***
После завтрака Эрик пытается привести волосы в порядок: он сидит на полу в ванной комнате, упираясь спиной в стиральную машинку, и морщит нос под потоком горячего воздуха. Укладки сегодня не будет, но это не особо тревожит. Беспокоит дискомфорт маленького помещения, да и всей квартиры. Самая просторная комната здесь досталась Саве, а может, причина в том, что мебели и вещей у него не так много. Это удивляет и настораживает — идеальный порядок бывает у тех людей, которые стремятся держать всё под контролем, а значит, выдать собственные секреты для таких типов — хуже смерти. Но что он может скрывать? В это же время Сава одевается, ещё раз убеждаясь в своём выборе: к тёмно-синей вельветовой ветровке с красными вставками отлично подходят в цвет джинсы и светлая футболка в голубую и белую полоску с принтом парусника на груди, коричневые рюкзак и ботинки подойдут идеально. Остаётся лишь убрать волосы, и на этот раз Емельянов использует моделирующий воск. Он стоит перед зеркалом в коридоре, в очередной раз понимая, что слишком заморачивается по поводу внешнего вида, но перед Эриком невольно старается выглядеть как можно лучше. В этот же момент Цимерман появляется в коридоре уже в одежде и с гитарой за спиной. Он проходит мимо к гардеробу и присвистывает, оборачиваясь: — Отлично выглядишь. Сава улыбается, вскидывая брови, и делает вид, словно не торчал у шкафа полчаса при выборе одежды. Он также бросает ответный взгляд, хмурится. — Ты не замёрзнешь? — беспокоится, надевая рюкзак на плечо. Эрик в ответ поднимает свой свитшот, демонстрируя белую футболку под ним. — Я одолжу на время? — спрашивает он скорее утвердительным тоном. Емельянов кивает, но его смущает мысль, что Эрик будет ходить весь день в его одежде. — Думаю, тебе кое-чего не хватает, — весело бросает Цимерман, подходя ближе. — И чего же? В ответ Эрик хватает квадратную склянку с полки и наставляет в боевой готовности. — Немного парфюма! — веселится он. — Даже не вздумай! — протестует Сава. Он успевает сделать шаг в сторону, но Эрик накидывается, распрыскивая духи. Сава выставляет руку в попытке защититься — всё тщетно. Цимерман успокаивается только тогда, когда тёмные волосы полностью опрысканы, источая лёгкий аромат. Он резко отстраняется и ставит склянку на место, в миг становится наигранно-серьёзным. — Сава… — Эрик не может удержать улыбки: — Ты пахнешь совсем как твоя мать! И Сава взрывается — он набрасывается в ответ. Ребята мгновенно сплетаются в комок из щипков и щекотки, роняют пару курток, раздаётся звонкий смех Эрика — Сава рычит. В конце-концов, Цимерману удаётся вырваться за дверь. Он сразу же отбегает, спускаясь ниже по лестнице. Сава спокойно выходит, закрывает дверь и подбрасывает ключи в ладони, бросая прищуренный взгляд с ухмылкой. — Лучше беги… Ребята несутся вниз, чуть ли не сбивая случайного прохожего, который скандалит им вслед, топот их ног эхом разносится от стен. Вырвавшись из подъезда, Эрик пытается оторваться и бежит к детской площадке, но Сава нагоняет его, хватает за кофту и накидывается сверху, обхватывая шею рукой. — Только не гитара! — вскрикивает он, понимая, что упадёт под свирепым натиском, успевает снять чехол с плеча и действительно падает. Недовольны проходящие мимо бабушки борьбой двух подростков в грязи, которых это мало волнует. Сухие листья липнут к одежде и хрустят под натиском тел. Эрик стонет от смеха, ёрзая под Савой, который зажал его меж колен, он поворачивается на бок, умоляя прекратить пытку. Наконец Сава отстраняется. Они оба глубоко дышат. Щёки Емельянова зарделись, Эрик посмеивается, глядя на него. Мальчишка поджимает губы и пытается подняться, в этот же момент парень обхватывает его руками и укладывает на лопатки. Они снова катаются в листьях, и их звонкий смех разносится по округе. Одна из старушек не выдерживает: оборачивается и отчитывает мальчишек, грозясь тем, что те заболеют. А какое им дело? Они счастливы. И только когда Сава в попытке защититься хватает ладони Эрика своими, когда их пальцы цепляются меж собой, а взгляд проясняется — становится неловко. Емельянов отворачивается от пристальных глаз напротив. Цимерман любуется каждым поломанным листочком в густых тёмных волосах Савы и понимает — они слишком близко. Он нерешительно отстраняется, но не спешит подняться с колен — мальчишка лежит под ним, и это… приятно. — Может быть, слезешь? — тихо предлагает Емельянов, не глядя в глаза. Он упирается рукой в бедро Эрика, но тот лишь улыбается, наблюдая, как приподнимается грудная клетка Савы под глубокими вдохами, слушая мелодию чуть хрипловатого дыхания. Странное чувство… В моменты, когда они дурачатся, можно перегнуть палку, прикасаться друг к другу сколько хочется, потому что оба понимают — это такая игра. Несерьёзно. Вот только сердце в груди колотится, как бешеное. Эрик встряхивает чёлкой — с него сыпятся листья. Он поднимается и протягивает руку Саве, который буравит его взглядом и ухмыляется, словно спрашивает: «Можно ли тебе доверять?». Емельянов хватает протянутую руку, поднимается, отряхивая листья с одежды и волос. Эрик подбирает гитару, они оба забирают рюкзаки с земли — всё снова как обычно.***
