Пациент: Мин Юнги. Лечащий врач: Шин Джунг. (Каб. 13) Палата №23 08:00 Подъём, водные процедуры. 09:00 Завтрак. 10:00 — 11:00 Свободное время. 11:00 Посещение врача. 12:30 Групповая терапия. (Каб. 12) 14:00 Обед. 15:00 — 18:00 Тихий час. 18:00 Релаксация (Каб. 10), свободное время. 20:00 Ужин. 21:00 — 22:00 Свободное время. 22:00 Отбой.
— Ну, отлично. Заебись. Приехали, — пробормотал он себе под нос, совершенно не замечая, что сделал это вслух. Это место вызывало неконтролируемое раздражение: всё белое, пустые коридоры, ещё и ложиться спать по расписанию? И вставать по расписанию? Это что, детский сад? Интернат? Ему что, двенадцать? Мин потёр глаза. Радовало лишь то, что он сможет поработать над новой лирикой в тишине и спокойствии, хотя без алкоголя и сигарет шансы выдать что-то стоящее были равны нулю. У Юнги совсем не было в приоритете торчать в комнате, стены которой будто постепенно сдвигались. Он вышел из палаты, посмотрел по сторонам и лениво двинулся по коридору, вновь перечитывая таблички. Мин остановился около массивной двери больших размеров с чёрно-серебристой табличкой «Главный зал». Её сложно было не заметить из-за размеров. Мин сперва предусмотрительно потянул за ручку и совсем немного приоткрыл дверь, чтобы разведать обстановку. И наконец-то услышал чьи-то голоса, с облегчением выдохнув и распахнув дверь. Это бесконечно длинное, светлое помещение. Настолько большое, что можно было услышать эхо голосов разговаривающих медсестёр в белых треугольных кокошниках, какие Юнги только в фильмах и видел. Медсёстры болтали в другом конце зала, в остальном было не слишком шумно. Потолок подпёрт массивными колоннами, которые расположены в ряд почти до конца помещения. Вместо боковых стен — огромные окна, которые выходили на пожелтевший парк. Через них в помещение закрадывался красивый розовато-оранжевый свет заката. Но стоило Юнги осмотреться по сторонам, как в его глазах промелькнул едва уловимый ужас. На диванчиках по одному сидели люди, почти все выглядели молодо, пожилых он не успел отыскать в этом скоплении пациентов. Все молчали, каждый смотрел в разные точки, словно под гипнозом. Лица бледные, будто полотно, а губы практически синие. Взоры у всех такие пустые. Жутко пугающе, Юнги не был к такому готов. Вздохнув, он осмотрелся и понял, что зал наполнен такими людьми. Мин сделал настороженный шаг вперёд, будто прощупывая почву. — Нет, он тут. Он тут! Он говорит со мной. Хватит со мной говорить, — шептал парень, что стоял неподалёку у одной из колонн. Он поднял руки и пальцами начал вырисовывать узоры в невесомости, будто что-то писал или рисовал, затем резко поднял глаза на Юнги. Его рыжие волосы взъерошены, будто пару-тройку недель он вообще не расчёсывался. Глаза выглядели такими тусклыми, холодными и… Безжизненными? Приглядевшись, Мин заметил на них белый налёт. В эту секунду он пожалел, что у него такое хорошее зрение. По его коже пробежали мурашки. «Хватит пялиться на него», — подумал Юнги про себя, но продолжал стоять истуканом и глядеть на сбрендившего парнишку. «Отвернись, блять, идиот». — Ты видел его? Ты видел! — хриплым низким голосом утверждал душевнобольной. Рыжий прищурил заспанные глаза и не переставал смотреть на побелевшего от ужаса Юнги. Мин вздрогнул, понимая, что он попал в самый настоящий дурдом. Сглотнул подступивший ком в горле и не мог ничего сказать. Его голосовые связки будто атрофировались, а ноги вросли в пол. — Хватит! — завопил рыжеволосый и плавно опустился на колени. Он начал судорожно набирать в лёгкие воздух, будто задыхаясь. Вцепился в свои волосы и изо всех сил начал тянуть, не переставая громко и душераздирающе вопить на весь зал. Никто из пациентов не реагировал на крики незнакомца, все находились в своей собственной прострации. Слишком далёкой и оторванной от реального времени. К буйному сумасшедшему подлетели два санитара, которые взялись чёрт знает вообще откуда. Они схватили парня за руки, и один из них воткнул шприц в хрупкое худое плечо, почти полностью введя иглу в кожу. Шприц опустел за считанные секунды. Незнакомец сопротивлялся и ногтями царапал своё и без того покалеченное лицо, что-то рычал на каком-то неизвестном Мину языке. Но спустя несколько секунд, расслабляясь судорожными рывками, рыжий прикрыл глаза. Его как мешок с костями усадили на белый диван. Парень уставился в одну точку и слился с остальными. Это что ещё за чёрт? Какого дьявола здесь происходит? Юнги стоял, как вкопанный, широко раскрыв глаза, обрамлённые пышными ресницами. Сказать, что он просто в ужасе — это ничего не сказать. — Тэхён. У него такое частенько случается, — раздался мужской голос справа от Юнги. Мин испуганно вздрогнул, схватился за грудь и неосознанно отступил на пару шагов от незнакомца. Он чертовски напуган и уже миллион раз пожалел, что не остался в палате. Юнги, конечно, повидал много дерьма в этой жизни, но никогда не видел ничего подобного. — Да расслабься ты, привыкнешь, — брюнет усмехнулся и похлопал Юнги по плечу, заставив его испугаться ещё больше. Мин окинул незнакомца взглядом и понял, что он тоже пациент, так как одет в то же самое. Стрижка почти как у него самого, небольшая татуировка на шее в виде каких-то узоров. На вид лет девятнадцать-двадцать, этот парень был похож на простого сеульского парня. Если он такой же псих, как все остальные, то на первый взгляд так даже и не скажешь. — Чон Чонгук, — непринуждённо бросил он и протянул руку, вежливо улыбаясь, хотя его об этом никто и не просил. — Мин Юнги, — хрипло ответил Мин, с ярым недоверием пожимая руку брюнета. — Расслабься ты, я не собираюсь бросаться на тебя в припадке, — опустив глаза, произнёс Чонгук и опустил ладони в карманы белых штанов. — А если соберусь, то сперва обязательно предупрежу. Юнги на несколько секунд задумался. С виду кареглазый парень действительно выглядел спокойным и уравновешенным. Конечно, Мин не настолько придурок, чтобы сходу воспринимать его за «нормального», но найти кого-то для общения ему всё равно ведь не помешает. Да и вид у этого Чонгука вполне себе дружелюбный. — Ну, так почему ты не сидишь и не пускаешь слюни, как все остальные? — спросил Юнги, качнув головой в сторону диванов. — А ты? — Чонгук усмехнулся, слегка прищуривая карие глаза с выразительными светлыми радужками. — Туше, — Мин сдаётся, выставив ладони вперёд. — А что это сейчас