Say Say Say

Яркий пламенный свет бьёт из люстры. На полу прихожей брошен рюкзак. На ступенях лестницы лежит куртка. Лампы в ажурных подсвечниках освещают коридор второго этажа. Дверь в комнату закрыта. Темноту разрезает единственный луч света над порогом — он виден лишь наполовину, потому что Эрик прижимается спиной к двери. Они сидят на полу. Во тьме. В объятиях друг друга. Темнота скрывает их силуэты, спасает в себе от яркого света. Здесь они в безопасности и могут быть вместе. Тишину прерывают звуки поцелуев, едва уловимые выдохи, скольжение рук по одежде… Эрик не различает во тьме его черты, но он видит их по-другому — своими пальцами, что скользят по его щекам, по волосам, сминая пряди. Губы касаются его губ, поцелуи становятся глубже. Сава сидит у него между ног, и он чувствует его возбуждение, не способный также скрыть своё влечение. Нестерпимо хочется почувствовать его ещё больше — без одежды; прижаться сильнее, вобрать в себя его раскалённую кожу, сделать его своей плотью, стать для него всем… Эрик задыхается, отстранившись, машинально закрывает рот. Кашель раздирает его грудь — болезнь даёт о себе знать. Сава опускает голову на его плечо, гулко дышит, и горячее дыхание обжигает шею. Резкие удары в собственной груди мальчишке неприятны — сердце ломит изнутри рёбра, не находит покоя и не даёт отдышаться ему. Голова кружится. Он цепляется за плечи Эрика, как за единственное спасение в бурном потоке, что стремительно уносит его прочь. Он не может усмирить себя, не может контролировать это. Будто бы в бреду касается шеи Эрика губами, чувствует, как тот вздрагивает; целует разгорячённую кожу, прижимаясь к его груди, к паху, вдыхая соблазнительный запах, овеянный им как дурманом. Мягкие губы Савы раз за разом касаются шеи, и Эрик вскидывает голову — подставляется ему больше, роняя судорожные выдохи. Отчего каждый поцелуй делает его таким уязвимым? Он не знал прежде, что может быть настолько чувствительным; не знал, что током может бить не только электричество, но и ласкающие губы. Нестерпимые жгучие разряды разлетаются под кожей в месте каждого поцелуя — они пробирают до дрожи, они спускаются вниз, заставляя мучиться из-за напряжения под плотной джинсовой тканью. Сава — он непростительно близко. Эрик чувствует тонкую грань собственного предела; знает, что дальше остановиться будет сложно. Он боится этого чувства. Боится того, что будет, если Сава продолжит дарить его коже невинные поцелуи. Поэтому обнимает его и застывает в этом мгновении, будто бы просит остановиться, чтобы не разбиться о скалы в ужасающем потоке из чувств… Руки Савы проскальзывают к спине Эрика, пальцы сминают ткань кофты. Он тяжело дышит, находится на грани между сном и реальностью. Эрик утыкается губами в ткань его футболки, вдыхая свежий запах одежды и его кожи. Сердце неохотно усмиряет ритм. В груди давит и жжёт. Зажав рот, он кашляет снова. Сава, наконец, приходит в чувства — открывает глаза, не различая света, оглаживая спину Эрика ладонями, будто утешает малого ребёнка, и сам как дитя нежится щекой о его шею с улыбкой. Да, он ещё болен, но теперь он дома. Теперь всё будет в порядке… В этот момент эхом слышится скрип ворот и рёв мотора за оградой. Родители вернулись. Туман в мыслях рассеивается. Сава осознаёт реальность остро, пытается отстранится, но Эрик не позволяет — сопротивление в его руках сильное. Он шепчет ранимо: — Не уходи. И мальчишка что угодно отдал бы, лишь бы остаться с ним здесь, чтобы больше ничего в мире не существовало для них кроме этой комнаты. Но реальность — это не сказка, от неё так просто не скрыться, она просачивается ядовитым туманом, отравляя разум. Сейчас ему придётся его отпустить. — Нужно идти, — хрипло шепчет Сава, касается напоследок его щеки губами и вырывается из объятий. Он уходит слишком быстро — уже закрывается позади дверь. Эрик остаётся один на один с собственной болью. Теперь — без его тепла — ему становится холодно. Он закрывает руками лицо, зарываясь пальцами в волосы; слышит внизу голос мамы, когда та натыкается на брошенные вещи: — Сава, в чём дело?! Это ужасно, ведь буквально только что он был счастлив. Но реальность больней. Эрик напоминает себе, что должен спуститься. И, может быть, приняв внимание родителей на себя, сможет отвлечь их от него. Точно… Он вдруг осознаёт, в какой находится ситуации, а главное, — где сейчас находится Сава. Ведь ему тоже нелегко, возможно ещё тяжелее. Эта мысль заставляет его подняться на ноги. Он морщится от дискомфорта, натягивая толстовку как можно ниже, и одним рывком распахивает дверь — огненный свет ослепляет его.

***

Шаг за шагом Эрик спускается по лестнице. Мама мгновенно замечает его: — Когда ты вернулся? В её руках он объясняет, что теперь находится на домашнем лечении. — Нужно было позвонить нам, мы бы тебя забрали, — причитает Оксана, затем обращается к мужу. Георгий приветствует сына, но Эрик словно не слышит — всё его внимание уделено кухне и Саве. На щеках мальчишки сохраняется лёгкий румянец, губы зарделись от поцелуев, волосы уже собраны в хвост. Сава не успел переодеться, но поверх футболки накинул толстовку на замке, которая прикрывает его пах по понятной причине. Спина этой толстовки тёмно-синего цвета, капюшон и рукава серые. И только спина Савы в основном мелькает, потому что он бегло разбирает пакеты. Ни разу за всё время, что Эрик появился в дверях кухни, он не взглянул на него и умышленно смотрит в сторону. Тяжело и удивительно наблюдать за ним. Он боялся, что Саве будет нелегко скрывать свои чувства, но тот мастерски это делает, будто чувств у него нет вовсе. Георгий хлопает его по спине, затем треплет загривок, спрашивая: — Ты как? — Нормально. — Как-то быстро он сдался, — говорит отец, думая о главвраче, — я собирался тебя забрать только через неделю, — он хмурится, затем весело бросает уже из гостиной: — что, всех медсестёр достал? Это ты можешь… — А лечение, Эрик? Тебе что-нибудь дали? — беспокоится мама. Он запоздало вспоминает про рецепт и поднимается наверх. Вскоре Оксана читает направления, стоя перед столом кухни, на которой помимо продуктов находится аптечка. Эрик беспокоится, упираясь руками в столешницу, вновь смотрит на спину Савы — но тот нашёл себе новое занятие, нарезая хлеб. Наконец, брови Оксаны приподнимаются. — Так, это у нас есть. Это купим. Ингаляции сейчас можно провести… Стоит Саве услышать её слова, как он, точно по команде, бросает дело, проходит к шкафу кухонной гарнитуры и вытаскивает с верхней полки небулайзер. Он ставит его на столешницу, подбирает непослушную прядь за ухо и поднимает глаза на Эрика — его взгляд задерживается буквально на несколько мгновений и бросается прочь. Эрик понимает, что Сава идеально играет свою роль, что при родителях им не стоит проявлять симпатию, но всё равно его ранит эта мнимая баррикада. Он кашляет. Мама находит этот кашель нехорошим и настаивает на ингаляции прямо сейчас. — Может, не надо? — Надо. — Твердит она. — Сава, сделай Эрику чай. — Затем обращается снова: — Потом выпьешь эти таблетки. Ты голоден? Что тебе приготовить? — Я не хочу есть, — признаётся Эрик, — аппетита нет. — Ох, как ты осунулся. — Оксана кладёт ладонь на его щеку. Он прикасается к её руке с улыбкой. В этот момент Сава оборачивается и смотрит на него ранимым взглядом.

