***
Шум голосов в коридоре, хлопок створки зелёной двери; кто-то уже достал из подсобки мяч и отбивает о пол; скользят кроссовки — мяч летит в сетку. Среди всех школьных занятий только по одному предмету оценки Савы остаются на уровне «хорошо» либо «удовлетворительно». Он сидит на скамье и гипнотизирует взглядом огромные лампы на потолке спортзала. Ослепительный свет перегораживает светлая макушка Егора, который выглядит нелепо в коротких синих шортах. К тому же с очками Третьяков не расстаётся никогда. Вот и сейчас поправляет оправу на переносице пальцем, шмыгает носом и уточняет: — Ты не будешь бегать? Сава безутешно вздыхает. Ребята уже идут на строевую, звенит звонок, а это значит, что избежать мук не удастся. Он поднимается и плетется на свое место. Даниил Григорьевич — физкультурник и почётный тренер — после трели объявляет о планах на это занятие: двенадцатиминутный тест Купера. Сава отводит взгляд со вздохом. Обычно подобные мероприятия проходят на местном стадионе, но из-за дождей дорогу размыло. На каждом предмете учителя стараются сделать своих специалистов — Даниил Григорьевич, видимо, всех подростков расценивает как молодых спортсменов, что Саву ни капли не радует. — Бежим в хорошем темпе. Не ускоряемся. Ваша задача — уложиться по времени, а сколько кругов пробежите — это другой вопрос, — оптимистично утверждает Гребенчук. Сава представляет, как будет плеваться своими легкими, но, скосив взгляд в сторону, молчит, придумывая отговорки, чтобы не бегать, — таких нет. Во время задания он почувствовал слабость уже после третьего круга, но упрямо продолжает бег, поглядывая на табло, где красные цифры отмеряют время. В грудине щемит, каждый вдох болезненно режет горло — он бежит заметно медленнее остальных. — Емельянов, если плохо — лучше иди. — Предлагает Даниил Григорьевич, поглядывая на Саву. Он прекрасно помнит, что пареньку становилось плохо после серьёзных нагрузок, поэтому хочет избежать лишних хлопот. Из груди Савы вырывается болезненный всхлип, но он упрямо продолжает бег, сжимая кулаки, — ему вовсе не хочется казаться слабым. Кое-кто из ребят сдаётся и продолжает идти шагом. Когда заветные двенадцать минут пройдены, Сава замедляет бег, и в глазах появляется пугающая темнота. Он останавливается, а после осознаёт, что начинает падать… В чувства его приводит резкий противный запах, из-за которого в ноздрях мгновенно свербит. Он машинально кашляет, отворачиваясь, и пытается отмахнуться от этой дряни. — Ты как — живой? — взволнованно спрашивает физрук. Сава замечает, что глаза у него такие же голубые, как у мамы. Одноклассники, как грифы над тушей, осматривают парня любопытными взглядами. — Встать можешь? Гребенчук уже заводит руки под его колени, и Сава машинально дёргается — ещё бы, на руках его не носили по всей школе! Он отталкивает учителя со словами: — Я встану. И действительно поднимается, но опасно кренится набок. Третьяков, как верный товарищ, подхватывает его под локоть. — Я его провожу. Сава не соображает, куда его могут отвести, но уже выдаёт своё: — Не надо. — Только не торопитесь, — беспокоится Гребенчук, после смотрит на Емельянова и чешет шею: — Да, парень… Сколько кругов-то хоть пробежал? В ответ Сава вскидывает голову с абсолютно растерянным взглядом. — Я, кажется… Не считал. Ребята вокруг смеются. Сава поджимает губы и при поддержке друга направляется к выходу.***
Школьный медпункт находится в небольшом закутке в коридоре на первом этаже, белая дверь прячется за цветочными горшками. Внутри обитает Мария Леонидовна — полноватая пожилая женщина с рыжими волосами. В её руках очередной «женский» роман. В дверь стучат. Она замечает ребят на пороге, глаза выглядывают из-под оправы очков. — Ему плохо стало, — рапортует Третьяков. Сава устало опирается на дверь. — Опять? Мария Леонидовна смотрит строго и кивает в сторону кушетки, отгороженную голубыми занавесками. Сава каждую полочку в медпункте знает от и до — так или иначе после урока физры он оказывался здесь. Он ложится, утыкаясь лицом в подушку. Егор качается на носках, рассматривая скляночки-баночки, папки с большими картами за стёклами шкафчиков, после натыкается на взгляд медика, которая выразительно смотрит, намекая, что ему здесь не место. Егор спешно выходит и прикрывает за собой дверь. Мгновенно Мария Леонидовна укладывает книжку страницами вниз и поднимается, направляясь к пациенту с тонометром. — Что-то ты бледный… — замечает женщина, надевая на его