вообще было? — он следует за Чонгуком, на несколько секунд оборачиваясь и кидая мимолётный взгляд в сторону рыжеволосого парня, который давно ушёл в астрал. — Здесь это довольно частое явление, — пожал плечами парнишка. — Но те, кто находится здесь — вполне нормальные, уж слишком буйных держат в закрытом блоке и… — Нормальные? — перебил парня Юнги, снова широко распахнув глаза от удивления. — Если это «нормальные», то я боюсь представить, кого тут называют «буйными», — с искренним пренебрежением покачал Мин головой. — Чаще всего по субботам здесь происходят самоубийства, поэтому, если что, не пугайся. Я здесь только второй месяц, но уже успел разобраться, что к чему. И ты разберёшься, — пожал плечами брюнет. — Это вот Ли Шин, у неё расстройство личности, — он на ходу указал на блондинку, которая стояла у колонны и слегка билась об неё головой, что-то шепча себе под нос. Она резко подняла ледяные глаза на Юнги, отчего у него дыхание перехватило на несколько секунд, а кожа начала бугриться от мурашек. Чонгук же, в свою очередь, продолжал вводить нового пациента в курс дел. — Это Джено. Он думает, что он Святой Отец. Ну, или Иисус, — Чонгук усмехнулся, показывая на проходящего мимо них парня, который едва передвигал ногами. — Это Нини, она тоже считает себя Иисусом, но по четвергам она Мария Магдалина, — пояснил он, а Юнги взглянул на девушку с русыми волосами, которая стояла, облокотившись на стену и как на автомате царапая своё запястье снова и снова, пустыми глазами вертела по сторонам. — А ты? — Мин окликнул парня и ускорил шаг, когда засмотрелся и слегка отстал. — А я, вроде как, пока ещё в себе. Я здесь не по своей воле, — брюнет взглянул на Юнги через плечо, — как ты. — Нет, я тут по своей, но уже миллион раз пожалел. Согласился на дурацкое предложение друга и по собственной воле загремел в дурдом, — Мин напряжённо нахмурился и сел на тёмно-бежевый диван у стены. — Почему бы и нет? — Вообще-то, неправильно называть так подобное учреждение, — усмехнулся Чонгук, взмахнув пальцем и усевшись рядом с Юнги. — Хотя-я… Старший усмехнулся в ответ и ещё раз окинул взглядом помещение, за несколько секунд стараясь рассмотреть каждого. Его заинтересованный взгляд невольно остановился на парне. Он сидел на диване, который был расположен неподалёку, точно напротив. Угольные растрёпанные волосы сильно спадали на глаза, плюс к этому душевнобольной сутулился, издалека его лицо было едва видно. Он сидел в позе лотоса и так же, как все, вдумчиво смотрел в одну точку. Будь его волосы чуть длиннее, то на секунду Юнги бы спутал его образ с Самарой Морган из «Звонка». Он практически не отличался от всей этой массы, выделить незнакомца среди толпы душевнобольных было сложно, но Юнги так не показалось. Мин секунд тридцать смотрел на него и хмурился. Внутри нарастало непонятное чувство страха. Спокойный и отрешённый вид показался Юнги очень обманчивым. Проскочила мысль, что стоит за несколько метров обходить этого парня и опасаться его больше, чем всех остальных. В конце концов, самосохранение — вечный и всеобъемлющий инстинкт. — А это кто? — Мин взглянул на Чонгука, а головой качнул в сторону незнакомца, пальцем почёсывая висок. — Я не знаю имени. На прошлой неделе его перевели из закрытого блока, кажется, за хорошее поведение, — Чонгук уподобился Юнги, уставившись на парня. — Как по мне, так он немного странный и выглядит очень зловеще. — Это ты «немного странный», он — много, — с упором на очевидность заверил старший и откинулся на мягкую спинку дивана, продолжая беседовать со своим новым другом.***
После довольно-таки неплохого ужина Юнги убедил себя, что лучше остаться в палате до отбоя. Узнал у Чонгука, где тут душевая, и решил, что сходит поздно ночью, когда все психи уснут. Ну, по крайней мере, он на это искренне надеялся, мало ли, может быть, некоторые душевнобольные вообще не спят. Юнги приоткрыл окно и дверь, чтобы был лёгкий сквозняк. Конец лета и начало осени — любимый период Юнги. Он любит, когда зелёная листва на деревьях начинает желтеть, а потом и вовсе опадает, когда в воздухе витает запах сухих листьев. Многих вдохновляет весна, когда зелень пробивается через перезимовавшую кору, распускаются цветы, всё зеленеет, но Мин это не любит. Если весной он забывает надеть маску, то становится похожим на вздутый чихающий прыщик. Мин принял сидячее положение, облокотившись на спинку кровати. В одной руке он сжал шариковую ручку, в другой — тонкую тетрадь в линию. На листке размазанные и перечёркнутые слова.***
После того, как прошёл час с объявления отбоя, лечебницу быстро окутал сон. Юнги снял со спинки кровати полотенце и отправился в общую душевую. Мин удивился, что не один он тут полуночник, поскольку из глубины помещения были слышны звуки льющейся на тело воды. Сняв с себя верхнюю одежду в раздевалке, Юнги вошёл в душевую, наполненную густым паром. Он усмехнулся, когда подумал, что сто лет не был в общем душе. Это было, кажется, когда он ещё жил в общежитии, будучи студентом одного из сеульских университетов. От приятных воспоминаний брюнет ещё шире улыбнулся, рукой стирая с большого запотевшего зеркала капли воды. Он пробежался взглядом по своему телу, которое будто «сдулось», потому что он давно забросил тренажёрный зал, как бы сильно его не шпынял за это Намджун. Юнги отстранил взгляд от себя и посмотрел в отражение за своей спиной. На лейку душа, под которой кто-то стоял. Приглядевшись, он увидел чёрные мокрые волосы. В следующую секунду в худом размытом силуэте он узнал того парня из потасовки в коридоре. От неожиданности распахнув глаза, Юнги продолжил пялиться на отражение обнажённой спины в зеркале. — Если ты хочешь пошутить про то, что я перепутал женскую и мужскую душевые, то лучше не раскрывай рот. Расслабленный голос каплями пота собрался на миновой спине. Он шумно набрал воздуха в лёгкие, в отражении наблюдая за тем, как по ягодицам парня стекает вода. Юнги сжал челюсть, начиная играть скулами и мысленно отсчитывать от одного до десяти. Иногда это помогает успокоиться. Редко, но помогает. — Ты подставил того парня, — грубо выдал Юнги. Он развернулся, сложив руки на груди, и прямым непоколебимым взглядом уставился на спину парня, пытаясь не опускать взор ниже. — Ты знал, что днём здесь только холодная вода, а ночью и горячая есть? Здорово, правда? — задумчиво произнёс брюнет, немного