Ребята выходят из дворика и идут вдоль улицы, первым делом решают забрать кассету и подаренную фигурку. — Давно ты знаком с Феликсом? — интересуется Эрик, поправляя рюкзак. Его до сих пор удивляет, что со Ждановым Сава более открыт, конечно, у него нет выбора — кто-то должен записывать кассеты, но всё же немного завидно, даже обидно. — Наверное, около года, — пожимает плечами Сава и поясняет: — Я хотел отдать мамин плеер в ремонт и искал мастерскую, так и наткнулся на магазин Феликса, который помог. У него я покупал много хороших кассет, а после он предложил записать свой плейлист. Цимерман вспоминает о флешке. В свободную минуту он первым делом окунётся в его мир. В своей музыке он уверен, но осознаёт, что Саве, возможно, такое не подойдёт. — А откуда у тебя столько знакомых? — интересуется Емельянов через некоторое время. Эрик — парень общительный, но создаётся впечатление, что его знает весь город. — Да здесь ничего особенного, — отмахивается Цимерман, — с Дэном всё просто — его знает каждый, кто шарит в музыке, — он усмехается, — да, может показаться, что это неприступная скала, но на деле его можно уломать на скидку, и с выбором всегда поможет. Сава хмыкает, они сворачивают за угол. Эрик продолжает: — А что касается Матвея и Змеи… — Эрик медлит, но всё же говорит немного тише, — её бабушка была моим репетитором в детстве, — он умалчивает снова, — так что со Змеёй мы давно знакомы, но не часто общались — это только в последнее время, когда она сошлась с Матвеем, ну и ещё я дружил с… — Он внезапно останавливается, его глаза раскрываются в ужасе. Сава хмурится: — В чём дело? Но тот не даёт объяснений, подходит ближе и кладёт руки ему на плечи. — Сава, если в дверях на меня накинется огромное чудовище и начнёт пожирать мою плоть, обещай, что ты тут же побежишь вниз, не оглядывайся, я смогу защитить тебя от этого монстра! — воодушевлённо говорит он, поднимая взор к небу. Сава закатывает глаза, отстраняя его руки. Эрик в своём репертуаре. — У неё есть собака? — спрашивает он с улыбкой. Эрик вскидывает брови: — Хуже… Сестра.***
Кисточка с чёрным лаком аккуратно ложится на плавный изгиб ногтевой пластины, проводит линию до кончика, затем такую же чуть левее, закрашивая узкий острый ноготок. В светлой небольшой кухне, за столом, подмяв под себя одну ногу, сидит сонная девушка. На её голове творится хаос: жёсткие чёрные волосы торчат во все стороны, чёрные угольки глаз внимательно следят за кисточкой, равномерно распределяя лак на ногтях. Длинная стрелка на настенных часах трогается с места, и наступает проклятое семь утра. Она бы не проснулась так рано, если бы не SMS прошлым вечером с восторженным смайликом: Мы придём с утра! Кто это такие «мы»? Наргиса старается об этом не думать, прежде всего нужно заняться собой, после — квартирой. Эрик не частый гость в её доме, и это огорчает. Наконец, каждый ноготок приведён в порядок, она поднимает кисть, расправляя пальцы и внимательно смотрит на лак, при этом мордочка змеи от большого пальца до указательного раскрывает свою хищную пасть, её тело стремится вниз, обхватывая руку, и заканчивается на плече, где под витыми изгибами зажат клинок. Тусклый лучик играет на камушке колечка, которое надето на безымянный палец. Матвея Наргисе сейчас не хватает, как и сестрёнки, но с другой стороны — их скорый отъезд даёт неплохой шанс привести нервы в порядок. Рука опускается вниз, взгляд устремляется в одну точку. Покурить бы… Нара вздыхает и поднимается с места — всё по порядку, прежде всего избавиться от розового халата. Если Цимерман увидит на ней это, подколы с его стороны будут бесконечными, а в игре: «Под*би ближнего своего» у Нары пока фора, мелковат ещё Эрик для победы над её стёбом. Она не отличается спокойным характером, в свои двадцать шесть заработала репутацию хорошего тату-мастера, также в салоне её умелые руки делают пирсинг, который не стесняясь носит и на себе — под её нижней губой виднеются два чёрных шарика, проколота бровь, которая сейчас без железной вставки. Мама так и не смогла одобрить странные увлечения дочери, неформальные компании и мужа-музыканта, но в жизнь Нары не вмешивается, только беспокоится за младшую дочь, которая отказалась переезжать и осталась с сестрой. Однако девушка очень ответственна: в квартире всегда царит порядок, на кухне и в ванной всё отдраено до блеска — медицинское образование не прошло даром, только салон и тату-машинка оказались дороже белых халатов. Из комнаты Нара выходит в любимых свободных штанах с карманами, которые она ласково называет «шаровары», чёрный спортивный топ удобнее любой одежды, на голове непослушные волосы стянуты в конский хвост, высокие острые скулы и миндалевидные глаза с короткими ресницами привлекают внимание. Она не красавица, имеет скверный характер и высказывает мнение напрямую без обиняков, но именно поэтому её так ценят друзья. Наргиса проходит в прихожую, кидает взор на вешалки, включая свет, затем на пол — чисто, после стремится к спальне и по совместительству своей комнате, закрывает плотно раздвижную дверь — сюда