руку манжету, — тошнит? — Немного. — Горе луковое! — она прищуривается, накачивая воздух, — говорила же в больницу сходить. Сама твоей маме позвоню. — Нет, — строго говорит Сава и морщится от того, что манжета сильно сжимает кожу на плече. — Тогда сам всё расскажешь. Ещё раз у меня окажешься — я тебе уколов наставлю. Сава упрямо сверлит взглядом потолок. Он знает, что обычно люди сознание после бега не теряют, и не раз у него темнело в глазах. Но страх перед врачами остался с самого детства. Маленький Сава расценил людей в белых халатах как вампиров, жаждущих крови, — стереотип сохранился до сих пор. — Я полежу? — Полежи, — выразительно проговаривает Мария Леонидовна, направляясь к своему посту и книге. Сава переворачивается набок и тянет за собой занавеску. В изоляции достаёт телефон и листает новостную ленту. Замечает новую публикацию Эрика — на фото он сидит за партой, на него опирается девушка с яркими волосами, которая и делает селфи. Эрик слегка улыбается, но едва смотрит на камеру. Фото сегодняшнее. Уже набрало несколько лайков. Сава всматривается в лицо девушки и хмурится. Это и есть та самая Алина? В груди появляется неприятное раскаляющее чувство. Он сглатывает и блокирует телефон, закусывая губу.***
Школа устроена так, что каждый класс — это маленький мир со своими особенностями, и когда историю проводят в кабинете биологии, невольно думаешь о митозе, а не о политике… — Я же не думал, что она такая… Ну, типа, все девчонки стрёмные. Я не к тому, что прям каждая, ты понимаешь?.. Голос Дмитрия до Эрика доносится далёким эхом, он лежит на локтях, рассматривая доску и вопросы на ней, но не читает их, а пытается усмирить поток своих мыслей. Он думает о Саве, в очередной раз убеждаясь, что всё это зашло слишком далеко. Он ему нравится. Нравится — и эта мысль не вызывает отторжения. Она настолько естественна и приятна, словно глоток свежего воздуха, просто он не осознавал это, не понимал, не хотел понимать… Его взгляд блуждает по макетам животных, разглядывает кишечник манекена за стеклом шкафа, но глаза словно ничего не видят. Он никогда не интересовался парнями, но рядом с ним всё иначе. Наблюдая его сон, вспоминая вкус губ. Эрик зажмуривает глаза — это правда! Всё происходило на самом деле. Уже происходит. Белов понимает, что его не слушают, поэтому достаёт из кармана телефон, открывая игру. Чем ещё заниматься на контрольной по истории? Но вновь бросает взгляд на неподвижного Эрика. — Ты чё? Болен? Цимерман устало вздыхает и поднимается. Почему сегодня каждый пытается его достать? Вот и с Алиной он поссорился утром, не поддержав очередную беседу. Стоит извиниться и уделить внимание друзьям, но сейчас его больше преследует раздражение от их навязчивых вопросов. — Чем? — он переводит взгляд на Белку и тут же закатывает глаза. — Тебя обычно не заткнуть. Стареешь. — Иди ты… — Последняя парта, о чём дискуссируете? — слышится надменный голос Ларисы Геннадьевны. Она женщина пожилая, строгая и носит много зелёного, поэтому за глаза её все называют Жабой. Эрик давно понял, что среди всех учителей именно Жаба душит его сильнее прочих. Ему нравится история, но ещё в шестом классе он осознал, что учебники по этому предмету — хрень. И не было с тех пор урока, где Геннадьевна и Цимерман не устраивали споры по теме правдивости данных. Неблагодарное и бесполезное дело — зато поднимает всем настроение: пока эта парочка спорит, можно заниматься своими делами. — Цимерман, тебе нужна консультация соседа? — Лариса Геннадьевна отрывает бледные глаза от страниц книги и бросает на него взгляд. Эрик замечает, что её голос звучит точно как у старой жабы, и кривится. — Ничего мне не нужно. — А-а, всё выучил, — саркастично тянет Геннадьевна, кивая, отчего большие зелёные серьги в её ушах синхронно двигаются. — А я люблю импровизировать, — дерзит Эрик, взметнув брови. Лариса Геннадьевна возвращается взглядом в книгу, но подбирает сухими пальцами мелок и кладёт на свой стол со словами: — Так иди и сымпровизируй что-нибудь у доски. Эрик на это предложение хмыкает, думает, что стоит придержать язык и остаться на месте, но его взгляд проясняется. «Да пошло оно всё…» — на губах появляется ухмылка. Он поднимается, всматриваясь в силуэт Жабы, которая перелистывает страницу, после берёт свой стул в руки, удивляя не только Белку, но и многих одноклассников, которые за ним наблюдают, и вместе со стулом подходит к её столу. Лариса Геннадьевна не сразу замечает его действия и вздрагивает, когда Цимерман ставит стул, встаёт на него и, взмахивая рукой, восклицает: — Стихотворение! Класс наполняется смехом.***