запрокинув голову назад. Он будто наслаждался водой, стекающей по бледному лицу, выпирающим лопаткам и каждому позвонку. — Зачем ты подставил его? — вторит Юнги, пытаясь держать себя в руках. — Подставил? Я бы так не сказал, — хмыкнул он с обиженной интонацией, повернув голову и показав лишь половину своего бледного лица. Брюнет поднял руки и провёл ими по мокрым волосам, под шумящей струёй воды приглаживая их короткими пальцами. Юнги прищурился и через мгновенье распахнул глаза, когда увидел на хрупких плечах и лопатках большие шрамы. От этого Мину стало не по себе, но о какой-то жалости и речи идти не могло. Если бы Юнги проявлял жалость к каждому встречному, от него бы уже давно ничего не осталось. Он понял, что вести беседу не имеет никакого смысла, поэтому перестал пялиться на парня, отведя взгляд в сторону. В горячем густом воздухе повисла тишина, для Юнги она почему-то была напряжённая, а для незнакомца ничего не значила. Он будто искренне наслаждался горячей водой. — Я просто сказал ему правду, — едва уловимый смешок слетел с губ брюнета. Оказывается, диалог был ещё не закончен. Брюнет выключил воду и стряхнул капли влаги с волос. Юнги понял, что он вот-вот развернётся и едва успел отвести от обнажённого тела взгляд. — Можешь смотреть на меня, если так сильно хочется. К чему стыдиться? — без какой-либо интонации произнёс незнакомец, приблизившись к зеркалу и, как-то странно оттопырив пальцы, бледной ладонью стёр с него капли воды. — Я? Стыжусь? — Юнги надменно хмыкнул. — Было бы, на что смотреть, — он пожал плечами и кинул незаметный взгляд на отражение чужой, поблёскивающей от влаги груди в зеркале. — Взаимно, — кивнул парень на минов пах и усмехнулся, приближаясь к зеркалу и разглядывая своё слегка нарумяненное от горячего пара лицо. — Из какого притона тебя выкинули до того, как приютили здесь? — не выдержал Юнги. — А на спине это у тебя пробы стоят? Неконтролируемый взрыв раздражения и агрессии окутал его разум. — Ты смешон, — лаконично ответил незнакомец и отстранился от запотевшего зеркала, с сочувствием пожав плечами. Что-то внутри Юнги шевельнулось и надломилось. То ли он зол, то ли испытывает напряжение. Холодный взгляд чужих глаз либо приводит его в ярость, либо заставляет внутри что-то двинуться и заводит после двухнедельного отсутствия какой-либо сексуальной разрядки. Юнги сам не понимал, в этом сложно было вот так сходу разобраться, но, кажется, он испытывал и то, и другое. Облизав напряжённо нижнюю губу и полностью повернув голову, Юнги медленно и оценивающе прошёлся заинтересованным взглядом по мокрому телу парня снизу вверх. Это занятие отняло у него несколько секунд жизни, но их вполне хватило, чтобы это чувство мелкими вкраплениями прошло по внутренним органам. Смешная вещь этот рассудок. Юнги теряет его незаметно и не понимает, что его уже нет. Понимание приходит потом, когда он возвращается, словно домашнее животное, которое живёт у тебя внутри, но гуляет не по принуждению, а по собственной воле. Через секунду, осознав степень неадекватности своих мыслей, Юнги хочется вылететь из этой чёртовой душевой и убежать на другой конец страны. Отыскать край мира и сброситься с него. У Мина туманится разум. В его глазах потемнело от нахлынувшего волной чувства, которое походит на потерю контроля. В такие моменты Мин теряет самообладание, когда рассудок отказывается жить в согласии с телом и пережёвывать мысли. Именно тогда его можно с полной уверенностью назвать больным на голову. — Я могу силой заставить тебя пойти и признаться, что Тэхён не виноват, а ты спровоцировал его. Может быть, тебя вернут в закрытый блок, а? — Юнги усмехнулся и сделал едва заметный шаг в сторону брюнета. Незнакомец продолжал стоять и смотреть так, будто хочет увидеть миновы органы, нанизанные на чугунные ворота этого здания. — Попробуй. Парень спокойно повернулся к Юнги всем телом, и только сейчас Мин смог заглянуть ему в лицо и увидеть его чётко перед собой, будто ползунок на фильтре с резкостью перетащили на максимум. Большие глаза с отличающимися друг от друга оттенками в самую первую очередь привлекли миново внимание и въехали автобусом в его сознание. В один миг он схватил парня за запястье и дёрнул на себя, ожидая увидеть в этих до одури жутких глазах хотя бы толику испуга, но нет. Незнакомец хлопал глазами и смотрел на Юнги лишь с каплей удивления в океане безразличия. — Почему ты кажешься мне прозрачным? — вдруг заговорил сумасшедший. — Таким никому не нужным? Словно ходячая субстанция чего-то невидимого. Густые брови Юнги напряжённо сдвинулись, а вена на шее начала пульсировать. Он толкнул парня к стене, пытаясь привести себя в адекватные чувства. — Никому не нужный, — повторяет брюнет с громким смешком глумления. Юнги готов просто свернуть ему шею. Он привёл его в бешенство, бросив лишь несколько слов и подтвердив теорию о том, что поведение не всегда может мотивироваться рассудком. — Хочешь, чтобы я тоже оставил на тебе пробу? — сквозь сжатые зубы шипит Мин. — Блядский выродок. Юнги произнёс это так, словно слова — стрелы, смазанные ядом. В одно мгновение игра пропала с лица парня, будто слова действительно задели за живое. Мину на долю секунды даже показалось, что он переборщил, но эти мысли отступили, как только на больших непропорциональных губах он заметил едва уловимую ухмылку. — Очень легко ошибиться, если судишь других по себе, — тихо хмыкнул брюнет и опустил голову, а у Юнги под рёбрами вспыхнуло предчувствие, будто сейчас прогремит взрыв и всё взлетит на воздух. — Помогите, кто-нибудь! Спасите! — закричал незнакомец высоким голосом. Он завопил так, что, кажется, было слышно на соседнем материке. От неожиданности Юнги распахнул глаза и закрыл рот парня ладонью, но не успел даже представить, как это выглядит со стороны, когда из раздевалки уже послышался хлопок двери и громкие шаги санитаров. Они схватили Юнги за руки, оттаскивая, и повалили на пол, больно заламывая запястья за спину. — Вы ничего не понимаете. Дайте мне объяснить, — Юнги сопротивлялся, дёргая руками. Когда он понял, что от этого ещё хуже, то расслабился и дал схватить себя, чтобы в плечо не воткнули шприц с какой-нибудь дрянью. Его лицо щекой прижали к кафельному полу и Юнги понял, что такого унижения он ещё никогда в жизни не испытывал. — Он сказал, что оставит на мне пробу. Я ничего не делал и даже не заметил, как он вошёл. Пожалуйста, помогите, — судорожно шепчет незнакомец, плавно переходя на фальшивые всхлипы и опускаясь по стене, отчаянно обнимая себя руками. Если бы Юнги оказался случайным очевидцем этой сцены, то поверил бы этому парню, уж слишком убедительно тот начал трястись. Один из санитаров помог брюнету подняться, накидывая на него, вроде, полотенце, Юнги не мог разобрать. В глазах потемнело от ярости, он жалел, что не свернул ему шею, когда имел возможность. — Я не трогал его, блять, не трогал! Отпустите, я ведь не сопротивляюсь, — севшим от ярости голосом шипел Юнги, пытаясь взглянуть на парня. — Пожалуйста... Не отпускайте, м-мне страшно, — он рвано заикнулся и прижался трясущимся телом к одному из санитаров. — Ублюдок, — шикнул Юнги себе под нос, ещё раз взглянув на незнакомца; тот лишь незаметно улыбнулся краем бледных губ, прежде чем его вывели из душевой.***