Эрик точно не заглянет, но что ему нужно? Нара смотрит на дверь соседней комнаты — здесь он точно может побывать. Сделав глубокий вдох, она толкает дверь с плакатом «Don't panic!». Дверь открывается со скрипом, Нара делает ещё один глубокий вдох и трёт рукой лоб. Маришка… Её младшая сестра не отличается такой же скрупулёзностью в чистоте, напротив, её обитель — один из кругов Ада для перфекциониста. Небольшая комнатка похожа на свалку: от бывшей детской осталась шведская стенка, на которой сейчас висят бюстгальтеры; на полу валяются банки из-под сока, фантики, бумажки и ручки, даже куски какого-то пазла; кровать похожа на птичье гнездо из месива подушек, над ней пестреет огромное количество фото. Ну зачем Матвей купил ей этот чёртов полароид? Уголок с компьютером завален книгами и тетрадями — даже не школьными, край монитора едва выглядывает сбоку; на полках куча фигурок и игрушек из-под киндера, пластиковые контейнеры из-под которых так же где-то валяются под ногами. А эти плакаты? С одной стенки ей улыбаются корейские мальчики дружной толпой, рядом с ними Тилль Линдманн, с другой стороны зажигают ребята из Slipknot, помимо остальных американских бойз-бэндов, её любимыми плакатами всегда останутся Papa Roach и конечно он — любовь всей подростковой жизни — на панели шкафа висит Джек Уайт, сбоку от его лица красуется поцелуй губной помады. Дверца шкафа находится под маленьким замком. Нара хмурится — это неспроста, там наверняка что-то скрыто именно от её глаз. Она настолько хорошо знает сестру, что вводит пароль из цифр уже машинально: замок раскрывается, и Нара заглядывает внутрь. Раздаётся очередной вздох с долей неодобрения, узкие пальцы подбирают поломанную барабанную палочку. Как ей это удается? — Маришка ломает палочки, как спички. Удивляет, что ударная установка пока цела. С другой стороны дверцы с таким же красным поцелуем висит уже фото Мег Уайт⁴ — Маришка накрепко влюбилась в «The White Stripes», и Нара никогда этого не понимала — для неё их песни звучат довольно примитивно. Но не ей судить о пристрастиях сестры — пора прибираться. Только прежде она устало падает в розовый пуф, закрывает глаза и просит дать ей немного сил, чтобы не выбросить здесь всё к чёрту, потому что индивидуальный идентификатор чистоты определяет в этой комнате каждую вещь как «бесполезный хлам».***
Через некоторое время свершается героический подвиг — в приборке Наре нет равных. Она снова падает в пуф, любуясь чёрным пакетом, который набит мусором. Если пропадёт нечто важное — она здесь ни при чем. Губы криво улыбаются, взгляд бежит в сторону, натыкаясь на приоткрытую дверцу. Нара поднимается и подходит к ней, аккуратно кладёт на место уже новые палочки, которые запасает для Маришки Матвей — он любит её и уверен, что у девчушки есть талант. Взгляд цепляется за фото в шкафу, их ровно три: сестрёнка с семьей; с бабушкой — Мадиной, которая сидит за роялем, и… Маришка с Эриком. Сколько им здесь на фото? — наверное, около девяти лет. Нара берёт в руки фоторамку, всматриваясь в яркие огоньки их глаз: Маришка зажимает палочки, Эрик широко улыбается, заглядывая в кадр; они едут в машине, и вряд ли Нара вспомнит куда. Цимерман Эрик… Мальчик, которого Мадина любила больше других. Она этого не признавала, утверждая, что любимчиков среди учеников у неё нет, но всё же. Нара возвращает фото на место и смотрит на полку выше, где среди прочих вещей стоит красивая стеклянная статуэтка-награда в виде музыкального ключа, на жёлтой вставке выгравирована надпись: «I место в номинации «Детский голос года» Цимерман Эрик». Воспоминание о том дне появляется само собой перед глазами. Душный зал, наполненный людьми в официальных одеждах: мамы и папы, родственники; шум голосов и сцена впереди выделяется белым озером среди чёрных занавесок. Мадина в синем платье и такой же лёгкой шали на плечах продвигается по ряду; на её губах неизменная красная помада, волосы стянуты в короткий пучок. Нара пробирается вслед за ней на свое место. Неудобные балетки, которые пришлось надеть, жмут пальцы, в белой блузе и чёрных брюках ей дискомфортно. На голове две дурацкие косички, настроение ужасное: родители в отъезде, а бабушку и её детище в виде младшей сестры и ещё одного ученика нужно поддержать. Она садится на свое место, обмахиваясь газеткой с очередностью выступлений, Мадина оправляет платье. Нара открывает программку и недовольно тянет: — Десятое выступление? Кошмар, мы здесь задохнёмся… Бабушка берёт программку в руки, хмурится, вчитываясь при тусклом свете, и отстраняется. — У Эрика шестнадцатое по счёту. Нара закатывает глаза: — Обязательно до конца сидеть? — Наргиса… — строго говорит бабушка, — имей терпение. Нара дуется и отворачивается, но внимание привлекают две фигуры, стремящиеся с другой стороны к ним: высокая женщина в светлых брюках и мужчина в костюме. — Мадина Гареевна, — говорит женщина, укладывая в её руки цветы, — поздравляю вас. — Поздравляю нас, — довольно замечает бабушка, — ну что вы, Марго, к чему такой букет? — Будет вам, — ласково говорит шатенка, на её лице пёстрые веснушки и очень красивая улыбка. Георгия