***
В этот день ему всё нипочём: ни контрольная по физике, ни новая тема по алгебре, даже доставучие девчонки не раздражают. На физкультуре он вовсе витает в облаках, продумывая «тот самый день», планирует всё тщательно, не замечая игры, — разгар волейбола. Когда мяч в очередной раз пролетает мимо незамеченным, одноклассники дружно негодуют: — Сава, ну можно было отбить! — вопит Ксения. — Я не командный игрок, — ухмыляется он, убирая руки за голову. — Так, — поднимается со скамьи Гребенчук, — Сава, ко мне! — Ну наконец-то, — кричит кто-то. — Выгоните его! Всю игру нам портит. Сава идёт сдаваться физруку, потирая ушибленный подбородок: на пробежке он умудрился грохнуться на пол. Но вместо причитаний учитель снимает с себя свисток и даёт ему в руки. Удаляясь из зала, напоминает: — Счёт: пять — два. Сава намёк понял и звонко свистит, ухмыляется, глядя на недовольных ребят: — Ну что, доигрались? — Судью на мыло! — подначивает Егор. — Третьяков — фол! — показывает фак Сава. — Давайте просто продолжим играть? — с улыбкой предлагает Катя. Во время следующих уроков он чатится с Маришкой — она единственная, кто посвящена в некоторые детали его «плана» и активно предлагает свои идеи. Но Сава стоит на своём: ему требуется от неё лишь канцелярская помощь. Они решают сходить по магазинам сегодня. Сава отписывается Эрику, что у него дела, затем с улыбкой ложится на локти. День рождения Эрика — этот день, каким бы волнительным он ни был, они не забудут точно.***
Катастрофа подкралась незаметно на следующий день — репетиции в гараже грозит неминуемый срыв. Опасность заключается в слезах и вопле Маришки из комнаты: — Я никуда не пойду! Сава хмурится. Вчера они отлично провели время вместе. Он пытается припомнить всю болтовню барабанщицы, чтобы найти причину её расстройства, но не находит. Эрик стоит в коридоре позади и явно теряет терпение: — Ты офигела?! Выходи! Айзек написал, что будет через час. — Вот и идите к нему, а я никуда не пойду!!! Сава вздыхает, не разуваясь, подходит к комнате Маришки и стучит пару раз в дверь, спрашивает устало: — Что случилось? За дверью слышится шум. Сава отступает, и она открывается. Девушка предстаёт в слезах и с невероятным курчавым хаосом на голове. — Косички расплели… — жалуется Саитова. Эрик хохочет. Сава, усмехнувшись, спрашивает: — У тебя случайно нет родственников в Африке? От этой фразы Маришка куксится, а Цимерман буквально сгибается пополам и падает от смеха на пол. — Я не могу… не могу! Ах-ах-ха! Сава игнорирует его истерику и со вздохом спрашивает: — Гель для укладки есть? — Уг-у… Через тридцать минут манипуляций с утюжком и лаком волосы Маришки выглядят как никогда лучше. Распустив их по плечам, она делает на голове два игривых хвостика, утверждая, что хочет быть похожей на Мису-Мису из «Тетради смерти». Перекусив по пути, ребята заваливаются в тесное помещение гаража. Айзек приходит вовремя. Но на репетиции ситуация обостряется, и парни сталкиваются лбами: — Не надо говорить мне, что я должен делать, о’кей? — бесится Эрик. — Это моя группа — я здесь главный! — Твоя группа говно, а ты предводитель говна, — замечает непринуждённо Айзек, выдыхая в лицо Цимермана дым. — У нас и название соответствующее — говноделы, — подыгрывает Сава и ловит на себе гневный взгляд брата. — Аргументируй: на хрена я должен переключаться на позицию ниже? — Потому что у меня ведущая гитара, балда, — Леонид жуёт сигарету, перестраивая звук. Цимерман скрипит зубами, ищет взгляд Савы, а тот спокойно занимается струнами, утверждая: — Он прав. — Спелись, значит? — ворчит Эрик. — Бесят, да? — встревает Маришка. — Кстати… — Леонид бросает дело и обходит барабанную установку. — Не подходи, — грозит ему палочкой Саитова. — Да дай покажу, как надо. — Я сама разберусь, как мне играть! Но вопреки гневу Маришка поднимается на ноги. Однако палочки не отдаёт, когда Айзек пытается их забрать, — они играют в «перетяжку», пока Эрик психует, а Сава его игнорирует. Расположившись за ударными, Лёня подбрасывает палочку вверх и роняет её на пол. Маришка закатывает глаза. Студент-медик со смешками подбирает палочку и, заложив сигарету за ухо, разыгрывает вдруг лихо пару квадратов. Он демонстрирует хороший брейк. Маришка чуть вскидывает брови, но вскоре ритм сбивается, и девчонка злорадно ухмыляется. — Давно не практиковался, — гудит Айзек, затем показывает, что хотел: — Здесь на второй счёт топи в бочку, потом в малый, тарелки вообще не трогай — мы ведь не джазуем. Зато на припеве надо задействовать все, — он демонстрирует и замечает, трогая треснувший крэш: — Инструмент у тебя раздолбанный. — Какой есть. — Есть, — Айзек