь, а тут такая картина. Он и не думает останавливать психа, достаёт свой магнум и делает выстрел, — Эрик щёлкает пальцами, — наш парень сражён наповал. А тип в шляпе спрашивает: и это твой выбор? Эрик смотрит на картину вновь. — Никто не видит смысл — все сразу предпочитают отрицательную сторону рисунка. А я вижу здесь иронию. Разве гангстер плохой парень, потому что застрелил придурка? Нет — ему нет дела до жертв. Видишь — он ухмыляется, у таких людей нет души. Здесь он нейтральная сторона. А это парень — вот, кто настоящий злодей! Он трус — не дал себе ни единого шанса, ни единой попытки что-либо исправить. — Цимерман отворачивается, указывая большим пальцем за спину, и иронично добавляет: — Терпеть таких не могу. Это восхищает. Сава не может и не хочет бороться со странным трепетом внутри. Эрик — его мысли, его идеи — всё это притягивает. Он такого не ожидал. Эрик подходит ближе: — Мне нравится рисовать подобное — картины, как у Бэнкси, в которые нужно смотреть и уметь видеть, — он оглядывается на свою работу. — Скольким ни показывал — никто толком не пытался понять. Но если мы видим картинку, не задумываясь о её содержании; действуем, наплевав на последствия, — разве мы люди? — он усмехается, — всего лишь стадо ведомых баранов. Эрик вглядывается в горизонт, его лицо в профиль, задетое лучами солнца, кажется великолепным. Его мысли — сплошной бунт и максимализм, но к нему хочется прислушаться. Сава улыбается, склонив голову. Цимерман садится на бортик, подогнув под себя одну ногу, он смотрит вниз, мальчишка подсаживается напротив. Царит тишина, но она не кажется гнетущей или напряженной, как было в кабинке колеса обозрения. Что-то изменилось. — Почему ты прячешь лицо? — мягкий голос вырывает Саву из мыслей, он смотрит на Эрика, тот продолжает: — Твоя чёлка — разве она тебе не мешает? — Не очень, — отвечает Емельянов тихо, шаркнув ногой по рубероиду. — Я не люблю свои веснушки. — Ты шутишь?! — удивляется Эрик, — у тебя самые обалденные веснушки на свете! Его восторг смущает. — Почему они тебе нравятся? На губах Эрика появляется робкая улыбка. Он отводит взгляд со словами: — Потому что они классные… Почему ему так нравятся веснушки? Потому что у мамы были веснушки. Только они выцвели. Её кожа побледнела и губы потрескались, лишь глаза сохраняли живой блеск. Детское воспоминание вновь оказалось непрошеным гостем. Мама гладит голову Эрика, пока тот лежит на её больничной кровати и смотрит в окно; по стеклу стекают ручьи дождевой воды. Она зарывается тонкими пальцами в его пряди и шепчет: «Улыбайся, мой мальчик, всегда улыбайся, когда больно. Улыбка делает нас сильнее». И он улыбается, пока слезы скатываются по переносице и капают на покрывало. Эрик медленно бродит по площадке крыши, рассматривая розовеющее небо. Почему он так откровенен сегодня? Рядом с ним… Всё, как и хотели родители — они провели вместе весь день, но привыкнуть друг к другу пока не удается. — Спасибо. Эрик оборачивается с недоумением. — За что? Сава поднимается, поправляет джинсовку, прячет руки в карманы и смотрит в глаза. — За этот день, — он жмёт плечами и смотрит ввысь, — это лучший день рождения. — Он искренен, его улыбка мягкая, волосы развевает лёгкий ветер. Эрик хочет возразить, хочет сказать, что теперь каждый день будет лучшим — уж он постарается. Примет его, как младшего брата, и эта мысль нравится, но выразить её он почему-то не может. — Пойдём домой. Сава кивает.***
