***
Сава смотрит в окно — накрапывает дождь, и мелкая морось разъезжается по стеклу. Он стоит в туалете один во время урока; смотрит на часы, постукивая пальцами о подоконник; затем решает потуже перетянуть хвост, да так и застывает с резинкой в зубах, потому что дверь позади открывается — он оглядывается, бросая волосы по плечам. Артём с ухмылкой заходит внутрь, прикрывая позади дверь. — Принёс? — голос Савы хрипит. Рыжий проходит к нему, водружая на подоконник свой рюкзак. Скрипит молния. Сердце мальчишки прыгает, будто они занимаются чем-то противозаконным. Наконец из рюкзака появляется чёрный баллон с рисунком обнажённой мужской спины и поясницы. Сава получает этот баллон в руки, и его брови дружно подпрыгивают. Артём смеётся, прихватывает губами вейп и выпускает облачко пара со вкусом клубники. — Зачем столько? — раздражается Сава. — Смазки мало не бывает, — шаловливо замечает Башкарёв и тянет розовый девайс ему. — Я без рюкзака, — ворчит Сава после второй затяжки. — Оставь где-нибудь здесь, потом заберёшь. — А если найдут? Артём ухмыляется слаще: — А ты уж постарайся, чтобы не нашли. Емельянов хмурится, и рыжий, так и быть, сдаётся: — Ладно — этот оставлю у Дэни, а это сейчас возьми. Он протягивает небольшой запечатанный тюбик с надписью «Just glide» — тот слишком велик, чтобы унести в руке, но в карман брюк помещается. Затягиваясь снова и передавая вейп приятелю, Сава, словно опытный эксперт, переворачивает тюбик и читает на обороте состав. — На водной основе самые лучшие. Есть, конечно, ещё с обезболом, но… — Артём усмехается, — если всё правильно сделаешь, и так сойдёт. Сава, забирая из его рук вейп, спрашивает: — Я сделаю? — Ты. То, как у вас пройдёт, от тебя зависит в первую очередь, — он рассуждает, — ему-то что? — вставил и погнал, а тебе надо приспособиться. Не так-то просто словить кайф. — Знаю. — Хмурится Сава, потому что правда знает, не маленький — всё прочитал и выведал в глобальной сети. Артём щурится на него с наглой улыбкой. Сава по глазам видит, что тот уже представляет все подробности их с Эриком жизни. Прячет тюбик в карман и вновь затягивается синтетической отравой — такой сладкой, что в горле першит. — Так что, говоришь, твой пацан неопытный? Сава кивает. Тёма злорадствует: — Сочувствую. Рыжий собирается идти. Сава, выдохнув пар, спрашивает: — Сколько? Артём забирает аккуратно вейп из его рук, улыбается насмешливо и, покачав головой, уходит. Мальчишка кричит ему вслед: — Спасибо! Вздохнув, вновь смотрит в окно. Одну переменную предстоящего уравнения он уже смог решить. Осталось понять, как и когда на попытку номер «раз» уговорить Эрика…***
Цимерман вздыхает, матерится и с тоской смотрит на доску, где выведена мелком задача по химии. — Я дам списать, — улыбается Алина, ближе двигая свою тетрадь. Но Эрик не обращает внимания, а вновь открывает чат сообщений и начинает писать. Неужто с Савой? Алина, приоткрыв рот, тянет любопытный нос в экран смартфона: — С кем ты? — Репетиция накрылась, — говорит Эрик, блокируя телефон. — Прекрасно. У меня как раз на тебя планы. Цимерман приподнимается над партой. — Какие планы? — Интимные. — М-м… — Да-да, заглянем в секс-шоп. — Алин, я не в настроении шутить. — Чего ты так напрягаешься? — Да всё из-за Матвея — у нас одна связка ключей. И пока мы их таскаем туда-сюда, время уходит — отыгрывать ничего не успеваем. Нам бы место другое. Но где? Эрик хмурится и совершенно не хочет решать задачу по химии. — Так сделайте дубликат, в чём проблема? Алина забирает его тетрадь, переписывая аккуратный столбик задачи. — Я уже просил — без толку! Сам возьму ключи и отнесу в мастерскую. — Вот это правильный подход. Ну так что — ты свободен после школы? Парень смотрит на неё, затем лезет в телефон, справляясь у Савы о планах, и, получив в ответ сообщение о том, что тот после учебы зависнет у Дэна, ещё больше хмурится, откидываясь на спинку стула. — Видимо, свободен. — Прекрасно, цыпа. Тетрадочку возьми — вывод сам можешь записать. — Может, правда в кино? Эрик оглядывается на Катерину с Белкой, которые смотрят в один телефон. — Не-ет! Я же сказала — у меня на тебя планы. — Какие? Алина загадочно улыбается в ответ. Тут звенит звонок и тетради передаются на первые парты. Эрик, чертыхнувшись, записывает вывод к задаче и толкает свою тетрадь соседу, как опытный дилер. Из школы они выходят вместе. — Ого! Алина вскидывает голову. — Я думала, снег больше не пойдёт. Белые пушинки ложатся на землю, усиливаясь с каждым порывом ветра. Алина на ходу запахивает ветровку; мокрый снег путается в её волосах и тут же тает. Эрик улыбается. — Так куда мы? Панфилова по-матерински застёгивает молнию на его куртке. — Зайдём к моему дяде, он работает в паре кварталов отсюда. Стоит им отойти от школы на приличное расстояние, как девушка начинает разговоры о личном: — Так что, у вас уже всё серьёзно или вы просто тискаетесь? — Кхм! Эрик не уверен, что готов развивать эту тему, но, с другой стороны, понимает, что ни с кем в принципе не сможет это обсудить. Но прежде набивает себе цену: — А чего тебя это так волнует? Ревнуешь? — Нет. Просто Сава очень интересный, а зная тебя, Эрик, — ты можешь своё счастье проспать, — улыбается Алина, — к тому же вы друг другу подходите. — Ты так думаешь? — оживляется Эрик. Его карие искры в глазах девушку смущают, она представляет рядом с ним Саву и смущается больше: — Конечно. Только в отличие от тебя он, кажется, более ответственный. Хотя это неплохо, говорят, лучшие