Было не тихо, но и не шумно, как-то даже умиротворённо. Со вчерашнего, казалось, такого длинного дня, Юнги впервые чувствовал себя более-менее спокойно. И ещё сонно. Парни сидели за самым дальним столом большого и светлого помещения. «Спрятались» в самом углу, подальше от душевнобольных психопатов, каковыми они не являлись. Мало ли, кому может приспичить воткнуть ложку в глаз Юнги. Количество претендентов на это растёт, кажется, ежеминутно. В столовой было светло, медные ложки ударялись о медные тарелки, создавая бесконечную какофонию звуков. Разговаривающих людей было мало. Основная масса просто сидела за столами, на автомате опуская ложку в тарелку, следом отправляя её в рот. Всё будто сливалось в единый механизм. — Серьёзно? Завопил? В смысле прям закричал? Брюнет откинулся на спинку стула, искренне удивляясь рассказу своего нового друга. Чонгук здесь уже несколько месяцев, но за всё это время с ним не случалось ничего подобного. Юнги здесь только первый день, а уже получил жёсткое предупреждение. Бунтарь выискался. — В этот момент я был готов провалиться сквозь землю, — ответил Мин, подперев голову рукой и уставившись в чашку с овсяной кашей. Он голоден, но почему-то кусок в горло просто не лезет, и никакой, даже самый сильный на свете аперитив ему не помог бы. — Зачем ты вообще к нему полез? А если бы он набросился на тебя и, ну, не знаю… — брюнет прищурился, усмехнувшись с лёгкой издёвкой, — пырнул ножом? — Он был голый, придурок, — Юнги поднял подавленный взгляд, несколько секунд смотрел на удивлённого Чона и снова опустил. Всю ночь он не спал, а бесконечно думал. Думал, как отомстить этому незнакомцу за подбитое чувство собственного достоинства, как поскорее выбраться отсюда, как пережить ещё хоть один день без подобных происшествий. Хотя, даже мысль о мести казалась такой абсурдной; ему ли не всё равно? На злость у него просто не осталось сил. — Ну да, это весомый аргумент, чтобы приставать к нему, — Чонгук иронично покачал головой, поджимая губы. — Я не приставал к нему, ты рехнулся? Думай, что говоришь, — возмутился Юнги, ядовито кривя губы при одном воспоминании о бледном, мерзком лице брюнета. — Хотел лишь немного запугать, — оправдывается он, слегка ведя плечами. Ответа не последовало. Лёгкая пауза, но Юнги в ту же секунду проследил какое-то напряжение в этом молчании. — Хён, — едва слышно шикнул Чонгук, непринуждённо толкая старшего в плечо и устремляя взгляд на вход в столовую. — Что? — Юнги нахмурился и повернулся в ту сторону, куда секундой ранее посмотрел Чонгук. Это то, что заставило его замолчать. Как только Юнги увидел незнакомца, который вошёл в столовую и апатично окинул помещение взглядом, то резко отвернулся от него, показывая лишь свою спину. В это мгновение ему совсем не хотелось вообще что-либо предпринимать, потому что этот парень противен ему просто до тошноты. До омерзения. До неприятной дрожи под кожей. Ядовитый взгляд больших разноцветных глаз поганой плесенью въелся под кожу. — Думаю, ты должен извиниться, — выдал Чонгук, с убеждением качая головой и отпивая тёплый чай из железной кружки. Мин едва сдержался, чтобы не взреветь и не перевернуть стол от предложения младшего. — Что?! — вскрикнул в удивлении Юнги, но тут же втянул голову в плечи и осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что не привлёк лишнего внимания. — Ты совсем идиот? Я ничего ему не делал, с чего мне извиняться? — с ярым протестом возмутился Мин, складывая жилистые руки на столе. — Раз ты не хочешь, тогда я подойду, — заключил Чонгук, резко делая большой глоток чая и поднимаясь со стула. — Что?! Стой, придурок на хер вздетый, ты куда собрался? Сдурел? — Юнги пытается через стол отчаянно ухватить парня за футболку, чтобы остановить, но тщетно. — Блять. Не решаясь рвануть за Чонгуком, он быстро перебрался на его место и бесстрастным, но разозлённым взглядом сверлил широкую спину, напряжённо нахмурив густые брови и снова сложив руки на столе. Желваки на бледном лице задвигались. Чон обошёл пару столиков и, любезно улыбаясь, подсел к брюнету, который сидел один. Всё происходило за считанные мгновения. Такие напряжённые для Юнги мгновения. Незнакомец, даже не шелохнувшись, катал между двумя ладонями зелёное небольшое яблоко и смотрел исключительно на него. Казалось, что это яблоко достойно его внимания больше, чем все эти люди. — Привет, — улыбнулся Чонгук, сложив руки на столе и в какой-то степени даже нагло изучая черты лица незнакомца. — Привет, — ответил тот, не отрывая взгляда от яблока. — Я Чон Чонгук, — добрая, наполненная вежливостью улыбка не сходила с лица Чона. — Я рад за тебя. Его голос, кажется, своей остротой смог бы разрезать это яблоко пополам. На две половинки, которые за считанные секунды бы сгнили, наполняясь ядовитым воздухом этой чёртовой лечебницы. — Он прав, — задумчиво и слегка разочарованно произнёс Чон, опуская глаза. Чонгук не до конца был уверен, что этот парень такой, каким его описал Юнги. Но, глядя ему прямо в глаза, он в этом убедился. Конечно, такое предвзятое отношение — плохо, ведь Чон толком не знает его, но один взгляд безразличных разноцветных глаз говорит сам за себя. Гнилой. — Кто прав? — неожиданно для Чонгука произнёс незнакомец, резко приподняв глаза и подарив парню несколько секунд внимания. Довольно неожиданно. Глаза, оказывается, не потухшие. — Мой друг. Он прав насчёт тебя, — пояснил Чон, разочарованно поджав тонкую нижнюю губу. — Ты даже