***

Нехотя Эрик прикладывает прозрачную маску к лицу, придерживает её рукой, вдыхая взвесь с лекарством. Оксана тем временем, раскладывает на его столе блистеры с таблетками. — Кстати, ты что-то заказывал из больницы? Тебе пришла посылка. Оксана снимает с полки коробку в почтовой упаковке. Эрик, взметнув брови, мычит и, выхватив коробку, запихивает её ногой под стол. — Это на Новый год, — объясняет он. В это же мгновение дверь открывается. Сава неловко заходит, в одной руке держит кружку с чаем, в другой тарелку с клубникой. — Ну, Сава, — хмурится мама, — это же на пирог. — Я взял немного, — отвечает он тихо. Эрик смотрит на свежие ягоды, но понимает, что не сможет проглотить и крошки. — Ладно, — сдаётся мама, оглаживая руку Савы; идёт на выход, решая оставить мальчишек наедине. Когда захлопывается дверь, пальцы подбирают спелую ягоду. Сава кусает её, прикрывая глаза, и Эрик находит это соблазнительным. Взгляд мечется по полу в сторону. Ему с этой дурацкой маской ещё долго предстоит сидеть. Он теряет его — Сава уже огибает кровать и садится со спины. Эрик пытается оглянуться, но руки ложатся ему на плечи, затем на груди появляется металлическая пластинка в форме медиатора. Пальцы тут же подбирают её, оглаживают машинально ещё тёплую поверхность, пока Сава застегивает на шее карабин. Мальчишка подаётся вперёд, целуя выпирающий позвонок на его шее, затем отстраняется и ложится. Эрик, путая себя в пластиковой трубке, что подаёт воздух, ложится напротив, придерживая маску. Рука Савы тянется к его руке. Его пальцы скользят по тонким линиям, по сердцевине, где пульсирует горячая жилка. Он сжимает ладонь Эрика. Тёмные глаза жаждут внимания — они полны чувств. Эрик усиливает нажим пальцев в ответ, и губы напротив трогает улыбка. Сердце охотно набирает ритм. Он счастлив видеть его таким, счастлив от того, что тишина между ними кажется глубокой и весомой — они разговаривают лишь взглядом и этого достаточно. Маска запотевает от дыхания. Эрик под взвесью препарата кашляет. Ему становится легче. Обидно только, что в эти прекрасные мгновения он не здоров. Взгляд Савы наполняется тревогой. Он поднимается, молча проходит к столу, разбираясь в таблетках, вытаскивает по одной из каждого блистера и кладёт на тумбу. Затем его пальцы щёлкают по рубильнику лава-лампы — та освещает комнату синим. Скромно улыбнувшись, мальчишка уходит, задерживаясь возле двери. Взгляд Эрика просит его остаться, взгляд Савы твердит: «Сначала поправься». Он прикрывает за собой дверь.