тычет в неё палкой, — твои тарелки в утиль, накопим на новые — сменим, а пока одолжу у своих. — Это у кого — у «своих»? — интересуется Сава. Айзек его не замечает, смотрит бледными глазами на Маришку и говорит: — Лучше, если со мной пойдёшь — сама выберешь. — Никуда я с тобой не пойду! — подбоченившись заявляет Саитова. — И вообще, выметайся с моего места! — она указывает рукой в сторону и кричит: — Вон! — Ну всё… — широко улыбается Айзек, глядя на неё, — влюбился. Маришка краснеет: — Да ты! Ты! Она бьёт парня, пока тот со смехом протискивается мимо. Эрик закатывает глаза. — Отношения в группе ни к чему хорошему не приведут, — замечает он с видом знатока. — Да ну? — ухмыляется Сава, — правда? Эрик под хитрым взглядом отворачивается. Айзек забирает свой инструмент, встаёт в центр, курит, затем поворачивается к Цимерману и, щёлкнув пальцами, указывает на пол: — Сюда. С раздражением Эрик встаёт в указанное место. Леонид оборачивается к Саве: — Чего ты к стене прилип? Она не медовая. Подойди. Здесь и так звук хреновый. Сава подходит ближе к Эрику и говорит ему многозначительное: — Привет. — А ты не слишком близко? — беспокоится Цимерман. — Нужно ближе? — Сава подступает на шаг, ловит на себе вспышку-испуг в глазах Эрика и со смешками отступает назад. Айзек выходит из гаража, смотрит на ребят и, почесав затылок, объявляет: — Хрень. Репетировать будем в другом месте. — Где? Лёня думает и курит, сверлит Эрика приставучим взглядом и щурится от дыма. Цимерман заметно напрягается, гадая, что делает не так — не так стоит? Не так гитару держит? Что, что этому несносному гитаристу опять пришло в голову? Через долгую минуту Айзек заявляет: — В субботу играем на сцене. Попадём в рейтинг, и я смогу договориться о репах в нормальной аудитории. — Он думает немного, чешет щеку и просит: — Скинь мне ноты той песни. — Она ещё сырая, — протестует Эрик. — Текста нет, — кивает Сава. — Можно и без текста сыграть. Главное до ума довести, — он вновь щёлкает пальцами, направляя указательный на Эрика: — Ты. Сегодня. В дискорд. — Сава тоже может присоединиться, мы вместе сыграем, — замечает Цимерман. — Вы что, соседи? — хмурится Айзек. — Он мой сводный брат, — вздыхает Эрик. Лёня молчит, переводит взгляд на паренька и, состроив гримасу, говорит: — Жалко, что не сестра. — Иди на хуй, — возвращает Сава. — Давайте продолжим, — настоятельно просит Маришка, разминая суставы, — не хочу облажаться на сцене. — Не бойся, малыш, я с тобой, — показывает большой палец Айзек. — Иди в жопу! — гневается Саитова. — Да что у вас за манера умных людей то в задницу, то в передницу отправлять? — улыбается Лёня и, выбросив сигарету, командует: — Погнали!***
Вечером Сава понимает одну неприятную вещь — он мало что понимает. Айзек и Эрик находятся на какой-то своей волне: обсуждают ноты, переходы, аккорды. Лёня наигрывает композицию, демонстрируя свой экран и программу, Эрик подхватывает; оба сокрушаются о том, что у Цимермана нет синтезатора и высказывают свои впечатления, используя один на двоих универсальный язык — матерный. Незаметно для них Сава сливается из дискорда и, устроившись на кровати, продолжает тренировки. Он неплохо повторяет мелодии по видеоурокам и рекомендациям Матвея, но придумать что-то своё не может — это его уязвляет. Сколько времени он должен потратить, чтобы добраться до приемлемого уровня? Но в музыке он находит покой, перебирая знакомые аккорды и наслаждаясь чистым басовым звуком, — нет для него гитары лучше своей. Эрик через пару часов заглядывает в комнату. Сава встречает его усталыми глазами. — Прости. Тебе, наверное, непонятно было. Могу объяснить. Сава молча смотрит на экран телефона, проверяя время, и осуждает эту идею одним лишь взглядом. Эрик забирается с ногами на кровать, и Сава вдруг ловит прекрасное чувство — он представлял его сидящим вот так напротив однажды. Поэтому садится ровнее и просит мягко: — Спой мне. Эрик улыбается, опускает голову и стесняется. — Я пел сегодня на репетиции, — убегает он. — Это не то. Спой только мне. Спой «Ordinary world». Эрик смотрит лукаво, всё пытается ускользнуть: — Тебе так нравится эта песня? — Я её ненавижу, — просто говорит Сава. — Почему? — пугается Эрик. — Долго объяснять. Но это самая лучшая песня на свете. Положив руки на колени, Сава ждёт. Его взгляд заставляет Эрика смущаться больше. Наконец Цимерман смотрит в сторону и тихо напевает строки:But I won’t cry for yesterday There’s an ordinary world Somehow I have to find…