парочки получаются из противоположностей. Я рада, что вы вместе. К тому же Сава такой красавчик… Панфилова не скрывает лукавой улыбки. Эрик вздыхает и делится своим страхом: — Вообще-то мы братья, и… я даже не представляю, что будет, если родители узнают… — Но вы не родные же! Конечно, вряд ли они будут за вас рады, — Алина замечает, как напрягается Эрик, и хмурится, зная, что сейчас у него в голове: — Даже не думай об этом! — О чём? — Не думай бросать его! — Алин… — Ты впервые за столько лет счастлив! Но если ты решишь, что вам лучше расстаться, — это разобьёт ему сердце! А тебе — тем более. — Перестань, я даже не думал об этом! В груди парня всё полыхает — расстаться с Савой? — это же немыслимо! — Тогда я не понимаю, чего ты такой… — Потому что я боюсь! Эрик делает вдох и продолжает: — Понимаешь, у меня всё реально начало складываться только сейчас. Я давно мечтал о своей группе и впервые эта мечта действительно сбывается. А когда я сомневаюсь или думаю, что ничего не получится, то смотрю на него и вижу, что он ни о чём не парится. Это касается не только музыки. Вообще-то он первый признался в своих чувствах, тогда как я и двух слов связать не мог… Я так испугался, когда мы поссорились. Наверное, только тогда понял, что между нами всё серьёзно. И если… если с ним что-нибудь случится или наши родители… Эрику вновь не хватает воздуха. Он облизывает губы от волнения и стискивает лямку рюкзака на плече. Стыдится показывать эмоции, потому что больно. Он не готов его потерять. — Поэтому я и говорю — не сдавайся. Ведь ты, Эрик, совсем как дитя малое — ты от своего страха не можешь сдвинуться с места. Уж мне ли не знать! Вот даже сейчас, я уверена, трусишь в ваших отношениях. — Вот ещё! Вовсе не трушу! — Честно? Эрик собирается сказать, что прав на сто процентов, но, задумавшись, понимает, что будет не искренен. То, что произошло между ними за последние пару дней, противоречит тому, как всё обстоит на самом деле. Сава его брат, теперь он его парень и он младше, а Эрик развращает его… Он чувствует себя виноватым, потому что первый соблазнил его и не оставил выбора, — теперь каждую минуту он жаждет прикоснуться к нему и боится, что однажды простых действий будет недостаточно… Мысли о прошедшем вечере вновь возвращаются — на щеках вспыхивает румянец. Эрик отворачивается и говорит: — Не хочу это обсуждать. — Если так боишься родителей — встречайтесь где-нибудь вне дома. Цимерман смотрит на Алину с неодобрением. Она как будто не понимает, что он и минуты не хочет проводить без Савы. — К тому же ты сам говоришь, что между вами ничего серьёзного не было… — Я так не говорил, — выпаливает Эрик и понимает, что попался на удочку. — Так вы всё-таки?.. — Мы не делали «это»! Но… — Что? — Ну… Эрик мешкает, натягивая капюшон на голову. — Мы… — начинает неуверенно и со вздохом решает сказать как есть: — мы занимаемся… эм… — Дрочите? Эрик вспыхивает. Алина смеётся. — Понятно! Ты только об одном думаешь! — ворчит он, оглядываясь на прохожих: — нам не стоит делать что-то больше… — Вот об этом я и хотела с тобой поговорить, — улыбается Алина. — Чтобы убедиться, что я трус? — Нет. Чтобы убедиться, что ты дурашка. Это, конечно, не моё дело, что между вами происходит, но я должна хоть немного подопнуть твою задницу в нужном направлении. Потому узнать, как это делается, тебе рано или поздно придётся. А там уже сам решай, хочешь ты этого или нет. — Я всё знаю! — авторитетно заявляет Цимерман, но под хитрым взглядом Алины закатывает глаза. Ничего он не знает. Слышал только, что это неприятно и больно девчонкам (судя по рассказам тех же девчонок), а это весомый аргумент, чтобы даже не пытаться идти в этом направлении… — Не хочу делать ему больно, — говорит он тише. Алина опережает его на пару шагов и вдруг поднимается по железным ступенькам, намереваясь зайти в магазин. — Это не обязательно должно быть больно. Было бы так — никто бы в здравом уме этим не занимался! Попробовать стоит, — Алина подмигивает. До Эрика только сейчас доходит, что они уже пришли — и пришли в секс-шоп! Вывеска с символом Венеры и Марса горит неоном, а надпись гласит: «У Игоря». — Погоди. Так ты не шутила?! Алина хохочет. Эрик её нагоняет у двери и сконфуженно спрашивает: — У тебя что, дядя здесь работает? — Эрик, это его магазин. Панфилова открывает дверь. — Вперёд, сударь, только после вас! Округлив глаза, Цимерман стоит на пороге царства разврата и тихо угрожает: — Я тебе это припомню…***
В маленькой подсобке Сава надевает однотонную футболку — он прихватил её специально из шкафа. Джинсы, к сожалению, остались дома, но школьные брюки не столь бросаются в глаза — главное, что красные конверсы теперь всегда при нём, ведь он таскает их на сменку в школу. Родители неоднозначно отреагировали на новость сына о том, что он собирается отрабатывать гитару. Оксана посчитала, что мальчик будет слишком отвлекаться от учебы. А Георгий, напротив, похвалил и поддержал пасынка, утверждая, что сам первую работу нашёл в четырнадцать — он раздавал газеты с братом на улочках Мюнхена и помогал отцу в мастерской. «Деньги любят счёт и труд», — заверил старший Цимерман, Сава порадовался пониманию отчима. Теперь же ему предстояло пару часов после школы уделить исключительно магазину — Гирш оставил его на полную ответственность, сбежав по делам. Сава включает пару ламп над кассой, обходит свои владения, осматривая инструменты; замечает свежий слой пыли на витринах и бросается в подсобку