Саву отпустили с уроков и, скорее всего, сообщили Оксане Петровне о состоянии. Спускаясь со школьного крыльца и оправляя коричневую куртку, он хмурится, придумывая отговорки, чтобы в больницу не идти. Но находит это занятие бесполезным — его всё равно затащат в кабинет терапевта. Со вздохом он идёт дальше, на ходу просматривает последние сообщения и видит одно от Эрика. На губах появляется улыбка, но, вспоминая фото в соцсети, он мрачнеет — нельзя позволить девчонкам запудрить ему мозг. Сава скидывает рюкзак на скамью остановки, присаживается в ожидании автобуса и читает: Ты слышал этот трек? Тебе нравится? Ниже знакомая песня: «Seven nation army». Он слышал её давно и сейчас нажимает «play», чтобы вспомнить мелодию. Сообщения продолжаются: Если «да», то напиши — это важно! «Он что-то задумал?» — Сава пытается это понять, читая сообщения дальше: Я в кабинете директора. Они так и не переклеили обои. Продолжаю их тайком обдирать Сава улыбается и видит автобус. Ему стоило пойти на дальнюю остановку, но он решил доехать с пересадками, поэтому забирается в салон на ближайшие десять минут. Набирает в ответ: Мне нравится Думает, что стоит написать ещё, и печатает: Буду ждать дома И всё же присылает анатомическое сердце, словно издёвку. Улыбается. После надевает наушники, включает музыку и невидящим взглядом устремляется за оконное стекло.***
— Эрик, ты переходишь все границы, — спокойно замечает Оксана Петровна, когда приносят заказ и ставят тарелки. Цимерман удивлён тем, что после собрания в кабинете директора Оксана повела его в кафе через дорогу и угощает пиццей. Кафе совсем маленькое, стойка с официантом напоминает магазинную, но дизайн здесь подходит хорошим заведениям: паркетный пол, деревянные стулья, чёрные доски, исписанные мелками, макеты пиццы на стене и витой плющ вдоль потолка. Создаётся впечатление, словно на секунду попадаешь в крохотное заведение Италии, только не в ресторан, а в кулинарию. Пока Эрик осматривает рассеянным взглядом помещение, Оксана Петровна оценивает его внешний вид: вот и сережек теперь две, и серые волосы отросли, и джинсы с дырами — как же он отличается от её тихого аккуратного мальчика. Хотя детей нельзя сравнивать, но в глубине души Оксана беспокоится, что своим максимализмом Эрик заразит Саву. В тоже время она понимает, как в последнее время преобразился Емельянов младший, — рядом с ним он улыбается чаще. — Вот зачем ты Ларисе Геннадьевне начал читать «Шаганэ ты моя, Шаганэ»? — наигранно хмурится Оксана Петровна, но её взгляд остаётся добрым, а губы улыбаются. Эрик смеётся, кусает пиццу и говорит с набитым ртом: — Она же сама сказала — импровизируй! Вот я и… — он снова наклоняется, откусывая кусок. — Тебе нужно подтянуть учёбу. В этом году уже экзамены, Эрик. Цимерман закатывает глаза. Все вокруг только и делают, что трясутся с этими экзаменами. — Другой возможности поправить оценки больше не будет. — Вы хотите, чтобы я хорошо учился, но я так не могу. Я же не робот. Оценки вообще не определяют меня и мои знания, — возражает Эрик, доедая кусок. — Ты смышленый мальчик, просто думаешь всё время не о том… Витаешь в облаках. Эрик снова закатывает глаза, но на этот раз решает промолчать и дослушать Оксану до конца. — Пойми, что взрослая жизнь — это ответственность. Только тебе решать, какой она будет. — Вы говорите, что решать мне, но при этом настаиваете на своих правилах, — возражает мгновенно Эрик. — Мы с Гошей хотим лучшей жизни для тебя… — Но вы не спрашиваете меня! — гнёт своё парень, после устало падает на спинку стула и отворачивается, — вы думаете, что путь, который вы видите, — единственный и правильный. — Мы уже прожили эту жизнь, Эрик, понимаешь? — устало замечает Оксана, — и можем сделать так, чтобы ты избежал многих ошибок. — Вот именно! — взмахивает руками Цимерман, после подаётся вперёд: — Вы не позволяете нам совершать свои ошибки, по-своему решать проблемы, выбираться из них; вы не разрешаете думать нам, как мы хотим думать. Вы считаете, что так правильно, но сами воспитываете из нас роботов. — Он убавляет пыл, когда натыкается на льдинки в голубых глазах. Вздыхает — Оксана никогда не сможет понять его как родная мама. Разве она не видит, что происходит? И он говорит о том, что его тревожит, прямо: — Наверное, вы бы хотели, чтобы я стал таким, как Сава, но вы превращаете его в машину. Поэтому он такой забитый… Оксана качает головой и возражает: — Нет, Сава слишком рано вырос и несёт ответственность за свои поступки и обучение. За своё будущее. Этого хочет он сам. — Она настаивает, но пристальный взгляд Эрика наполнен неодобрением. — Вы в этом уверены? Мне кажется, он просто выбрал ваш путь, потому что боится… — Чего боится? Эрик замолкает, сверлит взглядом салфетку, после дёргает плечами и продолжает: — Быть собой…***