Он поёт осторожно дальше, но, встретившись с прежним трепетным взглядом напротив, смущённо улыбается и сбивается. — Прости, не думаю, что я… Вскинув руки, Сава мгновенно заключает Эрика в объятия. Он кладёт голову ему на плечо, перебирает пальцами тёплый металл цепочки на шее, чувствует его сердцебиение и закрывает глаза — ему так хорошо с ним. — Мне нравится твой голос. Пой только для меня на сцене. — Ты жадина, — усмехается Эрик, обнимая крепче. Встретившись с мутным от любви взглядом Эрика, Сава, прикрыв глаза, целует его. Этот поцелуй долгий и ласковый. Он удивляется тому, что, сколько бы раз они ни целовались, губы Эрика как и прежде дарят невероятное чувство блаженства. Он надеется, что никогда к этому не сможет привыкнуть. Когда руки Цимермана сжимают его плечи требовательно, Сава осторожно разрывает поцелуй и с грустной улыбкой замечает: — Завтра вставать рано. Сегодня лучше спать отдельно. Они стали осторожнее: Оксана по привычке будит их с утра стуком в дверь. Однажды Эрик оставил приоткрытой свою, и мама не обнаружила его в комнате. Подобные сцены могут повториться и привести к подозрениям. Цимерман, конечно, перспективе провести ночь под холодным одеялом не рад, но он помнит, что через несколько дней они наконец обретут желанную свободу и смогут быть вместе.***
Эрик открывает глаза, замечая, что в комнате светло. Он подскакивает на кровати, смотрит на часы и поражается времени: десять утра. Его никто не разбудил. Видимо, не хотели тревожить в этот день. День рождения вызывает странные чувства, вроде бы обычная дата, а всё равно навевает какой-то детский трепет, словно ему исполнилось восемь, а не восемнадцать. Сюрприз поджидает сразу: на одеяле лежит белый конверт с красной печатью — определённо похоже на Саву. С улыбкой Цимерман вскрывает конверт. Первой он замечает жёсткую фотокарточку от полароидного фотоаппарата: на ней видно лишь тёмные глаза и любимые веснушки на переносице. В письме аккуратным почерком перьевой ручки короткое сообщение:Привет. Помнишь, где состоялась наша первая встреча? Советую туда съездить. Кабинка №16.
Больше ничего не написано. В конверте помимо карточки лежит красный билет на проезд в парк аттракционов. На зиму парк обычно закрыт, но колесо обозрения работает всегда. Недолго думая, Эрик скидывает одеяло и направляется в комнату Савы — конечно, его нет. Дом пустует, и тишина в нём стоит непривычно громкая. Спустившись вниз, он набирает брата и через пару гудков уточняет: — Это какой-то квест? — Да ты смышлёный. Не всё потеряно. Эрик слышит, как Сава улыбается. — Ты в школе? — Занятия никто не отменял. У меня сейчас урок, так что поговорим позже. Сава кладёт трубку. Эрик замечает на кухне подарки от родителей, но не спешит их открыть, а поднимается наверх. Наспех одевшись, он подхватывает рюкзак и торопится выйти. Утро двадцать четвёртого января встречает его восемью градусами тепла, трелью дятла, облюбовавшего сосну в их дворе, и рокотом соседских машин. С улыбкой Цимерман слушает по пути музыку из трек-листа Савы, наблюдает, как за широким окном автобуса проносятся ели. Этот день уже чудесен, а вечер определённо будет ещё лучше. В Большой парк он заходит, гадая, какой же подарок ему приготовил Сава. Он направляется сразу к колесу обозрения, и ему кажется, что именно его ждёт оператор в будке, потому что женщина улыбается загадочно, принимая билетик. Дождавшись шестнадцатый номер, Эрик заходит в кабинку, садится на место, где в день их знакомства сидел Сава, осматривается, но не понимает, что именно должен увидеть. Поднявшись на высоту, он вновь звонит ему: — Мне нужна подсказка, что ты хотел этим сказать? Сава усмехается в трубку. — Забираю слова обратно — ты вовсе не умник. Эрик улыбается: — Ну-у, сделай мне одолжение, раскрой свой план. Я уже практически закончил круг. Или, может, это метафора? Хотел напомнить, как мы встретились? В этом прикол? — Может быть. — Мне тогда казалось, что ты хочешь меня убить. — Принципиально мало что изменилось. — Сава… Со смешком он говорит: — Твой подарок лежит под тобой. Эрик поднимается с места, Сава уточняет: — Под креслом. — Ты что, меня видишь? — Ага, медиум или типа того, а может, портативные дроны расставлены везде, как у спайди? Мне нужно идти. Пиши лучше. Пока. Эрик шарит рукой под сиденьем и натыкается на плотный картон. Отлепив бумагу от кресла, он убеждается — перед ним новый конверт. Закусив губу, он выходит из кабинки и осторожно заглядывает внутрь, там находит новую фотокарточку: на ней видно обнажённое плечо, ключицу и тёмные пряди волос. Эрик долго изучает фото, гадая, что это может значить, затем читает новое сообщение:Как там поётся в песне? Музыка нас связала, тайною нашей стала? Никогда не любил этот трек. Но про музыку верно подмечено.
