***
В машине они едут молча. Сава заставляет себя не смотреть на Эрика, но глаза то и дело ищут его взгляд и находят… Эрик, кусая ноготь, оценивает, насколько возможно дотянуться до руки Савы, — успешность попытки сводится к нулю. Тогда он открывает видеоряд и тянется к нему. Мальчишка, ожидая этого, охотно прислоняется к его плечу, невозмутимо листая ленту. Его сердце трепыхается в груди, он предполагает, насколько неприметно они себя ведут. Они так близко… Эти минуты в поездке самые лучшие — их хочется растянуть. Но первой по пути школа Савы — он выходит из машины ни разу не оглянувшись. Эрик продолжает смотреть ему в след, даже когда к нему обращается Оксана. Он напоминает себе, что должен вести себя привычно. Но сегодня снова наступит вечер, и они будут вместе — не успокоиться от этой мысли. Только лишь одно смущает…***
Скрипит подошва о крашеный пол. Мяч ударяется о стену — эхо разносится громом в полупустом зале. В квадратных маленьких окнах свет такой яркий, что слепит глаза. Алина сидит на скамье, сжимая руками живот, хмурится — сегодня она впервые за многие годы пропускает урок физкультуры. Ей обидно, ведь вместо волейбола выбрали баскетбол, — она обожает баскетбол, но тело подводит. Не справятся — по-любому без неё не справятся. Впрочем, кое-кто иного мнения… Алина открывает переписку и читает сообщения от Эрика, присланное с утра: «Есть разговор» Не отвечает, о чём пойдёт речь — значит, о нём. Панфилова улыбается от смущения и любопытства. Отношения Эрика с его сводным братом оказались такими милыми и пугающими одновременно. О чём он только думает? Наконец, сам Цимерман выходит из раздевалки, показываясь в дверях. Потягивается странно, морщится, забрасывая руку за спину. — Спина болит? — хмурится Алина. — Да, — признаётся Эрик. Странная тянущая боль между лопаток преследует его с самого утра, он старается не обращать на это внимания. Поведя плечами, Эрик бросается к скамье, встряхивая Алину, — той плохо от малейшего движения, и она бьёт парня в плечо. — Что с тобой? — удивляется Эрик, его голос немного хрипит — простуда даёт о себе знать. — Догадайся, — хмурится Панфилова, забираясь с ногами на скамью и утыкаясь головой в колени. — А Катя где? — Заболела. — Алина вдруг смотрит на Эрика с улыбкой: — О чём ты хотел поговорить? — Не сейчас, — Эрик листает ленту, не обращая ни на кого внимания, затем блокирует телефон и передаёт его ей, — встретимся после школы? — он смотрит на неё с надеждой. Цимерман — гад, и почему он такой милый? Алина закатывает глаза: — Ладно. Перед началом игры класс делят на команды — скоро предстоят соревнования с соседними школами, и каждый урок физкультуры теперь будет посвящён отработке подачи и перехвату мяча. Не все бас физрука поняли. Алина на скамье вздыхает, мечтая быть среди своих. — А вы, голубки, по разным командам! — командует физрук. — Да вы чё?! — возмущается Белов — они по счету должны быть с Эриком вместе. Но Цимерман-то понимает, что они с Белкой играют лучше остальных. — Боишься, что я тебя уделаю? — показывает он клычки, отбивая мяч. — Ты? Да я тебя одним пальцем! — смеётся в ответ Дмитрий. В отличие от других, он свою форму забыл и вынужден играть в водолазке. Алина думает о Сергее — вчетвером они были непобедимы на поле, но всё кануло в лету. Думая о том, как с ним поговорить, она не замечает начала игры, и, только когда к ней подбегает Эрик, поднимает голову. Цимерман на ходу передаёт ей свой медальон, просит не потерять, как будто эта вещь самое ценное, что есть на свете. Девушка оглаживает пальцами медиатор и смотрит на Эрика с улыбкой. Всё-таки его чувства взаимны — так, чего же он ждёт?***
«Давай встретимся после шк|» — сообщение по буквам стирается. Пальцы обхватывают телефон, жмут кнопку блокировки и зарываются в тёмные волосы. Карие глаза бросаются к окну — довольно солнечно, день приветливый. В мониторе компьютера завис цветной код. Простое задание по информатике — написать страничку в HTML закончено. Молодой учитель дал ученикам возможность проявить фантазию только в одном — фоновую картинку для одностраничного сайта, так и быть, выбирайте сами. Но чаще все действуют по шаблону, залезая в корневые папки компьютера. Сава обдумывает свой план весь день — он не сможет терпеливо ждать вечера, чтобы поговорить с ним. Он хочет видеть его прямо сейчас и раз за разом открывает чат, чтобы написать предложение погулять после школы вместе, но не отправляет его. Урок информатики, как и все предыдущие занятия, мало заботит. — Ну, хорошо. Тот, кто всё сделает, может уйти с урока пораньше, — заявляет на весь класс Олег Павлович. Жребий брошен. Ни к чему писать сообщения — Сава знает, где школа Эрика, он встретит его там. Ребята с одобрительным галдежом принимаются за работу. Третьяков сидит на противоположном ряду и оглядывается на Саву с надеждой. На губах Емельянова расцветает ухмылка. Конечно, он не оставит друга в беде; оборачивается — кивает пару раз и поднимает руку. — Сава? Вижу, сейчас подойду, — замечает его учитель. Мальчишка сворачивает окно «Атома», открывая браузер, и демонстрирует свой сайт. Работать только в HTML для Емельянова слишком примитивно — он сделал страницу многим лучше того, что требовалось, подключив коды из CSS. Олег Павлович доволен — хвалит мальчика, утверждая, что тому прямая