***

Встречать утро в своей постели — лучшее чувство для подростка, спавшего больше недели на больничной койке. Это утро наполнено светом из-за полоски отдёрнутых штор. Лава лампа утратила под солнцем свою силу, и причудливые шарики парафина кажутся внутри неё зелёными. Эрик осознает, что обнимает подушку, утыкаясь в неё губами. Он лежит так удобно, будто находится в бархатном облаке, и с улыбкой нежится, желая вновь сомкнуть веки. Но цепкий взгляд улавливает цифры на электронных часах. Эрик не верит. Тянется к тумбе, поворачивая панель к себе — его брови дружно подпрыгивают. До обеда осталась пара минут. Давненько Цимерман так не высыпался. Его мысли тут же просятся к Саве. Он поднимается, привычно кашляет — уже без боли, и сидит как взлохмаченный воробушек, моргая глазами, размышляя, что делать. В шкафу находит серые штаны и футболку с эмблемой «Blink-182», почесав висок, ощущает себя голодным. В гостиной оказывается, что мама капитально обосновалась на диване — вокруг неё мотки с разноцветной пряжей и целая кипа журналов, на экране ТВ кулинарное шоу. Одну ногу она поджала под себя, волнистые волосы убраны в пушистый хвост. Она сидит в «заячьем» голубом костюме — ушки на её капюшоне кажутся Эрику прикольными. Он посмеивается, обращая на себя внимание. Оксана приветствует его, вскинув руку, и мальчишка бросается к ней в объятия. — Как ты себя чувствуешь? Острые ноготки прорезают линии в серебристых прядях. Эрик готов мурлыкать от приятных ощущений. — Неплохо, — отвечает он, затем кладёт ладонь на выпирающий животик Оксаны и говорит ему: — Hallo, Di. Оксана смеётся. — Мы ещё не решили, что назовем её Диана. — Это красивое имя, — хмурится он, не понимая, как этого можно не понять. — Ну, хорошо, — сдаётся мама. — Сава дома? Эрик оглядывается в сторону кухни. — Да. Забаррикадировался в своей комнате с гитарой. Он с ней не расстаётся в последнее время. Эрик, вы, правда, хотите создать свою группу? — У нас уже есть группа, — весомо заявляет Цимерман, чем только вызывает улыбку на губах Оксаны. Он поднимается, идёт к столу. Мама замечает: — Там ещё осталась запеканка. Скоро будет суп. На плите в красной кастрюльке варится борщ — запах стоит изумительный. Эрик готов хлебать суп из черпака, не заботясь, что обожжётся. Но пока соглашается и на то, что есть. Перекусив и приведя себя в порядок, он открывает дверь Савы, осторожно заглядывая внутрь. Сава сидит с гитарой: его нога в чёрных штанах с огромными карманами, точно как у Оксаны, подогнута под себя; между колен лежит лакированный корпус гитары — блики играют на её поверхности. На нём та же вчерашняя толстовка, расстёгнутая на белой футболке; на голове массивные наушники, что соединяют его с инструментом. Он наклоняет в сторону голову, и Эрик удивляется, насколько отросли его волосы. Как и он сам изменился: черты лица заострились, руки сбросили мягкость, круглые косточки на запястьях и венки кистей стали чётче; пальцы зажимают струны профессионально. Сава словно птенец, который на глазах Эрика поменял оперенье. Он улыбается счастливо, наконец, распахивает дверь, выставляя перед собой коробку. Взгляд Савы бросается к нему, алые губы вздрагивают и приоткрываются, показывая белые зубы. Уже от одного взгляда на него сердце начинает биться чаще. Отставив гитару и наушники, Сава садится ровнее, упираясь руками в кровать; по привычке подбирает прядь за ушко, несмотря на то, что чёлка теперь всегда открывает его лицо. Он удивляется, когда Эрик приседает возле него на одно колено; гадает, что может быть в этой коробке. Когда Цимерман откидывает картонную крышку, брови Савы дружно подпрыгивают. В коробке лежат новенькие красные кеды-конверсы с эмблемой «Blackstar». Эрик обувает его, будто он золушка из волшебной сказки. Когда перевязывает белые шнурки, поднимает глаза с улыбкой. — С Новым годом, — говорит ласково. Сава вздыхает, прикрывая ладонями нос и губы, чувствует, как краснеет, и стесняется своих эмоций. Наконец шнурки завязаны на обеих ногах. Цимерман поднимается, отступая на шаг. Вмиг Сава подскакивает, бросается к нему, обнимая плечи, и жгуче целует губами. От неожиданности Эрик теряет дыхание, разрывая поцелуй. Руки Савы на его плечах, взгляд карих глаз тревожный. Он так близко. Эрик с ума сходит, наблюдая эмоции на его лице — как он чуть хмурит тёмные брови, приоткрывая спелые губы. — Всё нормально? Почему этот хрипловатый голос так подходит ему? Эрик не может себе представить ни один другой голос на свете. Улыбается, взяв дыхание, объясняет: — Надо к этому привыкнуть… В глазах Савы появляется счастливый блеск, а на губах улыбка. Веснушки потрясающие — яркие, тянутся на щеках. Эрика посещает непристойное желание коснуться их языком. Он смущается своих мыслей, держит его спину не крепко, будто боится причинить боль. Вдруг он осознает, что глаза напротив с широкими зрачками — действительно напротив. Эрик хмурится. Сава хмурится в ответ. — Что? Облизнув губы, он говорит уязвлённо: — Ты со мной одного роста. Сава счастливо смеётся — его губы складываются в потрясающую улыбку, открывая ровные зубы, глаза щурятся. Но когда это произошло? Почему он не замечал этого раньше? — Комплексуешь? Сава чуть наклоняет голову, закусывая губу. Цимерман, глядя на него, понимает одну неприятную вещь и пытается это неумело скрыть — его руки одёргивают ниже ткань футболки. Сава тут же смотрит вниз, замечает его эрекцию и поднимает глаза с восхищением, губы делают беззвучное: «Ах!». Эрик ловит ртом воздух, краснеет пуще прежнего и, попятившись, возмущается: — Не надо так улыбаться! Он поворачивается к Саве спиной, щиплет переносицу, думая, как взять себя в руки, но Сава нападает сзади. Не успевает Эрик опомниться, как уже падает на кровать, а Емельянов с восторгом наскакивает сверху. — Воу-воу! Я здесь главный! Он укладывает его на лопатки под звонкий смех. Чувствует, как сильно бьётся сердце у него в груди, а в глазах место весёлости уступает нечто откровенное. Эрик сглатывает — Сава лежит под ним и не сопротивляется этому. Между ними зависает тишина. Взгляд Савы бросается в сторону, затем робко смотрит на Эрика. Он говорит тихо: — Дверь открыта. В этой фразе Цимерман ловит намёк на близость и трусит: — А… мы… ничего такого не делаем. Он ложится рядом как ни в чём не бывало. Взгляд Савы тяжелеет — он хмурится и выталкивает Эрика с кровати. Когда тот падает, отворачивается к окну, выставляя напоказ обиду. Эрик со вздохом подходит к двери. Стоит Саве услышать затвор замка, как на губах появляется улыбка и, когда он чувствует, как проседает рядом матрас, то тут же разворачивается на спину, глядя на Эрика с одобрением. Но тот остается сидеть рядом со смущённой улыбкой. — Почему ты раньше не сказал, что я тебе нравлюсь? — Эмм… Я думал это очевидно. — Оправдывается Эрик, ложится рядом, замечая: — К тебе тот же вопрос. Сава хмурится на потолок. — И как ты себе это представляешь? — взмахивает он ладонью: — «Здравствуй, Эрик, я твой сводный брат-гей»? Эрик смеётся, после моментально поражается открытию и подскакивает на кровати. — Ты… То есть, тебе совсем не нравятся девушки? Вот это новость! Сава с улыбкой мотает головой в стороны. Выглядит как невинный ребёнок, который знает секрет мирозданья. Эрик в шоке. Сава садится на кровати, уточняет: — А тебе нравятся другие парни? Что тут скажешь? — Ну… ты пока что первый, — честно признаётся он. Потому что сам так и не разобрался, что к чему. Конечно, Сава хмурится, затем тянется к своему телефону. Закусив губу, он что-то выискивает в Интернете и вскоре передаёт Эрику. Цимерман смотрит на первый вопрос теста, потом на Саву, на лице которого одно сплошное: «Ну?». Приходится отвечать на каверзные вопросы. За этим внимательно наблюдает Емельянов — он знает, какой вопрос завершающий, и хватает плечо Эрика, выглядывая нетерпеливо. — Так, ты би? Но на экране высвечивается другой флаг. Эрик читает вслух: — Вы пансексуал, — оглядывается на Саву, — что это значит? Мальчишка закатывает глаза, падая на кровать. — Это значит, что у тебя стоит только на то, что тебе нравится. Эрик сарказничает: — А то я бы сам не догадался! Сава продолжает: — А нравится тебе могут, — он загибает пальцы, — женщины, мужчины, трансгендеры, транссексуалы… — Так, хватит! — поднимает ладонь Эрик. — Пансексуалы любят человека, а не его пол, — заключает Сава, рассматривая свои пальцы. Эрик понимает, что этот вариант действительно подходит ему. Сава для него прекрасен, не потому что он парень. — А у тебя? Сава выхватывает телефон, привычно отвечает на все знакомые вопросы и показывает ответ Эрику — полосочка на экране голубая, как лазурное небо в летний зной. Брови Эрика образуют дугу. — Так тебе ещё кто-то может нравится? Сава вновь падает на спину, мечтательно глядя в потолок, невозмутимо отвечает: — Дэни вполне симпатичный… Эрик взрывается: — Что? Нет! Тебе никто не должен нравится кроме меня! — Ревнуешь? Они оба лежат друг напротив друга, упираясь в кровать локтями. Сава продолжает кусать губу в широкой улыбке. Эрик щурит глаза и сдаётся первым, падая на спину. Сава занимает такое же положение. На его скрещенных ногах новенькие красные кеды, пальцы играют с завязками капюшона, а на губах довольная улыбка. Эрик смотрит на потолок. Тюль от окна приподнимается из-за ветра. Тишину прерывает его вопрос: — И… что мы теперь будем делать? Он поворачивает голову к Саве — Сава смотрит на него в ответ. Оба очень чётко понимают две вещи: 1 — они влюблены, 2 — они сводные братья.