На этот раз Цимерман догадывается сам — про музыку — «ПроМузыка»! Он, тряхнув головой, улыбается шире, спешит по каменной дорожке в сторону выхода из парка и набирает Саве сообщение: Это гениальный подарок! Типа игра в ностальгию? Классно. Спасибо! Сава отвечает ироничным: Dummkopf :)***
Впервые Эрик находит людей в подвальчике Феликса. Двое парней шарятся среди стопочек дисков и бросают друг другу локальные шутки, а у стойки девчонки с любовью наглаживают рыжего кота. Эрику становится неловко, ведь он пришёл сюда за ответами, а не музыкой. Феликс же, заметив его, приподнимается над креслом и учтиво кланяется. — С именинами, дорогой уборщик. — Очень смешно, — кривится Цимерман. Поправляя очки, Феликс дружелюбно улыбается: — Если ты в поисках дальнейших инструкций, то сперва ответь на один вопрос. — Ага. Сговорились, значит. Что Сава придумал? Проследив за девчушками любопытным взглядом, Жданов дожидается, когда те уйдут, и вновь с важным видом обращается к Эрику: — В каком году был выпущен самый феноменальный альбом «Oasis»? — Ты про «Definitely Maybe»? Эрик думает немного, хмурится и наконец вспоминает: — Девяносто четвёртый. Точно он! Но Феликс не спешит принимать ответ. — Хм, я думал ты девяносто пятого года рождения? Тебе ведь сегодня восемнадцать? — А! До Эрика наконец доходит смысл, но чтобы во всём убедиться, он залезает в поисковик и сверяет данные: — В девяносто пятом вышел «Morning Glory?», он правда самый успешный. Я почему-то был уверен, что первый альбом круче. — А вот и нет. Впрочем, возможно, я что-то путаю. Проверь на всякий случай обе пластинки. — Зачем? — переспрашивает Эрик. Феликс высоко поднимает брови, сморщивая лоб гармошкой. Но прежде, чем он оставит комментарий, Эрик его опережает, указывая пальцем: — Я понял. Я всё понял! — Славно. А вот тебе подарок от нас: можешь выбрать любой диск. Цимерман окидывает соседнюю полку взглядом и без колебаний вытягивает альбом «Sum 41», демонстрирует находку Феликсу. — Ленточкой перевязать? — уточняет Жданов. — Обойдусь. — Эрик направляется вглубь магазина к стеллажам с пластинками, выкрикивает оттуда запоздалое: — Спасибо! Он находит пластинки «Oasis» и конверт, прикреплённый к одной из них. Отлепив его, нетерпеливо заглядывает внутрь: какие подсказки ждут его теперь? На фотокарточке отображены губы Савы в мягкой улыбке, аккуратный кончик носа и его шея. Эрик оглядывается, надеясь, что никто кроме него не видит это сокровище. Он подносит карточку к губам и целует губы Савы, а после читает новое послание в одну строчку:Балалайки продаёте?
Со счастливой улыбкой Эрик убегает из «ПроМузыки», направляясь в «Аккорд». Он пишет по пути: Обожаю эту игру! Сава в ответ присылает скобку-улыбку и трек из альбома «Morning Glory?» — Wonderwall. Под эту песню Эрик преодолевает на пути светофоры, слушает музыку дальше, шагая по широкому Арбату навстречу музыкальному магазину. За стойкой сидят двое. Дэн возится с компьютером, настраивая программы, Артём со скуки качается на стуле. Увидев Цимермана, он брезгливо морщит нос. Эрик посылает рыжему не менее брезгливый взгляд. Дэни приветствует друга: — С Днём рождения! — Спасибо. Мне здесь письмо должно быть. — Не отдавай ему — пусть сам ищет! — возникает Артём. Гирш усмехается: — Мы ведь обещали помочь. Не отлынивай. Тёма ворчит, а Эрик, осмотрев бегло инструменты, хмурится: — То есть мне каждый угол обыскивать? — Ага, — ухмыляется Башкарёв. — Ты невежлив, — журит его Дэн. — Мог бы хотя бы поздравить. Под его взглядом рыжий вздыхает и говорит: — С ДР короче. — Ну, спасибо, — закатывает глаза Эрик. — Как планируешь отмечать? — интересуется Гирш. Эрик не сдерживает улыбки и отвечает неоднозначное: — Как-нибудь. — Да-да — все всё поняли, — Тёма закидывает руки за голову, ехидничая. Эрик его игнорирует, разглядывая новые инструменты из последнего поступления. — Вы на контрах? — спрашивает Дэни рыжего. — Я не на контрах, он первый начал! — оправдывается тот. — У вас реально балалайки появились в продаже? — перебивает их Эрик. Он оглядывается на Дэни и по его улыбке догадывается, что попал в точку. — Ну давай, как разучивали? — просит Гирш. Артём с ворчанием всё-таки задаёт коронную фразу: — Балалайки продаёте? — Одна в наличии есть, — тут же отвечает Дэни, хотя в этом нет смысла, потому что Эрик уже тянется к инструменту, снимает его с крючков и на задней поверхности находит новый конверт. Он со сладким придыханием открывает конверт, отворачивается от любопытных взглядов, чтобы посмотреть на новое фото, и находит в нём руку Савы, его изящные длинные пальцы, опущенные вдоль тела, рядом заметна часть обнажённого бедра. Эрика бросает в жар. Закусив губу, он прячет фотокарточку в конверте и извлекает письмо, читает его под любопытными взглядами парней, но на этот раз текста много, и он полон откровений:Я ненавижу старую иву. Ненавижу, потому что она напоминает мне тот день, когда наши родители поженились. Если бы была возможность вычеркнуть этот день из нашей жизни — я бы отдал всё на свете, чтобы его не было. Но… Однажды ты сказал, что всё самое худшее в жизни так или иначе приводит к лучшему. Ведь если бы наши родители не встретились, мы бы тоже никогда не увиделись, верно? Поэтому я люблю то старое дерево, где мы сидели. Оно напоминает мне о тебе.
