***
Так сильно пахло переживаниями. Мин ощущал, как через нос вместе с запахом в его сознание просачиваются чужие проблемы. Он будто внутри своей головы чувствовал каждое сказанное в этой комнате слово. Кабинет врача словно наполнен негативом, что едва вяжется с кислородом. Негатив слегка разбавляется тишиной и превращается в сильные эмоциональные переживания. — Юнги, ты меня вообще слушаешь? — чуть громче произнёс мистер Шин, уставившись на парня, который непрерывно смотрел в одну точку. Куда-то в угол окна. Кажется, он превращался в одного из сумасшедших со всеми этими мыслями. — А-а, да-да, — очнулся Юнги, пытаясь остановить рукой поезд мыслей, который непрерывно и стремительно летел прямо на него. — О чём Вы говорили? — Я говорил о том, что сегодня ты выглядишь как-то иначе, — заверил мужчина, задумчиво разглядывая миново лицо и потирая подбородок. — И как же я выгляжу? — сощурился Юнги, решая сыграть с доктором в «угадай мысль». — Озадаченным, чего-то жаждущим или чем-то обеспокоенным, — заключил врач, подтвердив всё кивком. — Что бы ты выбрал из всего вышеперечисленного? — Озадаченность. Я бы, наверное, выбрал озадаченность, — опустил Юнги глаза, шумно выдыхая и подтверждая догадки мистера Шина о том, что его и правда что-то беспокоит. — Поделишься со мной? — осторожно поинтересовался доктор, сплетая свои пальцы в замок и внимательно глядя на брюнета. — Ничего конкретного я сказать Вам не могу, потому что сам себя ещё не понял, — поджал Юнги губы. — Скажу лишь то, что меня заинтересовал один человек… — лёгкая пауза. — Точнее, один парень. — А он, по-твоему, не человек? — едва усмехнулся врач, внимательно глядя на своего пациента. — Нет, я не об этом, — покачал Мин головой. — Я просто не могу понять, почему задыхаюсь, когда смотрю на него или нахожусь рядом. Хочется себе все нервные окончания залить бетоном, чтобы не дрожать, когда он просто смотрит на меня, — Юнги закончил говорить, но сам не до конца верил, что произнёс своё признание вслух. Мистер Шин удивлённо приподнял брови, слегка наклонившись и начав что-то быстро записывать в тетрадь. — Этот парень — один из наших пациентов? — поинтересовался мужчина, а Юнги вдруг вспомнил о Сохён; наверное, именно поэтому доктор задавал именно такой вопрос. — Да. — Тогда ты должен перестать, — заверил врач. — Что перестать? — не понял Юнги. — Перестать с ним контактировать, Юнги, — резко ответил мистер Шин, отчего Юнги немного удивился, потому что ни разу не видел своего лечащего врача таким взволнованным и серьёзным. — Но почему? Я ведь… — Юнги, — оборвал мужчина. — Психически больные — это люди, у которых в связи с расстройствами деятельности головного мозга нарушается восприятие и осознание окружающих их явлений, изменяется поведение вплоть до неосознанных срывов и приступов. Ты ведь понимаешь, о чём я говорю? Мин вздохнул и отвёл взгляд, задумавшись об этих словах. А что, если на секунду предположить, что врач прав? Вдруг Чимин в любой момент может наброситься и расцарапать к чёртовой матери чьё-нибудь лицо? Даже не чьё-нибудь, а своё собственное или миново. «Нет», — оборвал себя Юнги. Чимин вряд ли на такое способен. Он ведь не психически больной, а болен совершенно другим, какой-то врождённой анальгезией, о которой Мин мало что знал. Но… Как спросить об этом доктора? С какой стороны подойти к этому вопросу? А стоит ли вообще? Он ведь сразу поймёт, кто именно так заинтересовал Юнги. — Так, ладно, вот, — мужчина, увидев озадаченность на лице Юнги, достал из нижнего шкафчика какую-то брошюрку, положив её на стол и пальцами пододвигая к парню. — Почитай это и постарайся понять, о чём я тебя предупреждаю. Юнги оторвал спину от кресла и с интересом взял сине-голубую бумажку в руки. Он успел прочитать лишь заголовок, пока мистер Шин снова не заговорил.Социальная опасность больного с психическим расстройством и…
— Но, знаешь, Юнги… Ты не психически больной, так что поступай, как считаешь нужным для себя. Зачинщиком своих действий и поступков всегда является сам человек.***