— Это лучший фильм на тему! Мы обязательно его посмотрим в пятницу. Э-э, нет — лучше в субботу. — Эрик говорит без умолку, стягивая ботинки, затем хватает джинсовку Савы за шиворот, машинально снимает и кидает на вешалку. — В эту пятницу контрольная по алгебре, — Сава развязывает шнурки. — У вас, наверное, каждую неделю контрольная… Встретимся в субботу и ещё сходим в тот магазин, как его?.. — «ПроМузыка». — Банально звучит, — замечает Эрик. — Никто до тебя не жаловался. Оксана Петровна выглядывает из кухни, замечая, как ребята щебечут, словно птенцы, друг с другом, её замешательство сменяется радостным удивлением. Она развязывает фартук, снимает его, вытирая руки. Сава наконец её замечает. — Привет, мам. — Он кладёт наушники с плеером на полочку прихожей. — Здра-асте, — скалится Эрик. — Идите мыть руки и за стол, — командует Оксана, на её лице появляются довольные ямочки, а глаза светятся счастьем — ребята нашли общий язык. Эрик хватает Саву за локоть и тянет в сторону через гостиную. — Ванная там. — Они проходят мимо Георгия, который завис возле телевизора с USB-кабелем и пультом. Эрик не унимается: — Серьёзно, если ты не видел этот фильм — значит, ты не видел жизни. — Ты твердишь об этом всю дорогу, — устало тянет Сава, — смени пластинку. — Какой фильм будем смотреть? — успевает спросить Георгий, но ребята не обращают внимания. — «Выход через сувенирную лавку» — вот крутое название для андеграундного фильма, не то что какая-то «ПроМузыка». — Перестань. Это классный магазин… Георгий провожает ребят ошарашенным взглядом, чуть вздрагивает от резкого хлопка двери и оглядывается на будущую супругу. Оксана счастливо смеётся, прикладывая ладонь к губам, он спешит к ней, чтобы обнять. В ванной Сава открывает кран, но поздно вспоминает о пластыре. Его замешательство моментально прерывает Цимерман, который нагло толкает его бедром в сторону — он отпихивает Саву, пока тот не исчезает из зеркала, затем хватает с полочки расчёску, поправляя волосы. Сава не решается отклеить пластырь и пытается протиснуться к жидкому мылу. — Ты слишком красуешься перед зеркалом, — замечает он, пока Эрик ему мешает. Цимерман ухмыляется, встряхивая чёлкой. Сава отпихивает его в сторону, тянется к воде, но Эрик сбивает поток своими руками, натыкается на недовольный взгляд и не скрывает злорадной улыбки. — Ты разве не знал? Я само совершенство! Сава понимает, что с волками нужно по-волчьи, и грубо толкает его, чтобы спокойно вымыть руки: — А у тебя случайно нет аллергии на криптонит, мистер совершенство? Эрик сияет от восторга — отсылка получилась прикольной. — Значит, всё-таки DC? — он дружелюбно ударяет парня в плечо, — супер! — Уйди-и, — ворчит Емельянов, не скрывая улыбки. Эрик отступает, чтобы продолжить игру: хватает с полки флакон туалетной воды и распыляет жидкость на Саву. — Эй! Тут же подаётся вперёд, принюхиваясь. — М-м-м, да ты пахнешь ванилькой! Емельянов смеётся в голос, уворачиваясь от новых атак. — Ну надо же! Не знал, что ты умеешь так смеяться, — искренне произносит Эрик, убирая флакон на место, — улыбайся так чаще — тебе идёт. Сава вдруг смущается, начинает поправлять пряди чёлки. Эрик, не замечая замешательства, подхватывает его под локоть и тянет к двери. — Пошли. На кухне их ждёт замечательный семейный ужин, но Сава косится сразу на торт — он покупной, а значит, сахара в нём будет достаточно. Оксана Петровна целует сына в макушку, передавая коробку в подарочной обёртке, шепчет поздравления. Сава уже знает, что его там ждут новые наушники — он сам их выбрал, поэтому откладывает коробку на стол, к подарку Георгия; следит, как Эрик зажигает на торте свечки, при этом успевает жевать какую-то закуску. Наконец, приходит время загадывать желание, но какое? Всё уже есть. Он смотрит, как Георгий обнимает за талию его маму, переводит взгляд на Эрика, который тянется к новому лакомству. Теперь его семья стала больше. Сава приподнимается над свечками. Чего бы он хотел больше всего на свете?***