Дэни хмурится, наблюдая, как счастливая улыбка Эрика сходит с губ и он погружается в задумчивое молчание. Он закрывает письмо, смотрит прямо перед собой, но вновь на мгновение уголки его губ подпрыгивают. Затем он смотрит на Дэни, и Гирш без труда понимает, что сегодня Эрик самый счастливый на свете. — Хорошего праздника, — кивает он. Артём достаёт что-то из-под прилавка и бросает Эрику, тот ловит небольшой пакетик с драже «M&M’s». — Danke, — Эрик направляется к двери, слушая позади возгласы рыжего: — Сделай мне кофе… Я сказал кофе, куда ты полез?! Решив, что это не его дело, он без оглядки уходит. В автобусе по пути домой отправляет Саве сообщение: Не могу сказать, что ненавижу день их свадьбы. Ты в том костюме был клевым) Сава, я счастлив, что мы встретились. Не важно как. Мы вместе Ответ приходит моментально: Король пафоса ;) На телефон поступает звонок, и Сава тихим, чуть хрипловатым голосом уточняет: — Ты уже едешь? — Да, скоро буду на месте. Забавная игра получилась. Это ведь не последняя станция? Что будет в конце? — Тебе не терпится сломать мой сюрприз? В трубке слышится какое-то шипение, Эрик перекладывает телефон к другому уху: — Не терпится увидеть тебя. — Слишком пафосно. — Разве мне нельзя говорить о своих чувствах? — упрекает Цимерман. — Так сладко нельзя, — усмехается Сава. Эрик улыбается: — Ясно. Теперь буду говорить только так. Шорохи и дыхание — Сава смеётся и отключается. Эрик вскидывает голову, утыкаясь затылком в кресло. Он не пытается разгадать, какой будет следующая подсказка, наслаждается предвкушением.***
Старая ива стоит в одиночестве, широко раскинув голые ветви. Эрику кажется, что дерево успело постареть за эту зиму, а может быть, просто он сам стал старше? Белый конверт закреплён на толстой ветви красной нитью и болтается на ветру. Эрик подпрыгивает, намереваясь сорвать его; веселится, потому что с первого раза не получается, но наконец конверт оказывается у него в руках. На следующем фото Савы нет, зато есть чёткий кадр из комикса «Elfquest», с моментом, где Рубака впервые встречает Литу — это второй том. Эрик знает точно. Сава обожает этот комикс. Он читает новые откровения в витиеватом почерке перьевой ручки:В день нашей встречи я думал, что мы никогда не подружимся. Я рад, что мои впечатления оказались обманчивы. На самом деле ты не такой, каким хочешь казаться: ты мягкий, ранимый, любишь сантименты, всё время дурачишься, очень открытый. Я таким не был. Ты не представляешь, сколько раз я приходил в твою комнату, пока тебя не было, прикасался к твоим вещам, думал о тебе.
Твои книги, комиксы, твоя одежда — всё было таким… соблазнительным? Мне стыдно писать об этом. Возвращайся. Последняя подсказка на фото.
Значит, всё это время подарок Савы лежал в комнате? Эрик улыбается, утыкаясь плечом в шершавую кору дерева. Он возвращается домой, ловя на лице и плечах солнечные лучи, полпути одолевает неспешно, затем любопытство подводит, и он торопится, чуть ли не бегом прорываясь за ворота дома. Скинув верхнюю одежду и рюкзак, вбегает по лестнице и вскоре присаживается возле стеллажа. Эрик открывает комикс на нужных страницах и находит последнее фото, на котором он сам лежит на кровати, обнимая подушку. Кажется, фото сделано этим утром. — Это всё, что у меня есть, — вдруг говорит за спиной Сава. Эрик оглядывается и замирает, ведь тот стоит в одной чёрной футболке, его кожа влажная после душа как и пряди чёлки. Он смотрит на Эрика внимательными карими глазами и улыбается так мягко — снисходительно и тепло одновременно. — Ты здесь? Сава улыбается шире, объясняя: — Вообще-то я собирался подарить тебе это, — он оттягивает край футболки, демонстрируя рисунок: на нём большая птица, раскрывшая в полёте крылья, вокруг неё белые брызги, внизу подпись: «KONDOR». — Мы с Маришкой придумали. Она говорит, что этот принт будет неплохо смотреться на бочке. Конечно, стоит ещё доработать… Эрику на самом деле неинтересно смотреть на футболку, потому что та едва ли прикрывает пах Савы, и от вида его обнажённых ног у него кружится голова. Он поднимается на ноги. В больших глазах мальчишки проскальзывает неуверенность, которая сменяется искренним доверием. Эрик понимает всё сразу без лишних обёрток — дело ведь вовсе не в футболке… Но он не решается сделать последний шаг, всё смотрит на Саву как заворожённый: тот опустил взгляд, на его лице любимый ворох веснушек, губы робко приоткрываются. Наконец Сава поднимает глаза и говорит тихо: — Ты можешь забрать свой подарок…***