Делай то, что считаешь нужным. Слова мистера Шина весь грёбанный день крутились в голове. Юнги бродил между деревьями парка уже около часа, будто пытаясь в них потеряться. На улице было свежо и тихо, предельно спокойно и безоблачно. Ни одного облака на потемневшем небе. Мин даже и не заметил, как стемнело. Он думал обо всём подряд. О Чонгуке с Тэхёном. Он так сильно был рад за Чонгука, хоть и до сих пор злился на него за язык без костей. Но его единственный в этом месте друг искрился счастьем, и сказать, что Юнги рад за него — ничего не сказать. Мин думал о том, хочет ли просить прощения у Чимина. Стоит ли? Может, лучше прислушаться к словам мистера Шина и просто разорвать всё общение с ним? Предотвратить все способы встретиться и поговорить? Перестать искать его взглядом в столовой. Перестать смотреть, думать и писать о нём. Может, нужно было просто забыть о том, как сокращаются разноцветные радужки этих глаз? Может, когда Юнги увидит его, то ему стоит просто сглотнуть и отвернуться? Может, нужно просто подавить в себе это огромное желание взглянуть ему в глаза? Может, нужно было просто стиснуть зубы, чтобы это прекратилось? Может… Поздно. Юнги замер, глядя на парня, сидящего на лавочке под слегка пожелтевшим массивным дубом. Чимин, видимо, ещё не заметил Юнги, потому что его лицо было расслабленно. Он осторожно провёл по волосам, зарывая короткие пальцы в черноте, откидывая их назад, и тихо вздохнул. Так, что у Юнги аж колени начали отниматься. Мин кашлянул и вздрогнул, когда Чимин резко повернулся, видимо, испугавшись постороннего звука. Разглядев в лёгкой ночной темноте Юнги, парень похолодел, словно его лицо застыло от резкой смены температуры. Мин оглядел его: ничего не изменилось, всё точно так же, как утром… Только теперь он казался ещё более недосягаемым, ещё более далёким. Он казался Юнги нереальным, ненастоящим. Словно какой-то бродячий художник нарисовал его, а потом забросил рисунок, забыв дорисовать жизнерадостность и счастье. — Почему ты здесь? — тихо спросил Юнги, медленно приближаясь к другому концу лавочки. Через секунду он понял, что произнёс самую тупую вещь из всех тупых вещей, которую только мог произнести. — Ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос, — ответил брюнет, даже не взглянув на него. И Юнги от этого было плохо, ему было мало чиминова взгляда. — Я хотел попросить прощения, — сдался Мин, потому что больше не мог удерживать эти слова в себе. Он больше не мог, потому что они скребли длинными когтями по его рёбрам изнутри. А чёрная жидкость, называемая совестью, вытекала из порезов широкими ручьями, топила все его внутренности. — Не нужно, — покачал Чимин головой и украдкой взглянул на Юнги, едва поджав губы.TENDER — Silence
В его глазах была смесь какой-то неведомой печали и решимости. Юнги спрашивал себя, видит ли он через его глаза, как через окна, эту темноту, эти тупые слова, которые нужно было заточить ещё пару лет назад. Видит ли Чимин того человека, который потерялся внутри себя и совсем не знает, чего хочет от этой никчёмной жизни? Мин громко выдохнул и присел рядом с парнем. Подул лёгкий ветерок, обволакивая его лицо. Юнги вдруг подумал о том, какие были бы ощущения, если бы до его щёк дотронулся Чимин. Что бы он ощутил, если бы Пак осторожно погладил своими холодными ладонями его щёки? Мин смотрит на чиминовы расслабленные между коленями руки. Снова думает о том, что сошёл с ума. Поднимает глаза и смотрит на чиминов профиль. В его глазах слегка отражаются блики полной луны, Чимин глядит на небо, слегка запрокинув назад голову. Чёрные прядки волос чуть шевелятся. Мин чувствует, как порывы ветра гонят мурашки по его рукам и шее. А из-за ветра ли это? Чёрт, он такой красивый. Он чертовски красив, и Юнги не может отделаться от той мысли ещё несколько долгих секунд. Поднимает голову, чтобы не закружиться в темноте и не сделать то, чего боится больше всего на данный момент. Уподобившись брюнету, он смотрит на небо и понимает, что это полотно, усыпанное тысячами, миллиардами туманных светящихся точек, не сравнится с красотой чиминова