Дыхание сбивается, сердце теряет удар, алые губы раскрываются, следует горячий выдох со слабым стоном; копна тёмных волос прикрывает лицо, которое утыкается в серую ткань толстовки. Он чувствует сладковатый запах, вдыхает его, продолжая двигать рукой. Он сидит, согнувшись над столом, после вскидывает голову, предчувствуя сладкую истому. Откидываясь на спинку стула, задирает выше футболку, обнажая живот и грудь. Его пальцы крепче перехватывают ствол пениса, скользят плавно и быстро, глаза закрыты — он думает об Эрике, о его губах — в своих мыслях жаждет самых откровенных прикосновений. Поворачивает голову, чувствует, как пульсирует в щеках кровь; чувствует свою дрожь — по коже бегут мурашки. Через пару мгновений раскаляющая вспышка утягивает его в воронку наслаждения. С губ срываются слабые стоны, горячие капли падают на обнажённый торс и остывают так же быстро, как и сознание. Сава открывает глаза, тёмно-каряя радужка уступает место расширенному зрачку; переводит взгляд на серую толстовку, которую так небрежно вчера оставил Эрик на спинке стула. Когда его отпускает, а в ногах появляется неприятный холод, он зарывается пальцами в чёлку, оттягивая пряди; упирается носком в пол, отталкиваясь, и слегка покачивается в компьютерном кресле. Его щёки застилает румянец, он вздыхает, понимая, что переходит границы дозволенного. Но всё же вновь подхватывает рукой свитер, осторожно наклоняется к нему, чтобы не испачкать, и последний раз вдыхает этот манящий запах. Как Эрик отреагирует, если узнает, чем он здесь занимается? Эти мысли не дают покоя. Сава убирает толстовку на ручку стула, открывает верхний ящик стола и вытягивает из пачки салфетки, после стирает белую дорожку своей прихоти. Затем двигает мышкой — экран проясняется на фрейме очередной манги, где секс между мужчинами кажется естественным; в два клика копирует ссылку и отправляет в сообщения своего второго аккаунта. Туда, где достаточно подобных ссылок и видеозаписей. На выражении его лица нет и капли стыдливости или озадаченности, какая может возникнуть у многих в этот момент, — для него это всего лишь естественный процесс удовлетворения потребностей. После он завершает своё присутствие на ПК Эрика, стирая из истории последние данные, переключается на давно открытую вкладку по термодинамике и оправляет ткань футболки. Всё, что осталось, — убрать две смятых салфетки со столешницы. Его глаза всё ещё блестят, а румянец постепенно сходит на нет, рука тянется к жестяной банке pepsi, он делает глоток. «Плохой Савелий Николаевич — вы переходите все границы» — звучит внутренний голос, издевательски кривляя интонацию. Губы Савы мгновенно изгибаются в ухмылке. Разве плохо делать то, что нравится? Он ставит опустевшую банку на стол, собирает салфетки и умело прячет их внутрь банки, роняет её на пол, наблюдает, как она катится в сторону двери. «Плевать» — очередные клики мышки и скучные предметы домашней работы. Мир не сходит с рельсов — пора возвращаться в личину пай-мальчика.***
Машина подъезжает к зелёным воротам, за которыми виднеется макушка мохнатой ели. Хлопают дверцы, Эрик вытаскивает пакет с продуктами и направляется к двери. Подошвы кроссовок ступают по гладкой брусчатке дворовой дорожки. Он вскидывает голову, вглядываясь в своё окно, из которого бьёт оранжевый свет и виднеется силуэт Савы. На губах появляется улыбка. Он быстро взбирается на крыльцо, в доме скидывает верхнюю одежду и роняет пакет на кухне, а сам спешно поднимается наверх. Каждое возвращение в свою комнату делает его счастливым. Эрик резко открывает дверь. — Привет! — он отбрасывает рюкзак в сторону и с энтузиазмом заявляет: — Пришла пора осваивать новые просторы! Сава сидит в кресле, немного покачиваясь, на его губах играет улыбка: — Вот как? Ты выглядишь возбуждённым. — Он отворачивается, продолжая набирать сообщение на клавиатуре. Эрик тем временем избавляется от чёрной толстовки и небрежно бросает её в сторону. — Через неделю, может, две, в город вернётся