Кажется, будто в горле всё пересохло. Сава чувствует, как сильно бьётся сердце в груди и не может его унять. Он волнуется. Волнуется так сильно, что руки по старой привычке начинают потеть и дрожать. Медлительность Эрика его мучит. Он готов сам сделать шаг навстречу, но этого не требуется, ведь Цимерман наконец придвигается ближе. Он взволнован не меньше: его светло-карие глаза горят будто звёзды, губы приоткрыты, а общее выражение на лице такое растерянное, будто он и не рад вовсе — это сбивает с толку. Сава хмурится, гадает, что мог сделать не так. Но вот руки брата тянутся к нему. Прикосновение пальцев к бедру заставляет вздрогнуть. Сава больше не может бороться с эмоциями и отворачивается к окну, поджимая губы. Пальцы Эрика нежно скользят по его бёдрам вверх, сминая под собой ткань футболки. Его дыхание частое и прерывистое долетает дрожью. Сава понимает его волнение; знает, что должен полностью довериться, и не посмеет сбить его решимость никаким действием. Хотя так хочется уже самому сбросить одежду и прижаться к нему. Но как только ткань футболки задирается неприлично выше, вся внутренняя бравада испаряется — Сава впервые чувствует себя уязвимым, пока Эрик раздевает его. Это чувство разливается в груди холодом — страхом, который тает мгновенно, потому что руки крепко обхватывают его талию и спину. Эрик прижимает его к себе сильно, целует смазанно, задыхается. Сава наклоняет голову, подстраиваясь под него, закрывает глаза, и глубокий поцелуй отзывается трепетом во всём теле. Это тёплое, манящее чувство от губ спускается вниз и тугим узлом падает в животе. Всё вдруг становится неважным, а руки, скользящие по спине, обжигают — они хватают, давят, требуют себе каждый сантиметр его кожи. Им приходится прервать поцелуй, чтобы Эрик разделся. Но Сава не отступает, стоит только Эрику оголить торс, как он прижимается к его коже губами — в плечо, в ключицу, ниже. Он бы сам помог ему расстегнуть джинсы, да только руки дрожат так сильно, что приходится пальцами впиваться в покатые плечи, и вся эта дрожь вдруг разлетается по коже мурашками. Эрик будто специально проводит пятернëй по его животу, и Сава вздыхает. Цимерман пятится с ним к кровати, и только когда Сава чувствует под собой упругий матрас, он его отпускает, стягивает джинсы с бельём, подсаживаясь рядом. Теперь поцелуи другие: они тягучие, страстные — от них кружится голова и напрягается тело. Когда Саве совсем становится нечем дышать, он отстраняется, устало утыкаясь лбом в лоб Эрика, ловит его тёплое дыхание на губах и, открыв глаза, замечает, как тот дрожит. Эрик опускает взгляд и кажется грустным. Тревога скользит хрипотцой в голосе Савы: — Всё в порядке? Цимерман поднимает глаза и невинно спрашивает: — Ты уверен, что нам стоит продолжить? Это пугает. Сава чувствует, как напрягается каждый мускул, будто он готов взорваться. Он стыдится того волнения, которое слышимо в голосе: — Ты… не хочешь? Взгляд Эрика проясняется, он будто пугается сам и тянется к Саве, обняв его лицо в ладонях, улыбается робко: — Конечно хочу, но… Сава хмурится — Эрик напугал его, и теперь он злится: — Ты бесишь. — Прости… Он не хотел мешать ему. Хотел, чтобы всё прошло так, как Эрик захочет, но теперь окончательно теряет самообладание, вырывается и толкает брата на лопатки, заваливаясь вместе с ним, смотрит в глаза и говорит твёрдо: — Я хочу тебя, ясно? Но до Эрика ответственный момент не доходит — он жмурится, улыбается и говорит: — Я сейчас, кажется, помру от страха… Со вздохом Сава заваливается набок рядом с ним. Он смотрит в потолок. Ему нужно успокоить эмоции и вновь мыслить трезво. Эрик ёрзает под боком и заставляет его повернуть голову, глядя в глаза, извиняется: — Прости, что обидел тебя… — Ты не обижаешь, — пожимает плечами Сава, — ты это ты. Просто, если не хочешь… — Я хочу! — перебивает Эрик. — Тогда в чём проблема? — Не хочу причинять тебе боль… Эрик хмурится, его пальцы проводят по плечам и груди Савы линии. Сава тоже касается кончиками пальцев его шеи и ведёт линии к щеке, затем, огладив подушечкой большого пальца скулу, ловит его взгляд и говорит просто: — Но тебе придётся, — он ждёт недолго ответа, затем продолжает мысль: — иначе ты сделаешь больнее… Эрик касается кончиками пальцев его губ и просит робко: — Обещай, что скажешь, если станет неприятно. Сава щурит глаза и говорит: — Нет. Он поднимается, перекидывает ногу через Эрика и садится на него сверху. — Я думал ты будешь смелее, но… так тоже сойдёт. — Ты ведь не собираешься сам… — пугается Цимерман. Сава отворачивается, достаёт из-под подушки припрятанный тюбик смазки и откидывает крышку. Выдавив достаточно лубриканта в ладонь, он без стеснений обхватывает уже пообмякший член Эрика и ловит его вздох. На бледных щеках тут же вспыхивает