дорога в программисты. Сава знает себе цену и молчит. Заработав высший бал, Савелий не торопится уходить — он вновь открывает приложение для кода и незаметно вставляет в него несколько строчек, ломая предыдущие, делая работу проще, но с «изюминкой». Когда он поднимается из-за парты, на него с надеждой смотрит Катя. Сава любезно ей помогает, тайком отсылая свой код; так же помогает Егору, а тот в свою очередь помогает Маше, рассчитывая на её взаимность, а Маша не прочь помочь всему классу. Собрав рюкзак, Сава идёт на выход, покусывая губу, пытаясь тем самым спрятать улыбку. Уже подняты руки. — Всё сделали? Ну, хорошо — открывайте! — командует «оркестром» информатик. Сава открывает дверь. Внезапно раздаются девичьи крики, хохот, мат… — Так, кто поставил скример на фон?! — вопит Олег Павлович — отвратительная картинка теперь висит на каждом мониторе. Сава, посмеиваясь, закрывает за собой дверь.***
— Ну и что?! — восклицает Алина. Она и Эрик вышли на школьное крыльцо, но Цимерман не желал открываться, пришлось уйти дальше — в сторону домов за школой. Здесь крошечный дворик с парой качель и песочницей окружён пятиэтажными домами цвета мяты и песка; арка между зданиями ведёт к дороге, где снуют машины, проезжая мимо как призраки. Они сидят на скамье. Эрик без шапки, ловит снежинки в серые волосы, хмурится, глядя перед собой, как будто красная крыша песочницы в расцветке под мухомор ему не нравится. Он рассказал Алине о том, как прошёл вчерашний вечер, и встретил улыбку, и удивление. Они нравятся друг другу — да, это было очевидно давно. Только одно до сих пор смущает и не даёт парню покоя. — Что, если ничего не получится? Я ведь не могу просто взять и… — Конечно можешь! Если ты боишься признаться ему, то поцелуй явно всё лучше объяснит. — Я не умею, — признается Эрик тихо. Кашляет немного и смущённый смотрит себе под ноги. — Боже! — Алина вскидывает голову, — глупость! — Она толкает его в плечо, заверяя: — В этом нет ничего такого… Эрик смотрит на неё хмуро. — А ты когда первый раз целовалась — это был он? И как? Алина смущается, Эрик настаивает: — Это важно. — Вообще-то первый раз я целовалась не с Серым, — замечает Алина, — но кажется я понимаю, о чём ты — вам, парням, вечно нужно что-то доказывать — какие вы крутые. Он, наверное, хотел, чтобы ты поцеловал его, а ты… как обычно. — А что, если… — сопротивляется Эрик, — …я всё испорчу? Он кусает губы. Если Сава отвергнет его — это худшее, что может случиться. Ведь раньше всё казалось шуткой — иллюзией, а сейчас обрело ясность. И Эрик не знает, как теперь с этой реальностью быть. А Сава всё-таки парень — более того он живет с ним под одной крышей… Они молчат. Алина не видит большой проблемы в первом поцелуе. Впрочем… Может быть, он прав? Ей с этим повезло — попался хороший учитель. Даже несмотря на то, что целоваться она училась с лучшей подругой. Ну не признаваться же в этом Эрику? И, вспоминая свои двенадцать лет, Алина смеётся, смотрит на Эрика, спрашивает: — А тебе вообще важно, с кем учиться? Цимерман всё хмурится, глядя на неё, затем понимает намёк. Его взгляд проясняется: — Ты шутишь? — Опыта-то побольше, чем у тебя. — Нет. Этого быть не может — они с Алиной только-только стали друзьями — нормальными друзьями, а тут такое. — Может, есть какой-нибудь гайд, типа, как научиться целоваться на персике? — На персике, Эрик? Эротики начитался? — Ну… или лайфахак какой… — Лайфхак простой — засунь язык ему в рот! Эрик кашляет и смеётся, то ли смущённо, то ли на грани истерики. «С этим я не справлюсь», — думает он. — Знаешь, если ты думаешь, что настолько нравился мне, что я готова была в обморок падать — то нет. Целоваться с тобой я «реально» не хочу. Так что не придумывай тут всякое. Кароче… — она выставляет свои руки, — представляй, что мои пальцы это… — Ладно — давай, — сдаётся Эрик. Алина вскидывает брови. Эрик про себя уже меняет решение и отворачивается. Белка говорил, что расстёгивать бюстгальтер сложно — а здесь просто поцелуй, а Цимерман трясётся, как одинокий лист на ветру. — Научи меня, и вечером… — Эрик кусает губу, признается: — Я хочу поцеловать его по-настоящему… Алина наигранно возносит хвалу небу. Затем поворачивается к Эрику, убирая прядь алых волос за ушко, но замечает с каким ужасом он на неё смотрит. — Я передумал, — торопливо «переобувается» он. — Я догадалась! — Алина хватает его за грудки — Эрик жмурится, отстраняя голову. Алина его отпускает. — Как ты вообще собирался с ним целоваться, если так боишься? — смеётся она. — А, может, оно само как-то? — Ага! Он младше, Эрик, наверняка даже не понимает, что с вами происходит, а ты хочешь оставить всё как есть? Возьми себя в руки! — Ладно… Блин. — Ты хочешь научиться? — спрашивает Алина. — Да. — Не слышу. — Да! — Тогда закрой глаза. Эрик жмурится, чувствует, как к нему приближается чужое тепло, и начинает запрокидывать голову назад. — Эрик! — Я так не могу, — пищит он. — Ты прав — ничего не получится! О’кей? — раздражается Алина. Её представления об Эрике рушатся с каждым днём. Кто мог знать, что он такой ранимый неженка? Цимерман облегчённо выдыхает, хватаясь за грудь, — сердце так и колотится от страха. — Папин бродяга — мамин симпатяга, — Алина закатывает глаза, про себя жалея парнишку — ему с Эриком точно не справиться. Она смотрит на Цимермана — а что, если этот придурок начнет отворачиваться, когда тот захочет его поцеловать? Алина живо это представляет, понимая, что Эрик прав — его не совсем нормальным отношениям, которые даже не начались, придёт тотальный пи*. Алина быстро принимает решение, зная, что надо делать… — Эрик, смотри! — она тычет пальцем в сторону. Цимерман, как послушный болванчик, смотрит куда нужно, ничего не видит и с недоумением поворачивается к Алине, и она его ловит. Стоит Эрику почувствовать чужие губы на своих, как он тут же отстраняется, закрывая рот ладонью. Алина вытирает рукой губы. Поцелуй «настоящий» не состоялся, но уже хоть что-то… — Что, страшно? Цимерман смотрит на неё обвиняюще, вытираясь. — Нет. А… ты как? — волнуется он. Алина жмёт плечами, рассматривая кроссовки. Ничего не чувствует. — С Катюхой было лучше. — Что?! Она смеётся.***
Уже виднеется арка, ведущая во дворик между домами, — там и школа Эрика, выглядывающая рыжим кирпичом. По пути Сава смотрит в телефон на часы — Эрик должен был уже закончить занятия. Он надеется, что тот не ушёл раньше и с трепетом, и воодушевлением сворачивает в арку, во двор.***
— Так, не надо повторять за мной — просто почувствуй, что я делаю. О’кей? — О’кей. Алина представляет себя опытным педагогом. Поцелуи — что может быть проще? Но для Эрика это целая наука. Он всё никак не может расслабиться, как будто она собирается его укусить. Алина приближается. Эрик сильно жмурится. Ощущения, которые он испытывает от чужого языка странные — это неприятно и щекотно. Он пытается неуверенно ответить, но вытерпеть долго не удаётся. Эрик отстраняется, делая желанный вдох. — Зачем ты задерживаешь дыхание? — недоумевает Алина. — А как мне дышать? — возмущается Эрик. — Просто дыши! И расслабь губы — они слишком плотно сжаты — это не хорошо. Представь, что ты целуешься с Савой. Эрик качает головой: — Ну уж нет… — он молчит, потом неуверенно спрашивает: — и как оно? — Не очень. Эрик расстраивается — у него ничего не получается. — Попробуем ещё раз — только расслабься, — Алина смеётся, — и дышать не забывай. — Ладно.***
Сава замечает угол школы, направляясь к ней. Во дворе на скамье сидят двое. Заметив алые волосы девушки, мальчишка замедляет шаг. Издали не видно, что происходит. Слышится смех. Он точно знает, что это Алина, а рядом с ней… в такой знакомой куртке… Чёрный рюкзак со значком «Umbrella»… Сердце подпрыгивает и трепыхается от страха. Он узнает его, он не может его не узнать… Волосы парня серебристые… «Нет… нет… пожалуйста…», — просит Сава. С каждым шагом, что-то внутри него просит сейчас же уйти. С каждым шагом боль нарастает и бьётся в груди. Кажется, что ничего не происходит, ведь они просто говорят, но затем… Сава содрогается, останавливается — с его губ срывается всхлип. Дрожащей рукой он прикрывает рот… Он видит их поцелуй. Глаза тут же увлажняются горечью. «ЭТО ОН! ОН ЦЕЛУЕТ ЕЁ!» Сава отступает на шаг, дрожит и кричит внутри: «НЕТ!» Сорвавшись с места, бросается прочь. Выбежав за арку, чуть ли не сбивая прохожих, позволяет себе разрыдаться. Слёзы стекают по щекам горячей рекой. Он бежит всхлипывая, хватаясь за грудь; бежит, повторяя про себя лишь одно: «ЛЖЕЦ!» Как он мог так поступить?..***
— А сейчас? — с надеждой спрашивает Эрик. — Уже лучше, — отстраняется Алина. Она испытывает странные чувства и признаётся, — знаешь, я не так себе это представляла. — В смысле? — Думала, будет иначе. Но с тобой — это всё равно, что целовать брата. — Алина со смешком смотрит на Эрика, — прости. — Блеск. — Эрик отирает рукой губы и оглядывается — в арке никого нет, двор совершенно пуст, но его не отпускает странное тревожное чувство. — Думаю, дальше я сам, — говорит он, поднимается, снова кашляет. — Ты в порядке? — Да. Пойду домой. — Иди… — Алина оглядывается в сторону школы, понимая, что сейчас ей больше всего нужно. Что всегда ей было нужно. Она поднимается за Эриком. — Напиши потом, как всё прошло. — А ты что собираешься делать? Алина направляется не в сторону своего дома. — Попробую достучаться до небес, — она указывает большим пальцем позади себя — на многоэтажку неподалёку от школы, где живет Сергей. Эрик улыбается криво — Ну, иди уже, — смеётся Алина. И Эрик собирается на остановку. — Ты ведь в курсе, что вы творите немыслимую хрень?! — кричит она ему вслед. — И тебе удачи! — оборачивается Эрик, набирая в телефоне нужный номер. Может быть, Сава ещё в городе? Тогда они смогут поехать домой вместе…***
День как лёд, тающий под солнцем, застывает к вечеру синевой на окнах, холодом на коже, взвесью снежной пыли в воздухе… Савы нигде нет — он не берет трубку. Несколько раз шли гудки, затем телефон стал недоступен совсем. Эрик обыскивает весь дом, в очередной раз набирая его номер. Может быть, телефон разрядился? Где он? Ведь занятия давно закончились. Где он? Ведь уже вечереет. Сава всегда предупреждает о своих планах. Так, где же он? Бросив телефон, Эрик в очередной раз поднимается в его комнату — ищет подсказки, зацепки — что угодно. Он передумал все мысли уже и натыкается лишь на одну — что если кто-то забрал его? Что если кто-то хочет причинить ему боль? Это невыносимо! Стоит часам пробить новый час, как Эрик срывается с места, хватая рюкзак. «Телефон абонента временно недоступен» — повторяет безжизненный голос в трубке. Сава. Сава не мог не