Матвей. Мне Змея позвонила, — говорит он, снимая футболку, закручивает её в воздухе и кидает в сторону, после тянется к ширинке, вскидывая голову. Сава, наблюдающий за ним, мгновенно отворачивается. Эрик усмехается шире. — И знаешь что? — он наигранно кривится, приближаясь к нему, после дерзко зарывается в волосы Савы пальцами, лохматит их, проговаривая: — Кое-кто до сих пор ни хрена не знает! Сава возмущённо сопит, поправляя чёлку, косится на расстёгнутую ширинку, но ответить на действие не успевает — Эрик возвращается к шкафу, надевая на себя домашнюю одежду: белую футболку с лэйблом любимой группы и бриджи. — Ты посмотрел те видео? — Да-а, — Сава закатывает глаза, — стоит отметить, что это не моя вина — ты обещал меня научить, — на его губах расцветает ухмылка. — Вот как? — губы Эрика растягиваются в улыбке, обнажая клычки. Он снова подходит вплотную к Саве, нависает над ним и смотрит в тёмные вишни глаз, которые лукаво светятся. Хочет вновь прикоснуться к нему, Эрик уже тянется рукой, но слышит, как открывается позади дверь, мгновенно вздрагивает, отстраняясь, и оборачивается. В дверях стоит Оксана Петровна, скрестив на груди руки, она наклоняет набок голову, Сава же старается спрятаться за Эриком. — Попался! — женщина вскидывает брови. Эрик садится на кровать и тянется к гитаре. — Хочешь мне что-нибудь сказать? — продолжает тактично Оксана. — Мария Леонидовна — ябеда. — Сава закатывает глаза и отворачивается вместе со стулом. — Завтра же идём в больницу. Парень вздыхает. Эрик ударяет по струне, извлекая звук, и вскидывает брови. — А ты, мой дорогой бунтарь, — теперь Оксана обращается к Эрику, — с этого дня показываешь все свои тетрадки. Да, как в первом классе, и завтра пропылесосишь все ковры. — Не-ет, — Эрик закатывает глаза, Сава усмехается, — вообще-то у меня аллергия на пыль! — Это ещё один повод для уборки, — с улыбкой замечает Емельянов. — Ты вообще на чьей стороне? — Так что с этого дня, мальчики, вы под контролем, и спускайтесь к ужину. — Оксана разворачивается. Эрик возражает: — Оксана Петровна, зачем мне контроль? — я же и так ручной! Оксана улыбается: — Ты ручная граната, Эрик. Бегом мыть руки и за стол. — Она выходит из комнаты. Эрик устало падает на спину. — Она всегда будет командовать? — Советую привыкнуть, — Сава убирает пишущие принадлежности в пенал. Эрик сверлит взглядом потолок с гитарой на груди, перебирая её струны подушечкой пальца. — Давай сбежим… Сава разворачивается к нему, всматривается в рисунок футболки и лазурный корпус гитары. — Куда? — Куда угодно… Куда-нибудь подальше, — Эрик приподнимает голову, — где не будет правил, — вновь опускает её, демонстрируя свой кадык. — И что мы будем делать? — хмыкает Сава, рассматривая рельеф венок на его кисти. Эрик тянет паузу. — Жить. Сава закатывает глаза со вздохом и поднимается. — Пойдём. Я есть хочу… — когда он проходит мимо своей кровати, подбирает жестяную банку. Эрик садится, откладывая в сторону гитару, вглядывается в его спину, рассматривая синие и белые полосы футболки. Сава оборачивается. — Ты идёшь? Эрик кивает и проходит следом, они продолжают разговор в коридоре: — Что ты сделал такого, чтобы попасть на ковёр к директору? — Прочитал хорошие стихи одной пожилой женщине, а она оказалась стервой. Сава смеётся, спускаясь по лестнице. — Не судьба, Эрик. Поищи другую жертву. — Уже нашёл. Как твоя мама относится к раннему творчеству Есенина? — Она вымоет тебе рот с мылом — так и знай. — Сава задорно вскидывает брови и отворачивается, но перед лицом Эрика запечатляется его счастливый блеск глаз и улыбка. За ужином родители вновь обсуждают церемонию, а Эрик тайком отдаёт Саве часть своей творожной запеканки.***
Одна рука зажимает аккорды, скользит плавно вниз в месте, где нужен слайд; другая рука бьёт по струнам, извлекая усиленный звук. Эрик сидит на полу, скрестив ноги, слегка качает головой в такт. Знакомый рифф льётся из комбика, выдавая чёткую тональность струн. Он играет «Seven nation army» — теперь ясно, почему его так интересовал этот трек. — И после следуют восьмёрки… — сначала он проигрывает быстро — демонстрируя звук, после повторяет медленно, считая: — И раз, и два, и три… — Меняет положение руки, вновь плавно проскользнув на лад ниже. Его движения отточенные и выверенные, кисть изгибается, подушечки пальцев зажимают струны, но кажется, что он не испытывает никакого дискомфорта, — так легко и быстро он играет. — Вот и всё… — он передаёт инструмент