румянец, жилка на шее начинает бешено трепыхаться, он мгновенно становится твёрдым. Сава улыбается, надрачивая его, наблюдает эмоции: как Эрик кусает губу, мычит, отворачивается со вздохом и наконец мягко стонет. Для себя Сава делает открытие, что с лубрикантом дрочка ему явно приятнее. Он хочет узнать ещё больше о том, от чего у Эрика может сорвать крышу. Он хочет знать о нём всё и не позволит волнению это испортить. Наигравшись, Сава подставляет головку члена к себе, но Эрик вдруг его сбивает, перехватывая руки, и просит: — Лучше я сам… — Ты уверен? Эрик поднимается, в его взгляде уже нет места робости: — Ты не оставляешь мне выбора. Он толкает Саву, и когда тот оказывается на подушке, отстраняется и резко раздвигает его ноги. — Вот это нравится мне уже больше, — подначивает Емельянов с улыбкой. Он раздраконил Эрика — это очевидно, ведь тот едва подавил желание выругаться и просит лишь мягко: — Заткнись…***
Эрик должен быть осторожен, должен контролировать ситуацию. У него нет мыслей о том, что это будет прекрасно, — первый раз, как замечают многие, — невыносимая пытка. Он боится всё испортить и не знает, как сделать так, чтобы Саве понравилось. Но тот вид, который открывается перед ним, сводит с ума: Сава расслаблен и соблазнителен в такой позе, его взгляд томный из-под полуприкрытых век, на лице умиротворение. Эрик долго всматривается в его глаза и наконец опускает взгляд ниже. Пальцы робко касаются нежной кожи. Эрик замечает блеск лубриканта в кольце мышц. Сава ждал его, он готовился всё это время и наверняка знает больше, чем он может себе представить, — это делает его смелее. Он не торопится, едва движется, удерживая в руке ствол, чтобы в любое мгновение отпрянуть, если что-то пойдёт не так, и едва ли понимает свои ощущения. Как бы Сава ни был расслаблен и подготовлен, сколько бы ни потребовалось смазки — тугое кольцо нежных мышц остаётся непреодолимой преградой. Эрик не входит, лишь готовит себя и его к этому, но с каждым настойчивым движением в нём обостряется то приятное чувство, что скапливается на головке и пронзает каждый нерв. Его дыхание учащается, он буквально стоит на пороге чего-то нового и прекрасного, робеет и желает это почувствовать. Наконец тугое колечко поддаётся, но Сава вдруг хмурится, отводит голову в сторону — этого достаточно, чтобы прекратить. Эрик не знает, чем помочь ему, но точно знает, что может его отвлечь. Он отстраняется, перекидывает его ногу и прижимается к нему сбоку, обхватывая руками, словно плющ. Целует в шею, в плечо и наконец в губы. Сава охотно отвечает на поцелуй, но когда Эрик кладёт руку на его живот, он невольно вздрагивает. Цимерман не прекращает его гладить от живота вниз к паху и снова вверх. Вскоре поцелуи Савы становятся жадными, а дыхание прерывистым. Эрик чувствует, как заставляет трепетать его в своих руках. Мальчишка уже сам нетерпеливо пристраивается к нему, ерзает на простыни, желая продолжить. Целуя его в шею, Эрик касается пальцами тугих мягких мышц, проверяет, хватает ли смазки, не хочет спешить. Но Сава перехватывает его запястье, кладёт руку на свой живот, а сам тянется к его члену.***
Это неловко и неудобно. Это не похоже на порно или мангу. Это неуверенные движения. Это чувство дискомфорта и стыда. Но Сава был к этому готов. Он сам осторожно насаживается на член Эрика, наблюдая каждое ощущение, которое возникает в его теле. Он уже изнывает от желания кончить, но не прикасается к себе и не позволяет этого Эрику — не сейчас. Ему неприятно, когда он чувствует, как головка пениса проходит глубже. Он останавливается, пробует снова, но иначе — всё это кажется скорее пыткой, чем сексом. Но его попытки увенчаются успехом — в какой-то момент Сава находит нужный угол, подаётся назад, прижимаясь к груди Эрика, и вздыхает оттого, как легко и глубоко тот прошёл внутрь. Эрик вздыхает от неожиданности тоже. В эти несколько секунд замешательства Сава понимает, что испытывает странное, новое чувство — оно не было ему знакомо прежде. Это чувство родилось глубоко в нём, оно вдруг стало явным. Он пробует двигаться и помимо дискомфорта вновь распознает это ощущение. Его нельзя описать иначе, как «приятно» — оно меняет всё. Сава понимает, что больше не сможет забыть это — приятное ощущение раскрылось в голове, будто тугой бутон розы распустил свои лепестки. Незнакомое прежде чувство требует новой попытки и нового движения. Именно оно означает «лишение девственности». С каждым движением Савы за рваным дыханием Эрика различаются стоны — ему хорошо? Одно это уже доказывает, что они делают всё правильно. Наконец распознав удовольствие от каждого неуверенного