ID работы: 7745684

Say Say Say

Слэш
NC-17
В процессе
1031
saouko бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 769 страниц, 38 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
1031 Нравится 661 Отзывы 543 В сборник Скачать

This Christmas (part — 2)

Настройки текста
Эрик кашляет. На него с неодобрением смотрит Наргиса через стекло. Сдвинув брови и скрестив руки на груди, она ждёт, когда кашель стихнет, чтобы выразить неодобрение. Тем временем Дэн, в стороне от неё, смотрит на Эрика с сочувствием; Маришка притихла за барабанной установкой, а Феликс, напротив, активно нажимает кнопки, проверяя громкость, настраивая резонаторы даже в такой ситуации. Откашлявшись, Эрик морщится — горло саднит, непривычное чувство. Он даже не может вспомнить, когда последний раз болел. Проснувшись этим утром, он осознал себя разбитым — голова гудела, как задетая струна, в теле поселилась слабость, будто он кидал кирпичи всю ночь, а не шлялся по заброшкам. Наблюдая за мучениями Эрика, Нара, желая сперва его отчитать за то, что простыл, теперь жмёт на кнопку, спрашивает: — Ты как? Волосы у неё распущены, спускаются по плечам и спине — непривычное зрелище. К тому же она в рубашке, как приличная девушка, хоть и в чёрной, но застёгнутой на все пуговицы. — Да, да. Продолжаем, — просит Эрик. Кашель влажный мучит его с утра, но никак не влияет на связки, а это главное. — Я настроил, — удовлетворённо кивает Феликс за микшером, не обращая ни на кого внимания. — Сделаем перерыв? — предлагает Гирш. — Э-эй. Вы меня слышите? — спрашивает в микрофон Эрик. Нара снова жмёт кнопку. — Давай на перекур. — Нет, мы ведь только начали! — Уже час прошёл, — замечает Романова с другой стороны. Эрик хмурится — с тех пор, как они завалились все вместе в студию, ничего путного не вышло. Настройка звука вещь тонкая, да и он долго разогревал связки. Маришка позади вскидывает голову со скуки. Её партия, как и все гитары давно записаны, но она напросилась со всеми. — Ты разве не должна быть в школе? — оглядывается на неё раздражённый Эрик. — К чёрту школу, — без эмоций говорит Маришка. Она весь день немногословна и не расстаётся с палочками, уговаривая Нару сделать ещё одну запись. В серо-голубых глазах стынет обида. — Делаем перерыв, — сообщает Наргиса. Она просит открыть окно, курит. Феликс разворачивается к Дэну — о чём они треплются не слышно. Эрик находит в паузе смысл — он с утра ничего не ел. Аппетита не было, а сейчас в желудке поют лягушки. — Есть хочешь? — спрашивает он Маришку, — я в магазин собираюсь. Саитова не отвечает, покручивая в руках палочку. Её странное настроение Эрик не понимает. Даже когда у неё бывает всё плохо, она не замолкает, а сейчас будто отрезало. Что-то явно случилось. — Ты идёшь? — обращается он к ней у двери, но не получает ответа, — Ich ging. Спустившись по ступеням, слышит, как следом шаркают подошвы, разворачивается к лестнице — Маришка накидывает на плечи куртку. Студия звукозаписи знакомых Дэна находится у набережной реки, бортики которой обиты коричневым мрамором. На другой стороне здания парламента и почты кажутся частью средневековой картины — бирюзовые двускатные крыши целят в серое небо. День стоит светлый, брусчатка покрыта ледяной коркой. Ветер дует с севера солёный, крохотная рябь на зелёных волнах радует глаз. Кажется, что завтра наступит первый день весны, а не Рождество. Эрику от этой мысли тепло. Он обращает внимание на Маришку. Она одета броско, не по погоде: чёрные капроновые колготы в дырах, ботинки массивные до самых колен, юбка красная в клетку, а куртка чёрная, как будто мужская. Её волосы вьются и пушатся, разлетаются на фоне ленты реки жёлтым одуванчиком, а глаза понурые и злые. — Что случилось? Маришка молчит. Эрик видит, что она так и не рассталась с палочками. — Ну и ладно, — пожимает он плечами, — как хочешь. Не рассчитывая что-нибудь выяснить у подруги, вдруг слышит: — Они сказали, что я играю как обезьяна. — Кто? Не отвечает. С этим Эрик мириться не хочет — он резко тормозит, наблюдая, как Саитова по инерции идёт вперед, затем присаживается на мраморный бортик и ждёт. Маришка, наконец, оглядывается, замечает Эрика и нехотя возвращается обратно. Сначала она прислоняется к плитам спиной, глядя на дорогу перед собой, после разворачивается и сникает, положив локти на каменном блоке. Медленное течение реки успокаивает. На той стороне снуют люди, сигналят авто — город живёт своей жизнью. — Вчера, когда мы переехали (Маришка имеет в виду перевоз аппаратуры в гараж), я осталась и сыграла несколько партий. Потом ребята отправили меня за кофе. Возвращаюсь и слышу, как этот… как его? Говорит: «Потенциал конечно есть, но молотит палками, как обезьяна». — И всё? — поражается Эрик, вспоминая друзей Матвея, предполагая, кто мог такое сообщить — кто угодно. Уточняет: — это всё, что тебя расстроило? — Ты не понимаешь! — взрывается Саитова, — я стараюсь изо всех сил! Играю часами, но ничего не получается! Каждый раз одни и те же ошибки! Я не знаю, как мне играть лучше! — Для чего? — просто спрашивает Эрик. И мигом глаза Маришки стынут. Она теряется, отворачиваясь к реке, и куксится как ребёнок, её глаза увлажняются — слёзы вот-вот хлынут. Со всхлипом она отвечает: «Не знаю!». Рыдая, прячется за волосами в руках. Глядя, как содрогаются её плечи, Эрик закатывает глаза — все вокруг будто с ума посходили. Он спускается с бортика, хватает плечи девчонки, и она разворачивается к нему, обнимая руками, всхлипывает утыкаясь в его куртку. «Да… вот, что значит быть жилеткой для женщин», — думает он, прижимаясь подбородком к её затылку. Наконец, Маришка отстраняется, и Эрик успевает высказать мысль: — Тебе нужно понять, чего ты вообще хочешь. — А если я ничего не хочу? — куксится Маришка. — Так не бывает. — Тогда я не знаю, — всхлипывает она, вытирая слезы. — Вот и всё. Ты не понимаешь зачем играешь. Определись. Я вот, например, рок-звезда, — вальяжно замечает он, убирая руки за голову. Маришка возражает: — Дурак ты! — Я серьёзно. Хочешь играть? О’кей — играй. Только, если ты не знаешь, зачем ты это делаешь, то как вообще понять, куда двигаться? Она не думала об этом. Играть научилась по наитию, чтобы выбрасывать негативные эмоции и отрываться от реальности — это всё, что ей было нужно. Теперь что-то изменилось. Хочется большего… Они идут вдоль набережной, молчат. Проходят мимо продуктового магазина, сами собой решая дойти до другого. — Ты знаешь, мне почему-то кажется, что я живу не так, как надо. То есть, у меня всё есть вроде… Музыку слушаю, какая нравится, сериалы смотрю, играю, а всё равно чего-то не хватает. Как будто во мне есть что-то такое… Оно говорит — ты можешь лучше, а я… наверное просто ленивая. — Нет, — возражает Эрик, — ты просто трусишь. — Нара постоянно говорит, что я всё не так делаю, — жалуется Саитова, — учусь плохо, пою плохо, играю плохо. — Она так не говорит. — Но думает — я же вижу. Наверное, лучше бы я осталась с родителями. У неё было бы меньше проблем. — Откуда в тебе это? — хмурится Эрик, — ты сейчас ведешь себя, как… — Кто? — Маришка хмурится, глядя на него. — Помнишь, мы в детстве участвовали в одном конкурсе? Я тогда думала, если займу призовое место, то бабушка меня больше полюбит. Но там на сцене — мне было так страшно! Все смотрели на меня и чего-то ждали, как будто я что-то такое могу невероятно или буду кем-то выдающимся… как ты. Не смотри так! Ты знаешь, что тебя больше, чем меня любят. Я это вижу. Как обсуждают тебя, как гордятся тобой. А у меня ничего такого нет. Только претензии! Вновь щиплет переносицу, Маришка швыркает носом. — Глупая. Любовь нельзя заслужить поступками, — говорит ей Эрик, — не надо мне завидовать — их разговоры мне до лампочки. Я просто делаю, что хочу — я такой. — Он пожимает плечами, — Тебе тоже лучше быть собой, а не смотреть на других. Они стоят на переходе. Светофор загорается зелёным. Эрик спешит перейти дорогу, желая сбросить разговор по душам. На его плечи слишком многое валится в последнее время. Девчонки вечно чего-то напридумывают такого, что потом остаётся только расстраиваться из-за них. — А если я не знаю, каково это быть собой? — жалуется, поспевающая следом Маришка. Эрик оборачивается к ней на ходу и отвечает: — Просто будь!