в тот день Нара практически не запомнила, он ей показался несколько сдержанным, а Маргарита Леонидовна, напротив, была очень улыбчивой, её волосы в завитых локонах и образ располагали к себе. И это был единственный день, когда она видела маму Эрика. Долгие выступления маленьких ангелочков тянулись одно за другим. Нара откровенно скучала, потирая висок. Даже имея звонкие голоса, все, как один, боялись сцены; парочка ребятишек были свободнее и пританцовывали, но как же всё это нелепо и мило выглядело. Маришка, увы, дрожала пуще всех. Девочка пошла в папу, и её светлые волосы пушились при свете фанфар, её голос надрывался, и казалось, что ей всё время хочется спрятаться. Мадина поджимала губы, качая головой, и снисходительно улыбалась. Она знала, что из внучки певицы не выйдет, слишком девочка эмоциональна. К шестнадцатому номеру Нара уже лежала в кресле с программкой на лице, ведущий объявил следующее имя. Марго и Мадина дружно переговаривались, предвкушая выступление, Нара подалась вперёд, облокотившись на спинку переднего кресла, — любопытно всё же, кем так восхищается бабушка, как бы сдержанно она ни старалась расписывать таланты мальчика. Удивительно то, что Нара абсолютно не помнит, какую песню пел Эрик, она не помнит ни единой строчки, но в памяти возникает удивительный образ: мальчик с гитарой, который не просто пел, — он рассказывал историю, раскрывая своим голосом каждую ноту. Цимерман отличался тем, что чувствовал себя свободно на сцене, казалось, он обращается к каждому в зале, и люди на удивление притихли. Тонкий голос лился всюду, на припеве Эрик прикрывал глаза, брал верхнюю ноту плавно, с чувством. Впервые у Нары по коже пробежали мурашки. Она навсегда запомнила странный всплеск чувств, которые рождал этот голос — подобное бывает редко. Поэтому бабушка рядом утирала слезу — она гордилась тем, что ей довелось обучать такого мальчика. И, казалось, с такими задатками он покорит мир. Эрик выиграл в конкурсе, в ответном слове выразил благодарность Мадине и вручил ей свой приз — не для того, чтобы покрасоваться в лучшем свете, — он был искренен и попросил спеть ещё одну песню для мамы, конечно, его поддержали. Эта песня: «Маленький принц» — любимая для Марго. Её Нара запомнила хорошо. Эрик сам казался тем самым принцем — он растрогал зал. Никто не сомневался в его победе. В холле Нара утирает слезы Маришки, которая плачет не от поражения, а скорее от волнения, и наблюдает, как родители Эрика и бабушка переговариваются. В это же мгновение мальчик открывает дверь и спешит ко всем. Марго присаживается, обнимая сына, улыбается, что-то шепчет, после отстраняется и тихо произносит: — Это лишь маленькая ступень на пути к твоей мечте, Эрик, никогда не сдавайся… Маргарита была удивительной женщиной: умело направляла стремления сына, не душила его в любви, давала волю и поддержку. О такой маме мечтает каждый ребёнок. Через год она умерла. С тех пор Эрик не спел ни одной строчки.***
Нара забирает кубок с полки, упрямо поджимая губы, закрывает дверцу, возвращая замок на место. От мальчика скрыли болезнь мамы, и скрывали до последнего, оставляя надежду — и это его погубило. Нара вспоминает слова Мадины: «…Не сможет… Без любви точно не сможет больше петь…». Впервые было обидно, впервые возникло волнение за чужого ребёнка. Что с ним будет? Отобьётся от рук и свяжется с дурной компанией? Как ему помочь? Но как бы Мадина ни старалась разговаривать с Эриком — ему было больно. Каждое воспоминание давило мальчика изнутри, даже через время, даже если он пытался — голос не шёл. И общение с их семьёй практически иссякло. Поэтому Нара действительно рада тому, что повстречала Матвея. Благодаря ему в глазах Эрика наконец появился блеск — он вновь взял в руки гитару, мечтая играть в группе. Конечно, Романов мог бы обойтись и без лазанья по крышам… Змея заходит в гостиную, где стоит одинокий кожаный диван и узкая полка с электроникой, и более из мебели ничего нет — только гитары, ударная установка и свет от окон на скользком полу, выкрашенном коричневой краской. Под ногами лежат педали и провода, инструменты стоят на местах — здесь проходят репетиции, которые нервируют соседей. Нара смотрит на граффити у другой стены, где большие буквы складываются в слово «Gubs», и качает головой. Размалёванные стены — не лучшее средство от душевных травм, но всё же действенное. В ряд расположились цветные баллончики, которые стоит прибрать. Нара ставит на полку награду Эрика. Она знает: ему будет больно её видеть, но верит, что не всё потеряно. Ему давно пора принять всё это, отпустить, влюбиться, в конце концов. И, может быть, она вновь услышит этот голос, пробирающий до дрожи?***