***

Кухонный стол сервирован: в плетённой корзинке лежат булочки, белые тарелки идеально наполнены рубиновым борщом, приборы на салфетках отдраены до блеска. Эрик бросается к еде, стараясь не смотреть на Саву, который сидит за соседним стулом, собирая волосы в хвост. Резинку он держит в губах и явно не торопится, будто бы не замечая, как жадно Эрик на него смотрит. Стоит ему тронуть суп ложкой, как экран смартфона оповещает о новом сообщении. Сава подбирает телефон. — Кто там? — тянется к нему Эрик. — Маришка зовёт завтра гулять. — А почему она меня не пригласила? — Потому что ты официально в больнице. Брови Емельянова поднимаются вверх, он печатает ответ. — Сава, почему ты в обуви? — спрашивает мама, замечая его ноги, вытянутые под столом. — Она чистая, — говорит он в телефон. — Ты ведь не пойдёшь без меня? — беспокоится Эрик. Сава смотрит на него невозмутимо. — А что мешает? — Эй! — Мальчики, — оглядывается с дивана Оксана и проводит пальцем по губам, сигнализируя: «молчать за едой». Эрик переходит на шёпот: — Отлично, тогда я с вами, и завтра играем. Не успевает Сава ответить, как за него говорит Оксана: — Эрик, ты никуда не пойдёшь. — Ты никуда не пойдёшь, Эрик, — кивает Сава. — Не справедливо… Сава разрывается между перепиской и супом, умудряется подносить к губам ложку и печатать большим пальцем сообщения, не обращая на Эрика ни капли внимания. Цимерман напрягает брови, рассматривая его профиль, затем говорит вполголоса: — Не хочешь проколоть? Тебе бы подошло моё колечко… Пальцы тянутся к мягкой мочке ушка. Сава тут же хлопает по руке Эрика, смотрит в зал, в поисках маминого взгляда, и напоминает строго: — Правило номер один. — Я в курсе, — щурится Эрик. Он возвращается к обеду, но, замечая улыбку Савы, адресованную телефону, ревнует. — Что вы вообще без меня будете делать? Сава пожимает плечами. — Гулять. — Он блокирует телефон. — Возможно я совершу каминг-аут. — Что?! — хрипит Эрик, озирается на двери кухни и возвращает недовольный взгляд: — Правило номер два… — Маришка не чужой человек. — Нет. Она же как сорока! Сава улыбается. Мама возвращается на кухню с пустым стаканом из-под сока. — Аппетит весь разболтали. — Это точно, — кивает Сава. — Эрик, ты планируешь приглашать кого-нибудь на день рождения? — спрашивает Оксана, убирая в посудомойку приборы — новогодний подарок Георгия оказался на руку и мальчишкам. Сава застигнут врасплох — он точно не помнит дату его рождения. — А какого числа? — спрашивает он как можно безразличнее, хотя голос выдаёт волнение. — Двадцать четвёртого января, — проговаривает в суп Эрик. Оксана кладёт руки на его плечи: — Уже семнадцать лет, — она целует его в макушку, смущает, затем хлопает по плечу, — всё равно мальчишка. Сава помешивает суп ложкой, размышляя над датой; гадает, что можно ему подарить. Мысли бросаются в самые непристойные дебри, он в улыбке кусает губу. Эрик наблюдает. — И что ты задумал? — М? Ничего. Его плечи невинно подпрыгивают. Эрик щурится — Сава щурится в ответ. После обеда диалог продолжается на лестнице: — Серьёзно, что вы будете делать вдвоём? — Сыграем, — пожимает плечами Сава, оглядываясь, — я ещё не был в гараже. Да, Матвей перевёз аппаратуру, вспоминает Эрик. Сава хватает ручку своей двери. — Подожди, — Цимерман кашляет и вместо слов указывает на свою комнату. Сава вздыхает. — Нужно делать уроки. — Опять? Ты вообще забить на учёбу пробовал? — Да, и после этого на мне чёрная метка. К тому же со следующей недели начинаются уроки. — Отстойно. Сава прижимается спиной к двери, его глаза полны лукавого блеска: — У тебя какие-то конкретные планы? — Я вообще-то хотел в сегу сыграть, — говорит Эрик невинно. — А… Сава тут же открывает свою дверь. Эрик упрямо хватает его плечо, но мальчишка не сгибаем: — Можешь посмотреть, как я делаю уроки. — Я предлагаю посмотреть фильм. — Только после того, как я закончу. Он садится за стол, на котором лежит белая карта мира с лайнами материков. Эрик косится на его работу. — Теперь из тебя делают картографа? — Нужно обозначит путь Магеллана и… да, — это тупо. Сава закатывает глаза, открывая атлас. За Эриком остаётся выбор — смириться и уйти, или смириться и ждать. Он выбирает второе, удобнее устраиваясь под книжной полкой на кровати. Занятие находит быстро, выставляя в руках смартфон, гарнитуру в уши приобретает из тумбочки Савы и, обездвиженный эпопеей Warhammer-а, следит за историей персонажей. Сава оглядывается на Эрика в поисках его взгляда — тщетно. Цимерман увяз в ролике накрепко. Собравшись, он приступает к чертежу пунктирных линий, но вскоре осознаёт простые факты: Эрик рядом, лежит на его кровати и к нему можно прикасаться сколько угодно! Как бы мальчишка не старался сосредоточиться, но все его мысли обращаются только к губам Эрика. Он начинает оглядываться чаще, торопиться, вымазывая в чернилах перьевой ручки пальцы и со вздохом откидывается на стуле. Невозможно. Это просто невозможно заниматься чем-либо рядом с ним. Бросив предмет, Сава отодвигает стул, решительно направляясь к кровати, и рушит идиллию Эрика — выхватывает телефон с наушниками и бесцеремонно толкает его в грудь. Удивлённый возглас прерывается хрипом — Сава садится на него сверху, зажимая коленями, укоряет: — Ты ведешь себя отвратительно! — Я?! — Из-за тебя я не могу сосредоточиться. — А кто в этом виноват?! — Ты! — Я могу уйти, — дразнится Эрик. Он приподнимается, но Сава перехватывает его запястья и крепко прижимает их к перине возле головы. Эрик желает возмутиться, но видит лихорадочный блеск в глазах напротив и улыбается хитро, припоминая: — Правило номер три. Сава со вздохом поднимается и идёт к двери.