лица. С красотой его глаз. Юнги замечает каждый чиминов недостаток, каждую неровность на его лице, даже мятые складки на рубашке не остались им незамеченными. Несмотря на всё это, симпатия Юнги вместо того, чтобы угасать, разрастается с каждым днём всё сильнее и сильнее. Это так чертовски пугало и радовало одновременно. Радовало, так как это влечение делало его довольным из-за всякого рода пустяков, даже оттого, что их взгляды встретились, у Юнги тряслись пальцы. Пугало же потому, что Юнги не мог быть уверенным в себе, в том, что его недостатки вызовут у Чимина ответное чувство, а не обратную реакцию, отвращение и впоследствии нежелание продолжать всякое общение. Юнги слишком боится последствий, но уже поздно, так как процесс пошёл, и никто не в силах его остановить. Облик Чимина был так безупречен и лёгок, так нежен и сладок, так холоден и прекрасен, что, казалось, земля уходит из-под миновых ног. Юнги даже не заметил, как снова повернулся и начал разглядывать его профиль с ещё большим энтузиазмом. Как кончики пальцев, которые покалывало, вовсе занемели. Как ноги становятся ватными, учащается дыхание, словно вот-вот его настигнет приступ паники. — Сегодня безоблачно и так много звёзд. Они такие недосягаемые и яркие, словно каждая из них — сияющий разноцветными огнями город на небе, — мягким голосом говорил Чимин, не переставая глядеть на небо. Юнги понял, что пропал. Он понял, что проваливается в бездну, когда придвинулся ближе. Он понял, что безостановочно тонет в запахе его волос, когда осторожно коснулся двумя пальцами гладкого подбородка и повернул к себе его лицо. Он понял, что собственная кожа покрывается ярко-голубыми языками пламени, когда взглянул в чиминовы глаза и увидел, что зрачки расширились, почти полностью вытесняя радужки. Он понял, что погряз в своих желаниях, словно в зыбучих песках, когда потянулся и накрыл чиминовы онемевшие губы своими. Юнги почувствовал, как сердце закаменело, оторвалось от сосудов и грохнулось куда-то в пятки, звонко прокатившись по рёбрам, словно по стиральной доске. Мин двинул губами раз. И ещё раз. Чимин застыл, не делая ровным счётом ничего. Он не отталкивал Юнги, но и не отвечал. Он просто прикрыл глаза и замер, будто ужаленный змеёй с парализующим ядом в клыках. И Юнги не мог ничего сделать ни с собой, ни с окружающей его действительностью. Он просто вновь двинул губами, продолжая удерживать пальцами подбородок Чимина. В его голове вдруг завопили здравый смысл и осознание происходящего. Они завопили настолько сильно, что Мин не заметил, как Чимин ответил ему. Он настолько не мог поверить в то, что делает, что даже не заметил, как чиминовы губы двинулись в ответ. Как холодные ладони коснулись его пылающих щёк. Как на кончике языка проскочил привкус ирисок, а чиминовы губы будто превратились в сладкий, тягучий, тёплый мёд. Юнги целовал его, а Чимин отвечал ему. Мир был таким чертовски правильным в этот момент. Всё вокруг Юнги рушилось с оглушительным треском, и даже апокалипсис бы сейчас не прервал то, что происходило под старым трухлявым дубом у озера. Сердце Юнги замерло ровно в тот момент, когда ладонь Чимина двинулась вверх по его щеке. Когда короткие бледные пальцы на четверть погрязли в его волосах на виске. Когда Чимин шумно выдохнул через нос. Потом слегка отпрянул, чтобы набрать воздуха в лёгкие, следом снова возвращаясь к губам. Приоритеты, Юнги, приоритеты. И в этот миг перехода от желаний к действиям Мин ощущает то, чего никогда не чувствовал раньше: близость. И не просто в физическом смысле. Духовную связь, для которой неважно, что на самом деле они встретились совсем недавно, что он считал Чимина психом и его тошнило только при одной мысли о соприкосновении с его холодной кожей. Трудно признаться, но Юнги, целуя его, испытывал чувство принадлежности друг другу, несущее с собой немой восторг и огромное успокоение. Чиминовы губы имели медовый привкус. Юнги целовал и чувствовал, как мёд горячими потоками расползается по его венам. И этот поцелуй. Поцелуй, пробуждающий что-то спрятанное, скрытое, совершенно