предупредить его — с ним что-то случилось. В городе Эрик первым делом звонит Наре, Маришке — никто не видел Саву? Нет. Покружив возле его школы, расспросив охрану, Эрик убедился — Сава из школы уходил совсем рано. Так, где же он? Может быть, зашёл к Дэну? Ворвавшись в «Аккорд», Эрик пугает всех. Гирш отводит его в подсобку, наливает крепкий кофе, успокаивает. — Звонил родителям? — Нет… Ещё не слишком поздно, может быть, он зря паникует? Но вечер неумолимо близится к шести. — Я ещё поищу, — не выдерживает Эрик, думая прогуляться по паркам, надеясь, что Сава может оказаться там. — Что-то случилось? — хмурится вслед Дэни. — Нет… Нет — всё было прекрасно! Они должны были провести этот вечер вместе. «Абонент временно недоступен» — повторяет безжизненный голос. — Сава, возьми телефон, — просит Эрик, вдыхая холодный воздух на бегу. Странное тревожное чувство не отпускает. Где он?***
Вечер сломал небо пополам — свет виднеется на горизонте, а над ним, словно проведённая черта, нависла серая туча, сливающаяся с синим небом. Неумолимо приближается ночь, наполненная холодом и болью. Сава не помнит, сколько просидел на этой качели, обхватив озябшими пальцами железную цепь. Он не помнит, как оказался в этом дворе, и не помнит, где он сейчас… Его лицо похоже на непроницаемую маску, глаза тёмные — пустые, смотрят неотрывно на снег. Ветер заметает его следы — едва их можно увидеть. Он чувствует, как мороз жалит щёки; чувствует, как замерзли его руки. Он чувствует боль… Она поселилась в груди в той области, где билось сердце, оборвало что-то внутри — теперь там холод. Едва слышно, как скрипит цепь качели на ветру. Его тёмные волосы на кончиках покрылись инеем от едва тёплого дыхания; кажутся такими хрупкими, будто их можно сломать, если коснуться рукой. В ресницах льдинки больше не тают. Он плакал долго, и теперь застыл, сохраняя в груди единственное чувство. Всё, что осталось — боль. Несколько часов назад, когда звонил телефон, Сава машинально его выключил. Он потерялся во времени так же, как и в реальности. Его окружают незнакомые белые дома, незнакомая детская площадка, вырезанная из дерева — тёплого цвета сосны. Завидев качель, Сава машинально прибился к ней, как утопающий к берегу после бурного течения. И мир вокруг застыл вместе с ним. Здесь хорошо — тихо. Нет людей. Он может быть один. Его мысли больше не нарушают непроницаемый покой ума. Он не думает. Он перестал думать и понимать себя, чтобы защититься и сдержать то чувство, что расползается в груди. Когда он ощущает нестерпимый холод и убирает руку от цепи, сознание на секунду включается, пытается что-то осмыслить. Но Сава, склонив голову, вновь теряет его, желая тишины. Время неумолимо набирает ход. Тьма опускается на остывший город быстро, забирая его в свой немой плен. До Савы иногда доносятся звуки машин и лай собаки, но он не может заставить себя «проснуться» — ни один мускул на его каменной маске-лице не дрожит; редко моргая, он всё смотрит на снег… Хрустит снег под подошвой кроссовок — шаг за шагом всё громче. Кто-то приближается к нему. Но Сава остаётся уязвимым, не желая двигаться с места… Наконец в том месте, куда он смотрит, появляются незнакомые кроссовки — мужские, останавливаются, спрашивают: — Ты чего здесь? И вдруг Сава узнаёт этот голос. Он усилием воли заставляет поднять глаза на собеседника. Куртка пёстрая, словно калейдоскоп, волосы под шапкой рыжие, а лицо обсыпано веснушками — природа здесь не поскупилась…***
На плите свистит пузатый чайник. Такой же стоял когда-то у Савы на кухне, когда они жили вместе с мамой в квартире — теперь её продали. А Саве всё равно кажется, будто он вернулся домой. Кухня здесь такая же маленькая, даже гарнитура чем-то похожа по цвету. Но мягкий угол вокруг обеденного стола непривычный. Сава гладит мягкую шёрстку чёрного кота. Он мурлычет, охотно выгибаясь под ласковыми пальцами. На круглую столешницу опускаются кружки в горошек, затем появляется запах чая с мелиссой, но Сава смотрит только на котёнка у себя на коленях. — Что у тебя случилось? — спрашивает Артём. Он садится напротив на табурет, смотрит на Саву — тот ведёт себя словно зомби, значит, что-то серьёзное. Рыжий это без труда понимает. В горле Савы не возникает ни единого намёка на речь — он едва ли осознаёт, может ли вообще разговаривать. Настолько тишина кажется привычной, а любое движение связок болезненным. Но всё-таки его тёмные глаза поднимаются. Он обращает внимание на пальцы Артёма — оказывается они совсем бледные, и на его запястьях тоже есть веснушки. Эти пальцы вытаскивают из пачки сигарету, хватают зелёную зажигалку с бензином. Вскоре Сава чувствует жгучий запах дыма. — С предками поругался? — предполагает Артём. Сава медленно качает головой в стороны. Рыжий специально продолжает говорить, пытаясь вывести парня из ступора: — Мамка, наверное, волнуется, — он выпускает струйку дыма по направлении к открытому окну. Тут Сава вспоминает маму — сегодня они с Георгием отправились в театр, окупать подаренные билеты. Дома их не будет, скорее всего, долго. Поэтому этот вечер он хотел провести с Эриком… Эрик… В остром носике вдруг появляется жалящая боль, глаза тут же нагреваются — маска ломается, Сава всхлипывает, роняя ресницами слёзы. Рыжий пугается — вскакивает: — Тебя кто-то обидел? Сава закрывается