за салфеткой. Прибравшись, перетаскивает парочку барабанов в угол и, порадовавшись проделанной работе, смотрит на часы — видит, что прошло от силы десять минут, и находит главный минус постоянной работы на одном месте: время тянется на удивление медленно. От скуки он листает за стойкой журналы, затем включает магнитофон — тот старой сборки — кассетный, и Сава тянется к своему рюкзаку, чтобы выудить из плеера альбом. Этим утром он прихватил The Cure — «Disintegration» и теперь, сбросив громкость до едва уловимого звука, наслаждается музыкой, листая страницы. Стоит ему устроиться удобнее, как в магазине появляются посетители — две девушки, не то школьницы, не то студентки. Сава привстает, приветствуя клиенток. Девушки, заметив его, таращатся, не зная, что делать. — А… У вас есть гитары? — спрашивает та, что пониже. Сава выскальзывает из-за стойки и приглашает подружек в соседнее помещение, а там немного взволнованным и хрипловатым голосом объявляет, какие модели пришли буквально на днях, — так, как наставлял его Дэни. В глубине души в нём играет азарт — продать что-нибудь подороже, чтобы удивить Гирша и нарваться на похвальбу. Но, кажется, девушек вовсе не интересуют инструменты: они перешептываются между собой и смотрят на Саву любопытно. Решив, что им нужно дать время подумать, Емельянов отходит к новенькому роялю и, упираясь в него руками, смотрит в сторону. Он покусывает губу, думая, что скажет Эрику при встрече. Мама вчера объявила: этим вечером они с Георгием ужинают в ресторане — есть высокая вероятность, что их дома долго не будет. И это волнует… Получится ли у них сделать то, на что он так рассчитывает? Сава размышляет, готов ли сам к этому, а если нет — то успеет ли подготовиться, старается не думать о том, что Эрик, возможно, откажется… Вдруг раздаётся щелчок. Сава рефлекторно поворачивает голову, решая, что девушки делают фото инструментов, но замечает телефон, направленный на него, — девушка краснеет, и он краснеет тоже. Чтобы перебить случившийся конфуз и привлечь внимание — в двери уже заходят новые посетители, девушка спрашивает совет Савы. Он вновь подходит к ним. — Если для домашней игры, то берите Fender, по стоимости себя окупает, а если надоест, легко продать, — он говорит это безразличным тоном, хотя сам нервничает и прячет руки, скрещивая их на груди. — А вы где-то играете? — спрашивает девушка — та, что повыше. Сава признаётся: — Я бас-гитарист. Озвучив это, ловит ожидаемое восхищение: — Здорово! — Классно! А сколько вам лет? — Семнадцать, — врёт Сава, зная, что его вряд ли кто-то уличит во лжи. Девушки неопределённо хихикают, а Саву приглашают в соседний зал. И он уже консультирует молодого человека в шляпе, какое укулеле могло бы понравиться его девушке. В итоге за свои старания получает почётную награду — первый проданный инструмент! Пока он убирает его в чехол, девушки из зала уходят, оглядываясь попеременно. Сава игнорирует их — он впервые работает с кассой и волнуется. Чек выходит с задержкой, но в итоге оказывается в руках покупателя. Стоит двери закрыться, как он со вздохом валится на стул, открывая чат, чтобы похвастаться Дэни, но находит непрочитанное сообщение от Эрика: Гуляю с Алиной. Вечером буду дома. Позвони, как освободишься ♡ Ревновать к Панфиловой больше не имеет смысла, но Сава всё равно завидует, мечтая оказаться на её месте.***
Здесь есть всё. На самом деле всё — от кружевного белья до тематического костюма горничной; латексные маски выглядят угрожающе; шипастые ошейники висят то тут, то там — и это самое безобидное зрелище, которое Цимерман находит в магазине. Ведь всё остальное пестрит и кричит: «Взгляни сюда! О чём ты думаешь, глядя на меня?!». Стараясь не смотреть по сторонам, Эрик находит единственную точку опоры — полноватого мужчину с тёмной щетиной, который улыбается им с Алиной и справляется, как у неё дела. — Да так — помаленьку. Дядь Игорь, у нас тут к тебе дело… Эрик чувствует, как к щекам приливает кровь. Он отворачивается от любопытных глаз мужчины и натыкается на ряд массивных пенисов — от этого зрелища кусает губу и мигом уже разглядывает носки своих кроссовок. — А-а, за презервативами? — Не, у меня ещё та пачка не закончилась. Та пачка?! Эрик ошарашенно смотрит на подругу. — Дядь Игорь, видишь, в чём дело — Эрик встречается с мальчиком, и у них намечается первый секс, — выпаливает Алина непринуждённо. Цимерман закрывает лицо, готовый провалиться под землю. А мужчина вдруг смеётся и становится дружелюбным, разглядывая его. — Это вы по адресу, молодой человек. Эрик дёргается, намереваясь бежать, Алина стискивает его руку, заставляя стоять на месте. Дядя Игорь тем временем шарит под прилавком среди тюбиков с лубрикантами. — Подготовку уже знаете? — Нет — он в этом полный ноль! — заверяет Алина. — Ну спасибо. — А что, нет? — Тогда вот. Мужчина передаёт Эрику цветную брошюрку с радужным флагом. Он открывает первую страничку и, вскинув брови, закрывает её тут же. Комикс в ярких и забавных картинках показывает и рассказывает, как мужичок в душе готовится к «прекрасному». — Эмм… ммм… — мямлит и, вздохнув, замечает округлые силиконовые груди на полке, с его губ срывается немецкое: — main Gott… Выхватив и полистав брошюрку, Алина говорит будто между делом: — Думаю, это для Савы… Я ведь правильно понимаю? — оглядывается она на Цимермана и ехидно улыбается: — или нет? — Я отказываюсь говорить без своего адвоката, — заверяет Эрик. — Вот — это самые лучшие, — мужчина