***

— Олеся с Егоркой наверное останутся с ночевкой. Нужно подумать, где всех разместить, — вдумчиво говорит Оксана, приложив пальцы к губам. — Я могу остаться у Эрика, — говорит Сава, помогая маме на кухне. — И вы будете смотреть кино всю ночь? С утра в школу. — Выбора всё равно нет, — пожимает плечами парень, споласкивая тарелку. Он старается говорить ровным тоном, но всё равно кажется, что голос выдаёт волнение. — Откуда у тебя эта кофта? — Оксана трогает ворот ярко-жёлтой толстовки с чёрными рукавами. — Стащил у Эрика, — просто говорит Сава, убирая тарелки в шкаф. Оксане Петровне остается только качнуть головой. На ней серое вязаное платье и волосы убраны не по-домашнему. — Вы куда-то собираетесь? — с надеждой спрашивает Сава. — Заедем по делам в банк, потом за продуктами. Тебе что-нибудь взять? — Ты всё равно не купишь, — разворачивается к ней Сава, щурясь. — Но я подумаю, — улыбается Оксана Петровна. — Ничего не нужно, — говорит он, идёт мимо, но оказывается в руках мамы — она целует его в висок, затем отстраняется. — Ох, когда ты стал таким взрослым? — хмурится она. Сава смеётся. Дверь в это мгновение открывается, на пороге появляется Цимерман старший. — Гоша, нужно подумать, где положим Олесю. — Софу раздвинем, — чешет затылок Георгий, — Люба, кстати, тоже останется. — Любовь Александровна? — встревает с лестницы Сава и закатывает глаза: — кошмар! — Са-ава, — оглядывается мама с улыбкой, она в сердце прямолинейную родственницу недолюбливает тоже. — Поехали, — Георгий оставляет сумку в прихожей, подавая супруге пальто. — Сава, переоденься, — просит напоследок мама. — Я подумаю, — улыбается Сава, скрываясь за углом. Он остаётся один. В своей комнате укладывает гитару в чехол и прячет под кроватью. Затем лежа на покрывале, представляет, как пройдет завтрашний день. Главное — что будет ночью. Они останутся одни после ужина и может быть… Сава, закусив губу, поворачивается на бок, он знает, что не стоит давать своим мыслям волю. Но ничего не может поделать. Решает отвлечься лентой соцсети, но расстраивается, что Эрика нет в сети. Чем он занят? Сава пишет ему сообщение: «когда будешь дома?», затем стирает его и блокирует телефон. Он лежит, ерзая пальцем по мягкому ворсу пледа, переживает странные чувства. Знает — что-то происходит между ними, но боится последствий. Ведь сейчас они в безопасности, прикрываясь дружбой… От негативных мыслей отвлекает тёплый металл, нагревшийся от кожи. Достав из-за ворота кулон-медиатор, мальчишка проводит по его надписи подушечкой большого пальца и прижимает к губам, закрывая глаза. Что бы не случилось — этот медальон точно будет у Эрика, и Сава отдаёт ему всё своё тепло, не требуя ничего взамен. Только лишь бы он взял его в свои руки.