руками. Дрожат его плечи, лицо прячется в ладонях. «Он должен это прекратить. Он должен это прекратить», — повторяет часть его разума. Но он плачет, выказывая слабость. — Эй… Артём оказывается рядом, приседая возле его колен, и смотрит с удивлением и ужасом, искренне сочувствуя. Он не знает, что делать в такой ситуации. Чем помочь? Рыжий уходит в другую комнату, приносит из маминой спальни салфетки и ставит коробку на сиденье рядом с Савой, сам берёт телефон в руки — старый, кнопочный; от нажатия клавиш разносятся гудки. Рыжий хочет кому-то звонить, и Сава вдруг резко поднимает голову, смотрит на него так жгуче-строго, что Артём теряется. — Не звони никому, — грозит Сава. Его голос звучит сипло и жёстко. Чужой голос — полный приказа, которому невозможно сопротивляться. — Я только Дэну… — оторопело говорит рыжий. Потом, взяв себя в руки, он понимает, что должен на Саву надавить, ведь тот ведёт себя странно — что, если с ним сделали что-то ужасное? — Ты скажешь, что с тобой случилось? Нет? Тогда мне придётся позвонить ему и не только! — он выставляет руки, перегораживая Саве путь, ведь тот проявляет попытку подняться. Сава молчит, вытирая постоянно набегающие слёзы, — он не всхлипывает больше, пытается собраться, но его руки трясутся, а щёки вновь увлажняются. — Что-то серьёзное случилось? — вновь допытывается неумолимый Артём. — Нет, — хрипит Сава, отворачивается. «Пожалуйста, перестань плакать. Пожалуйста…», — просит он себя, но больше не может сдерживать эмоции, у него нет защиты — не за что цепляться. — Вот, — Артём показывает Саве контакт на телефоне, — я позвоню Дане. Только ему, хорошо? Сиди здесь. Артём выбегает из кухни, плотно закрывая за собой двери. Сава кусает губу до крови. Его эмоции не поддаются контролю, он повторяет про себя постоянно: «Ну же пожалуйста, пожалуйста, прекрати…» Но вновь перед глазами он видит Алину и Эрика, вновь из груди вырывается непростительный всхлип. Он закрывает рот руками. Плач превращается в рыдания. Как же больно… почему так больно? На кухню заглядывает Артём, не зная, что делать. Мальчишка явно не в порядке — как ему помочь? Он подсаживается к нему и осторожно кладёт руку между его лопаток на плотную ткань чёрной школьной жилетки. Сава в ответ вздрагивает, как напуганный зверь, всё плачет, всхлипывая и утирая слезы. С ним невыносимо тяжело находиться рядом. Будто его боль набрасывается на рыжего, атакует, выламывая кости. Артём по-отечески пытается парня приобнять, но Сава не своим голосом кричит: — Не трогай меня! Прошу… Он должен взять себя в руки, он должен собраться, он должен… Сава вскидывает голову, просит мысленно: «Пожалуйста, помогите…» Он делает вдох и, наконец, застывает… Слеза на щеке кажется льдом. Пустота возвращается к нему, и в ней он находит спасение. Его лицо вновь становится непроницаемой маской. Он вытирает слезу запястьем, обращаясь к рыжему. — Прости… Безэмоциональный голос мальчика, слёзы, застывшие на глазах, и пустой взгляд пугают. — …что напугал тебя, — хрипло констатирует Сава и отворачивается. — Ничего не случилось. Я… Его голос обрывается. Сава замолкает. Он должен объяснить малознакомому человеку своё поведение, но не может. Сейчас не особо волнует, что подумает Артём в этой ситуации. Волнует то, что ему придётся поехать домой. Ему придётся, потому что мама вернётся, а если его там не будет — то это окажется настоящей проблемой. А свою боль он переживёт. Сейчас. Он подумает о ней завтра. Но сейчас ему придётся быть сильным. Артём не тот человек, который может понять его чувства; он заверил Саву, что тот может ему всё рассказать, и он разберётся с обидчиком. Но Сава продолжает молчать. В коридоре верещит трубка домофона. Артём бежит открывать, надеясь на единственное спасение в лице друга, ведь сам он не способен больше этой неопределённости вынести. Сава тем временем поднимается, пытаясь вспомнить, где оставил рюкзак и свои вещи — наверное в прихожей. Котёнок давно сбежал от него и затаился у батареи. «Видимо, тебя я напугал тоже», — с болью думает парень. Он осознаёт своё поведение, понимая, что бросается из крайности в крайность. Знает, что скоро его тонкая скорлупа самообладания даст трещину, и он вновь будет плакать, но не сейчас. Сейчас ему следует хранить контроль, пока он в чужом доме. Сава выходит в коридор — в дверях появляется взволнованный Дэни. Он смотрит на Саву и говорит только: — Сава, тебя Эрик везде ищет. Эрик… Грудь мальчика резко вздымается — он начинает глубоко дышать, ком вновь подступает к горлу. Сава отворачивается, с дрожью в голосе говорит: — Ясно. — Вы поссорились? — Дэн проходит вперёд. Сава, застыв в дверях кухни, вновь мотает головой. Если он его ищет значит, прошло слишком много времени. Мама вскоре может вернуться… Сава смотрит на Дэни, просит: — Отвези меня домой.***