***

На экране ноутбука высвечивается поисковая строка и запрос, который проворно печатают пальцы. Сава прижимается к стенке, наблюдая за Эриком хмуро, — то есть, он действительно решил просто посмотреть фильм? Невольно Емельянов вздыхает, а когда на экране его новенького ноутбука (подаренного Георгием) мелькает обложка «От заката до рассвета», сдаётся: — Оставь. Эрик послушно нажимает play. — Твой любимый фильм? — Скорее автор — мне нравится Тарантино. Эрик садится рядом, и Сава снимает резинку с волос, устраиваясь удобнее на его плече. Тут же его пленит потрясающий запах. Сава утыкается носом в его шею. Шанель и всем прочим модным домам даже не снился дурманящий эффект феромонов Эрика — настолько он аппетитный, мягкий и нежный, что губы невольно тянутся к его коже. Эрик будто чувствует ход его мыслей и ёрзает на подушке. — Так и… какой твой любимый? Можем посмотреть его. — Фильм? Сава открывает глаза, он точно слышит, как сильно бьётся в груди сердце Эрика, но тот словно сам себе противоречит, стараясь говорить будничным тоном. Сава бросает взгляд на экран ноутбука. — Криминальное чтиво. Эрик обнимает его едва-едва, будто боится прикасаться, хотя он готов обвиться его руками и не отпускать их примерно никогда. — Серьёзно? Я так и не понял этот фильм. — Потому что нужно думать, а не просто смотреть. По-моему, вполне бромантично. — Да ну? — Там много крутых сцен — с часами, например. Сава смотрит на брызги крови и монстров со скучающим видом. — Помню. Но не вижу ничего бромантичного в том, что один мужик держал их для другого мужика в заднице. Сава прыскает и смеётся. Наконец чувствует, как напряжение в груди Эрика сходит — руки обнимают охотнее и крепче. Одобряя, он хватает его запястье, оглаживая кожу. Жаждет близости. Ведь нет ничего плохого в том, что он просто… Эрик чувствует губы Савы на своей коже, и его точно хватает удар — ощущения приятные, но выдержать их спокойно невозможно. Он сбрасывает его и хватается рукой за шею. — Думаю, нам нужно ввести ещё одно правило. — Оправдывается он под взглядом колких глаз, признаётся: — Это очень чувствительное место. Сава сидит на коленях, хмурится немного, наклоняя голову. — Хм, буду знать. На его губах играет ухмылка — лучше, чем поджатые в обиде губы. Эрик расслабляется. Сава замечает: — Мне кажется… моя эрогенная зона — это живот. Он, растопырив пальцы, проводит по своему животу в направлении паха, и Эрик вспыхивает как лампочка. — Пожалуй, я пойду. — Нет! Сава останавливает его. За свободу приходится бороться, но Эрик проигрывает, схваченный в кольце рук, — теперь он на груди Савы. Сопротивление Эрика не кажется существенным. В этой мнимой игре они поменялись ролями. Но Саве не нужен его смех — он целует его в щеку снова и снова, тая от нежности. — Сав. Сав-ва! — запрокидывает голову Эрик, выгибая грудь. И мальчишка взрывается, отпуская его. — Да в чём дело?! Это игра завела их в тупик. Эрик видит как блестят его глаза — Сава на него не смотрит, грудь так и вздымается под тяжёлым дыханием. То, чего Цимерман боялся больше всего, действительно случилось по его же вине — он обидел его. От волнения он сглатывает, подсаживаясь вновь на кровати и тянется к его руке. Сава не отстраняется, охотно разворачивая ладонь. Затем решительно смотрит в глаза — такой серьёзный и милый… — Чего ты боишься? Остаётся только чистосердечное признание. Эрик хмурится, пытаясь сформулировать мысль. Бьёт по нервам то, что в доме находится мама, и даже за закрытой дверью он не чувствует себя в безопасности, но скажи это вслух — и он окажется трусом, ведь Саву ничто не волнует. — Я боюсь, что могу сделать что-то не так, — голос звучит тише. Сава вздыхает: — Эрик, мы уже делаем всё не так… Как Эрик не понимает, что он хочет быть к нему ближе? Он столько раз представлял, как будет касаться его; представлял всё в откровенных деталях. Но Эрик будто не хочет этого… — Тогда… Как насчёт свидания? Сперва Саве кажется, что он ослышался. Он поднимает голову — его глаза ширятся в удивлении. — Ты приглашаешь меня на свидание? Эрик скромно улыбается. Брови Савы подпрыгивают, взгляд мечется в сторону, на губах смущение. — Было бы здорово… Только вот тебя не выпускают из дома, — напоминает он. Эрик оглядывается на дверь, хмурит чёрные брови и заверяет: — Я с этим разберусь. — Он решительно поднимается. — Скоро вернусь. Пара коротких кивков в ответ — дверь закрывается, и Сава падает на спину. Внезапно он понимает, что происходит, и от стыда морщится — дурак! Эрик ведь не интересовался парнями, он вряд ли когда-либо смотрел гей-порно, он вряд ли вообще хоть что-нибудь об этом знает! Сава себя упрекает, его губы раскрываются в глубоком вдохе, он закрывает ладонями лицо, стыдится своей похоти. Эрик хочет пойти на свидание, и это нормально для парня, который впервые вступает в отношения. А Сава, взращённый неприличной мангой, был уверен, что после первого поцелуя последует… Ладони резко съезжают вниз по лицу, глаза с волнением таращатся на потолок. А что, если это действительно произойдет? Он внезапно понимает, что их совместная неопытность может привести к катастрофе.

***

Договариваться — его конёк. Нет ничего, чтобы не выменял Эрик с выгодой для себя. Даже если речь идёт об обычной прогулке, пока он сидит на лечении. Оксану понять можно — именно из-за таких прогулок он заболел, теперь пока силы не восстановились, она не хочет рисковать его здоровьем. Но Эрику нужен глоток свежего воздуха после клетки больницы. Ему нужен Сава. Он знает, куда пригласит его завтра — этим планам ничто не должно помешать, даже мама. Оксана сдаётся при условии, что он сейчас же пойдёт дышать препаратом и выпьет всё, что положено. К тому же его бегство из больницы всё-таки раскрылось, но без серьёзных последствий. Врачи будут наблюдать Эрика на дому — ком в горле и закатанные глаза. Лишний надзор ему ни к чему. — Сегодня я позвонила нескольким репетиторам, — продолжает Оксана Петровна, — Учителя из школы Савы согласились подтянуть твои оценки. Заодно и он с вами позанимается, — она улыбается тому, как хорошо всё придумала, наматывая пряжу в клубок. Эрик так и представляет себе эту картину — какая-нибудь старая матрона будет ходить по кухне, пока они делают уроки. — Я протестую. — Протест отклоняется. — Адвокат ходатайствует о свидетеле — Саве это не понравится. Два голоса против одного! У суда нет шансов, — Эрик выставляет пальцы пистолетами, стреляя из двух стволов. Оксана улыбается, подыгрывая: — Решение суда окончательное и обжалованию не подлежит. — Она вдруг серьёзно смотрит на Эрика, который прижимается к поручню лестницы. — Почему бы тебе не пойти на юриспруденцию? Закатив глаза, Эрик вздыхает — Оксана ничего не желает слышать про то, что ему уготована судьба rock-star. Он поднимается. — Ты пошёл пить лекарство? — спрашивает вдогонку мама. — Да-а… — тянет уныло Эрик. — Завтра чтобы к шести дома. — К шести?! — Эрик оглядывается с ужасом, — это шутка? — Ты болеешь. Он задыхается от возмущения и тычет пальцем, торгуясь: — К десяти. — Эрик. — Девять с половиной? — Эрик… — Полдевятого? — Восемь и точка, — сдаётся Оксана. — Девять так девять, — пожимает плечами парень, продолжая шагать. — Эрик! Но Цимерман скрывается из виду, задерживается у стенки, прислушиваясь, — мама не кричит. Победа! Он сжимает кулак, морща довольную рожицу, и бросается в комнату Савы. Открыв дверь, находит Емельянова за ноутбуком — тот смахивает открытые вкладки, и переводит взгляд на Эрика. На его щеках держится румянец, который Цимерман охотно принимает на свой счёт. — Я говорил, что решу проблему? Вот он я, — Эрик прикладывает ладонь к груди, — и вот проблема, — сжимает кулак и бьёт им в ладонь, изображая «разборку». — Класс… значит, завтра играем… Сава опускает взгляд со смущённой улыбкой. Наблюдать за ним одно удовольствие — когда он дерзкий, когда безразличный, когда смущённый, как сейчас. Сава прекрасен в любом виде. Эрик сглатывает, глядя на его мягкие губы. Он запрещает себе подходить ближе, боится, что вновь не сдержится — ведь каждый его взгляд ранит сердце и возбуждает нездоровые желания. — Фильм отменяется — мне нужно идти всасывать в себя смесь, — закатывает глаза Эрик, — но потом я полностью твой. Можем заняться, чем хочешь. Он прикусывает язык — а чего Сава хочет? Сердце ускоряет ритм. Мысль провести с ним ночь в одной постели уже не кажется невинной и безобидной. Эрик поспешно гонит эти мысли и с опаской наблюдает реакцию Савы — брови у того подпрыгивают, он озирается на свой ноутбук, поджимая губы, затем предлагает: — Поиграем? Я не против. Облегчение. — Да, отлично! Дай мне час и… блин, у сеги джойстик один. Тогда. А… Тогда вниз! — можем Мортал Комбат включить, или гоночки. Кстати, я купил какой-то хоррор про зомбарей — там есть парный режим, — восторгается Эрик. Сава всё смотрит на экран ноутбука, поджав губы. Наверное, он хотел посмотреть фильм, думает Эрик. Неловко вышло. — Ну, тогда… не прощаюсь, — оторопело говорит он, хватаясь за ручку двери. Здесь Сава, наконец, на него смотрит. В его глазах снисхождение и тепло, как будто Эрик маленький ребёнок, которому старший брат разрешает поиграть со своими вещами. Цимерман не понимает, отчего у него такие ассоциации, связанные с этим взглядом, — он старше, главней. Выходит из комнаты, чешет затылок и сбрасывает всё на бурную фантазию. Сава утыкается лицом в подушку, зажимая её руками. Он представляет Эрика, как касается его губами. Он хочет видеть его обнажённого: его белую кожу, рельеф мышц, нежные ключицы, его возбужденный пенис и манящие губы. Сава закусывает губу чуть ли не до крови и про себя прощается со всем этим. Он бросает подушку в книжную полку — гирлянды возмущённо дёргаются. Сава вздыхает. Он хочет слишком многого и сразу, но Эрик к такому попросту не готов.