***

— Кстати, ты поёшь не так, — вдруг замечает Маришка, когда они идут обратно. Из магазина Эрик вышел с баночкой лапши быстрого приготовления, кириешки, которые хотел прихватить, забрала Саитова, напоминая, что ему теперь нельзя, ни сухие продукты, ни мороженое — связки это инструмент, который нужно беречь. — В смысле? — хмурится Эрик. Маришка поясняет: — Эта песня о том, каково это терять близкого человека… — Я знаю перевод. — Так вот, ты поёшь её так, как будто у тебя все зашибись! А надо — как будто ты больше никогда не увидишь того, кого любишь. — Маришка с укором смотрит на Эрика. Цимерман не согласен — он делаёт всё правильно. — Разве эта песня не о надежде на лучшее? Там даже строки такие есть. Маришка отрицательно мотает головой. — Нет, ты не можешь передать эту боль. Бабушка говорила — не важно правильно ты поёшь или нет, главное — передать эмоцию. Вот с этим у тебя проблемы. Твои эмоции такие радужные, — она начинает скакать, — как будто ты русалочка на розовом пони! — Ни хрена! — А ты сам послушай, — Маришка хмыкнув идёт дальше, опережая Эрика на два шаг. В студии её слова подтверждаются. Прослушав вступление, Эрик жмёт на кнопку. — Вытянуть можно, — снисходительно замечает Феликс. — Нет. Цимерман садится на диван, уплетая пластиковой вилкой лапшу. Молчит, когда к нему обращается Дэни. Думает о том, что поёт недостаточно чисто и, как не прискорбно признавать, но Маришка права — настроение не то. — Долго нам разрешили сидеть здесь? — спрашивает Нара у Дэна — он пожимает плечами. — День точно наш, вечером возможно придут записывать подкаст. — Ты успеешь сегодня сделать кассету? — обращается Эрик к Феликсу. — Мне позарез надо. — К чему такая спешка? Целый день впереди. Или ты с утра намерен вручить Саве подарок? — Это подарок для Савы? — удивляется Дэни, — странный выбор. — Полагаю, что так. Но песня для него что-то значит, — авторитетно замечает Феликс. Нара тем временем смотрит то на одного, то на другого, а после бросает взгляд на Эрика. Её брови сдвинуты, чёрные радужки сливаются с тенями век. Эрик выдерживает её взгляд. Нехорошее чувство разливается в груди Наргисы. Мысли бросаются от одного факта к другому. «Пожалуйста, не спрашивай для кого она», — сама собой всплывает фраза Эрика. Если всё это для Савы, то к чему такая секретность? Загадка требует ответа. Наргиса поспешно решает, что Цимерман только прикрывается сводным братом. Неужто влюбился в женщину намного старше себя? Эрик возвращается в комнату, обитую ребристыми панелями, занимает положенное место у микрофона и надевает наушники. Дэни жмёт кнопку связи: — Скажи, когда будешь готов. Эрик молчит. Он закрывает глаза, представляя, как выразить боль, ожидая вновь вспомнить маму, но перед лицом возникает образ Савы. Усилием воли он заставляет себя его отпустить. Его цель в первую очередь — музыка. Всегда была именно музыка. Ни что больше не должно его беспокоить. Он волновался, представляя, что поёт для него и получалось неудачно. Когда черты Савы исчезли и не осталось ничего кроме тьмы, Эрик находит в себе силы собраться. Он кивает. В буферах раздается бой гитарных струн — ритм, ударные, бас. Они с Матвеем сделали отличный кавер, ускорив темп, добавив метала. Эрик сосредотачивается на звуках, которые слышит, делает вдох и открывает глаза…

***

Читая комикс, Сава слышит грохот ворот. Родители уехали — значит, это Эрик. Он закрывает книгу, прячет подвеску на груди под кофтой и поправляет волосы. «Веди себя естественно», — просит себя строго, поднимаясь. Но радостное волнение скрыть нелегко. Эрик разувается в прихожей, стряхивает снег с головы, кашляет в кулак. Сава застывает на лестнице. Заметив его, он улыбается, но молчит, ощущая головную боль, делает вдох и чувствует слабость. Он выложился по полной сегодня. Дождался, пока Феликс сведёт все дорожки и намотает трек на магнитную ленту кассеты. Но теперь, вернувшись домой, мечтает только об одном — ему нужен отдых. Немногословность Эрика Сава принимает на свой счёт. Мгновенно сомнения хватают его. Он рад его видеть, но Цимерман словно застыл. Вдруг парень спрашивает: — У нас есть анальгин? Наконец, Сава понимает, что ему плохо — он кашляет. Простыл. — Есть. Посмотрю, — говорит, хмурясь, — иди в комнату. Я сделаю чай.

***

Сава заносит в комнату чашку и таблетки, застаёт Цимермана на кровати — он сонный, вялый, не соизволил даже раздеться, так и лёг, прижимая к груди рюкзак, будто в нём спрятано самое ценное. Поставив чашку на тумбу, Сава подсаживается к нему на кровати, вскидывает руку, прикладывая ладонь ко лбу. — Нужно губами, — шепчет Эрик, не открывая глаз. Сава, оторопев, убирает руку. Его взгляд осторожно обращается к расслабленному лицу Цимермана — тот лежит так, будто уснул. Чувствуя сердцебиение, Сава убирает прядь за ушко. Он медленно наклоняется и, сглотнув, касается губами лба Эрика. Задержавшись на его коже несколько секунд, отстраняется. Замечает, как его изучают светло-карие глаза, и отводит взгляд, поднимаясь. — Нет у тебя температуры, — говорит тихо, подбирая с тумбы блистер с таблетками, подаёт его, волнуется. — Спасибо. Эрик смущённо улыбается, его глаза щурятся — зрачки такие большие. Сава, глядя на него вспыхивает, отворачиваясь к двери. Прежде, чем уйти, вновь оглядывается на Эрика — тот смотрит в ответ. В его глазах теплится свет, и Сава улыбается. Он выходит за дверь, но медленно прикрывает её, продолжая смотреть на Цимермана — тот поднимает голову, ожидая, что Сава передумает уходить. Но мальчишка, показав зубки в улыбке, закрывает дверь окончательно и тут же опирается на неё спиной. Он счастлив. Прячет лицо в ладонях. Подумать только — он поцеловал его! Совсем по-детски, с заботой, но все же… В своей комнате за столом, слушая «Hotel California», решает уроки, то и дело сбиваясь, представляя, что скажет ему завтра, вручая подарок… Эрик тем временем не спит, доставая из рюкзака кассету. Он подписывает её бегло маркером «тебе от меня» и вытаскивает с верхней полки приехавший плеер. Уже скоро. Завтра он подарит ему свою музыку… и возможно… Эрик садится на кровать, растерянный, понимая, что одной кассеты недостаточно.