узнать моего имени не можешь, почему ты судишь обо мне со слов своего «друга»? — незнакомец прищурился с ярко выраженным отвращением. — Это яблоко кажется мне сообразительнее, чем ты и твой друг, — он с сочувствием пожал с виду хрупкими плечами. Чонгук задумался, кинув едва уловимый взгляд на чужие непропорциональные губы; нижняя чуть больше верхней. Но это не казалось уродством, этот изъян добавлял изюминку в его внешность. Такую странную, но всё же изюминку. — Давай так: если узнаем твоё имя, то ты расскажешь нам, почему находишься здесь, зачем подставил Тэхёна и почему находился в закрытом блоке для буйных, идёт? — Чонгук с азартом прищурился. Несколько месяцев пребывания в этом месте особо не отличались друг от друга, а Чонгук соскучился по веселью и интригам. Пребывание здесь медленно высасывает из тебя радость, сознание и мысли, превращает в отстранённого от общества зомби. В сумасшедшего, которому ничего не нужно, кроме кислорода. Чонгук не собирается пополнять их ряды, ему хочется повеселиться. — «Мы»? — незнакомец поднял взгляд и короткими бледными пальцами крепко сжал яблоко в одной руке. Так крепко, будто где-то внутри испытывает физическую боль. — Да, я и мой друг, — Чонгук повернулся в сторону, незнакомец сразу сделал то же самое. Заметив это, Юнги буркнул матерное слово себе под нос и резко наклонил голову, пытаясь отвести взгляд, потому что секундами ранее был полностью сосредоточен на Чонгуке и «этом». — А, этот ущербный, — он возвращает своё внимание к Чону, безразлично поджимая губы. — Он взволнован тем, что произошло. Хочет извиниться, — с ярым энтузиазмом покачал головой парень, отводя взгляд от его пронзительных глаз. — У меня фобия к людям. Пока, — незнакомец поднялся с места, сунув яблоко в карман своей белой разлетайки, которая висела на нём мешком. — Стой, подожди, — Чонгук невольно схватил парня за запястье. Он остановился, острым взглядом упёрся в чонгукову руку, которая аккуратно сжимала худощавое запястье. Не грубо и властно, а осторожно, без единого намёка на грубость. Леденящий взгляд от запястья резко поднялся к лицу Чона. — Не прикасайся, — незнакомец мгновенно высвободил руку, какой-то испуг промелькнул в до чёртиков ослабевшем голосе, но лишь на секунду. Чонгук не смог эту интонацию уловить, распознать и вообще заметить, потому что парень тут же продолжил: — Хорошо, если вы отцепитесь от меня, то я согласен на твой тупой бартер, — и, даже не взглянув ни на одного из парней, покинул помещение. — Какой замшелой пизды сейчас вообще было, придурок? — возмутился Юнги, как только Чонгук сел обратно за стол. — Он нормальный, — вязко и задумчиво произнёс Чон, подперев голову рукой. — Он псих, и ты, кажется, тоже; у вас тут это воздушно-капельным передаётся? — Мин ударил парня по плечу, чтобы привлечь его внимание, отогнать какие-то совершенно нелепые наваждения и выбить чёртовы объяснения. — Что ты спрашивал у него? — Сегодня ночью мы должны пробраться в кабинет Бан Сохён, секретарши. Там хранятся дела на всех больных, — ответил Чонгук, опуская взгляд и продолжая пить свой остывший чай. — Та негативная секретутка? — усмехнулся Юнги, заманчиво поджимая секундой ранее облизанные губы. — Откуда ты её знаешь? — Да так, виделись пару раз за пределами лечебницы. Тесная провинция, — заманчиво поиграл бровями Чон, хмыкая.***
Кабинет мистера Шин Джунга был наполнен противным светом. За окном послеобеденное время, солнце медленно опускалось к горизонту, большой горячий круг постепенно розовел. На светлых обоях играли предвечерние блики. В гробовой тишине лишь тиканье чёрных настенных часов, которые выглядели нелепо и слишком сильно выделялись, совершенно не сочетаясь со светлым кабинетом. Юнги сидел молча в кресле из бежевой кожи. Слишком сильно пахло крепким кофе и какими-то лекарствами. Настолько сильно, что у парня начала побаливать голова. Мин упорно смотрел на мистера Шина, своего лечащего врача. Это было похоже на немой разговор, они будто общались мысленно, но этого на самом деле не было. Юнги думал о своём, о том, какого вообще чёрта ему назначили беседы с психологом? Мистер Шин — мужчина средних лет, с проблесками седины в густых чёрных волосах и едва заметным шрамом на нижней губе. Юнги, кажется, изучил каждый миллиметр его лица. — Итак, Юнги-я, с чего ты хочешь начать? — первым подал голос мужчина, немного облокотившись на большое кожаное кресло чёрного цвета. — Положенный час почти прошёл. Давайте досидим эти пятнадцать минут в такой же тишине, — утомлённо ответил Мин и расслабленно откинул голову на спинку кресла. — Это наша первая беседа. Я хочу узнать тебя и… Помочь, — мягко произнёс доктор. — А кто сказал, что мне нужна помощь? — умиротворённо вскинул брови брюнет и усмехнулся. — Я тут для отдыха, а не для лечения. Это нужно вон тем психопатам, бродящим по коридорам, а не мне, — качнул Юнги головой в сторону большой белой двери. — Они такие же люди, как и ты, — всё тем же умиротворённым голосом говорил доктор, сплетая пальцы в замок. Он внимательно изучал язык тела Мина, не вызывая при этом подозрений. Этот мужчина был профессионалом в своём деле, поэтому Юнги одурачить его не мог. — Я не намерен проводить с вами эти беседы, мне не нужна по… — Эмоциональная боль. — Что? — Эмоциональная боль, — вновь мягко и снисходительно повторил врач. — Ты испытал большое количество эмоциональной боли. Её тебе мог причинить как друг, как родной человек, так и… Кто-то, кого ты любил, возможно, до сих пор любишь. Юнги замолчал, не пытаясь что-либо отрицать, ощутил гул в голове и учащённое сердцебиение. Тонкие губы сами собой задрожали и сомкнулись, взгляд опустился вниз, будто щёлкнули выключателем, и он резко погрузился в мысли. До Мина, наконец, дошло, что всё происходящее в этом месте за стены здания никогда не выйдет. Так почему бы не попробовать? — Я хочу тебе сказать, Юнги-я, что эмоциональная боль длится всего двенадцать минут. Дальше уже идёт самовнушение. Ты как бы убеждаешь себя, что тебе больно, но, на самом деле, можешь отпустить, можешь подавить. Я помогу тебе с этим в течение наших бесед, если ты… — Как Вы узнали? — перебил Юнги мужчину, приподняв взгляд, в этот момент напоминавший бездонный омут, в котором ничего нет, и если что-то выкрикнуть, то услышишь отдаляющееся эхо. — Я не первую неделю работаю и знаю людей, даже таких непростых, как