— Странная парочка… Замечает Сава с тарелкой в руках, он несколько минут смотрит из дверей кухни в гостиную, в которой на диване сидят родители. Они о чём-то неторопливо беседуют, держась за руки. — Романтика. — Эрик подходит к дверному проёму, но быстро переводит взгляд на Саву. — Вы не останетесь? — Завтра на учёбу. Вещи остались дома, да и мама не планировала оставаться с ночёвкой — всё было обговорено заранее. Он смотрит на Эрика, тот потягивается и отвечает на взгляд своим, на его губах появляется улыбка. Сава улыбается в ответ, опуская глаза. Старший брат… Не вяжется эта мысль. Проще воспринимать его как друга, но у друзей нет общих родителей. — Теперь у вас появится куча родственников, которые будут бесить, — замечает Эрик. — Одного я уже знаю, — Сава хмыкает, кусая вилку с улыбкой. Эрик ухмыляется в ответ. — Значит встретимся в субботу? — Да. — Ты ешь слишком много сладкого, — замечает Цимерман, — почти весь торт приговорил. Сава отходит к столу. — И твой кусок тоже, — беззаботно отвечает он, подхватывая тарелку Эрика со стола. — Эй, а ну верни на место!***
Поздним вечером Сава расправляет кровать, он засыпает на ходу после долгой поездки в машине. Бурная информация за весь день витает обрывками в мыслях. Когда он ложится, мама заходит в комнату. — Я рада, что вы подружились. Сава кивает, натягивая одеяло до подбородка, но вдруг хмурится. — Я только одного понять не могу, — приподнимается он на кровати, мама подсаживается рядом, — почему вы не познакомили нас раньше?***
— Вы же как небо и земля, — отвечает Георгий, вяло убирая мусор со стола в пакет. Эрик стоит, опираясь о дверь, скрестив руки на груди, — да и зная твой характер, — продолжает Цимерман старший. — Какой характер? — вскидывается Эрик, — я просто душка! — А я — балерина… Давай-давай помогай, — оглядывается на него отец, — это твоя обязанность. — Моя?! — Эрик вскидывает брови, прикладывая ладонь к груди. — Мужчина, вы меня с кем-то путаете. На мне разве есть передник?***
— Я беспокоилась, что вы не подружитесь. — Мам, мы взрослые люди. А это не игры в песочнице. Вы обращаетесь с нами, как с детьми, — вы просто не оставили выбора. — Прости, солнце, я правда хотела, как лучше.***
— Взрослые всегда хотят, как лучше, а получается durch den arsch, — замечает Эрик, намывая очередную тарелку. — Сколько раз повторять — без выражений. — Ладно, я больше не буду, — он закатывает глаза, сжимая губку. Отец тем временем ставит на столешницу рядом ещё гору посуды. Эрик реагирует моментально, разбрызгивая пену: — Да какого хрена?!***
— Спокойной ночи, милый, — Оксана Петровна целует сына в макушку. Сава закрывает глаза с единственной мыслью: «Несправедливо…». Поспешно вспоминает, о чём хотел спросить, и разворачивается, останавливая Оксану Петровну у дверей. — Мам, ты не против, если я возьму твои невидимки? — Заколки? — удивляется Оксана. — Хочу убрать чёлку. Мешает… — добавляет он, отворачиваясь. — Конечно возьми. — Спокойной ночи. Луна в окне сияет ярко. Сава закрывает глаза в надежде, что ночь будет спокойной.