выкладывает на прилавок три прозрачных тюбика, — раздражения от них не бывает, все качественные, на водной основе — смываются легко. Есть которые погуще — вот этот, например, из Германии… Алина толкает его локтём в бок со злорадной улыбкой, намекая на второе отечество. Цимерман слушает мужчину, разглядывая тюбик в руках. — Этот с ароматизатором. Парень откидывает крышку и, почуяв запах синтетики, хмурится. Мужчина продолжает: — Но мне больше подходит эта — более жидкая, а эффект скольжения сохраняет дольше. Цимерман на секунду представляет, куда и как нужен этот «эффект скольжения», и его буквально бросает в жар. Алина тем временем вертит тюбик в руках, на котором написано «Just glide» и который так расхваливает дядя Игорь. — Неплохо. Как думаешь? Она передаёт его Эрику, и тот сдаётся, потянувшись за своей карточкой. Но ничего не кончается — девушка продолжает, будто бы специально доводя его до истерики: — Дядь Игорь, а ты можешь дать ему какой-нибудь совет? — Не надо, — протестует Цимерман, прикладывая поспешно карточку к терминалу. — Погоди секундочку, сделаю скидку. Презервативы, кстати, в подарочек возьмёте — у них сроки годности уже к концу подходят, так что успевайте, — он кладёт на прилавок цветную упаковку и как ни в чём не бывало продолжает: — да что тут можно посоветовать? Терпения разве что. Терминал пищит, мужчина, почесав щетину, замечает: — Сильно торопиться в этом процессе не надо, старайся двигаться как можно плавнее. Понимаешь, первые фрикции должны быть интенсивными, но не грубыми… Не выдержав, Эрик снова прячет лицо в ладонях. Алина смеётся. Мужчина спокойно рассказывает об особенностях позы; о том, как и под каким углом нужно «входить»… — Главное — не торопись, будет лучше, если мальчонка твой сам поймет, как ему комфортнее… Эрик издаёт то ли всхлип, то ли писк — кажется, что так покраснеть, как он, просто невозможно. Дядя Игорь, закончив «обучение», спрашивает с улыбкой: — Ну что, герой, остались ещё вопросы? — Да, — Эрик отнимает ладони от лица, демонстрируя свои красные щёки-яблочки, и наивно уточняет: — что такое фрикции?***
Хлопок двери отзывается эхом. Сава с порога понимает, что дома никого нет. Нахмурившись, косится на лестницу, надеясь, что ему только кажется и Эрик сейчас спустится. Но в его комнате пусто — даже рюкзака нет. Сава смотрит на часы — Цимерман задерживается в городе этим вечером. Мальчишка набирает его номер. «Абонент временно недоступен», — объясняет прохладный женский голос. Сердце от паники часто бьётся — они так не договаривались. Сава пролистывает сообщения, чтобы убедиться — новых не поступало. Но ведь Эрик бы предупредил, если бы что-то изменилось, так? В своей комнате он бросает рюкзак на кровать и набирает Алину. — Да? — Привет. Эрик с тобой? — Эрик? А он разве не дома? — Нет. — У него телефон недоступен, — объясняет Сава. — Слушай, мы разбежались час назад. Пока сидели в кафе, ему кто-то позвонил, и он убежал. Он тебя не предупредил разве, куда пошёл? — Нет. — Вот гад! — Точно, — соглашается Сава. — Как я поняла из разговора, там было что-то про гараж. Не знаю, поможет тебе это или нет. — Да! Кажется, понял. Спасибо. Сава кладёт трубку и тут же набирает Маришку. Она долго не отвечает, но в конце концов раздаётся её весёлое: — Алё! — Привет. Ты знаешь, где Эрик? — А он разве не дома? — удивлённо спрашивает Саитова. Сава от раздражения закатывает глаза: — Нет, я понятия не имею, где он. — Значит, поехал в «Пирамиду»! — Куда? — Там Матвей выступает сегодня, а завтра с утра уезжает! Домой не зайдёт. Похоже, они с Нарой повздорили из-за этой поездки. Ой, ты бы их слышал — они столько гадостей друг другу наговорили, у меня до сих пор уши стынут. — Маришка, подожди! Что за «Пирамида», зачем Эрику туда ехать?! — теряет терпение Сава. — А! Так ключи-то у него — у Матвея! От гаража! И я вспомнила об этом поздно! Вот и предупредила Эрика, что Матвей забыл мне их оставить, а тот раскричался из-за этого, как будто это я виновата! Сава делает глубокий вдох и как можно спокойнее спрашивает: — А где находится эта «Пирамида»? — Это клуб по Советской в сторону Маяка. Даже примерно Сава не представляет, о чём идёт речь и где в их городе находится Маяк — до моря километров двести на машине. — Ясно, — с досадой говорит он. — Да не переживай ты так, если он с Матвеем, то ничего не случится. — Уже поздно, — возражает Сава. — Он скоро вернётся, вот увидишь! И раздобудет ключи… Надо было, наверное, давно дубликат сделать… — Ладно. Спасибо. Позже спишемся. Сава отключается и вскидывает голову со вздохом. Этого ещё не хватало — чтобы Эрик шатался по незнакомым районам совсем один. Зная, что ему не ответят, он всё равно повторно набирает его номер, слушает речевку автоответчика и сбрасывает. Эрик, как обычно, не утрудил себя кого-либо предупредить — эта его черта уже начинает бесить. Сава садится за стол, тупо уставившись на доску перед собой, где висит расписание на следующий день. Он на нервах и не может сосредоточиться на уроках. Из пасти рюкзака достаёт баллон со смазкой и прозрачный тюбик — кладёт их под замок в свой стол и туда же скидывает связку презервативов. Смотрит на всё это хмуро, гадая, хватит ли им. Взглянув на минутную стрелку часов, снова вздыхает и с силой захлопывает ящик. Этот вечер они могли бы провести вместе. Но где Эрика носит?..***