***

Весь вечер телефон разрывается оповещениями — Маришка донимает расспросами и ведёт пространные беседы о последних киносеансах, намекая, что хочет в кино, но пригласить сама не в состоянии. Сава читает её между строк. И с чего вдруг у этой реактивной девчонки столько комплексов? Они ведь друзья. Он пишет в ответ на очередной постер: «Сходим» Не особо задумываясь, на какой соглашается фильм — обложка похожа на очередную детективную историю, сюжет которой он разгадает в середине сеанса. В ответ Саитова разверзает бурю из восторга, повторяя неприлично много раз: «Когда? Когда? Когда? Когда?..» «Позже» Завтра грандиозные планы. Помимо гаража и игры на гитарах, он пока не представляет, куда поведёт его Эрик. Переключается на открытые вкладки, гадая, что можно подарить в ответ. Теперь, когда ему вручили подарок, а он не догадался купить что-то заранее, то чувствует себя скверно. Ему даже в голову не пришла мысль о сентиментальной новогодней чепухе — они ведь уже обменялись подарками, так? Но, похоже, это важно для Эрика — ещё одна галочка в списке его черт характера. Сава отрывает глаза от телефона в тот момент, как ступает на лестницу. Эрик сидит на диване в маске, небулайзер гудит у него под боком, а в руках зажат геймпад. — Так ты принимаешь лекарства? — ехидничает Сава, спускаясь. Цимерман отвечает моментально — вскидывает руку и твердит приглушённо: — Люк, я твой отец. — Смешно. К вечеру мама усилила отопление — в доме стало неприлично жарко, поэтому Сава остался в футболке. Эрик рад его видеть. Он вырубает аппарат, убирает его за спинку дивана и двигается, уступая место. По привычке Сава забирается на диван с ногами, кладет руки на колени, печатая очередной ответ. Эрика одолевает желание выбросить гаджет, чтобы он смотрел только на него. И мальчишка будто понимает это — блокирует телефон, укладывая рядом с собой экраном вниз, и подбирает геймпад. В слабом освещении комнаты его лицо кажется бледнее, чем обычно, — пестроты веснушек практически не видно, а волосы оттенка горького шоколада стали практически чёрными. Такие длинные и мягкие. Невольно Эрику хочется коснуться этих прекрасных волос, но он лишь озадаченно смотрит в сторону коридора. Мама хоть и в своей комнате, но может выйти в любой момент. И действительно выходит, когда гоночный трек летит на середине. — О-о-о, ты в меня гранатой?! Офигел! — слышится возглас Эрика. — Упс. Кое-кто вылетел с трассы, — насмешливо отвечает Сава. Ещё утром Оксана была полна сомнений, но сейчас понимает чётко — без работы ещё один день она просто не выдержит. И хорошо сложилось, что мальчики уйдут гулять. Она согласилась на репетиторство и завтра ждёт ученика в гости. Нет, без работы ей точно не выжить, понимает мудрая женщина. Хмурится, пока идёт на кухню. Сава это замечает: — Что с тобой? В его голосе проскальзывает толика тревоги. Оксана куксится, как ребёнок: — Хочу на работу! Тут же на губах Савы появляется счастливая улыбка. Мама ерошит его волосы. — И эта женщина собралась идти в декрет? — качает головой Эрик. Сава удивлённо смотрит на него — он как будто высказал вслух его собственные мысли. Такая проницательность пугает и радует — во многом они думают одинаково как одно целое. Он греется этой мыслью, продолжая подбирать костюмы для своего вязанного человечка-гонщика. Эрик, как обычно, дурачится — его персонаж похож на Элвиса. — Кстати, мам, — озирается он на кухню, — ты не могла бы пока не выходить из комнаты? Оксана пучит на него глаза, он объясняет: — Мы собираемся надрать задницу парочке зомби. А это зрелище не для беременных дам. Мама польщена улыбкой Эрика и его манерой излагать мысли, и тут же прыгает на другую тему: — Может, мы отдадим тебя в театральный? Эрик съезжает по спинке дивана, вдавливая голову в плечи. — Кто-нибудь вообще воспринимает меня всерьёз? — ворчит он. — Я. — Эхом отвечает Сава. Его персонаж на экране имеет расстроенные бровки и высовывает язык, точно его тошнит. Эрик бросает в его сторону одобряющий взгляд. — Хорошо, не буду подглядывать. — Снисходительно говорит мама. Её шутливая фраза напрягает парней. — Долго не сидите. Папа будет поздно, оставьте ему ужин. Она закрывает дверь в свою комнату, и Сава тут же поворачивается к Эрику. Его глаза пробегают по его лицу, несколько дольше задерживаются на губах и вновь стремятся прочь. — Зомби? — спрашивает он без энтузиазма. — Да. Сейчас диск поменяю. Поздний вечер проходит напряжённо. Напряжение это исходит от Савы. В какой-то момент он кричит: «С*ка!», и бросает геймпад. — Да ладно, — улыбается Эрик, — давай ещё раз попробуем? — Чтобы меня снова сожрали? Мы даже до середины не дошли! Его раздражение такое явное, даже голос становится на октаву выше — точно ломается невозмутимая стена, и из неё сочится поток яда. Сава прекрасен, когда злится — Эрик знал это всегда. — Ты воспринимаешь всё слишком буквально, вот, смотри, — пусть покушает. Персонажа на экране раздирают на части. — Ненавижу зомби! — отрезает Сава. — А мне нравится… — Куски гниющего мяса… — Такие милашки… — Пусть они все сдохнут! — Так, целься в голову и стреляй! В этот момент входная дверь открывается. Отец возвращается усталый. Время на часах близится к десяти. Никто из мальчишек не заметил, как быстро оно пролетело. Этого времени, за какими бы делами они не собрались, им всегда будет мало. Сава со вздохом выключает игровую приставку. Эрик, поприветствовав отца, стремится догнать его — Сава не в духе, и его задача максимально поднять упавшее настроение. — Есть ещё игра про андроидов. Сава оборачивается на лестнице. — Там, где тот детектив? — Ага. Не нравится? — Хм. Вполне симпатичный. — Он натурал! — С чего вдруг? По-моему, самый гейский андроид-детектив на свете. Эрик смеётся. — Есть какая-то специальная голубая шкала? — Десять из десяти! Георгий улавливает разговор мальчишек на лестнице, и его брови дружно ползут вверх. О чём нынешняя молодежь думает, он знать не хочет, разогревая себе ужин. — Говоришь так, будто тебе он нравится, — ревнует Эрик. — Ага. Только вряд ли у него есть член. — Почему? — Зачем детективу-андроиду член? — Чтобы вести допрос с пристрастием? — улыбается шире Эрик. Они прижимаются спиной каждый к своей двери в коридоре. Эрик продолжает игру: — Ваше право не хранить молчание и повторять только ja-a, ja-a! Губы Савы открываются в беззвучном восклицании: «Что-о?!», он прячет лицо в ладонях, посмеиваясь. Эрик ликует — теперь Сава счастлив — на его губах играет улыбка. Телефон в кармане вибрирует. Он читает сообщение и удивлённо вскидывает брови. — Алина спрашивает, как у тебя дела. Поверить не могу, что вы общались. Панфилова об их