Саве, сидящему напротив, — для новичка это самый простой рифф. Мы играли его с Маришкой в паре. Поэтому будешь учить его в первую очередь. Научишься ставить руки, а дальше только практика. — Он наклоняет набок голову, вновь про себя ликует от того, что Сава с гитарой созданы друг для друга. — Не знаю… — Емельянов ставит руки как показано, — я думал, гриф длиннее. — Это же не бас. Поначалу всегда непривычно, но ты научишься. Математика сложнее. — Могу заметить, что игра на гитаре чем-то напоминает математическую формулу. — Пальцы Савы неуверенно скользят по струнам. — Опять включаешь робота, — вздыхает Эрик, закатывая глаза, — тебе нужно выбросить это. — Что именно? — Вот это, — Эрик взмахивает ладонью, указывая на него, — тебе необязательно так разговаривать и любить учёбу. Вместе мы можем быть кем угодно, — Эрик улыбается, на этот раз Сава закатывает глаза, его пальцы вновь теряют струну, звук получается нестройным. — Ага… Вместе в подворотне или где-нибудь под мостом. Мне нравится учиться, потому что я это люблю. Тебе не сломить меня, Эрик. — Могу попытаться… — Цимерман вскидывает брови, широко улыбается и поднимается, обходит Саву и присаживается позади. — Нет, нет, нет! Даже не думай об этом! — оборачивается Емельянов. Но длинные пальцы уже ложатся на его рёбра, скользят вверх и вниз, обхватывают живот, вызывая щекотку. Сава смеётся, сгибаясь вперёд с гитарой в руках. — Прекрати! Эрик останавливается, но продолжает придерживать Саву, прижимая к себе. — Только в такие моменты ты становишься собой, — он почти шепчет, его дыхание разливается теплом на шее, по коже мгновенно бегут мурашки. Сава понимает, что это слишком, он отстраняется и оборачивается. Они смотрят друг на друга: Эрик чуть прикрывает веки — его взгляд мягкий и мутный, наполненный неуловимым чувством. Глаза Савы поддеты взволнованным блеском. Тишина замирает, и кажется, что между ними появляется неуловимая связь. Словно они понимают, что скрыто в глазах напротив. Но стоит Саве чуть податься вперёд, как дверь комнаты открывается. — Как с уроками? — тактично интересуется Оксана, проходит в комнату и ставит на стол тарелку с фруктами, после оборачивается к ребятам. Эрик падает в пуф позади себя. — Мы всё сделали. — Точно? — Точно, — подтверждает Сава. Он не хочет выдать Эрика и волнуется из-за того, что мама видит его с гитарой в руках, но она не обращает на это внимание. — Завтра проверим, — она кивает, — твоей классной я уже позвонила. С утра поедем в поликлинику. Парень вздыхает. Когда мама выходит из комнаты, Эрик вытаскивает из рюкзака учебник, бросая взгляд на Саву. — Почему тебе нужно в больницу? — Упал в обморок во время физры, — Сава пожимает плечами, перебирая струны. — Ты шутишь? — Эрик хмурится. — Нет. — Тогда тебе точно нужно в больницу! Сава вздыхает, закатывая глаза. — Да плевать… — Нет. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. — Эрик смотрит строго. — Ого… Что это? Братская опека? — усмехается Емельянов. — Я серьёзно. Будь осторожен. За этими словами в сердце вновь оживает трепетная надежда, Сава опускает голову с усмешкой. Эрик листает учебник, явно скучая. Емельянов продолжает упражняться, но мельком бросает на Эрика взволнованные взгляды. Если бы не это вторжение в их комнату, он бы обязательно к нему прикоснулся. А Эрик, что бы он сделал в ответ? Сава думает об этом, его рука не теряет ритм, но аккорды зажимаются плохо, и звук получается неприятный и фальшивый. — Эй… Следи за игрой. Оттопырь ушки, — Эрик наигранно прикладывает ладони к своим ушам. — А ты учи уроки… — вскидывается Сава, нахмурившись. — Кое-кто нарывается… — Кое-кто круглый отличник, — Емельянов прищуривается с улыбкой. Эрик моментально отбрасывает учебник и подаётся вперёд. — А ну пойдём выйдем и выясним отношения как мужчина с мужчиной. Медиатор, зажатый в пальцах Савы, соскальзывает со струн — он удивлённо вскидывает брови.***