***

Лампочка на кухне мигает, намекая, что её пора заменить. Сава цепляет на вилку фрикадельку, кусает её, прожевав, делает глоток из кружки и продолжает рассказывать Эрику последние новости. — Фейерверки по-любому будут — тётя Олеся с семьей собирается отмечать Новый год в Тунисе, так что для них это повод устроить праздничный салют с нами. — Неплохой новый год… в Тунисе… — автоматически повторяет за ним сонный Эрик. Он будто не спал вовсе, готовый с удовольствием лечь возле своей тарелки. На его плечах клетчатый плед, содранный с кресла, волосы помяты и торчат, глаза щурятся на спагетти, не желая их видеть. — Останутся на ночь, — продолжает констатировать Сава. Он переоделся в домашнее — белая футболка с синими рукавами, волосы собраны в хвост, карманы бриджей цвета хаки наполнены всякой ерундой от пишущих предметов, до фантиков, забытых там навечно. Одна нога, как обычно, стоит на сиденье стула, заставляя Эрика задуматься — как ему может быть удобно? — Придётся ночевать в одной комнате, — заключает Емельянов с набитым ртом, разглядывая, как в стёклах дверей кухни отражается синий экран телевизора. Поздний вечер, родители ещё не спят. Эрик, поднеся к губам бутылку с соком, так и замирает, находит эту мысль логичной, замечает: — Выспаться похоже не удастся. Сава любопытно смотрит. — Почему? Эрик невозмутимо отвечает: — Ну как же — ты опять начнёшь ходить ночью и мне придётся ловить тебя по всему дому. Сава роняет вилку в тарелку, хмурится, готовится подняться — Эрик его тут же хватает за футболку и тянет, прижав неловко к себе, спрашивает: — Почему ты такой сентиментальный? Сава, оторвав его руки от груди, садится ровнее: — Не надо меня злить! Он бросает на Эрика строгий взгляд, затем находит спагетти перед собой ещё вкусными, поднимает вилку. Продолжает: — На Новый год Георгий хочет отвести нас на площадь, смотреть праздничное представление. — Не-ет, — возражает Эрик, — жопу морозить? Надо их уболтать, чтобы мы остались дома. Сава одобрительно хмыкает. Эрик возвращается к бутылке с соком. Апельсин бодрит при простуде. Они молчат некоторое время, затем Цимерман, взглянув пару раз на Саву, спрашивает: — А ты разве не против со мной спать? Сава вдруг смеётся, смотрит весело на брата. До Цимермана доходит двойной смысл фразы, он возмущается, краснея: — Ты вечно всё не так понимаешь! — О, конечно! — вскидывает голову Сава. Он выходит из-за стола. Эрик, понимает, что упускает момент съязвить, и смотрит, сдвинув брови, ему в спину. Мальчишка снисходительно оглядывается возле дверей. — Спокойной ночи, Эрик, — он чуть щурится с улыбкой. — Спокойной ночи, Эрик, — коверкая голос, дразнится Цимерман. Сава поднимается наверх. Эрик, не съев ни крошки, следует за ним. В коридоре на втором этаже дверь в ванную приоткрыта, плещется вода — Сава споласкивает лицо. Эрик проскальзывает внутрь. — Так ты не ответил на вопрос, — забрасывает он удочку, надеясь раскрутить его на откровения. Сава вскидывает голову, мокрые пряди чёлки вьются. Глядя в отражении на Эрика он невинно замечает: — Я сам маме предложил. — Сдаётся мне, Сава, — начинает передразнивать Эрик, — что кое-кто хочет увидеть меня… — Уже видел. Емельянов оглядывается через плечо, констатируя факт: — Ты часто спишь нагишом. Эрик отводит глаза. Опять проигрыш — это уже не смешно. — Ну и… поделом тебе. Между ними встревает неловкая пауза. Эрик, притихший в дверях, смотрит перед собой, лишь иногда поглядывая в сторону брата. Сава оглядывается, упираясь руками в край раковины, затем встаёт ровнее. Его волосы уже распущены, резинка висит на запястье. Он тихо спрашивает: — Как ты себя чувствуешь? Эрик пожимает плечами. Его губы трогает улыбка. — Хочешь снова смерить мне температуру? — Обойдешься, — улыбается Сава. Его волосы такие же тёмно-карие как и цвет глаз, веснушки пестреют на щеках и переносице, губы естественно алые, к ним очень хочется прикоснуться своими… Эрик отводит взгляд, чувствует нехорошее, капризное сердце, что жалостно щемит в груди. Он отворачивается, благоразумно решая уйти, но, оглянувшись через плечо, произносит: — Спокойной ночи, Сава. Его голос волнует. Он звучит мягко, нежно, так, что губы невольно приоткрываются, готовые просить его остаться. Эрик уходит. Сава сникает. Он поворачивается к зеркалу, смотрит боязливо на отражение. Он нравится ему… Когда же он это признает?

***

Грянул праздничный вечер. Вернувшись из школы, Эрик с порога видит оживление в доме. Сава помогает маме расстелить скатерть на столе, отец просит выгрести золу в камине, на кухне что-то варится — гремит. — А, явился, бездельник! — кричит с лестницы Любовь Александровна. Эрик гримасничает и громко заявляет: — Кажется я домом ошибся! Не страшно — продолжайте, а я пошёл! — Эрик! Отец грозит кулаком сидя на кортах у камина. Приходится сдаться и бросить рюкзак, но не обходится без драмы: — За что мне всё это? — страдает Цимерман младший, вскидывая голову.