Палец жмёт на кнопку, сразу же трещит звонок, через некоторое время шумит дверной замок, дверь открывается, и Эрик просовывает голову внутрь, озираясь по сторонам. Змея закатывает глаза, скрещивая руки на груди. — Маришка уехала с Матвеем. — Её прокуренный голос звучит надменно. Цимерман облегченно выдыхает и оглядывается назад. — Зелёный свет! — затем проходит внутрь, снимая с плеча чехол и рюкзак. — У меня есть новости, — оповещает он с улыбкой. — Удиви меня… — наигранно цедит Нара с ухмылкой. Она уже заметила гитару, и, судя по счастливой мордочке Цимермана, — это та самая неписаная любовь всей его жизни. «Лучше бы девушку нашёл» — думает она и заглядывает за спину Эрика, когда следом кто-то проходит — «а может быть…?» Но перед ней предстаёт подросток, в глаза бросаются тёмные волосы — рассмотреть его черты пока не удаётся. — Помнишь, я писал, что у Оксаны Петровны есть сын? — Эрик взмахивает рукой: — Это Сава. — Привет, — тихо произносит Емельянов. Змея гипнотизирует его взглядом, смотрит на сияющего Эрика и хмыкает — значит, братишку он принял. — На кухню, — бросает она, разворачиваясь, и следует по коридору в светлое помещение. Чайник уже вскипел, Нара достаёт из буфета три кружки; тем временем Эрик ставит на стул гитару, стягивая с неё чехол, любуется ей, как в первый раз. — Она прекрасна, — замечает он. — С каких пор папаня тебя спонсирует? — интересуется Змея, омывая кружки кипятком. — Вообще-то я купил её на свои кровные, — бахвалится Эрик, — конечно, не без помощи. — Емельянов проходит на кухню, и Цимерман провожает его не менее восхищённым взглядом, продолжая: — Если бы не Сава, ничего бы не получилось. Они дружелюбно переглядываются. Нара, наконец, разворачивается, хмурясь. Любопытно. — Ты тоже будущий rock-star? — спрашивает она устало. Глаза Савы светлее, чем у Нары, и спокойное, даже безмятежное выражение на симпатичной мордашке цепляет. Он улыбается и замечает: — Кто знает?.. Мальчишка отворачивается, но Наргиса уже зацепилась. Она выбирает излюбленную тактику поведения — наблюдение и следит за каждым его движением, пока ребята разговаривают. Её не отпускает неосознанное чувство, нечто неуловимое, как и весь этот образ. Она отходит к окну и вытягивает из пачки сигарету. Тем временем Эрик продолжает диалог: — …у Матвея куча тюнеров, сначала её настроим, потом понадобится педаль. — Для чего? — Сава прикасается к струнам пальцами. Для ребят словно не существует ничего, кроме их крохотного мира вокруг этой гитары. — Это тоже тюнер, только переключает быстро. Жмёшь педаль, и звук сразу перестраивается — очень удобно, я покажу. Губы обхватывают фильтр сигареты. Здорово, что Эрик принял новую семью, но странное чувство не отпускает. Что-то не так с этим парнишкой… — Сколько тебе? — спрашивает Нара и чиркает зажигалкой. — Пятнадцать. Слишком спокойный, совершенно не похож на обычного ребёнка. Змея выдыхает дым изо рта. Наргиса обладает удивительной проницательностью — ей достаточно заглянуть человеку в глаза, понаблюдать за его выражением лица и интонациями, как он уже становится понятен, а она подстраивается под собственные ощущения и лавирует в общении. Для неё люди — это небольшие ребусы, при разгадке которых перед ней стоит главная задача — понять: «друг» или «враг»? Поэтому некоторым собеседникам она кажется грубой, потому что может не ответить взаимностью при знакомстве и проигнорировать, или напротив, активно вольётся в беседу, принимая «своего». Такова её личность — по-другому не воспринимает людей и большое их скопление не переносит. Поэтому на концерты Матвей ездит в одиночку. — Не выглядишь на свой возраст — это хорошо, — замечает она, зажимая сигарету меж пальцев, — играть не умеешь, да? Сава также пристально следит за Нарой, на его губах появляется натянутая улыбка, он кивает. — Это не проблема, — вмешивается Эрик, — я его научу. — Нет, — просто замечает Змея, — кто угодно, только не ты. — Это вызов? — он вскидывает брови, застёгивая чехол. — Это факт, — Нара вновь делает затяжку, прищуриваясь — знает, что Эрика это бесит, и злорадно улыбается. — Вот и проверим, — кривится он. Эрик падает на стул, и только после этого Сава присаживается следом. Змея хмыкает снова, выдыхая дым, подмечает новые детали: хорошо воспитан и безмятежен, как гладь озера, а на дне наверняка скрываются подводные черти… — Какой будете чай? — спрашивает она и тушит сигарету, не докурив до конца. — Сейчас начнётся, — вздыхает Цимерман. Нара подходит к шкафчику, открывает его и перечисляет: — У нас есть черничный, малиновый, с женьшенем, с травами, зелёный, зелёный с лимоном, зелёный с лимоном и медом, «больная печень», имбирь и мёд, имбирь без мёда, ваниль с миндалем, «белый трюфель», черника с ромашкой, ваниль и орехи и Эрл Грей. Сава оглядывается: — Это… из какого-то фильма? — Да, Маришка обожает один фильм… — начинает Нара. — И каждый раз цитирует, — перебивает её Эрик, закатывая глаза, — а теперь все это делают. — Дело привычки, — жмёт плечами Змея и достаёт себе пакетик Эрл Грея. — Забавно, — улыбается Сава. — А есть что-нибудь экзотичное? — ухмыляется Эрик. — Для тебя, Цимерман, есть идеальный напиток. — Жду с нетерпением! — весело тянет он, убирая руки за голову. Пока Нара заваривает чай, Эрик продолжает разговор, рассказывая, как правильно настроить звук: — …А комбик усиливает его на выходе, без него от электрогитары толку мало. — Всё ясно, — констатирует она, захлопывая шкафчик, — вот зачем ты явился. Матвей разрешил? — Не-ет, — тянет Цимерман, — но я одолжу на время. Нара оглядывается — ей хочется возразить, но она лишь вскидывает бровь. Сава пока незнакомый мальчик, скандалить при нём не хочется. — Ладно. Обсудим это… — она подходит к столу, — всё для тебя, милый, — ласково лелеет и ставит на стол кружки с тёмно-голубым содержимым. Ребята удивлённо косятся на них, Нара взмахивает рукой, продолжая: — Твой фирменный цвет, дорогуша. — Очень смешно, — без энтузиазма произносит Эрик, — это отрава? — он отстраняется с отвращением на лице. — Нет. Мы уже пробовали — пить можно. Сава не мешкает и делает глоток, хмурится и ставит кружку обратно на стол. — Похоже на размоченную древесину. — Пробовал жевать деревья, бобрик? — ухмыляется Змея. — Что? — Забей. Она вечно всех подкалывает. — Эрик также пробует чай и недовольно замечает: — Похоже на какую-то траву. — Вы меня удивляете, ребята. У вас такой богатый вкусовой опыт. — Нара ухмыляется, бросая любопытный взгляд на Емельянова. — А ты с чем сравниваешь эту… хрень? — не унимается Цимерман. — С цветами, потому что это цветы. И да, я жевала их в детстве. Сава усмехается, делая новый глоток. Эрик отодвигает чашу подальше со словами: — Я хочу жить. Наргиса ставит на стол свою кружку и присаживается рядом, упираясь спиной в холодильник, она подпирает щёку рукой, на её губах появляется хитрая улыбка. Эрик напрягается, он уже знает, если Нара дружелюбна — Нара на охоте и выкинет какую-нибудь пакость. Он готовится осаждать её. Сава тем временем невозмутимо пьёт голубой чай и старается игнорировать пристальный взгляд под боком. — А я смотрю, тебе нравится вливать в себя незнакомую жидкость, — выдаёт Змея. Раунд начинается. — Отстань, — возмущается Эрик. — А то что? Вы в моём доме — здесь мои правила. С этими словами она слегка касается щеки Емельянова, и тот отстраняется, затем машинально проводит в месте прикосновения ладонью — чужое касание ему неприятно. Змея обращает на это внимание. — Не лезь, — настойчивее просит Эрик. Нару же забавляет и немного удивляет его реакция. Ощущение такое, будто Цимерман отстаивает свою игрушку. Саве неловко, он поправляет прядь и бросает взгляд в сторону, замечает чёрный лак на ногтях Наргисы и татуировку. — Теперь понятно, почему Змея. — Он вскидывает брови и следит за витыми изгибами картинки. В ответ Романова выгибает кисть и шипит, чуть морща нос. Сава улыбается — Змея не кажется ему плохой, разве что немного чудной. Эрик вздыхает, закатывая глаза: — Ты питаешь слабость к детям. Заведи свою детку и радуйся жизни, — ухмыляется он. — Мне хватает детей в этом доме, — язвит Романова. Тема «пупсов» для неё — больная тема: не готова быть мамой и всячески избегает подобных разговоров. Цимерман умело за это цепляется, но она «укусит» больнее. — Тебе эта гадость нравится? — интересуется Эрик у Савы, тот пожимает плечами, отвечая: — Вкус странный, но пить можно. Эрик поджимает губы, глядя на свою кружку, затем берёт её в руку и делает глоток. «Как две обезьянки — повторяют друг за другом» — Нара наблюдает за Эриком, который внезапно поменял своё мнение и теперь спокойно пьёт цветочный чай. Она замечает, что его серебряное колечко из мочки куда-то делось. — А где серьга? — С одной надоело ходить. — Без проблем, — улыбается Нара и поднимается. Эрик испуганно хватается за ухо, осознавая, что должно случиться. — Нет, я ещё не готов! — А на хрена тогда прокалывал? — Нара уже стоит рядом. — Просто так, — огрызается парень, глядя на неё. — Инфантилизм, — замечает она и хлопает его по плечу, — не переживай, малыш, это пройдёт после дефлорации, — после выходит из кухни, направляясь в комнату. Эрик возмущённо открывает рот, но закрывает его, поджимая челюсть. От неё следовало этого ожидать, поэтому ему неловко перед Савой. А эта тема является больной для него. Емельянов вскидывает брови, понимая, о чём идёт речь, и после очередного глотка спокойно спрашивает: — Значит, ты девственник? Эрик давится чаем. — Да сколько можно… — он кашляет и бросает ранимый взгляд на Саву, — ну, да… В моём возрасте это нормально… — оправдывается он, но чувствует, что начинает краснеть. Сава не может скрыть эмоций — улыбается. — Только не говори, что ты уже с кем-то пробовал… — говорит Эрик, рассматривая его сияющее личико. — Что? Нет… — вскидывает брови Сава, — …с кем? — он закусывает губу в улыбке. — А чего ты так улыбаешься? — Просто ты такой общительный, вот я и думал… — оправдывается Емельянов. — Я общительный, конечно, — ухмыляется Цимерман, — но это здесь при чём?! — Секс — это общение, — спокойно замечает Сава, бросая взгляд на Эрика, и вновь отводит глаза в сторону с улыбкой. Он думает о том, что Цимерман, возможно, даже ещё не целовался, и это… заводит. — А мне нравится этот пацан, — говорит Романова, проходя на кухню. На её руках уже надеты перчатки, в одной руке зажата игла, в другой небольшая сумочка-аптечка, которая падает на стол. Сава заметно напрягается, наблюдая за действиями Змеи, которая, вскрыв салфетку, хватается за ушко Цимермана. — Может, не надо? — тянет жалостливо Эрик. Нара его игнорирует, сравнивая место прокола, и вставляет в ушко серебряную серьгу с чёрным камушком, другую зажимает в руке; Цимерман