Цимерман стучит кулаком по железной двери. Смеркается быстро — синие тучи расплываются под чёрным небом. За дверью гремит музыка — вряд ли его вообще слышат. Он, чертыхнувшись, смотрит в телефон — тот давно разрядился и даже включаться не желает, чтобы сделать звонок. Тут дверь открывается, и на пороге появляется лысый мужчина: — Чего? — Мне внутрь надо! — Паспорт. — У меня нет с собой. Мужик начинает закрывать дверь. — Да блин, у меня там знакомый сейчас играет — Матвей — Губс! Позовите его на пару минут, а? — Либо показывай паспорт, либо иди куда шёл, — хамит мужик. Эрик от возмущения стискивает зубы, и стоит двери закрыться, как он пинает её: — Scheiße! Дверь открывается снова, Эрик успевает отступить на шаг, и его покрывают отборным матом, указывая на своё место. Выслушав это, Цимерман со злобой смотрит, как перед ним закрывается заветная дверь, добавляя тише: — Да пошёл ты… Он разворачивается, делает шаг, не обращая внимания на ругань какого-то парня по телефону: — Ну какого хрена?! Я тебя, бля, предупреждал! Предупреждал ведь?! Проваливай! Расстроенный проходит мимо, уставившись в экран смартфона с рисунком пустой батареи, за гневными мыслями он не сразу понимает, что его освистывают: — Оп-па! Какие люди! С раздражением он выпад игнорирует. Настроение ни к чёрту, так ещё какой-то тип докопаться решил. Он идёт в сторону перехода, в спину доносится возмущённое: — Эй! Оглох что ли?! Тебя в клуб не пустили? — Отвали! — огрызается Эрик. За спиной слышатся шаги. Внезапно его хватают за шкирку — Эрик автоматически разворачивается и сбивает руку незнакомца, а тот вовсе не желает драки — из-под полосатого капюшона выглядывает широкая улыбка, и знакомый наглый говор по-хорошему просит: — Слышь, проще будь. Цимерман хлопает глазами — он понимает, что перед ним стоит кто-то знакомый, но не соображает, кто именно — парень высокий, с чёрной помадой на тонких губах, при пирсинге, из-под капюшона торчит копна вьющихся волос. — Я к тебе ещё не прилипал, чтобы отваливать, — резонно продолжает парень. И только по голосу Цимерман признаёт знакомого, спрашивая тупо: — Ты? — Ну, — парень хватает зубами сигарету из пачки, чиркает зажигалкой. — А ты чего здесь? — хмурится Эрик, замечая за его спиной чехол с гитарой. Вновь присматривается, пытаясь уверить себя, что это тот самый тип, который его из больницы вытащил! — Таки я здесь постоянный клиент, — весело говорит Лёня, — а тебе, паря, с твоим возрастом по документам в «Пирамиду» путь заказан. Он щурится, делая затяжку. Эрик убирает мёртвый телефон и набрасывается на него: — Слушай, а ты можешь попросить Губса на пару минут выйти?! Очень надо — дело серьёзное! Лёня роняет голову набок. Эрик замечает, что и веки у того обведены подводкой. Он и припоминает-то его не в лучшем виде, а тут и вовсе — оживший зомби-неформал. Но ведь это же он? Эрик хмурится, разглядывая Айзека. Айзек молча затягивается, разглядывая Эрика. Затем резко бросает окурок под ноги и топчет подошвой. — Идём. — Куда? Лёня подходит к двери: — За тобой должок, помнишь? — Да я вроде мандаринами отдал. — Не смеши мои тапки! — Лёня вскидывает ногу, демонстрируя свои кеды, — смори, как ржут! Эрик плетётся за ним, не понимая, в адекватном ли тот состоянии, а парень стаскивает с плеча гитару и тянет ему: — На! Сыграешь на этой, так и быть, всё равно лапал уже. Эрик подачку принимает, не понимая, что происходит. Лёня тем временем бьёт ногой в дверь и орёт на всю улицу: — Слышь, бодяга, двери открывай!!! Мужик выглядывает и начинает: — Да ты ох… а, это ты. — Этот со мной. Он указывает на Эрика и с безумной улыбкой спрашивает: — Ну чего квасишь? Погнали!***
В клубе душно, жарко и тесно — цветомузыка делает всё вокруг красным, потом резко зелёным. Эрик успевает разглядеть стойку перед входом — через неё перепрыгивает Айзек, едва Цимерман поспевает за ним; у гардероба толпится куча людей, а дальше виднеется бар, перед которым месиво на танцполе из человеческих тел — им открывается сцена, и кто-то громко и ритмично стучит по барабанам. — Добро пожаловать на борт! Здесь у нас одно правило — правил никаких нет! — орёт Лёня, музыка глушит его голос. Эрик замечает на сцене Матвея с гитарой и намеревается прорваться к нему, но его тут же дёргает за шкирку приятель и кричит в ухо: — Куда?! Там проход! Они огибают весь танцпол и оказываются на другой стороне в коридоре — тот узкий, с брошенными кабелями на полу. Айзек, вцепившись в капюшон Эрика, так его за собой и тащит, не обращая внимания, что тот на каждом шаге спотыкается, оборачивается, снова орёт: — Ты как вообще?! — готов?! — К чему?! — орёт в ответ Эрик. — Выступать! — Конечно… я не… мог бы… — его голос глохнет за музыкой. — Что говоришь?! Готов! Это хорошо! — широко улыбается Лёня, расслышав что-то своё. Они оказываются за кулисами прямо перед сценой. Леонид тащит его в сторону дверей и пропихивает внутрь гримёрки — там находится пара человек: массивный парень с палочками в руках и короткостриженный брюнет с бас-гитарой на поясе. — Давыдова не будет — этот за него! Лёня хлопает Эрика по лопаткам. — Добро пожаловать на борт, — вяло приветствует толстяк, отстукивая палками. — Вы сговорились что ли? — Мы пираты! — Я так играть не буду — это пиздец какой-то, — гнусавит басист. Лёня тыкает в него пальцем: — Не ной! Нормально сыграем, я же сказал — выкрутимся! — Что здесь вообще происходит? — раздражается Эрик, оглядываясь на ребят. — Сегодня пятница, по пятницам играем в рейтинге, е-ей, — вяло продолжает ударник. — Какой ещё рейтинг? Айзек стягивает за шиворот кофту, оставаясь в футболке. — Рейтинг