***

Занятый делами, он то и дело ищет в поле зрения Саву, но тот где-то прячется всё время, и причина есть — Любовь Александровна давно положила глаз на примерного мальчика и страждет общения, то и дело расспрашивая Оксану об увлечениях сына, наставляет её на то, что мужчине нужен хоккей или шахматы. При этом старая ведьма не помогает по дому, а лишь указывает, что следует перевесить: картина Гогена по её мнению дешёвая безвкусица — разве можно показывать обнажённых женщин при детях? К тому же, в доме определённо не хватает хрустального сервиза, ведь все эти новомодные бокалы без ножек выглядят не элитарно. А Эрик? Боже, бездельник! Отцу давно следовало отдать его в военное училище. Как он учится? — наверняка на одни тройки! — всё это женщина торжественно объявляет прямо у него под ухом, разговаривая якобы с Оксаной. В какой-то момент родственница так достаёт парня, что он с рёвом бросается прочь из зала, не желая хамить при отце. Для того родная сестра важна, как и любой член семьи. Впрочем Цимерман старший сам просит, повышая голос, оставить в покое салфетки. Запрыгнув наспех в кабинет отца, Эрик замечает Саву, притаившегося там, выбирая из бутылочницы вино нарочито долго. — Задолбала… Констатирует Эрик, потирая шею. Сава молчит, читая этикетки, затем меланхолично признаёт: — Я задавлюсь если ещё раз услышу про Павлика. — Какого Павлика? — Который играет в шахматы, — Сава поднимает глаза, — мне нужно брать с него пример. — Это, наверное, её внук, — вспоминает Эрик. — Хорошо, что у вас не так много родственников. — Повезло, — безэмоционально признаёт Сава. Затем, расслышав что-то у двери, вздрагивает и прячется за креслом. Тут дверь комнаты открывается, и Георгий вытаскивает Эрика за грудки. — Я говорил что ненавижу домашние посиделки? — возмущается Цимерман младший, — а вас я терпеть не могу, честно! — обращается он к тётке, проходя мимо, прикладывая ладонь к груди, но родственницу не сломать — она грозит ему Советским Союзом. — Бери лопату — греби снег, — приказывает Георгий, не обращая ни на кого внимания, — нужно площадку для салюта расчистить. А где Сава? — обращается он к супруге. — Он в туалете, — прикрывает брата Эрик, надевая куртку. — Это хорошо, — тут же встревает Любовь Александровна, — справлять нужду нужно вовремя, как по часам. — Господи, за что?! — вздыхает Эрик. — Не упоминай всуе! — грозит тётка. — Да отвалите вы! — Эрик хлопает дверью, кашляет в кулак. Ему всё ещё паршиво, но не так, чтобы обращать на это внимание. Благо близится вечер и, взявшись за работу, Цимерман чистит площадку не долго — за воротами останавливается авто, сигналит два раза. Эрик оглядывается с румяными щеками, бросает лопату и с улыбкой спешит встречать гостей.

***

Вечер наполнен уютом: на столе сервированы блюда, на каждой салфетке у тарелок блестят столовые приборы; потрескивает пламя в камине; праздничная ёлка переливается огнями, мелькающими в зелёных ветвях; кружатся золочёные шары; освещение комнаты тёплое, подчеркивая дух Рождества. Сава одет в вязаный светло-серый джемпер, за воротником которого выглядывает фиолетовая клетка рубашки, он в светлых джинсах, подобранных под вверх идеально; волосы уложены, открывая лицо. Помогая на кухне маме с сервировкой блюд, он то и дело поглядывает в открытые двери на Эрика, который сидит на коленях у ёлки играя с пятилетним Егором. Их ладони расположены друг над другом на небольшом расстоянии. Эрик произносит: — Eins, zwei, drei, vier. Затем хлопает по ладошкам Егорки — едва тот успевает их убрать, мальчик смеётся показывая, выпавшие недавно зубы. Эрик просит: — Wiederhol. И мальчик, сбиваясь, выговаривает счёт — хлопают ладошки, Эрик улыбается. Его речь на немецком звучит так естественно, красиво, будто он рождён, чтобы говорить только на этом языке. Сава невольно заглядывается на него. Сегодня Эрик тоже надел светлые вещи — бежевый пуловер, серые брюки, его серебристые волосы и эта одежда почему-то делают его невинным. И только клычки, которые он показывает в широкой улыбке, напоминают о неугомонном азарте и предприимчивости. — Как он у тебя любит детей, Оксана, — замечает Олеся, которую Сава давно считает родной тётей. Они с его мамой дружат со школы и пережили многое, поддерживая друг друга. Женщины очень похожи — у Олеси светлые прямые волосы, она высокая и худая, следит за фигурой, как Оксана. Даже некоторые черты их лиц совпадают, только глаза у одной васильковые — голубые, а у другой светло-серые. В вечерних платьях на кухне они всё равно выглядят стильно, точно им нипочем любая обстановка. Сава улыбается на замечание об Эрике, ведь тот действительно преображается рядом с детьми, точно внутри него просыпается незнакомая прежде забота. — Вот увидишь, он станет прекрасным отцом, — заверяет Олеся. — Ну что ты, ещё рано об этом, — смущается Оксана Петровна. Сава опускает взгляд, едва заметно, как он хмурится, пальцы на тарелке из яблок собирают лебедя. Он так же получает похвалу: — Сава, ты настоящий скульптор. Ухмыльнувшись, мальчишка ставит рядом с одним двух других лебедей и, поднимая голову, замечает Эрика, зашедшего на кухню, вздрагивает, отводит взгляд. — Могу помочь, — улыбается Эрик. — Сава уже всё сделал, — замечает мама, передавая ему тарелки, — отнеси на стол. Эрик бросает взгляд на Саву, тот бросает ответный взгляд на него, и, подхватив блюда, они вместе проходят в зал. Георгий с Аркадием воодушевленно обсуждают вино и машины. Они нашли общий язык быстро — у Аркадия своя сеть отелей, он желает расширения, присматривает дом на берегу моря, несомненно — мечтатель, родом из Одессы. Не так давно он вновь повстречал Олесю — их отношениям нет года, но никто не сомневается в том, что они насовсем вместе. Даже маленький Егорка похож на будущего отчима, как на родного отца. — А мы все вместе учились в одной школе, — замечает Аркадий, прозванный Оксаной ласково «Аркаша». Он привёз с собой старый альбом и этим заинтриговал вечер, собирая внимание, словно сказитель, перелистывая сухие страницы. — Я тогда молодой сначала всё за Оксанкой пытался ухлестывать, а после и на Лесю глаз положил. Да вот так и не решился в любви признаться. Признаёт мужчина, показывая фотокарточки. Он носатый, высокий с короткой стрижкой и почему-то похож на француза. — Зато теперь всё наладилось. А я говорила, что вы будете вместе, — смеётся Оксана. Любовь Александровна притихшая, находит с Аркадием общий язык тоже — она обожает Одессу. Вместе они вспоминают родственников, подтверждая, что те могли видеться. И в этом проходит вечер — за неторопливыми беседами, в которые парни не встревают, лишь иногда отвечая на вопросы и добавляя что-то на знакомые темы. Эрик сидит рядом с Савой, поглядывает в его сторону часто, но Сава мастерски играет свою роль: он непроницаем, в меру общителен, не выказывает к Эрику ни малейшего внимания, потому что они сидят за общим столом, потому что родственники кругом, а они всё-таки братья… И эта мысль убивает Эрика — сидеть рядом с ним без возможности даже коснуться. Он бы хотел, чтобы Сава был сыном Аркадия, чтобы он просто приехал со своей семьей на ужин по знакомству; чтобы они встретились в один такой вечер и, может быть, всё было бы совсем иначе, не так… Тяжело. Эрик вновь кашляет, заверяет обеспокоенных, что принял таблетки и в целом чувствует себя неплохо. Так и есть — этот день за усердием и работой не испорчен болезнью. Но в этот момент, в отличие от других, Сава беспокоится иначе — он едва заметно поворачивает в сторону голову, отвечает на вопрос Любовь Александровны и бросает на Эрика взгляд — тёмные глаза задерживаются на несколько волнительных мгновений, они спрашивают строго: «Ты в порядке?». Эрик улыбается, делает глоток шампанского, понимая всё без слов. В этом есть нечто удивительное — общаться с ним одними лишь глазами. Наконец, захмелев, прерывая тихую музыку весёлыми шутками и остротами, все тянутся к ёлке обращая внимания на подарки. — Можно обменяться сейчас? — утвердительно спрашивает Сава. — Вы же до Нового года не стерпите, — улыбается мама. Сава тут же бросается с места, едва Эрик успевает на него взглянуть, — он поднимается наверх бегло. Эрик, не теряя времени, достаёт из-под ёлки подарки, читая имена, вручает их с улыбкой. Оксане и Георгию достались билеты в театр, Любовь Александровна получила путёвку, Аркадий прибрал к рукам дорогое вино, Егорка достал из коробки машинку на пульте управления и с восторгом пустил её в бег. Эрик так и остался с алой коробкой в руках, где лежит его подарок для Савы. Мальчишка спускается, за его плечом гитара в чехле, он вручает её Эрику с фразой: «это тебе». — Мамина гитара? — улыбается Эрик, но находит за замком её новую внешность — она, точно с конвейера, настроена и готова играть. От удивления Эрик забывает что-либо сказать, передавая Саве коробку. — Плеер? — замечает Савелий. Он с прозрачным корпусом, пустой. К нему прилагаются белые наушники. — Ты ведь любишь такие? — улыбается Эрик. Сава вскидывает брови. — Неплохо. — На что тебе гитара? — вмешивается Любовь Александровна. — Тётя Люба, — я музыкант! — возмущается Эрик. — Сава, отнеси пожалуйста на кухню, — просит мама выбросить обёртки. Эрик и Любовь Александровна начинают словесные перепалки, прерываемые шутками Аркаши. Сава улыбается. Кладёт плеер на кухонную тумбу, выбрасывает мусор в ведро и вдруг слышит бой гитарных струн. — Хороший звук, — говорит кто-то. Сава согласен. Он надеется, что Эрика не обидит такое преображение инструмента. Внезапно струны выдают незнакомую мелодию. А после Сава слышит голос, поющий строки:

Укутала сказочным снегом, рожденное тайною небо Продрогшую землю, деревья, дома

Он узнает его, бросается к двери…

Нарушив людские приметы, целуя снежинками ветер Взойти на престол поспешила зима Ты королева зима…

И замирает... Эрик поёт:

Послушай, как в жизнь влюбленной души, струны поют Прочувствуй, каждая нота твоя

Его голос мягкий, струится как золото, греет, звучит крепко, но нежно…

Любовь не замерзла ты людям скажи, может поймут И станет намного добрее земля

Эрик поднимает глаза встречается с Савой и смущённо отводит взгляд вновь, потому что поёт точно для него:

Любовь не опишешь, бессильны слова,

давай помолчим Молчанье дороже, чем тысячи фраз

Пусть дарит тепло и танцует для нас, пламя свечи Ведь мы с тобой счастливы здесь и сейчас. Здесь и сейчас

Сава, прижавшись к стене, не скрывает эмоций — его губы раскрыты, в глазах шок сменяется счастливым блеском. Эрик поёт и все вокруг будто замерли, чувствуя трепет. По коже бегут мурашки от его голоса. В этом моменте Эрик не смотрит на Саву, сидя на стуле, глядя в пол, будто смущаясь, прикрывает глаза. Он играет, и инструмент оживает в его руках. За последними строками следует проигрыш, но кажется, что Эрик вновь подарит свой голос в этот светлый вечер. Он смотрит на Саву, находит его улыбку и улыбается робко в ответ. Закончив играть, убирает гитару. За столом тишина. Эта песня, его голос — задели каждого, подарили что-то волшебное и, смакуя послевкусие, никто не решается нарушить молчание. Закусив губу, Сава прячется за дверьми кухни. Ему сложно скрыть счастливую улыбку, сложно держать эмоции. Он судорожно вздыхает, вскидывая голову. Просит себя собраться, прощупывая медальон на груди, и отрываясь от стены, заходит в зал, делая озабоченный вид. За похвалой к Эрику никто не замечает, как он проскальзывает за стол, а там… Эрик сидит совсем близко. Бахвалится, заговаривая зубы тётке, смущается от замечаний Олеси. Сава же бросается к еде, зная, что не сможет удержать дрожь в голосе. Он вгрызается в мясо с таким аппетитом будто не ел никогда вовсе, тянется к стакану... Эрик замечает, как мелко дрожат пальцы Савы. Он обращается к нему, но мальчишка заметно отворачивается, делает глоток, забывая, что налито шампанское, давится, прикрывая ладонью рот и замирает. Его глаза робко смотрят на Эрика, говорящего с кем-то, замечают, как он облизывает губы, и нервная дрожь внутри буквально поднимает Саву с места. Он уходит наверх, споласкивает лицо холодной водой. Вытираясь полотенцем, смотрит в глаза отражению. Вторая попытка взять себя в руки прерывается общественным торжеством — все спешат на улицу запускать салюты. Наблюдая, как с вешалки одна за другой слетают куртки, Сава неспешно спускается. Эрик не одевается, стоя с курткой в руках, глядя на Саву. Мальчишка подходит к нему медленно, провожая взглядом близких. Хлопают двери. — Идём, — просит, оглядываясь на лестницу, и, поднявшись, оборачивается, — есть место лучше.