морально готовится, но всё же не сдерживается, когда игла быстрым движением разрывает кожу и хрящ. — Ау! — вскрикивает он и шипит, обнажая зубы. — Это что ещё за крик Майкла Джексона? — смеётся Нара. — У-у… Крови-то сколько… Эрик прикасается к уху, затем отстраняет руку, рассматривая пальцы, окрашенные алым. Сава резко подскакивает, стул под ним отъезжает со скрипом, он смотрит на пальцы Цимермана, в это время Нара скидывает на столешницу спиртовые салфетки, которыми обрабатывала кровоподтёк. Эрик удивлённо замечает, с каким ужасом Сава глядит на всё это, после мгновенно разворачивается и отходит к окну. — Ты в порядке? — тревожится Эрик, Нара едва успевает застегнуть серьгу, как он подскакивает следом, — Сава… — Прости, приятель, не знала, что ты боишься крови, — Романова собирает материалы со стола, но ребята её не слушают. — Ты как? — спрашивает Эрик, глядя на Саву, который прижимает ко рту ладонь, прикрыв глаза. — В порядке, — тихо отвечает он, бросая встревоженный взгляд на Цимермана, — а ты? — Да это не больно, — отмахивается тот. Их голоса едва звучны, но Нара обращает на них внимание, выбрасывая мусор. — Ты какой-то бледный, — Эрик прикасается к его щеке, после кладёт руку на спину, — давай я отведу тебя в ванную? Сава кивает. — Свет включается в коридоре, — предупреждает Нара, наблюдая, как Эрик обхватывает плечо Емельянова. Ребята выходят из кухни, Нара удивлённо хмыкает, провожая их взглядом. Кто бы мог подумать, что Цимерман окажется таким заботливым? Может быть, этого ему как раз и не хватало? — младшего братишки, с которым можно проводить время. Да и Сава прикосновений Эрика не чурается, а значит, доверяет. В мыслях Наргисы появляется замечательная мысль, она улыбается. Мечты детишек о музыке и их энтузиазм могут оказаться небезнадёжным делом.***
Вода едва тёплая, но Саву это не заботит, он споласкивает лицо и упирается руками в раковину; тёмные волосы свешиваются вниз, с носа капают капли, губы приоткрываются от глубокого вдоха. Он борется с подступающим чувством тошноты. — Ненавижу кровь… — сдавленно произносит он. Эрик стоит рядом с полотенцем наготове. — Тебе так плохо? Емельянов принимает полотенце и утыкается лицом в махровую ткань с кивком. — Это классно… — улыбается Эрик. Сава хмурится, поднимая на него взгляд, Цимерман спешит поправить фразу: — То есть, в том плане, что ты такой чувствительный… Э-э… — Он заминается, понимая, что несёт чушь, и предпринимает новую попытку: — Не в том смысле, что ты слабый!.. Я хочу сказать, что это мило… — Он окончательно закрывает рот под укоризненным взглядом и закусывает губу. — Давай вернёмся?.. — предлагает Сава, передавая полотенце. Эрику неловко, он натянуто улыбается, про себя возмущаясь: «Что я несу?!». Они забирают рюкзаки и гитару с кухни, затем проходят в зал, где Змея вытягивает с нижней полки комбоусилитель. — Что? Да этому старью лет десять! — хмурится Эрик, разглядывая блок. — Вам хватит для домашней игры, — отвечает Нара. — А лучше нет? — Да ты офигел, Цимерман, ламповый захотел?! Бери, что дают — это не игрушки, а чужие деньги, и ты теперь мой должник. — Змея скрещивает на груди руки. Сава удивлённо на них смотрит, укладывая вещи на диван. — В каком смысле должник? — Эрик касается носком чёрной обшивки комбика. — Я отдам тебе его в вечное пользование и с Матвеем договорюсь, — ухмыляется Нара. Эрику не нравится её внезапная добродетель. Сава тем временем ходит по комнате, разглядывая ударную установку, потрёпанную временем, а также граффити за ней, удивлённо вскидывает брови — значит, Матвей и есть тот самый Губс, которым восхищается Эрик? Он оглядывается на него. — В чём подвох? — хмурится Цимерман, — ты что-то задумала. — Всего лишь хочу помочь, — фыркает Романова. Сава подходит к гитарам, рассматривая их поочередно, одна из них привлекает большее внимание, такая же висела в «Аккорде»… — Ты ничего просто так не делаешь, — парирует Цимерман. — Может быть. Тебе-то что? Вот комбик, бери. Я схожу за пакетом. Сава оглядывается, отпуская струну, которая издаёт глубокий звук. — Это бас-гитара, — замечает Эрик, глядя на него, — я на ней не играл, но если интересно, попроси Матвея — у него здорово получается. Как-то раз он отыграл концерт, дёргая только одну струну. Ума не приложу, как это происходит. Эрик падает на диван, вытаскивая гитару, и крутит колки, пробуя струны. Сава подходит к полке, слушая возникающие звуки, и рассматривает электронику: педали под полкой разных расцветок, провода стянуты в узлы или просто спутаны между собой. — Чтобы настроить звук, можно взять тюнер, но если со слухом всё ОК… — продолжает Эрик, вновь поправляя колку и ударяя по струне, — да… вот так… Взгляд Савы поднимается выше, он замечает красивую награду и прикасается к гладкой поверхности ключа пальцами, скользит ими вниз и после убирает руку, читая гравировку. Его глаза расширяются. — Ты не говорил, что умеешь петь… Эрик смотрит в ответ, всё ещё думая о звуке, замечает трофей на полке и удивление Савы, мгновенно поджимает губы — в его глазах появляется печаль. — Это было давно, — тихо бросает он, отворачиваясь. — И это