Темнеет быстро. За окном проглядывает бездна синевы, яркие огоньки звёзд рассыпанной пудрой привлекают взгляд. Пальцы лёгким движеньем прикасаются к включателю, и оранжевый свет перекрывает пейзаж за окном. Тишина прерывается неторопливым говором и смешками, а через десять минут в соседней комнате слышатся возгласы из некогда пустой гостиной. — Тебе не одолеть меня — я избранный! — Чёрт! На экране сражаются два лучших воина, и Лю Кан определенно лидирует по показателям жизни. Эрик нажимает любимую комбинацию — персонаж снова взмывает в воздух, пиная противника с забавным звуком. — Так нечестно! — вскидывается Сава, не способный поставить блок. Когда Лю Кан побеждает Кун Лао, Сава заезжает локтем Эрику в рёбра. — Ты жульничаешь! — Я избранный! На диване начинается возня: руки и ноги сплетаются в комок, геймпады летят на пол — все это сопровождается смехом и вскриками боли, окончательно привлекая внимание. Георгий выбегает из комнаты, пытаясь понять, что происходит. Ребята, замечая его, моментально успокаиваются и оглядываются. Эрик неловко зависает над Савой, выглядывая из-за ручки дивана. Цимерман старший выразительно смотрит на ребят, выпучив глаза. Эрик сдаёт позиции и пятится назад. Георгий бросает взгляд на экран ТВ, хмыкает и заявляет: — Вот сейчас я покажу, кто в доме главный! Парни переглядываются. Через несколько минут из гостиной вновь слышатся крики: — Да поставь блок, он же тебя убьёт! — негодует Эрик. — Цыц, щенок! Папка знает, что делает. И получает очередной хук, сопровождающийся анатомическими подробностями. — Не-ет! Я из-за тебя проиграю! — Эрик вскидывают голову с досадным вздохом, Сава смеётся, нажимая нужные комбинации на кнопках. — Стой-стой — он сейчас… А, всё — поздно. На экране появляется заставка X-Ray атаки, после которой становится очевидным, кто выиграл бой. На шум голосов в гостиную выходит Оксана Петровна, которой подробности сражений не особо интересны. Она отчитывает мальчишек и будущего супруга за крики. В ответ Георгий старший прихватывает её за талию и тянет на себя, роняя на диван. Ребята смеются, перелезая на боковушку, и поглядывают на родителей. Вечер заканчивается семейным просмотром фильма. Эрик наблюдает, как родители, словно влюблённые подростки, прижимаются друг к другу, и понимает, что впервые за долгие годы в этой гостиной чувствуется дух семьи. Он поворачивается к Саве, замечая, что тот тоже поглядывает в их сторону, но его взгляд печален. Они сидят рядом, прикасаясь руками друг к другу. Саву не особо интересует фильм — его глаза устало закрываются. Он отчаянно борется с сонливостью, но вскоре наклоняет голову, опираясь виском на плечо Эрика, внутри которого все замирает в этот момент. Георгий смеётся над очередной шуткой. Эрик шепчет: — Устал? Сава коротко кивает. — Пойдём наверх… Тихий шёпот Эрика застревает в тёмных прядях, Сава чуть хмурится, поводя виском о его плечо, но всё же отстраняется и поднимается с дивана. После подхватывает плюшевый плед и кутается в него, медленными шажками направляясь к лестнице. Эрик оглядывается на родителей и шепчет: — Gute Nacht. — Спокойной ночи, ребята, — отвечает Оксана. Сава оглядывается на лестнице, Эрик кивает и поднимается следом за ним. Они возвращаются в свою комнату. — Не понравился фильм? — Тебя это устраивает? — вместо ответа спрашивает Сава, скидывая плед, и раздвигает занавески. — Что именно? — То, что они вместе. — Он оглядывается на Эрика. — Что мы одна семья. Цимерман не знает, как на это ответить. Он подходит к своей кровати, стягивая покрывало. — А тебе не нравится? — Я не знаю, — устало отвечает Сава, приготавливая постель ко сну. — С одной стороны, я рад, — признаётся он, — с другой… А с другой стороны, все чувства к Эрику, которые он испытывает, противоестественны в рамках семьи. Он замолкает, не решаясь продолжить мысль. Взбивает подушку и кладёт у основания кровати, после открывает дверцу шкафа, которая неприятно скрипит. Эрик молчит, думая о последствиях своих чувств. Он счастлив, что Сава теперь всегда рядом, но какой ценой. Он расправляет постель и наблюдает, как парень переодевается, — тот всё же поворачивается спиной и торопится надеть пижаму. После бросает настороженный взгляд на Эрика, который тут же отворачивается и ложится. — В любом случае, раз мы вместе — тебе от меня не отделаться, — Эрик убирает руки за голову, довольно улыбаясь. Сава фыркает с ухмылкой, забираясь на свою кровать. — И я имею полное право издеваться над тобой сколько угодно, — завершает свою мысль Цимерман. Голова Савы выглядывает из-за шторки. — Эрик… — М-м? Он вновь прячется за занавесками, а вместо ответа выставляет руку с зажатым fuck-ом. — Эй! — Эрик бросает в его сторону подушку, — я всё маме расскажу. — Спокойной ночи, Эрик, — доносится меланхоличный голос в ответ.***