групп, — поясняет басист. — Дают всякие плюшки за призовые места. — Иди сюда! — Лёня тянет Эрика к себе и открывает перед ним чёрную баночку: — выглядишь неприлично — ща исправим! — восклицает он, вставляя в рот новую сигарету и, обмакнув пальцы в чём-то чёрном, тянется к его лицу. Цимерман отшатывается, прикрываясь гитарой. — Э! Какой из тебя пират с постной рожей? Не вертись! — Мне вообще-то к Матвею надо! Я не собирался с вами играть! — отмахивается Эрик. Парни смотрят на него с обидой. — Сыграешь и пойдёшь! — оптимистично заявляет Лёня. — Он тебя что, с улицы притащил? — Ну да! — Айзек, это уже… — ноет барабанщик, закатывая глаза. — Перебор! — заканчивает басист. — Да хорош вертеться! Я тебя счас в таких местах намажу — родная мама не признает! — вопит Лёня на сопротивления Эрика. Тут двери открывается, и молодой парень с флаером сообщает: — «Black Flag», выход через пять минут. Эрик от ужаса расширяет глаза — он не готов играть на сцене перед публикой! Лёня успевает мазануть его по лицу. — С чем вы выступать будете? Эйкхельм по-хозяйски разворачивает его к себе и, жуя сигарету, мажет щеку с другой стороны: — Понятия не имею. Я об этом не думал. — Ты, видимо, вообще не думаешь, — злится Эрик, — я тебе ничем не обязан! Айзек резко хватает его за плечи, пачкая серую толстовку чёрными мазками, и обращается так мягко — по-доброму, произнося вовсе не ласковые речи: — Я же тебе помог? Помог. Таки захлопни овощерезку и отрабатывай долг. А долг, паря, платежом красен — так тебе мой папа-еврей завещал. Потом катись на четыре стороны колбаской. Губс твой здесь до утра ковыряется, — Лёня начинает Эрика отряхивать, ещё больше пачкая в мазуте, — передавай привет ему и той кукле, ради которой я тебя из больнички достал. Цимерман признаёт его правоту, но волнуется и со вздохом объясняет: — Да я же на сцене сто лет не… — Всё бывает в первый раз, — невозмутимо перебивает Айзек — кажется, он ни капли не паникует. — А ты не боишься, что я всё испорчу? Лёня улыбается широко, предупреждая: — Значит, встретимся снова в больничке. Только этажом ниже — там у нас травмпункт! — хлопает Эрика по плечу и орёт: — Дайте ему допинг! — А может, тебе леща? — вяло спрашивает ударник. Басист без слов отпивает что-то из фляжки и тянет её Айзеку, тот передаёт Эрику. — На-ка! — Не буду! — Пей! — Нет! — Там народу-у… — закатывает глаза толстяк. — Да мы лажово выступим, — хмурится басист, — знал бы, вообще с этим… — Эй! Я вообще-то не глухой! И тут Эрик остаётся наедине с фляжкой, наблюдая, как хвалёная группа Айзека рассыпается у него на глазах. Судя по всему, подобное с ним случалось не раз, но Лёня упорно делает вид, что у них нет никаких проблем, и тыкает в каждого пальцем, наставляя на путь истинный: — …Так нас хотя бы заметят. Ты, блять, хотел пробовать — пробуй на сцене! Сразу поймёшь — твоё или нет. А я не собираюсь свои нервы на мудаков тратить, хотите — проваливайте! Но другого шанса у вас не будет! Хмыкнув, Эрик подносит фляжку к губам, делает глоток чего-то обжигающего, затем второй. Он не был готов к выступлению сегодня, но в чём-то студент-медик прав: пробовать и понимать что-то о себе нужно вживую — на сцене. Кинув флягу на диван, он обращает на себя внимание: — Ладно. Я с вами. Эрик вынимает гитару из чехла, надевая ремень на плечо. Глядя на него, парни отбрасывают споры. Лёня улыбается, хлопая в ладоши: — Ну всё, козлы, наш выход, го-го-го! Он выгоняет всех из коморки и уже перед сценой заявляет: — Нирвану играем — «Rape me»! Стоит Эрику подняться наверх, как он замирает, словно испуганный кролик перед светом фар. Сколько лиц! — все смотрят на них! А ведь только любительские группы собрались. Кто-то орёт, кто-то свистит, гони музыку!» — выкрикивают с балкона. — Сча-счас, коллеги, — мягко произносит Айзек в микрофон, смеётся, запрятав сигаретку за ухо, — пара настроек, и мы ваши. Чё как, ребят, качает сегодня? Толпа шумит в ответ. Эрик поражается тому, как на сцене преображается Лёня, — казалось бы, только что он был резким и гадким, а здесь вдруг стряхивает свои повадки и стелется перед фанатской толпой увлечённо; говорит что-то басисту, затем оборачивается на установку к ударнику — ведёт себя донельзя свободно. Создается впечатление, что он всю жизнь провёл на сцене. Его уверенность подстегивает Эрика — он тоже хочет выглядеть круто; подключает гитару к кабелю, замечая, как Лёня кивает ему и просит зал пошуметь новому гитаристу. Руки Эрика вздрагивают, сердце колотится от паники — он смотрит только на исписанную маркером белую облатку гитары, делая глубокие вдохи. Замечает ругательную надпись, усмехается, выпрямляя спину. И вот! Грянул позади стук палочек: ритм задан, на старте руки — всё будто в замедленной съёмке — палец съезжает по струнам, другая рука автоматически зажимает аккорды — раздаётся звук: ТРЕННГ! И в зал врывается музыка… Знакомый ритм, знакомая песня, но вдруг звучит низкий голос — голос Айзека, который поёт в микрофон:Rape me Rape me, my friend Rape me Rape me again
На припеве действуют слаженно. Эрик по наитию ведёт счёт — в самом деле трек знает наизусть и не только риффы… Лёня с хрипотцой выдаёт знакомое:I'm not the only one, ah-ah I'm not the only one, ah-ah I'm not the only one, ah-ah I'm not the only one
Цимерман замечает перед собой микрофон, делает шаг, не думая, подключён тот или нет, — поёт следующий куплет, ловя на себе ошарашенный взгляд Леонида:Hate me Do it and do it again Waste me Rape me, my friend