Эрик мечется из стороны в сторону по гостиной — Дэни позвонил ему и сказал, что привезёт Саву, но Цимерман вернулся домой первым и нисколько не успокоился. Наконец он слышит, как открываются входные ворота, бросается к окну — Сава! В Эрике закипает ярость негодования. Стоит мальчику переступить порог, как он набрасывается с вопросами: — Где ты был?! Ты хоть понимаешь, что я искал тебя по всему городу? Почему ты не брал трубку?! Эрик взмахивает рукой, выставляя напоказ свои эмоции. Но Сава… Сава не смотрит на него. Он автоматически снимает с себя бежевую парку, кладёт рюкзак на тумбу прихожей, затем поворачивается медленно, не глядя на Эрика, идёт прочь. Цимерман встаёт на пути: — Сава, в чём дело? — хмурится он и готовится спрашивать снова, как мальчишка вдруг поднимает на него взгляд. Эрик робеет под этими глазами, полными ненависти и боли. Он никогда не видел Саву таким. Не знал, даже в самых провокационных «играх» такой ядовитой злобы от него. Этот взгляд останавливает Эрика, заставляя сердце подпрыгнуть от страха. Сава тем временем проходит мимо, поднимается. Эрик оборачивается, спрашивая с испугом: — Сава, что случилось? Он молчит. Нехорошее чувство хватает Эрика, он спешно поднимается следом и, сглатывая, зовёт: — Сава! Он тянется к его руке, но мальчишка вдруг вырывает её, оборачивается на лестнице и яростно кричит: — Я видел вас! — он замолкает и совсем тихо говорит: — уходи… Эрик задыхается от боли. Нет… Нет, — этого не может быть! Он осознаёт всё мигом, понимает, о чём именно Сава говорит, но, не веря, просит: — Сава… Сава, объясни… Ему становится трудно дышать, он преодолевает последние ступени лестницы с надеждой, что Сава обернётся, но мальчишка доходит до своей комнаты, не оглядываясь, ровным тоном сообщает: — Хотел встретить тебя после школы. И видел, как вы… «Нет… Нет… Пожалуйста!», — молит Эрик — «Этого не может быть…». Сава останавливается возле своей двери, приоткрыв рот, он пытается собраться, чтобы ещё что-то сказать, но у него не получается, тогда он хватается за ручку. Эрик спешит к нему. — Сава, — нет! Ты всё не так понял! Пожалуйста, дай объяснить! — торопливо просит он, его голос молит, сердце бьётся от невыносимого страха, а дыхание то и дело срывается. Он продолжает: — Пойми, пожалуйста… — тянется к нему, но Сава разворачивается резко, кричит: — Хватит! Он отталкивает Эрика, и тот ударяется спиной о стену. — Уходи, Эрик! По его щекам бегут слёзы. Его глаза, полные боли, смотрят осуждая. Эрик прижимает руку к груди — ему больно, он виноват. Он виновен перед ним. Ему больше нет прощения. — Сава, пожалуйста! — с дрожью в голосе молит Эрик. Он может всё объяснить. Ведь может… Сава, покачнувшись, прикрывает ладонью рот, пятится… Эрик бросается к нему, но Сава, ворвавшись в свою комнату, захлопывает дверь, закрываясь от Эрика, который колотит её. — Выслушай меня! Я хочу поговорить. Пожалуйста, Сава! Мальчик плачет навзрыд, прижимаясь лбом к двери, слёзы часто капают на пол. Он плачет — Эрик слышит его, молит: — Пожалуйста, открой дверь! — Уходи, — шепчет в ответ Сава… Затем резко бьёт по двери ладонью: — Убирайся, Эрик! Я не хочу тебя видеть! Оставь меня! Больно… По щекам Эрика скатываются слёзы. Он сможет ему всё объяснить — они смогут обо всём поговорить. Эрик задыхается… Его голова кружится. Он виноват перед ним. Сава их видел… Губы дрожат, пальцы цепляются за полотно двери, он сгибается, упираясь лбом в неё, шепчет: — Пожалуйста, прости… Сава плачет навзрыд, утыкаясь в колени, прижимаясь спиной к двери, что отделяет его от Эрика… … — Хорошо… — говорит тихо Эрик, делая надрывные вдохи, — …я уйду. От этих слов по щекам мальчишки вновь разливаются слёзы, что-то внутри протестует — кричит, утверждая, что всё это несправедливо, — они должны быть вместе! Эрик говорит, и его голос глухо доносится из-за двери: — Я уйду, но завтра… Мы обо всём поговорим. Завтра, Сава… ты выслушаешь меня. А пока… Он говорит это осевшим голосом и рывком отстраняется от двери. Больно… Как же ему больно. Что-то не так… Эрик обхватывает плечи руками, дрожит, сгорбившись пятится к своей двери. Его дыхание частое — не глубокое, шумное. Боль в спине усилилась после удара. Что-то не так… Он заходит в комнату, проходит к столу. Убеждает себя: они обязательно всё выяснят завтра. Они всё обсудят. Эрик сможет объяснить. Даже Алина подтвердит — ведь он его любит. А это недопонимание разрешится. Он объяснит ему это завтра, даже если Сава откажется слушать, он обязательно… Обязательно… Поток мыслей стихает. Эрик садится на стул, продолжая дрожать. Делает вдох… Его выдох внезапно прерывает сильный кашель — такой сильный, что сотрясается грудная клетка, он чувствует, как в горле скапливается противная слизь… «Всё-таки бронхит», — думает с досадой Эрик, отнимая от губ руку. Его лицо покраснело от напряжения, помутневшие глаза смотрят на раскрытую ладонь, брови хмурятся… «Кровь? Откуда здесь кровь?». Среди жёлтой гнойной слизи Эрик видит алые прожилки крови. Головокружение одолевает его. Вдруг он осознает своё странное дыхание — частое, поверхностное… С усилием воли он выпрямляет спину и моментально задыхается — воздух будто не хочет проходить дальше горла. Страх отражается в глазах, Эрик тут же горбится снова, хватая руками плечи — да, так лучше, — пусть дыхание частое, но оно есть. Он дышит… Теперь боль между лопаток становится ощутимой — она жжёт, заставляя сгибаться. «Наверное, лучше выпить таблетки», — понимает Эрик. Он заставляет себя подняться, припоминая, где в доме хранится аптечка. На ногах пытается выпрямиться и вновь дыхание обрывается — он задыхается. Нет! Лучше вернуть всё, как было… Обхватив плечи, Эрик делает шаг — и его кренит в сторону, он хватается за шкаф. Что-то не так…***