Сава открывает глаза, разбуженный голосами родителей, слышит их шаги в коридоре, Георгий и Оксана рассуждают по поводу будущей комнаты Савы. Он поднимается и одёргивает занавеску, бросает взгляд на часы и соседнюю кровать, которая на этот раз не пуста, — Эрик лежит на спине, но голова у него как-то странно откинута и прикрыта наполовину подушкой. Емельянов хмыкает, ступая босыми ногами на пол. После водных процедур он завязывает галстук перед зеркалом и надевает на рубашку чёрную жилетку, но его глаза всё ещё сонно смыкаются. Он вновь смотрит на Эрика, положение которого не поменялось. На этот раз Сава замечает дополнительные детали в комнате: на столе появилась жёлтая тарелка с крошками, гитара чуть наклонена в сторону, а на полу возле стеллажа оказалась небольшая коробочка, возле которой рассыпаны медиаторы, — скорее всего её содержимое. У Эрика определенно проблемы со сном. Бросая взгляд на часы, Сава понимает, что его пора будить, поэтому приближается к кровати и замирает, потому что не знает, как будить спящего человека. Обычно в его семье все просыпаются сами. Всё же он касается одеяла и шепчет: — Эрик. Ответа не следует. Сава не оставляет попытки и через некоторое время понимает, что ни одна громкость не разбудит спящего Цимермана. Единственная реакция, которой он добился от своих стараний: лишь пара вздохов. Эрик переворачивается на спину, плотнее прижимая к себе подушку, — Сава проигрывает бой. Георгий и Оксана расхаживают по пустой комнате. Похоже, Цимерман старший придумал способ зажечь источник света — поставить пару напольных светильников. — И удлинители будут болтаться по всему коридору, — хмурится Оксана, скрестив руки. — Зато будет гореть свет, — утверждает Цимерман. В момент, когда они выходят, Сава выглядывает из комнаты. — Я не знаю, как его разбудить. Поначалу Георгий удивлённо окидывает паренька взглядом, а потом смысл фразы доходит. — А-а… Это да — он у нас спящая красавица. Лучше одеяло с него стяни. — Он подмигивает, Сава кивает с улыбкой. — Завтрак уже на столе. Гоша нас подбросит в поликлинику, — говорит Оксана и треплет волосы сына рукой. — А Эрик? — По старинке — своим ходом, — отвечает бодро Георгий. Сава хмурится и возвращается в комнату, если он сейчас его не разбудит, то Эрик опоздает в школу. В конце концов после очередных тщетных попыток, которые в принципе безуспешны из-за того, что Сава не способен повысить голос и растолкать сильнее Эрика — он ведь такой милый, когда спит — как маленький ребёнок, обнимающий подушку, — он совершает активные меры: вцепившись в край одеяла, со всей силы тянет его на себя. Его глаза мгновенно расширяются, сердце ускоряет темп, он взволнованно вздыхает и тут же кидает одеяло обратно, прикрывая ладонью рот. Эрик определённо не поклонник нижнего белья. Эти меры дали свои плоды — Цимерман ворочается на постели. Сава на него не смотрит — его глаза всё ещё застилает волнующая картинка. Больше представлять какие-либо детали о теле Эрика не имеет смысла — Сава видел его эрекцию во всей своей утренней прелести. Если существует идеальный пенис в своём роде, то он определённо принадлежит Цимерману. Сава пытается выбросить из головы его форму и длину, и раскрасневшуюся головку; руки дрожат, вытаскивая из рюкзака ненужные книги. — Который час?.. — сонно спрашивает Эрик, трёт глаза и поднимается на постели. — Четверть восьмого. На эту реплику следует матерок. Кажется, Эрик опоздает в школу, но, как ни странно, не торопится. — Ты давно проснулся? Сава не отвечает, направляясь к двери, взволнованно оглядывается и выходит из комнаты. Эрик уже в джинсах и с футболкой в руках находит его в ванной. Сава прибирает волосы, оглядывается и отводит глаза, резко закрывая баночку с воском. Он направляется к выходу, но Эрик задерживает его у входа, касаясь руки. — Эй, что это у тебя? Сава чуть хмурится, но его взгляд проясняется, когда Эрик касается пальцами его щеки и подбородка. Сонные глаза Цимермана чуть щурятся, он оглаживает пальцем уголок рта парня. — Зубная паста… — шепчет он с улыбкой. Губы Савы приоткрываются, он смотрит в сторону. Эрик замечает взволнованный блеск его глаз, но продолжает немного оглаживать его щёку подушечкой пальца. — Всё?.. — шепчет Сава. — Да… — тихо отвечает Эрик. Емельянов опускает глаза, бросая беглый взгляд на его ширинку, замечает, что утренняя эрекция не спала и джинсовая ткань плотно прилегает, обозначая возбуждение. Сава вновь поднимает глаза — Эрик заметно вздрагивает от этого взгляда и отстраняет руку. На губах Савы появляется ухмылка, он выходит из ванной комнаты. А Эрик всё ещё не может отделаться от странного чувства. Этот взгляд — он не мог принадлежать скромному мальчишке.