потаённое, то, что было под запретом воспитания, собственных тупых убеждений и даже морали, привитой самим собой. Поцелуй осторожный, бережный и аккуратный, но глубокий, отнимающий последние остатки разума, всепоглощающий и сводящий Юнги с ума. Поцелуй, так стремительно меняющий его, и всё вокруг него, и внутри него. Юнги тонул в этом поцелуе. Сладковатый вкус губ Чимина ставил завершающую точку в гамме чувств, которую могли испытывать его тело и разум. Юнги не очень любил поцелуи, но это всё было раньше, будто совершенно в другой жизни, в другом мире. Сейчас всё, что существовало для него — это худое тело, что прижималось к нему, и нежные губы, которые двигались вместе с его. Сколько прошло времени? Он не знает. Он потерялся. Он заблудился. Он не хочет спасаться. — Постой, — зашептал Чимин ему в губы, отпрянув. Юнги понял, что задыхается. — Нельзя. Нам нельзя этого… — Чимин, — тихо прошептал Юнги, невольно вздрогнув от того, как впервые произнёс это имя вслух. — Позволь мне. Пожалуйста, — если бы его голос и взгляд имели цвета, то это был бы тёмно-синий, словно волны разбушевавшегося океана. — Позволь… — Нет, — Чимин уцепился крепкой хваткой за его запястья и отбросил их от своего лица. — Я не могу, прости. Не надо было… Чёрт. Парень, даже не взглянув Юнги в глаза, подскочил на ноги и рванул прочь. Кажется, он бежал от каких-то предрассудков, которые огромными ширмами перегораживали весь чёртов здравый смысл, которого нет. Смысла нет. Юнги изнеможённо выдохнул, откинувшись на спинку лавочки и широко распахнув глаза. Он совершенно не мог принять то, что только что произошло. В какое-то мгновенье Мин был готов встать и сигануть прямо в озеро, чтобы утопиться к чёртовой матери. Ему жарко, губы печёт, ладони горят и слегка трясутся. Нужно было отвлечься, привести себя в чувства. Хотелось, чтобы кто-нибудь пощёлкал пальцами перед его лицом. Юнги посмотрел по сторонам, потом взглянул на свои руки, на колени. Вспомнил о буклете, который ему вручил доктор. Судорожно достал бумажку из кармана и, ещё раз глубоко вздохнув, чтобы восстановить дыхание, читал, пытаясь вникать в слова хоть частично. Социальная опасность больного с психическим расстройством может быть обусловлена: • импульсивными поступками; • расстройством сознания и сценоподобными галлюцинациями; • императивными галлюцинациями; • стремлением к самоубийству; • отказом от приёма пищи; • отсутствием чувства опасности. Юнги мысленно галочками отмечал пункты, которые проглядывались в поведении Чимина. «Нередко опасность больного бывает обусловлена расстройством сознания и сценоподобными галлюцинациями. В этом случае пациент сам не понимает последствия своих поступков.» В голове Юнги вдруг всплыло воспоминание, когда Чимин назвал его другим именем и попытался поцеловать. Мин напрягся и нахмурился, продолжая читать дальше. «Больной может выйти в окно, считая, что это дверь, напасть на санитара, считая, что это демон. Такой больной не понимает смысла медицинских процедур, поэтому он может встать с постели в то время, когда ему проводится капельное внутривенное вливание, отсоединить электроды приборов, через которые осуществляется контроль работы сердца и др.» «Агрессивность больного может быть следствием бредовой убеждённости в том, что окружающие являются его врагами. Особенно опасна ситуация «преследуемый— преследователь», когда больной по понятным только одному ему причинам выбирает среди окружающих человека, который якобы является его преследователем и начинает следить за ним.» Юнги вспомнил о том странном ощущении, что он испытывал в первые дни. За ним будто кто-то наблюдал. «Иногда пациент отрицает наличие каких-либо недобрых чувств к окружающим, однако ведет себя опасно, объясняя своё поведение воображаемым воздействием на его психику: Это не я вас ударил, это они моими руками управляли.» «Управляли моими руками…» Юнги невольно застыл от оглушающей мысли о том, что, возможно, Чимин действительно болен не только анальгезией, потому что в его мыслях галочками были отмечены все пункты.