Когда слёзы высохли, Сава решился подняться. Голова гудела и тело совершенно его не слушалось. В комнате оказалось слишком темно, бросившись к столу, он включил лампу и сел за стул. Ничего не хотелось больше делать. Его словно вывернуло наизнанку и выпотрошило изнутри. Он сидел, тупо уставившись в клетку тетради, на аккуратные цифры недописанного примера. «Здесь должна получиться пятерка в квадрате», — шепнул тихо разум. Пошарив на столе рукой, Сава раздобыл ручку и записал ответ — с каждой новой цифрой ему становилось немного легче… Комнату освещает лишь рыжий свет настольной лампы. Мальчишка осознает, что прошло много времени только тогда, когда один из примеров отказался решаться — он исписал всю тетрадь с проверочной работой — эту тему они ещё не проходили. Наконец, бросив ручку, Сава отстраняется от стола. Его веки покраснели от частого трения, на алых губах осталась корочка запекшейся крови. Взглянув на свою кисть, Сава понимает, что провёл на морозе довольно долго — кожа покраснела, загрубела и стала шершавой. Легкое обморожение его не пугает. Он думает о маме. Сколько прошло времени с тех пор, как он вернулся домой? Она могла уже позвонить. Сава вспоминает, что телефон остался в кармане. Придётся спуститься вниз и его включить. Мама будет волноваться, если он не перезвонит. Думая о маме, Сава находит в себе силы собраться, но продолжает ещё сидеть на стуле, боясь выйти за дверь. Ведь там Эрик… А ведь им действительно нужно обо всём поговорить. Сава теряет мысль, потому что слышит странный шум — что-то упало, что-то тяжёлое, не похожее на предмет мебели… Мальчик поворачивает в сторону звука голову — звучало неподалеку. Значит, в комнате Эрика. Сава всё смотрит на дверь — в его груди разливается странное тревожное чувство. Конечно, они всё обсудят. Ведь он чувствует — эта ссора произошла как-то неправильно. Эрик… Ведь, как бы Эрик не хотел это признавать и говорить, — Сава ему нравится. Он знает это. Мальчик хмурится, решая, наконец, подняться. Он спустится вниз, заберёт телефон и позвонит маме… В коридоре дверь в комнату Эрика приоткрыта — оттуда полоской бьёт рыжий свет. Сава проходит мимо, храня в груди боль. Он доходит до угла лестницы и внезапно останавливается. Его беспокоит странное тревожное чувство, разливающееся в груди. Этот звук, который он слышал не был похож на предмет мебели — упало что-то тяжелое, с высоты… Осторожно подойдя к двери Эрика, Сава приоткрывает её… Он испуганно вздыхает, когда видит Эрика, лежащего на полу, — бросается в комнату, к нему. По полу разбросаны таблетки. Аптечка перевернута на бок. Эрик держит в пальцах градусник и лежит неестественно — его дыхание странное, редкое. — Эрик?.. Сава подсаживается к нему на коленях, трясёт его плечо, убирая с лица мокрые пряди волос — его губы высохли, как на ветру, глаза едва приоткрыты — лицо ненормально красное, жилка на виске вздулась. — Эрик! Сава приподнимает его голову. Горячий! Его кожа обжигает. В панике Сава хватает градусник, просит: — Эрик, поднимись. Грудь Цимермана вновь сотрясает сильный кашель, парень машинально прикрывает рот зажатой в руке салфеткой и, когда отстраняет её, Сава вздыхает, заметив пятна крови. Цимерман находит в себе силы выполнить просьбу, он опирается плечом о шкаф, сжимает себя руками, дрожит сильно — его лихорадит; с переносицы на пол часто капают слёзы… Ему плохо, но Сава неумолим — он резко огибает шиворот кофты, просит Эрика зажать градусник и убегает за дверь…***
«Не уходи», — просит Эрик. Комната плывёт перед его глазами. Он горит. Горит его голова — пульсирует и разрывается; горят его плечи, руки; горит грудь, в которую вонзили нож и проворачивают острие. «Сава». Как же хочется спать… Он заставляет себя открывать глаза, в надежде, что Сава вернётся, ведь он ещё не объяснился с ним. Но эта агония, боль делают его слабым. Он просит себя ещё немного подождать. Поднять налитые свинцом веки невообразимо трудно, ресницы такие тяжёлые, влажные. Но вот Сава возвращается — он здесь. Эрик видит его отрывками у двери, затем на коленях возле себя, он что-то держит. Градусник? Его лицо выражает испуг, затем кадр сменяется — Сава совсем близко — вот его беспокойные глаза, он говорит, и голос доносится будто из-под толщи воды: «Эрик, пожалуйста, не спи!». Не спать? Но как же? Ведь стоит только закрыть глаза, как мучения прекращаются. Ещё немного… Так и быть, он посмотрит на Саву ещё немного прежде, чем закрыть глаза. «Сава?». Но его рядом нет. Он вновь убежал куда-то… «Не уходи», — просит Эрик, закрывая веки. Он открывает их вновь, когда чувствует на коже влагу. Резкий спиртовой запах щекочет нервы — неприятно. Этот запах касается его лица и задерживается на коже холодом. Холод — это хорошо, он разбавляет огонь. Эрик не противится ему, даже несмотря на то, что тот отвратительно пахнет. «Эрик… скоро приедут… не…». Он слышит, что Сава говорит с ним, но не может понять, о чём он говорит. Как плохо… Сава всё продолжает обтирать холодом его руки и шею, и теперь Эрик готов замёрзнуть — его трясёт, он пытается отстраниться, не способный больше открыть глаза. Сава зовёт его по имени, но почему-то кажется, что это не его голос — а голос мамы. Она совсем рядом, она никуда не уходила. Она всё это время была с ним — здесь. «Эрик!». Сава кричит. И Эрик поднимает веки, вновь чувствуя тошнотворное головокружение. Перед ним блестят его тёмно-карие глаза. Эти глаза прекрасны. Эрик тянется к ним. Он чувствует рукой его нежную кожу. «Пожалуйста, не спи», — просит этот ангел. «Но я очень устал», — думает Эрик, вновь теряя Саву из вида, закрывая глаза. Он здесь — рядом. Разве большее нужно?***