было классно, — замечает Романова возле дверей. Эрик моментально поднимается, отстраняя гитару. — Зачем ты её сюда принесла? Просто выброси… — говорит он быстро, забирая из её рук пакет, и Нара взрывается: — Выбросить?! Так ты относишься к своим достижениям? — Это было давно, — повторяет Эрик. — Ты мечтаешь о группе, но закрываешь глаза на реальные возможности. Ты просто трус, Цимерман. — Какие, к чёрту, возможности?! Я просто хочу играть на гитаре! — повышает голос Эрик. Сава беспокоится, наблюдая их ссору, и переводит взгляд на невинную награду. — Ты можешь не только играть — ты должен петь! — Я не хочу, — твёрдо произносит Эрик, сверля Нару гневным взглядом, он делает вдох и устало произносит: — Пожалуйста, оставь меня в покое… Не поднимай больше эту тему, ладно?.. В воздухе висит пауза, Саву разрывает странное чувство тревоги. Он многое не знает, и теперь хочет понять, по какой причине Эрик перестал петь. И главное — хочет услышать его голос. — Как скажешь, — сдаёт позиции Нара, — если твои мечты о музыке такие же, как отношение ко всему остальному, то тебе не стоит этим заниматься… — О чём ты?.. — поражённо произносит Эрик, — я действительно хочу играть в группе. Взгляд чёрных глаз пробивает до дрожи. Нара злится, сжимая кулаки, но всё же заставляет себя успокоиться. — Тогда бери комбик и всё, что тебе нужно, уматывай отсюда, но когда Матвей приедет… — Я всё верну, — тихо произносит Цимерман, присаживаясь. — Нет, — возражает Нара, помогая ему собрать провода, они встречаются взглядом, и она продолжает мягче, — за это время научи своего братишку хотя бы азам, — они поднимаются, упаковывая комбик, — а после покажите, что вы можете, на сессии перед Матвеем и его группой. — Зачем? — Если вы того стоите, вами имеет смысл заняться, — довольно хмыкает Нара. — Ты прав, просто так я ничего не отдам. Вот тебе условие: вы будете репетировать здесь в присутствии Матвея, а Маришка будет играть с вами. Эрик открывает рот, готовясь возражать, но вмешивается Сава: — Да. — Ребята обращают на него внимание, и он продолжает: — Это хорошая идея… — Он переводит взгляд на Эрика и произносит: — Мы просто школьники, и мы ничего не потеряем, если будем играть все вместе… Сава смотрит твёрдо, на его губах играет мягкая улыбка. Эрик изучает его долгим взглядом. Змея улыбается. — А мне, правда, нравится этот пацан! — она переводит взгляд на Цимермана. Интересно, что тот решит? — Ты действительно этого хочешь? — интересуется Эрик, обращаясь к Саве. — Да, — тот улыбается, опуская взгляд. Нара под впечатлением — этот мальчишка и правда может повлиять на Цимермана, причём безболезненно. Она вскидывает брови с улыбкой, — «Ну, надо же…». — Ладно, — поворачивается к ней Эрик, — только если Маришка сама захочет играть с нами. Нара в ответ закатывает глаза. Кто в этом сомневается?.. Эрик переводит взгляд на Саву. — А ты… — он указывает на него рукой, — ты будешь играть со мной до тех пор, пока твои пальцы не превратятся в огромную мозоль! — ухмыляется он. Сава лишь улыбается в ответ, отводит взгляд в сторону, вновь замечая музыкальный ключ, затем смотрит на Эрика, который продолжает препираться с Нарой: — Я не представляю, как это будет. Она, как пещерный человек, молотит палками… — Много о себе мнишь, — возмущается та, — в отличие от тебя, Маришка каждый день приходит со школы и садится за инструмент. Она играет не менее двух часов в день, а чем в это время занимаешься ты? Прохлаждаешься в интернете? Цимерман кривится в ответ и тихо произносит: — Это не отменяет тот факт, что она ненормальная… — На себя посмотри… Сава подхватывает свой рюкзак с дивана, наблюдая за ними. — Ладно, вот твои примочки. Теперь проваливай, — вздыхает Нара. — Возьмёшь гитару? — оборачивается Эрик, Сава тем временем уже закрывает рюкзак: — Да. — Ты такая гостеприимная, — ухмыляется Цимерман, глядя на Змею. Та зажимает его шею в тиски и целует в щёку, отчего Эрик морщится, будто съел лимон. — Фу!.. Прекрати. — Какой же ты дурак, — отпускает его Нара. Сава подходит к ним с рюкзаками и гитарой на плече. Эрик забирает свой, открывает и без лишних слов пропихивает рюкзак Савы внутрь. — Надеюсь, не сломаю фигурку, — поздно замечает он, застёгивая рюкзак. — Не переживай. — Улыбается Сава, бросая взгляд на Змею. Романова смотрит в ответ с улыбкой, чуть сощурив глаза. Этот парнишка хорош и, возможно, направит дурную голову Эрика в нужное русло, по крайней мере ей хочется в это верить.***
Парни прощаются со Змеёй на пороге, она заботливо треплет волосы Цимермана, вызывая его недовольную гримасу; прощается с Савой, отмечая, что ей понравилось новое знакомство, и закрывает за ними дверь. Чудовищный день… Она вздыхает — ей снова хочется курить. Нара заходит в гостиную, подбирая моток с удлинителем, и направляется к полке, чтобы положить на место. Вспоминает, что чёртов приз стоит убрать тоже. Это было опрометчиво — вот так поступать с Эриком. Но может быть, всё же есть шанс его образумить? Ведь он, правда, здорово поёт. Нара поднимает взгляд, её глаза расширяются, а на губах появляется улыбка. На полке вместо награды стоит Фредди Меркьюри.