***

Поднявшись, Эрик замечает огни звёзд. Крыша освещена гирляндами, которые во дворе кажутся на снегу пожаром. Сава проходит вперёд, присаживается на скате крыши, обнимая руками колени. Он без куртки. Эрик подсаживается рядом, но не решается что-либо сказать. Сава смотрит внимательно вниз — там шумят голоса, готовятся фейерверки. Кажется, их исчезновение никто не заметил. Убедившись в этом, Сава смотрит на Эрика. Он улыбается, убирая прядь за ухо, и говорит тихо: — Привет. — Привет, — отзывается Эрик. Сава отворачивается со смущённой улыбкой. Эрик готов сбросить с плеч куртку и протянуть ему, но не решается это сделать, замирая от мысли, что может согреть его по-другому… Сейчас? Он смотрит на Саву. Сердце гулко стучит. Сава вдруг говорит: — Это не всё. Я собираюсь ещё кое-что подарить. Он смотрит прямо перед собой, положив голову на руки, его голос звучит непривычно нежно. — Я тоже. Эрик тянется к карману брюк, вытаскивая кассету, признаётся: — Вообще-то плеер — это так — лишь обёртка. Это настоящий подарок. Он вручает Саве кассету, видит улыбку, когда тот читает надпись. Сава чуть хмурится, спрашивая: — Что там? Эрик волнуется, не находит сразу ответ и запоздало говорит первое, что приходит на ум: — Надежда?… Он отворачивается только для того, чтобы взглянуть на Саву вновь. Замечает, как тот дрожит, и всё же снимает свою куртку, укладывая ему на плечи. Сава точно замер, рассматривая кассету в руках. Когда он смотрит на Эрика, просит: — Повернись. Эрик хмурится, оглядываясь. Сава крутит пальцем с загадочной улыбкой в уголках губ. Он выполняет его просьбу, осязает движение за своей спиной и вздрагивает, когда тёплые руки ложатся ему на плечи. Эти руки ускользают, оставляя на груди металлическую пластинку, Эрик подбирает её пальцами, рассматривая надпись. В этот момент свистит петарда и взрывается градом искр. Сава прижимается к Эрику спиной, запрокидывает голову на его плечо. Эрик оглядывается, замечая на его щеке отражение разноцветных вспышек. Волосы разносит ветер. Салют вовсе Эрика не тревожит. Искры красного, зелени, точно пузырьки от шампанского взмывают вверх, рассыпаясь в звёздах. Сейчас? Он оглядывается вновь. Сава молчит — его глаза закрыты, но Эрик не может этого видеть. Они открываются лишь, когда его рука чувствует тепло. Эрик кладет ладонь на кисть Савы, сжимает её, затем они по наитию скрещивают пальцы, греясь друг другом. Задрав голову, Эрик смотрит на фонтан разноцветных вспышек, проклиная всё на свете, поглаживая большим пальцем его нежную кожу. В груди разливается боль, губы приоткрываются, он жмурится, понимая, что упускает этот момент. Он должен обнять его сейчас. Сейчас… Сердце стучит от страха. И вот, он ломает эту непроницаемую стену — поворачивается и заключает Саву в объятия, слышит, как судорожно тот вздыхает, облегчённо; обнимает его руками, нежась о шёлк волос. Глаза Савы закрыты, в переносице колет, в глазах собирается тепло, готовое пролиться по щекам. Он хватает руки Эрика своими, чувствует его дыхание на щеке — сладкое, горячее. Его губы трогает улыбка, он вскидывает голову, открывая шею и смотрит в небо, которое взрывается осколками. Эти мгновения, точно падающие с неба звёзды, пролетают, разбиваются над головой и навсегда уходят. Он рядом… Мальчишка осознаёт себя в его объятиях, овеянный теплом сердца, в кольце рук, чьи пальцы вновь сплетаются друг с другом. Молчат… Отгремев, небо оставляет за собой тишину. Сава слышит, как внизу голос мамы спрашивает: «А где мальчики?». Георгий с Аркадием прощаются на пороге. — Кажется они не собираются оставаться, — хрипло замечает Сава, когда руки Эрика его отпускают. — Похоже… — ранимо отвечает он. Сава первым поднимается, снимает куртку, не глядя подаёт Эрику и уходит, чтобы спуститься. Эрик замечает тихо: — Но я всё равно приду. Сава, ступая на лестницу, говорит: — Я знаю. Он спускается на ступень и поднимает глаза с улыбкой. — Я буду ждать. Грудь Эрика вздымается чаще. Сава скрывается из виду, и он улыбается широко, радостно, будто с его плеч свалился самый тяжёлый груз на свете.