Скорая приезжает быстро. Родители ещё в пути. Сава встречает за воротами полную женщину с чёрными вьющимися волосами — лицо этой женщины доброе, она говорит вкрадчиво: «веди» и, прихватив рыжую укладку-чемодан, идёт следом за Савой. Рядом с ними, поспевая, торопится молодая девушка в белом халате под синей рабочей курткой. Она студентка. Женщина просит её по пути прихватить тонометр. В комнате опытный врач без колебаний хлопает Эрика по щекам, говорит напарнице: — Эуфиллин, Наташа, и литическую смесь, — а к Эрику обращается ласково, поправляя на переносице очки: — ну что ты?.. Немного потерпи. Как зовут? Эрик? Эрик, ты же большой парень и вены у тебя хорошие, сейчас полегчает, — приговаривает она, затягивая на его плече жгут. Затем, перехватив шприц, будничным тоном обращается к Саве: — Давно он болеет? Сава не знает. Его маска вновь даёт трещину, наблюдая, как Эрик склонил голову, будто уже потерял сознание, он плачет. Двадцатикубовик окрашивается алым — в вену вошли идеально, и Сава бросается прочь из комнаты — его рвёт в ванной. — Наташа, ты ему валерьянки налей, — с улыбкой оборачивается женщина к студентке, затем продолжает говорить с Эриком: — ну вот и глазки открылись. Говорила же полегчает? — Женщина медленно вводит лекарство, и грудь Эрика наполняется желанными вдохами. — Подняться сможешь? — спрашивает она и уговаривает: — давай, ты же большой парень. Взрослый совсем. Тебе сейчас нужно пройтись, Эрик. Дойдёшь до машины, а там спи сколько влезет. — Может, его на носилки? — робко спрашивает Наташа. — Нет, пусть кровь разгонит — ему дышать надо. Женщина подхватывает Эрика за руку, и тот, опираясь на неё, поднимается. — За этим пригляди, — командует врач, придерживая парня. Наташа выходит в коридор, громко спрашивая: — Мальчик, как тебя зовут? — Вот та-ак ещё ступенька, ножками… Ты главное выдыхай и вдыхай медленно, не торопись. — Ку… куда вы его везёте? — волнуется Сава, игнорируя девушку. — Наташа, чиркни ему и валерьянки дай — он белый, как стена. Наташа уже на кухне нашла кружку и накапала валерьяны от души, а Сава тем временем выбегает во двор за Эриком. Дверь скорой помощи отъезжает в сторону. Водитель помогает фельдшеру уложить парня на кушетке, пока Сава тянется к нему, просится с ним поехать. От его нервов добрая женщина серчает — зовёт помощницу, и та насильно поит мальчишку лекарством. Девушка уводит его силком, а он в истерике всё оглядывается на машину. Эрик ложится на кушетку, вдыхает из маски кислород и теряет сознание… Сава плачет, утверждая, что это он во всём виноват. Это он оттолкнул Эрика — он не знал, как тому плохо; он не знал, что Эрик упал в своей комнате — он мог пройти мимо! Он виновен во всём и не важно, что между ними случилось, он не имел права закрывать перед ним дверь. Всё это доводит Саву до настоящей истерики — он рыдает, пока девушка усаживает его на крыльце дома; рыдает, потому что не может больше этого вынести. И бедная студентка не решается бросить мальчика в таком состоянии. Она уверяет его — напротив, что он молодец — вызвал скорую так вовремя; он сделал всё правильно, ведь ещё бы немного… Всхлипнув, Сава вдруг застывает — его лицо расслабляется, глаза уставлены в одну точку. Он понимает, что не может заставить себя двигаться. Он хочет кричать — но ни одна связка в горле не дрогнет; он хочет повернуть голову, но мышцы словно занемели. — О, похоже валерьянка подействовала. Мальчик, ты иди в свою комнату — не сиди здесь. — Наташа кладёт в его руку листок с адресом больницы, просит: — Позвони родителям. Но Сава уже им звонил. За воротами машина два раза сигналит — больше медлить нельзя, и девушка уходит. Их визит составил от силы минут десять, но Саве кажется, что прошла целая вечность. Звякнула сигналка, и машина скорой помощи сорвалась с места. А он всё продолжает сидеть. Он кричит внутри, но не слышит своего голоса; он бьёт руками стены, но не вздрагивает; он приказывает себе подняться, но не может. Когда эмоции подавляют насильно, — это хуже, ведь они никуда не уходят, они бьются у него внутри, не способные выйти наружу… Родители приезжают. Саве кажется, что они буквально на пару минут разминулись со скорой. Мама подсаживается к нему на крыльце, трясёт плечи, спрашивает, что случилось. Георгий, как зверь прикрикивает на него от негодования. — Гоша! — просит Оксана — Где мой сын?! — на эмоциях кричит Цимерман старший. Мама находит в руках Савы записку и передаёт её мужу. — Я за ним! Узнаю, что случилось. Уведи его! — он машет в сторону Савы. Мальчишка на крыльце дома стынет от холода, и сколько бы мама ни допытывалась, он ей не отвечает. — Сава, милый, ну скажи хоть слово… — взволнованно просит мама, убирая чёлку с его лица. И, наконец, лекарство освобождает его из плена. Сава куксится, его губы дрожат, по щекам вновь скатываются слёзы он спрашивает: — Мама, что с ним? Утыкаясь в её грудь он плачет. Ведь Эрика увезли на скорой, ведь из-за их дурацкой ссоры он чуть не потерял его, и сейчас в голове бьётся лишь один вопрос, повторяющийся снова и снова: Что с ним?