разговоре поведала Эрику буквально на следующий день, тогда-то он и начал свои безутешные попытки дозвонится до Савы. Ему всё ещё обидно, что тот игнорировал его так долго — но теперь между ними нет и намёка на прежние недомолвки. Эрик вспоминает его признание в больничной палате и невольно сглатывает. Повторит ли Сава эти прекрасные слова? — Поверить не могу, что ты ей всё рассказал. — Парирует в ответ Емельянов. От прежней весёлости остаются лишь искры в глазах. Эрик смущается, не знает, что на это ответить. Сава продолжает строже: — Тебе не кажется, что сперва стоило объясниться со мной? Упрёк засчитан — Эрика вогнали в краску. Придётся быть откровенным до конца: — Я не был уверен, что нравлюсь тебе. Глаза Савы вмиг расширяются, после он хмурится и награждает Эрика фирменным взглядом: «Сейчас я буду тебя бить». Цимерман невольно приподнимает плечи, морально готовясь к удару. И он действительно следует, только не физический: — Поэтому сперва решил потренироваться с ней? А вот это прозвучало грубо. К сердцу Эрика пробивается забытая боль. Лучше бы Сава не напоминал ему об ошибках — от этого ему гораздо хуже. Зачем он так? Потому что это ранит его тоже? Эрик понимает это по его взгляду, по опущенным уголкам желанных губ и напряжению в пальцах, которые обхватывают локоть другой руки. Ведь это он сперва причинил ему боль. — Прости. И Сава отмахивается, пожимая плечами. — Что ж, твой первый поцелуй навеки принадлежит ей. Так вот, что его тревожит в самом деле? В глазах Эрика вспыхивает азарт — Сава — он не только ревнует, но и скрывает свой эгоизм. — Вообще-то, — мягко поправляет Эрик, — мой первый поцелуй принадлежит тебе. Глаза напротив смотрят снисходительно. Не верят. Быть откровенным до конца? — Я… хм… В общем, пока мы жили в одной комнате, то я слегка поцеловал тебя… пару раз… спящим. От каждого слова Эрика глаза Савы делаются всё шире, рот приоткрывается. — Ты. Целовал. Меня. Спящим? — чеканит слова он и делает беззвучный вдох, расправляя грудную клетку. «Ну, вот сейчас меня точно будут бить», — уныло думает Эрик. Он сказал, что слегка поцеловал его, а то, что на деле изнывал от собственного вожделения в ванной, всеми силами постарается скрыть. Теперь, когда он может касаться Савы сколько угодно, он боится, что снова не сдержится. Что если Саве такое проявление чувств будет противно? Но его мысли обрываются, потому что Емельянов переходит на взбудораженный хрип и ходит из стороны в сторону, как заведённый. — То есть, ты хочешь сказать, что ты просто мог разбудить меня, и мы бы давно были вместе?! — он останавливается и смотрит, сверкая глазами, — почему ты меня не разбудил?! Да как это возможно?! — Потому что мы только съехались, а я полез целовать тебя ночью! — выпаливает Эрик и тут же прикусывает язык, понимая, что выдал себя с потрохами. На лице Савы за возмущением проступает удивление. — Как давно я тебе нравлюсь? — неуверенно уточняет он, притаив дыхание. — С первого взгляда, — честно признается Эрик, опуская голову. Между ними застревает глухая тишина. Эрик боязливо поднимает на Саву глаза исподлобья и тут же поражается — Сава прикрывает ладонями нос и губы, его глаза щурятся в улыбке, сияют как у ребёнка, точно как в тот момент, когда Эрик подарил ему кеды, даже сильнее. Он счастлив — он действительно счастлив! — Блин, — смущается Эрик, — я должен был сказать тебе это на нашем… — Свидании? — улыбается Сава. Он точно падает, упираясь спиной в свою дверь. Даже при слабом оранжевом освящении видно, как раскраснелись его щёки, а на губах играет смущённая улыбка. Он смотрит в сторону, машинально убирая прядь за ушко. Эрик решается спросить тоже: — А когда ты понял, что… …любишь меня? — хочется сказать ему. Сава понимает всё без слов, смотрит с теплом в ответ. — А об этом ты узнаешь завтра, — дразнится он, разворачивается, дёргая ручку двери, но Эрик одним порывом хватает его в свои объятия. Тут же сердце Савы совершает кульбит. Он хватается за руку Эрика, его губы жадно тянут воздух. Он так близко и это потрясающе… — Отец внизу, — шепчет Сава, противореча своим же стремлениям. — Здесь нас никто не увидит, — усмехается на его ушко Эрик. И эта фраза и его шёпот непростительно сильно возбуждают. Грудь наполняется жгучим чувством — желанием, что стремится вниз по животу к паху. Эрик целует его в щеку, и мягкие губы задерживаются на долгие несколько секунд. Сава чувствует, как они дрожат — Эрик нервничает, как бы не стремился это скрыть. Он, наверняка, возбуждён тоже. Сава подавляет немыслимое желание прижаться к его паху ягодицами, чтобы почувствовать это; запрещает себе, зная, что не должен торопиться, и когда Эрик отпускает его, с досадой вздыхает. Позади хлопает дверь. Сава оглядывается — Эрик струсил и спрятался. Снова. Вновь следует тяжелый вздох. Эрик опирается спиной на свою дверь в комнате и медленно по ней съезжает. Он зарывается рукой в волосы, облизывая кончиком языка губы, вспоминая его вкус. Он бы хотел держать себя в руках, но желание одолевает каждый раз рядом с ним нестерпимое. И всё-таки часть его заботливого разума твердит, что он не должен причинять Саве вред. Он слишком сильно увяз в чувствах к нему, чтобы вынести в очередной раз его «нет». Напоминание о боли, которую он причинил, ещё не остыло в памяти — взгляд Савы, полный ненависти, убьёт Эрика. Он хочет, чтобы тот доверял ему, и не посмеет сделать такого, что обидит его. «Когда он поймет, чёрт возьми? Когда он поймет?», — вздыхает Сава, закрывая лицо ладонями, прячась от разрозненных мыслей. Когда же Эрик поймёт, что между ними больше нет стены, и теперь он может делать с ним всё, что угодно? Всё, чего он только пожелает! Сава чувствует, как горят в ладонях его щёки, точно раскалённая сталь. В своём воображении он раскрывается перед ним; делает для него такие вещи, который видел лишь в порно; кусает губу, запрещая себе об этом думать ради Эрика. Ведь он такой… сентиментальный. «Спрятался?» «Вот ещё» «Боишься меня?» «Спи» «То есть, теперь мне закрывать дверь на ночь?» «…» *смайлик со слезинкой* «А ты закрыл?» «Нет» Больше собеседник ничего не пишет. Сава хмурится, выставляя в руках телефон, лежит под гирляндами с брошенной на груди мангой. Дверь комнаты внезапно приоткрывается, за ней появляется растрёпанная серебристая голова Эрика: — Gute naht. Сава тает, словно кусок масла в летний зной. Ну, почему этот парень говорит по-немецки так соблазнительно? Дверь уже закрывается, не успевает он выкрикнуть: «Стой!», и сникает на подушке. Дверь открывается снова. — Завтра встаём рано, — предупреждает Эрик, — спи. Дверь закрывается, и Сава с улыбкой блокирует телефон.