толчка, Сава закрывает глаза и с выдохом шепчет: — Двигайся. Самообладания Эрика больше не хватает, чтобы сдерживаться. Он тоже впервые осознает и наслаждается этим незнакомым прежде «приятно». Он шепчет имя Савы у него над ухом и его нежные стоны звучат словно самая лучшая в мире музыка. Это не похоже на боль — это противоречие. Приятные ощущения от каждого толчка перекрывают чувство дискомфорта. Сава подавляет остатки стыда, расслабляется, будто падает в пропасть, — растворяется полностью в этих ощущениях. Его дыхание рваное, хриплое; с каждым толчком желание кончить становится невыносимым, едва ли он может сдержаться. Кажется, Эрик испытывает то же. Он переворачивает его на живот, прижимается к спине, целует в плечо и двигается быстро. Сава сжимает пальцами простынь, утыкаясь в подушку, кусает её, потому что Эрик стал слишком горячим внутри, потому что его толчки уже приносят не только эйфорию — они обжигают, кажется, что пламя облизывает даже его пятки. Но Сава готов терпеть это, ведь каждый раз, когда Эрик входит глубже, ему становится хорошо от одной мысли, что он чувствует его. Но выдержит ли он так долго? Вдруг резкий толчок обрывается прерывистым стоном, ещё одним и ещё слаще. Сава чувствует, как сильно Эрик дрожит. Он остановился, завис над ним, его чёлка взмокла и белёсыми прядями спадает на плечо Савы. Он кончил. Сава расслабленно вздыхает, ерзает под Эриком, пытаясь приподняться. Цимерман отстраняется, но он успевает схватить его запястье и шепнуть хриплое: — Стой. Сава не позволяет ему выйти, освобождает под собой пространство и, обхватив член, двигает рукой — несколько резких движений и острая, болезненная вспышка оргазма пронзает всё тело. Он изливается на простынь, заглушив свои стоны подушкой, и только когда эйфория отпускает, он понимает, что до сих пор сильно сжимает руку Эрика, отпускает его и, ослабший, расползается под ним на кровати.***
Эрик выходит резко — это приятно, но Сава шипит. — Прости. Цимерман падает рядом с ним, все ещё безуспешно пытаясь отдышаться. Ему никогда прежде не было так хорошо, только теперь он понимает, отчего все вокруг так помешаны на сексе. Однако свои впечатления он подавляет, потому что сейчас важно то, как чувствует себя Сава: он всё ещё утыкается в подушку, за взмокшими волосами не видно лица, но тяжелое дыхание слышится чётко, плечи приподнимаются, а пальцы сжимают простынь. Ему плохо? Эрик тянется к его волосам, убирает пряди, замечая румянец на щеках и пронзительный взгляд. — Ты как? — шепчет Эрик. Сава вдруг хмыкает и начинает хихикать. Цимерман теряется, а Сава переворачивается на спину, продолжая тихо смеяться. Растерянность Эрика тает, он, глядя на него, тоже посмеивается, хватаясь за голову руками. — Как думаешь… у нас всё получилось? — спрашивает, отдышавшись. Сава начинает рассуждать охрипшим голосом: — Ты кончил, я кончил — не вижу проблем, — он пожимает плечами. — Надо практиковаться чаще. Эрик стыдливо замечает: — Не думал, что это будет так… приятно. Но Саву не проведëшь — он зрит в корень и смотрит пьяными от удовольствия глазами, улыбается хитро: — То есть быстро? Я думал, ты кончишь сразу же, как войдëшь. Так что ты ещё неплохо продержался. — Ну спасибо, — дуется Эрик. Он переворачивается набок, подложив руку под щëку, смотрит пристально на Саву. Что-то изменилось теперь — Сава выглядит иначе. Он стал как будто самым родным на свете. Эрик тянет к нему руку, чтобы в этом убедиться, оглаживает его грудь, влажную от пота шею и, схватив за челюсть, поворачивает лицом к себе. Емельянов устраивается на боку так же, как Эрик, глядя глаза в глаза. Цимерман робко спрашивает: — Тебе понравилось? Сава отвечает тихо: — Да. — Затем он вскидывает брови и грубо замечает: — Только задница теперь горит. Эрик наигранно стонет, Сава смеётся. — А ты говорил, что это я не романтичный! Он подскакивает над Савой, щиплет его, затем целует: — Кажется, тебе снова пора в душ. — Ага. — Пойдём вместе? — Мгм… Эрик замечает, что Сава закрыл глаза. — Эй? — Ещё пять минут полежу… Цимерман же без стеснений кладет руку меж его ягодиц, и Сава с шипением приподнимается на локтях. — Больно? — Не больно. Эрик… Цимерман не унимается, лаская его пальцами — там всё ещё мягко, влажно и горячо, как было совсем недавно, когда он входил внутрь. Он понимает, что хочет почувствовать это снова и уточняет невинно: — Может быть, ещё раз? — Не сейчас. Сава отпихивает его и, вскочив на ноги, хмурится. Эрик встаёт рядом, расстраиваясь: — Неприятно? — Я бы тебе сказал, какие ощущения сейчас испытываю, но ты узнаешь об этом сам… Сава вдруг подмигивает, и Эрик вспыхивает от смущения.