ты, парень, — едва улыбнулся мистер Шин. Опять повисло минутное молчание, лишь раздражающее тиканье часов било по нервным окончаниям. Тик-так. Тик-так. Тик-так. — Я заметил, что за это весьма короткое время ты сдружился с одним из пациентов, — мужчина приподнялся, оторвав спину от стула, и взглядом пробежался по бумагам на столе. — Кто он для тебя? — Он мой друг, — решительно и быстро заявил Юнги. — Наверное… — Что же ты в нём ценишь? — Я не знаю, — слегка растерявшись, Мин почесал затылок. — Но вижу, что он понимающий, интересный и дружелюбный малый… — Юнги, ты знаком с ним меньше двух дней, — нарочито возмутился доктор. — И что? Не один вы знаете людей, — едва улыбнулся брюнет и сплёл длинные пальцы на животе. Мужчина ничего не ответил, а лишь снова задержал тишину на половину минуты, внимательно изучая лицо пациента. Он никак не мог понять этого парня, докопаться до его истинного облика. В одну секунду это лицо излучает напряжение, задумчивость, обнажённую эмоциональную боль, а в следующую оно уже искрится энтузиазмом, заливается нежной дымкой какой-то лукавой полуулыбки. Как разгадать этого парня? Тут нужно конкретно покопаться. — Хм, хорошо, ладно, — врач задумчиво потёр подбородок. — И что же ты мне скажешь о людях, которые тебя окружают? Сделай это коротко, и ты свободен. Юнги сосредоточился, по его выступающим венам на шее и руках можно было понять, что он напрягся, мысль за мыслью посещала его голову. Деньги? Общение? Смех? Радость? Грусть? Что? — Люди — это моя жизнь.***
Коридоры опустели, работники медленно начинали покидать свои посты, заканчивая смены и отправляясь по домам. Второй день пребывания Юнги в этом месте слишком быстро пролетал. Утро в палате. Обед. Разговоры с Чонгуком о Нью-Йорке. Ещё о чём-то там трепались. Сон-час. Ужин. Никаких неприятных сюрпризов, кажется, не случилось. За окнами небо медленно начинало наполняться сгустками сумерек. На лечебницу всепоглощающей волной начали опускаться тишина и покой, пациенты готовились ко сну и принимали общественный душ. Кто-то читал книгу в палате, кто-то рисовал в комнате отдыха, а кто-то уже лёг спать, но только не один дуэт. — Мне кажется, что ты тут самый больной из всех, — шептал Мин, присаживаясь на корточки рядом с Чоном. Парни уселись под окном кабинета русоволосой секретарши. — Тс-с, тихо. Ты отвлекаешь и берёшь ключи от архива. Они у неё в заднем кармане брюк должны быть. Она уходит — мы пробираемся внутрь. Всё легко и просто, как конфетку у ребёнка забрать, — на одном дыхании прошептал Чон, напряжённо проведя рукой по волосам и нервно оттягивая. — Ты всё понял? — А чего это я должен отвлекать? — возмутился Юнги. — Ты же её «давний знакомый», и ты вдруг решил поиграть с тем больным гермафродитом, который меня чуть не угробил. — Мы с Сохён-и виделись пару раз, эти встречи были громкими, — усмехнулся Чонгук. — Да ладно, ты что, в штаны уже наложил? — Ничего я не наложил, придурок. Просто… — Юнги понизил тон, когда понял, что говорит слишком громко. — Мало ли, она не сдержится и набросится на меня, — с каплей самоиронии и какого-то совершенно неуместного сарказма ответил Мин. Чонгук в ответ лишь цокнул и снова притаился. — Она взяла сумку, иди-иди, — толкнул он впопыхах Юнги. Старший шикнул на парня и торопливо приподнялся, отряхивая и поправляя белую футболку, которая именно на нём казалась какой-то брендовой вещью. — Ты что тут забыл? — резко нахмурилась девушка, поставив сумку обратно на стол. — Мы с тобой толком не познакомились вчера. Голос Юнги в одно мгновенье стал хриплым и вязким, как первые выделения только что кончившей школьницы. Он так делал, когда хотел добиться внимания от привлекательного объекта, это уже вошло в привычку. Парень облизал губы и неизмеримо нагло оглядел силуэт стройной красотки снизу вверх, оценивая. — Мне нужно идти. А пациентам в этом крыле находиться нельзя. Шёл бы ты отсюда, — сморщила нос русоволосая. — Я хотел зайти, пожелать спокойной ночи, — Юнги сделал медленный и непринуждённый шаг в сторону девушки. — Вчера мне показалось, что между нами что-то проскочило. Тебе нет? Та едва усмехнулась краем губ. Хороший минов слух уловил тихий крякающий смех Чонгука за окошком кабинета. Ему самому хотелось рассмеяться на всё здание, но даже самые хреновые актёрские способности не позволили этого. Юнги играл свою роль просто отвратительно, поэтому уже даже отчаялся. Но попытка не пытка. — Когда я увидел тебя, то уже спустя пару минут придумывал имена нашим детям, знаешь? — сладко улыбнулся Юнги, прикусив край губы и усмехнувшись, осмотрел кабинет. — Идиот… Он применил тяжелую артиллерию, резкое наступление и мгновенное взятие. Рассмеши её — и она твоя. Ловушка прямо перед носом крысы, которая учуяла аппетитный кусочек сыра. Лицо девушки за мгновение смягчилось, в глазах лишь на секунду мелькнула заинтересованность, но Юнги её заметил. Ухватил её. Сжал в кулак и спрятал в карман. — Я не сплю с пациентами, — пожала она плечами. Сохён отвернулась к столу, растерянно толкая бумаги в сумку, но совершенно не понимая, что это за документы. Тело бедной соблазнённой девушки вздрогнуло. Руки Юнги сзади коснулись её талии уверенно, но осторожно, ведь главное — это не спугнуть. Он улыбался, понимая, что эта рыбка попала прямиком в сети, хотя изначально выглядела довольно сообразительной. С губ русоволосой сорвался напряжённый рваный выдох, когда Юнги отодвинул аккуратно уложенные густые волосы на хрупкое плечо и коснулся губами шеи. Его крепкие руки секундами заблудились на теле с утончёнными формами. Он задержал ладони на талии и спустил на ягодицы, с наглостью сжимая их. Пальцами он почувствовал ключи в заднем кармане. Девушка откинула голову назад, на его плечо, и закрыла глаза, совершенно одурманенная этим красавчиком. — Ты ведь сделаешь исключение, правда? Я ведь не простой пациент, — Юнги приторно прошептал ей на ушко, плавно переместив одну руку на живот. Через секунду его ладонь уже была между ног. Тепло, даже горячо, но пока ещё не влажно. Юнги слегка надавил пальцами, почувствовав подушечками самое чувствительное место на теле этого прекрасного создания и заставляя русоволосую резко вдохнуть, раствориться и поддаться. За одну минуту. Прямо в его руках. — Это не в моей компетенции, — вновь вздыхая от приятного, кружащего голову чувства, ответила девушка. Нужно было действовать решительнее, потому