Его голос звучит мягче и мелодичнее, и тем усиливает эту мелодию хрипотца Айзека — они распевают припев и следующий куплет. Но под конец Эйкхельм вдруг отступает на шаг, оставляя голос Эрика. Он подключается только вновь на припеве, зная, что так будет лучше. В конце они перекрикивают друг друга как в оригинале: Rape me! Rape me! Звук стихает и вдруг обрушивается шквал эмоций из зала. Эрик с замиранием сердца смотрит в толпу — ему машут, ему улыбаются и звонко свистят! — Давай ещё одну! — кричит Айзек. Эрик кивает и в новом треке Нирваны «Smells like Teen Spirits» встаёт за микрофон. Он с удивлением отмечает, что Леонид занимает позицию бэк-вокалиста, уступая всю сцену ему. Пару раз Цимерман сбивается, но Лёня держит ритм — он же на проигрыше мастерски играет мелодию. Кажется, что ему вовсе не нужно следить за счётом — так ловко и свободно он выдаёт соло. Ударник, почуяв, что у них получается, выкладывается по полной, обливаясь потом, а недовольный ранее басист охотно качает головой, притопывая ногой. Всё преображается — Эрик не слышит шума из зала, только стук своего сердца, который будто вторит барабанам позади, на припеве рядом с ним рвёт глотку Айзек. Их выступление мощное — бодрящее звуком и эмоциями, как и положено в «культурном» роке…***
Стоит только спуститься за сцену, как Лёня набрасывается со спины на Эрика и кричит в ухо: — Ну ты даёшь, паря! Чего сразу не сказал, что ты на ТАКОМ! инструменте играешь — это ж охренеть голосина! Я те клянусь — зал порвал! Эрик смеётся с облегчением, и вот уже незнакомые парни, будто закадычные друзья, хлопают его по спине и рукам. Здесь на весёлой ноте к ним стремительно подходит Матвей: — Эрик, молодец! — он хватает его за плечо — зелёные глаза знакомого блестят от задора. — Ты, блин, какого чёрта нам ключи не оставил?! — вместо радостного приветствия наезжает Эрик. Леонид, переводя дыхание, наблюдает, как Матвей ведёт Цимермана в сторону, не вдаваясь в подробности, слушает их разговор и внезапно понимает, что свою выгоду упускать нельзя. — Подержи, — просит он, передавая гитару, и стремительно бежит за парнями. — Эй! Эй, паря! Стой! — он подбегает и, тяжело дыша, весь взмокший, сообщает уже спокойно: — говорить нужно. — Сейчас приду, — кивает Эрик Губсу. Айзек, отерев губы от солёного пота, предлагает сразу: — Будешь с нами играть? С тобой мы всех в рейтинге задавим! — Нет, — Эрик широко улыбается, мотая головой. Он в лёгком румянце, то ли от несошедшего драйва, то ли от разогнавшейся по жилам выпивки, — я же говорил — у меня своя группа! — и вдруг предлагает сам: — А давай ты к нам? — Я?! Лёня оглядывается на своих парней, но не находит их у сцены. — Нам бы пригодился такой гитарист, — кивает Эрик. — А мне нужен такой вокалист! — настаивает Айзек: — давай! У нас уже всё на мази! — Ага… И гитаристы, которые кидают в самый последний момент. Эрик улыбается и, покачав головой, собирается идти. Внутри у Лёни всё обрывается — он ни за что своё не упустит! — Стой! Ты мне дай номер! — Ладно. Эрик возвращается, ищет, куда черкнуть, Лёня подставляет руку и хватает маркер с доски у сцены, где выставлен список участников. Эрик записывает телефон и перекрикивает музыку: — Приходи завтра! — Куда?! — В гараж! Сыграешь с нами! — Да блять… — хмурится Айзек — такой расклад его не устраивает. Надо бы покурить и всё обдумать, а Цимерман норовит уже уйти. Что же делать? — Где?! Эрик объясняет, как добраться до гаражей и, махнув на прощанье, уходит. Кажется, Лёня ещё что-то хотел спросить, да забыл. От нервов кусает ноготок большого пальца. На его руке забит свежий контакт, а ощущения от услышанного голоса так и не укладываются в груди. Ему определённо пригодился бы такой вокалист. Определённо! В голове рисуются цифры, треки, каверы, сцены — Летняя сцена! А ведь туда реально попасть, нужно лишь вспорхнуть выше по списку в рейтинге групп…***
Сава подходит к лестнице, прижимаясь спиной к стене, не показываясь из-за угла, слышит отчётливо крики с первого этажа и чувствует себя паршиво. Он не придумал для Эрика отмазки лучше, чем сказать приехавшим поздно родителям, что тот в городе и гуляет с друзьями. Но мама расстроилась, узнав, что Эрик по телефону не доступен, а Георгий и вовсе пригрозил устроить скандал — и сейчас воплощает свою угрозу в жизнь. Сава слышит сопротивления брата — как тот повышает голос, отстаивая свои права на самостоятельные решения. Конечно, он не прав, ведь, будучи несовершеннолетним, ответственность за него несут родители, и в тоже время он прав — ведь именно в шестнадцать хочется зависать на тусовках и бродить по городу, пока не рассвело. Это тот возраст, когда свои цели становятся в приоритете над всем остальным. Но лучше бы он не кричал в ответ на родителей. Сава вздыхает, стукается затылком о стену и, подгибая колени, съезжает вниз. Ему не стоит вмешиваться, но отчего-то хочется Эрика оградить от всей той боли, что причиняют ему нотации и недовольство близких. Вскользь он слышит, как Георгий грозит военным училищем — это ранит, ведь так нельзя. Нельзя угрожать своему ребёнку расправой каждый раз, когда тот ведёт себя не так, как того хочется родителям. Видимо, Эрика это достало тоже — он выдает своё не менее болезненное и глупое: «Сбегу!». Сердце сжимается. Сава убеждает себя, что этого никогда не случится. Эрик родился и вырос в «тепличных» условиях и, оказавшись один на один с улицей, просто не сможет свыкнуться с новой реальностью. Сава хмурится, понимая, что ему