***

Ночь полная смеха, сменяется звоном стаканов, шорохом верхней одежды, прощанием у ворот. Егорка уснул на заднем сиденье. Оксана обнимает подругу. Любовь Александровна, напросившаяся с ними в город — в отель, садится в салон. Небо рождает на небе яркие звезды, скрывая луну. Катится время, точно колёса по трассе. Посуда собрана на кухне. Остыл ужин. В дом заглянула тишина, сумрак комнат, романтичный шёпот супругов. Впечатления — разговоры перед сном. Сава ждёт, собирая вещи. Ждёт, надевая пижаму. Ждёт, погасив свет. Включает гирлянды на книжной полке, которые освещают комнату пламенем свечек. Ждёт, проверяя соцсети; блокирует телефон, поставив будильник на 6:00. Он ждёт на кровати, купаясь в объятиях поздней ночи. Закрывая глаза, видит перед ними звёзды; представляет, как они разбиваются на мириады песчинок. Он ждёт… В клетчатых брюках пижамы согнуто колено, футболка тёмно-синяя, высоко вздымается грудь. Его лицо расслаблено, губы, не знающие поцелуев, улыбаются. Он ждёт, потому что Эрик придёт. Дверь открывается. Открываются глаза Савы. Они видят узор света на потолке. Он чувствует, как проседает рядом матрас под весом тела. И, наконец, отводит взгляд, чтобы увидеть его. Сава поворачивается набок. Они лежат напротив друг друга — глаза в глаза. Как же широко расширились его зрачки, сужая кольцо золотисто-карей радужки. Эти глаза говорят о любви. Сава улыбается, будто видит Эрика впервые. Эрик улыбается тоже. Сердце в груди стучит так громко, мальчик уверен, что его сердцебиение можно расслышать. А жилка на шее Эрика усердно пульсирует. Его шея… Совсем светлая кожа, плавная впадинка мышечной связки, заметное «яблоко Адама»… Его плечо, укрытое белой тканью футболки; его короткие волосы, точно серебряные нити; контур уха, линия челюсти. Его губы… Сава не знает, что он так же любим. Что его черты в глазах напротив запечатлелись и восхитили. Он вздрагивает, когда Эрик касается его щеки. Осторожно, оглаживая тыльной стороной фаланг, будто Сава видение, которое от напора может растаять. Пальцы Эрика робко касаются его волос и Сава закрывает глаза, забываясь в этих ощущениях. От подушечек его палец растекаются электрические разряды, заставляя щеку пылать в местах прикосновений; по шее бегут мурашки… Эрик касается его кожи, чувствуя её невероятную мягкость. Ресницы Савы подрагивают. Он касается их тоже, заставляя Саву жмуриться, улыбаться, вздыхает с улыбкой в ответ и кладет ладонь на его щеку. Глаза Савы — два тёмных омута; ширятся зрачки, говорящие о любви… Сава осторожно касается плеча Эрика, ведёт плавную линию на его шею, к углу челюсти, на щеку. Эрик смущается с улыбкой, сбрасывая взгляд, чувствует, как нежно Сава играет с его сердцем; повторяет за ним движения. Они прикасаются друг к другу так, как будто делают это впервые, не зная подобных ощущений прежде, доверяя друг к другу, смущаясь. Эрик закрывает глаза. Палец Савы легонько касается его губ, отчего дыхание сбивается — это волнует. Рука Савы скользит на его шею, пальцы чувствуют пульсацию сердца. Эрик смотрит на него, скользит подушечками пальцев по его щеке к губам, сглатывает, касаясь их. Он знает их вкус и смущается сильнее, боится сделать это сейчас. В руке чувствует боль, что стремится всё выше. Он замечает, как широкий ворот футболки обнажает тонкую ключицу; тянется к ней и касается, осязая хрупкую косточку. Сава вздыхает, его губы раскрыты, грудь вздымается выше, ресницы сомкнуты — дрожат. Пальцы Эрика по гладкой коже стремятся за ворот футболки, проскальзывая к плечу. Боль в груди сменяется искристым возбуждением, усиливая дыхание. Сохнут губы, точно на ветру… Больно… Боль прячется в ладонях. Сава словно раненый зверь глубоко дышит, ощущая, как пальцы Эрика проводят новые линии, возвращаясь обратно к его лицу. Он не решается открыть глаза, чувствует, как к щекам приливает кровь, разносящая волнительный жар по всему телу. Его веснушки — крохотные звёздочки. Эрик проводит по ним большим пальцем, путаясь в его волосах. С надеждой глядя на ресницы, и те распахиваются. В этот момент под его взглядом точно в груди взрывается фейерверк чувств. Губы Эрика приоткрыты. Он касается его… Он смотрит на него. Он видит его лицо, чуть хмурится, осознавая как сильно, как долго он искал его и обрёл. Это чувство необъяснимо — оно названо любовью. Любовью к матери, к брату, к возлюбленному, к близкому. Вкусив это чувство, не хочется возвращаться обратно. Сава?.. он чувствует то же? Сава закрывает глаза. Его эмоции вырываются. Дрожь… Он отворачивается, и чувства сотрясаются ресницами, скользят по вискам, падают в волосы, оставляя влажный след. Черты лица содрогаются, ломая невозмутимую маску, освобождая его душу. Он смущённый спешит отвернуться, закрываясь от Эрика. Эрик приподнимается над ним, убирает осторожно прядь волос. Ему не показалось — слеза остаётся на переносице, и к ней он прикасается, собирая подушечкой пальца влагу. Сава плачет — это ранит его. Но мальчишка, перехватив руку, прижимает её к своей груди, давая понять, что всё в порядке. Просто он стал немного старше… Эрик наклоняется к нему. Медальон выскальзывает из-за ворота футболки, ударяется о плечо. Он касается губами его щеки, задерживается на несколько сладких мгновений и ложится рядом, со спины, обнимая руками, чувствуя его дрожь, дыхание, тепло, к которому так стремился. Сава плачет бесшумно, укоряя свою слабость; чувствует, как толчками в груди позади рвётся сердце. Он обхватывает руки Эрика, не желая их отпускать; скользит пальцами по коже, по круглой косточке запястья. Щека пылает в том месте, где касались его губы. Он чувствует их тепло даже сейчас… Он рядом — здесь. Дрожащие пальцы, будто не могут в это поверить, оглаживая робко его руки. И Сава бросается к нему, утыкаясь в грудь, — обнимает его, чувствуя руками острые лопатки. Здесь… Отчего так хочется с ним слиться? Вдохнуть, не выдыхая больше, присваивая его сердце, чтобы оно билось одно на двоих. Это безумие. Безумие — как оно прекрасно. Руки Эрика, что поднимаются выше; пальцы, что прячутся в волосах… Как сильно стучит его сердце, как оно близко. Здесь… С дрожью Сава кусает губу. Он знает — его губы в паре сантиметров над ним. Стоит лишь вскинуть голову. Эрик, утопая в невесомости, боится его целовать. Он жалеет об этом. Но страх неутомим, ведь он совершенно не умеет целовать по-настоящему… Хмурится, не понимая, как выразить боль и трепет, что чувствует. Словами точно не удастся. …И вновь из глаз проливаются слезы. Нет, он не сможет — его сердце готово разбиться, лишь бы не отпускать Эрика, продолжать его чувствовать. Ему больше не страшно это признать, но он не может это сказать… Обнимая, Эрик вновь касается губами его волос. Привычный мир навсегда рушится, придется это принять. И эта ответственность за свои чувства сводит с ума. «Что же мы делаем?..», — думает Сава, признавая, как ему больно, как хорошо в его руках… «Я не отпущу тебя», — осознает свои мысли Эрик, чувствуя, как дрожит Сава в его объятиях. Слишком нежный и уязвимый — всё это в нём трепетно ждало своего часа, момента, мгновения. Сейчас…
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.