что Юнги понял, что вот-вот она вырвется из его объятий. Уж какой-какой, а такой вид девушек он давно изучил, ещё лет в семнадцать. Она жалкая, у неё нет гордости, простыми словами: маленькая распутница, слишком скучно и не интересно. Мин бы к ней не прикоснулся, будь она хоть последней девушкой на Земле. Он провёл рукой по её спине, забираясь под белую блузку. Вновь опустив ладонь на ягодицы, Юнги одним ловким движением пальцев достал два связанных ключа и сунул себе в карман. — Нет, всё, прекрати. Хватит, — русоволосая дёрнулась, высвобождаясь из объятий Мина. — Покинь это помещение. Немедленно. Иначе после второй жалобы тебя отправят на чёртов электрический стул в закрытый блок. «Электрический стул?» Её дыхание было сбитым, но строгость и требовательность не покидали тон голоса. Юнги же лучше, не придётся придумывать какие-то отмазки, чтобы поскорее свалить отсюда. — Ну, хорошо, — безразлично пожал он плечами. — Если буду нужен, ты знаешь, в какой я палате. Лёгкое, но фальшивое подмигивание, шлепок по упругой заднице, возмущённый рык девушки и Юнги мерит шагами кабинет, покидая его и при этом крепко сжимая в кармане добытый ключ.***
— Невероятно. Просто не-ве-ро-ят-но, — глаза Чонгука то в удивлении расширялись, то с подозрением сужались. Темно. Санитар на посту рядом с кабинетом отлучился буквально на десять минут, потому что якобы «кто-то» взобрался на старый чердак лечебницы и громил там всё. После ухода Сохён Чонгук надоумил на это какого-то действительно ненормального парня. Бледный свет проникал в помещение лишь из коридора, через окно, что было размером с половину стены. Парни притаились в кабинете Сохён, минутой ранее обшаривая архивы, пробегая взглядом по каждой прикреплённой к папке фотографии, отыскивая бледное лицо. Это риск, но игра стоит свеч. И когда они, наконец, нашли дело на «этого», Чонгук первым взял в руки чёрную папку и принялся быстро читать. Он вчитывался, изображая тупую пантомиму удивления и не произнося ничего вслух. Пари можно было уверенно отменять, потому что в этом деле всё было написано чёрным по белому. Ничего не надо было больше выяснять, потому что вот оно — всё. Чертовски интересно. И чертовски неожиданно. Незнакомец, очевидно, даже не подозревал о том, что затеяли эти «двое придурков», которые в его глазах чрезмерно тупы. — Ну, что там? — тихо спросил Юнги, пытаясь скрыть в своём голосе ноты сквозившего любопытства. Он настороженно оглядел коридор, чуть приблизившись к стене со стеклянной перегородкой. Пока никого. — У него какое-то слишком заурядное имя: Пак Чимин. Тысяча девятьсот девяносто пятого года рождения, — вполголоса тараторил Чонгук, продолжая поспешно изучать личное дело и, видимо, полностью в него погружаясь. — Его ещё в младенчестве подкинули в детский дом вместе с братом-близнецом… Юнги вдруг заметил, что лицо младшего побелело, приобретая какой-то неестественный оттенок. Его губы сжались в узкую полоску, а во взгляде вспыхнуло неподдельное изумление. Брюнет будто остолбенел. — Он… — напряжённая пауза. — Они… — его голос совсем осип, словно в горле застрял комок из спутавшихся предположений и уже сложенных об этом парне стереотипов. — Они с братом пытались покончить свои жизни самоубийствами в две тысячи тринадцатом году. У брата получилось, а вот у него… — Не смешные у тебя шутки, — хмыкнул Мин, но, увидев, что чонгуково лицо не изменилось, замер. — Или… Ты серьёзно что ли? — от неожиданной новости вспыхнул Юнги, но тут же понизил громкость голоса до минимума. — Как так вообще произошло? — Я не знаю. Тут написано, что они насыпали в свои рты пороха и подожгли. Его откачали, а брата не удалось спасти. После этого с ним много беседовали и пытались выяснить, зачем они это сделали. Но он молчал около двух лет, всё ещё пребывая в детском доме, — Чонгук скользил взглядом по свежим, будто только что напечатанным буквам на чистом белом листе. — К шестнадцати годам он заговорил и под жёсткими допросами признался, что сам внушил своему брату сделать это. После психиатрического обследования у него обнаружили врождённую анальгезию. — Что? Врождённую? — неподдельно удивился Юнги, делая пару шагов в сторону брюнета, который, в свою очередь, поспешил продолжить: — Потом от других детей выяснилось, что… Он медленно вдохнул и замолчал. Юнги понятия не имел, по какой причине, поэтому поспешил окатить парня раздражённым, явно недовольным его молчанием взглядом. Мин уже не скрывал своего безмерного любопытства. Такая редкость, быть действительно настоящим и не скрывать истинных эмоций. — Он. И его брат… — Чонгук сморщился. — Они были в… Этих отношениях, — быстро произнёс брюнет, не удержавшись и в отвращении скривив губы. — В каких? — В таких, Юнги-хён, — выдохнул Чон, с силой захлопывая чёртову папку. — И потом, после выяснения всех этих обстоятельств, его отправили сюда в две тысячи шестнадцатом году. — Получается, что он здесь уже два года? — уточнил Юнги непонятно зачем, потому что и сам знал, что да. Два года. В этом дурдоме. С другой стороны, он ведь и правда псих. Больной. Теперь Юнги убедился в этом на все сто пятьдесят процентов. Он болен какой-то врождённой анальгезией. И что это ещё за зараза такая? На Земле люди тысячами умирают от птичьего гриппа, от СПИДа, в конце концов от голода, поэтому все эти болезни столь известны, о них знает каждый второй. А это что-то совершенно новое и такое неизведанное. Юнги впервые слышал о подобном. И болезнь ли это вообще? Разве не чувствовать боли и жить при этом вообще возможно? Каково это: ударяться об что-то и не чувствовать этого? Так ведь и убиться можно, ведь ты ничего не почувствуешь. Юнги даже на секунду не мог представить, что это такое — не чувствовать боли. Как это? Но факт оставался фактом: он больной. И где-то в груди Юнги разрастался ядовитый плющ, жалость и негодование брали верх. Пока Юнги один — он держит ответ только перед собой. Остаётся незыблемым и колким, намеренно избавляет себя от лишних эмоций, выстраивает границы дозволенного для себя и окружающих. Но теперь он думает только о том, заслужил ли этот парень всех тех слов, что Юнги ему наговорил? Он ведь душевнобольной, и вся злость вдруг испарилась, просто ненадолго исчезла, на её место пришло понимание и осознание вещей, о которых он никогда прежде не задумывался. Ему всегда мешали думать. Звонки. Интервью. Записи. Съёмки. Интриги. Слухи. Это всё превратилось в один большой круговорот. Снова и снова, из года в год. Но сегодня, в ночь с пятого на шестое сентября, он, наконец, понял, что просто не давал себе возможности думать.***