***

Он вспоминает, что пропустил ужин в тот момент, когда открывает глаза. Чувства в животе напоминают, что пора бы подкрепиться. Облизнув пересохшие губы, Эрик садится на кровати. Его ещё одолевает сонная дремота, но стащить что-нибудь с кухни она не помешает. Закутавшись в плед, он автоматически шагает к лестнице. И только когда обнаруживает бьющий из полочной лампы свет, просыпается окончательно. Спускаясь по лестнице, гадает, кто мог оставить на кухне свет, но, завидев за столом Саву, удивлённо таращится на него. Здесь Емельянов замечает Эрика тоже — он в этот момент подносит к губам бутерброд. Оценив друг друга на этом не совсем законном ночном мероприятии, парни смущаются. Эрик смеётся, Сава кусает бутерброд, отворачиваясь. — Добро пожаловать в ночной дожор. Давно ты тут сидишь? — сипит Эрик, проходя мимо. — Два бутерброда назад, — констатирует Сава с набитым ртом. — Наращиваешь кости, значит. — Задумчиво говорит Эрик, освещаемый светом из холодильника, поворачивается к Саве, хмурясь: — Не смей обойти меня в росте! Сава закатывает глаза. Аппетиты в последнее время одолевают жуткие. Он в отсутствие Эрика даже съел запеканку с грибами, в чём не желает признаваться. — Ты что слопал весь сыр?! — возмущается хрипло Эрик. — Ой, да там был-то всего один кусочек, — ворчит в ответ Сава, выуживая из вскрытой упаковки сосиску. — Этот кусочек можно было поделить на два кусочка. Ничего съедобного для Эрика в холодильнике нет, со вздохом он тянется к кефиру. Ну, не разогревать же в ночи суп? — М! Подай яйцо, — просит вдруг Сава. — Сырое? Эрик с хмурой гримасой тянет Саве продукт, и тот, как профессиональный повар, разбивает яйцо одной рукой и выливает его содержимое миску. Эрик так и замирает на корточках, приоткрыв рот. — Ты же не станешь этого делать? — он опасливо подсаживается рядом с Савой, наблюдая, как тот солит желток и невозмутимо размешивает вилкой, — нет. Боже. Нет! — Что? — хмурится Савелий, облизывая зубчики вилки. — Как ты можешь вливать в себя это?! — вскидывает голову Эрик, когда Сава буквально выпивает сырое яйцо на его глазах. Сава тут же находит за что зацепиться, отирая губы. — А я не против пробовать всякую склизкую дрянь. Намёк засчитан — Эрик смущён. Он потирает лоб, кусая губу. — Минус сто очков твоему факультету, негодник. — Выкуси! — Когтевран лидирует, — подхватывает Сава. — Что-о? Гриффиндор лучший! — Сила есть — мозгов не надо? Эрик замирает, глядя на улыбку Савы. Даже не смотря на гастрономические предпочтения ему всё равно хочется поцеловать его в этот момент. Он сглатывает, хватая коробку. — О чём ты сейчас думал? Спрашивает Сава, собирая подушечкой пальца крошки на столе. Он как будто читает его мысли — и Эрик теряется, не зная, как быть. Выбрать честность или отступить? — Хотел поцеловать тебя, яйцеман, — шутливо бросает он. — Что плохого в том, что я предпочитаю яйца и сосиски? — лукаво спрашивает Сава, облизывая палец. Эрик вскидывает голову, широко раскрывая рот, — это уже чересчур, как он может говорить такое настолько невозмутимым тоном? Зажмурившись, он беззвучно смеётся — сотрясается его грудь, точно от ударов, и тут же появляется кашель. — М-да… — вздыхает Эрик, возвращая голос, — ты изменился. Цимерман смотрит на Саву с восторгом, но в глазах мальчишки нет ответного азарта — он отводит свой взгляд, уголки губ тянутся вниз. — Нет, — говорит он тихо, — я всегда таким был, — ступня соскальзывает с сиденья на пол, — просто не мог быть… — Собой? — заканчивает за него Эрик. Он прекрасно понимает его чувства. Сава кивает. Он точно закрытая книга, которую редко кому удаётся прочесть. Ведь написана она столь неразборчиво и мелким шрифтом, что разглядеть его может разве что самый чуткий читатель. И Эрику посчастливилось им быть. — Ты прекрасен. — Говорит он с теплом, вглядываясь в его профиль. И мальчишка меняется в лице — глаза раскрываются, вздрагивают нежные губы, а на щеках зреет румянец. Вот он — маленький ключик к его сердцу через дебри плутовства и сарказма. Эрик улыбается. Сава поворачивается к нему, смотрит на губы, потом в глаза, будто спрашивает можно ли сейчас поддаться соблазну? Эрик задерживает дыхание, кровь приливает к щекам рефлекторно — он отводит голову, смущаясь, и теряет заветные секунды решимости. Сава поднимается из-за стола, направляясь к двери бесшумно; только стрелки на кухонных часах громко тикают, отмеряя каждый его шаг. Он оглядывается на Эрика — тот чувствует себя виноватым. — Поцелуй меня завтра, — просит Сава вполголоса. И глядя в эти бездонные глаза-омуты, Эрик кивает. Сава уходит. Эрик, откинувшись на стуле, щурится на потолок, грудь высоко вздымается. Он чувствует себя странно, будто они играют в шахматную партию по нестандартным правилам — какой шаг сделать можно, а какой срежет пешку? Да, он поцелует его завтра, зная, что глубокий поцелуй с ним вновь подействует как морфин, и вряд ли он сможет сдержаться… Сава — он на вкус как любовь. Эрик улыбается, предвкушая начало нового дня.