вовсе не нравится, когда он грозится этим, — в последнее время эта фраза слышится всё чаще — она, брошенная на ветер, всё равно угрожает их совместной жизни, их будущему… Будущему? Сава снова осознаёт, в какой они ловушке — какое будущее может быть у них в рамках уже сформировавшейся семьи? Он резко отключается от этих мыслей — ему больно даже думать об этом. По ступеням вбегает Эрик, делает шаг и вздрагивает, замечая Саву. Мальчишка подтаскивает колени к груди, обхватывая их руками. Брат тяжело дышит, проходит мимо, стараясь на него не смотреть — ему больно и стыдно за то, что Емельянов видел его таким уязвлённым, униженным и слабым. Сава с пониманием отворачивается, слышит хлопок двери и вновь испытывает боль, как будто она одна на двоих. Он отсчитывает время — Эрику понадобится пять минут, чтобы гнев обернулся грустью. Мальчишка поднимается на ноги, скрываясь в своей комнате, чтобы не слышать, как отчим вновь и вновь поднимает тему, что он слишком сына разбаловал. Сава убеждается в том, что Нара права — Георгий не тот человек, который примет их отношения. Значит, они обязаны быть тайной — тайной до последнего вдоха. Подобрав со стола тетрадь, он кладёт её на учебник алгебры за одиннадцатый класс и направляется к соседней двери. В гостиной уже шумит телевизор, Сава толкает дверь вглубь комнаты и проникает в сумрак. Вернув учебники и тетради на место, ищет в темноте Эрика — заметив отблеск его серой макушки, подходит. Эрик сидит на полу, упираясь спиной в бортик кровати, крутит в руках старый джойстик от сеги, так и не включив игру. Сава опускается на колени, замечая на его щеке что-то чёрное. Затем садится в такой же позе, прижимаясь к его руке, думает немного и наклоняет голову, устраиваясь у него на плече. Сперва кажется, что ничего не происходит — Эрик как прежде игнорирует всё вокруг. Но вскоре нечто в его груди больно ударяется в ребра, и он притягивает Саву к себе, утыкаясь в его шею носом, сжимает его спину руками, как будто только в нём сейчас заключен смысл всей его жизни. Он дрожит, может быть, плачет от обиды и несправедливости, но Сава улыбается, потому что готов знать Эрика любым — каким угодно, лишь бы быть рядом. Нежно оглаживая его спину, утешает как ребёнка. Впрочем, он ведь пока что им и остаётся — ребёнком в стремительно взрослеющем теле. Они сидят в тишине долго. Сава ни о чём не спрашивает — он терпелив, зная, что обязательно наступит завтрашний день и волна боли стихнет. Эрик наконец ослабляет хватку, отстраняется, оказавшись с Савой лицом к лицу, и по наитию находит его губы. Сава чувствует вкус молока, сладкой пряности и соль слёз, углубляет поцелуй. Он знает, что необходим Эрику в эту минуту, и готов его поддержать. Но дыхание брата резко сбивается — он целует вдруг жадно, стискивая футболку Савы пальцами. Сава старается отвечать на этот рваный поцелуй, но Эрику это будто вовсе не нужно. Он притягивает его к себе, и мальчик хмурится, чувствуя себя беспомощным в этих объятиях. В своей ласке Цимерман становится донельзя настойчивым. Но мальчишка не готов сейчас поддаться страсти — ему грустно — это не то чувство, с которым хочется забыться. Он вырывается из пленительного поцелуя, переводя дыхание. Но Эрик судорожно дышит и лезет под его футболку — движения рук резкие, нетерпеливые, скорее причиняют боль, чем трепет. Он жгуче впивается в его шею — становится больно от этого поцелуя. Пальцы Савы вздрагивают, пытаются оттолкнуть, но Эрик продолжает. С очередным болезненным ощущением на коже мальчишка вдруг осознаёт, что тот может сделать, и резко отталкивает его. — Ты оставишь следы! Он вскакивает на ноги, хватаясь за влажную шею, — ему обидно, ведь Эрик наплевал на осторожность. Цимерман, осознав свои действия, тянется к нему, просит: — Сава, прости. Но парень выбегает из комнаты на нервах. В ванной отнимает руку от шеи, и на глазах его выступают горячие слёзы — Эрик дурак! Этот засос слишком заметный! Сава выворачивает кран и будто бы пытается смыть бордовый след, но это физически невозможно. На пороге появляется взволнованный Цимерман: — Сава, я не хотел. — Я знаю, — сдавленно произносит тот, бросая на него злой взгляд через отражение, после отнимает руку и демонстрирует Эрику то, что тот сделал — его глаза тёмные и злые. Он хмурится, поджимая губы, знает, что так говорить не стоит, но спрашивает резко: — Доволен? Эрик отворачивается — он зол на себя и ударяет ладонью по двери в гневе. Сава холодно произносит: — Я что-нибудь придумаю. Иди. Но Цимерман остаётся на месте, и мальчишка взрывается: — Да что на тебя нашло?! — Я не знаю. Выпил. Может, из-за этого, — отрывисто произносит Эрик, хотя понимает — дело не в этом, он просто перестал себя контролировать, не захотел контролировать и причинил вред — им обоим. — Не пей больше, — приказным тоном просит Сава, отворачивается, хватая с полочки бритву. — Что ты делаешь? — пугается Эрик. Мальчишка вздыхает: — Лучше тебе не знать. Он проводит резко лезвием в том месте, где сияет бордовый засос. Кровь появляется моментально. Сава закрывает подтёк ладонью и проходит мимо ошарашенного Эрика в коридор, кричит громко: — Мам, где пластырь?! Я порезался! Вот так легко и неприятно — не правда и не ложь. Эрик бьётся лбом о стену, стискивая зубы, — он проклинает себя за то, что Сава вынужден лгать; за то, что правы родители и он ещё ничего из себя представляет — только подводит других! Ему стыдно за себя и обидно — не так должен был закончиться этот вечер…