Парни медленно передвигались по длинному тёмному коридору. В головах каждого из них бурлили совершенно разные мысли. Чонгук думал только о том, как скоро Сохён обнаружит пропажу ключа и что, собственно, вообще будет, когда это произойдёт. В любом случае — они оставили ключ на столе. Будто бы так и было, будто там он лежать и должен. Юнги же, в свою очередь, задумчиво и пусто смотрел на углубляющийся коридор. Не мог избавиться от глухих мыслей в голове, которые бубнили что-то о том парне, отбирая у Мина последние крупицы спокойствия. Пак Чимин. И вопрос на повестке ночи: как теперь относиться к этому, казалось, мерзкому и прогнившему насквозь парню? Он ведь не виноват в том, что является таким человеком. — Ладно, спокойной ночи. Мне на второй, — вполголоса отпустил Чонгук, заставив Юнги вздрогнуть. Он слишком задумался, а брюнет слишком резко оборвал эти мысли. — Ага. До завтра, — ещё тише ответил Юнги, едва качнув головой. Младший мимолётно качнул в ответ и скрылся во мраке лестницы. Юнги, топчась на месте, отсчитал глухой шорох шагов по ступенькам, который с каждой секундой всё сильнее растворялся в пропитанном запахом лекарств и сухой штукатурки воздухе. Когда шаги и вовсе стихли, Мин едва слышно выдохнул. Он не хотел в палату. Там слишком тихо и слишком пусто. Юнги не хотел спать, потому что привык к бессонным ночам и спал по нескольку часов в сутки. Организм долго сопротивлялся, но вскоре сдался и свыкся с кошмарным образом жизни.TENDER — Fear of Falling Asleep
Юнги бесшумно семенил вглубь тёмного коридора, опустив руки в карманы белых ситцевых штанов. Он дышал ровно и расслабленно. Что это? Спокойствие. Мин впервые за долгое время испытывал нечто подобное. Шёл по тёмному коридору, глубоко и бесшумно дышал, никуда не торопился. Никому ничего от него не нужно. Никто ничего от него не требовал и не ждал. В одно мгновенье миновых ушей достиг посторонний звук. Второе дыхание. Ещё одно дыхание где-то поблизости. Он замер посередине коридора напротив одной из белых дверей. Медленно поворачивая голову, Юнги слышал шумные и отчётливые вздохи. Дверь одной из палат была чуть приоткрыта, из широкой щели сочилось громкое дыхание. Влажное, чем-то напоминающее красное полусладкое вино. Терпкий вздох. Ещё один. Такой дрожащий. Юнги в очередной раз бесшумно выдохнул и сделал шаг к двери. Ещё один шаг. Юнги стоял, будто врастая обувью в пол, и замер всем телом. Неуверенно потоптался с ноги на ногу и в последнее мгновенье решился на ещё один отчаянный шаг. Он, даже не подумав, осторожно подплыл ближе, незаметно заглядывая в приоткрытую из-за сквозняка дверь. Блять. Юнги резко отпрыгнул от чёртовой двери и прислонился спиной к белой оштукатуренной стене, больно ударившись затылком. Промелькнувшая перед глазами картина острыми железными стрелами проткнула сознание. Брюнет, раскинувшись на белой простыне, прогибался, запустив ладонь в боксеры, и ёрзал в некрытом возбуждении. Никаких вещей на нём больше не было. Больше деталей Юнги не заметил, а точнее, не успел. Но того, что он увидел — хватило для того, чтобы громко сухо сглотнуть и сбито задышать. Юнги поднёс широкую ладонь ко лбу и зарылся пальцами в волосах, тем самым непроизвольно зачёсывая назад. Ещё раз. Он хочет посмотреть ещё раз. Ещё разок. Одним глазом. Юнги осознавал, что нужно уносить ноги, его могут услышать. Тогда он точно утонет в своём стыде, если его кто-то застанет за подглядыванием. Он понимает, что ему нужно бежать отсюда и даже не сметь думать об этой руке между этими ногами. Один раз. Мин задержал дыхание и на секунду откинул все мысли из головы. Вытолкнул их, вытеснил на несколько секунд. На те несколько секунд, которые позволил себе смотреть на это. На то, как обнажённый ненормальный псих, который, к слову, менее противным ему не стал, самостоятельно себя ублажает. Сейчас он просто смотрел и не мог разобраться: нравится ему или же он чувствует себя более ущербным и безмозглым оттого, что подглядывает за чьей-то дрочкой. Стыдно признать, но эта картина, бесспорно, очень красива. Окно, в отличие от палаты Юнги, выходило на какой-то дворик. Бледный слабый оттенок неоновой луны пронизывал призму окна и волнами скользил по простыне узкой кровати, по бледному твёрдому телу. По гладкой коже, по рельефному животу. По тазовым косточкам приподнимающихся шикарных бёдер. Набухшие ореолы тёмных сосков будто слегка вибрировали от возбуждения. Грудь чуть блестела от пота, чёрные мокрые волосы, разбросанные по белой подушке, чуть завились от влаги. Лицо его было сковано истомой наслаждения. Он будто спал и видел мокрый сон, прокручивал что-то развратное в своих мыслях. Густые ровные брови сдвинуты, на лбу поблескивала испарина. Он разомкнул иссохшие губы, но не дышал. Юнги вновь напряжённо сглотнул, разглядывая и считая движения чужой руки. Раз. Он прикусывает губу и откидывает голову назад, зарывая затылок в подушке, а вспотевшее лицо — в густых чёрных волосах. Два. Его бёдра всё с большей силой и энтузиазмом вздымаются, толкаясь в ладонь. Влажно и надрывно. Ему мало. Он хочет глубже, и Юнги это видит. Три. Живот начинает быстро вздыматься, мышцы напрягаются. Дыхание набирает животные обороты. Ноги, согнутые в коленях, трясутся. Юнги сам не заметил, как его грудь начала вздыматься от сбившегося дыхания. В пах внезапно прилило слишком много крови (ну надо же). Когда парень вот-вот должен был взорваться от подступившего фееричного оргазма, Мин сделал шаг назад и зажмурился, не переставая стелить себя отборным матом. Какого чёрта он вообще делает? Сегодня он нарушил сотню разных правил, это сложно, и об этом не всегда хочется помнить. Завтра ему, возможно, станет стыдно за это помутнение, и он пожалеет, что заглянул в приоткрытую дверь. Но это завтра. Рассветёт. Наступит новый день, и он сделает вид, что ничего не видел и главное — не ощутил. Через пару секунд Мину кажется, что он окончательно съехал с катушек за эти пару дней. Он резко повернулся и сломя голову помчался к себе, в нервном припадке стукнув ладонью по своей щеке. Юнги заставил себя не смотреть на номер чёртовой палаты, чтобы ни за что больше сюда не вернуться.