Картина масляными красками

Грозился пойти дождь. Лён вылила содержимое плошки под куст малины и начала собирать промытые кисти. Сложив их в холщовый мешочек, девушка отнесла его в дом, а потом вернулась за баночками с красками. Карминовый, бирюзовый, охра, изумрудный, белила — каких только красок у неё не было! Лён очень долго корпела над тем, чтобы добиться нужных цветов, потратив не так много пигментов, как это было, к примеру, года полтора назад. Холст Лён занесла в дом тогда, когда на нос уже капнула одна из первых холодных капель. Портрет ещё был «свежим», и девушка заторопилась, чтобы новые не попали на ещё не высохшую краску. Была надежда, что заказчик заплатит за картину чуть больше, чем было обговорено — глаза у его жены вышли до боли пронзительны, словно вместо простого пигмента из вайда или индиго в масло добавили измельчённые эреборские сапфиры или лазурит. Золотистые кудри полыхали солнечными лучами, а рукава изумрудного платья будто сделаны из настоящего бархата, который обрезали по форме силуэта и приклеили к холсту. Лён была довольна своей работой, за которую богачи платили приличные деньги. Впрочем, и простой люд иногда был готов расстаться с несколькими лишними монетками в угоду похвалы таланта молодого живописца. Грозился пойти дождь, и Лён стояла под навесом в дверном проёме, глядя на Дейл сверху вниз — их с Лиз домик находился на возвышенности, ближе к лесу и дальше от города. Дальше находилось озеро Долгое, которое, судя по слухам, вылезло из берегов после того, как в него упало тело дракона. Лён до сих пор вспоминает, в какое смутное время они попали, в каком странном месте оказались — волшебное средневековье, гномы и эльфы, драконы и орки с гоблинами, магия и войны… Хорошо, что самое страшное, с чем двум молодым сёстрам приходилось и приходится сталкиваться до сих пор — это с немного скуповатыми гномами и с повышающейся инфляцией на рынке в городе. Ходили слухи, рассказывались байки о том, что всё началось всё с того, что в мирные края пожаловал дракон, Смауг, который развёл такой «костёр», что плакал всякий, кто об этом слышал, а что говорить про то, кто по его милости остался без дома… Потом прошёл десяток-другой лет, и небольшая компания гномов вместе с волшебником и каким-то низкоросликом, во главе которой стоял наследный гномий кронпринц Торин Дубощит. Про их скитания в местных тавернах пели песни и рассказывали истории на грани с небылицами, но то, что знали наверняка жители нынешнего Дейла — именно гномы и разбудили дракона от спячки. Тогда Лён, которую некогда звали Алёной и которой пришлось назваться кратким прозвищем, и Лиз, которая была Лизонькой для мамы и Лизаветой для гордого отца, и появились в окрестностях. Грех было говорить, что сейчас стало тяжелее, когда девочки только благодаря удаче смогли выжить изначально и пережить несколько зим — Лён хорошо понимала, что легче не было ни тогда, ни сейчас. И Лиз до сих пор не вернулась из Дейла. Лён не считала, что за сестру стоит беспокоиться так уж сильно — Лиз бойче, живее, энергичнее, и уже спустя год нахождения в чужом краю она чувствовала себя как на месте и почти перестала печалиться о том, что не видит мать с отцом, не ходит на тренировки по гимнастике и не живёт так, как прежде в принципе. Однако, Лиз иногда всё же нервничала, и сейчас это можно было увидеть в том, как она шла под моросящим дождиком, ведя под уздой своего коня — в седле кто-то был. — Лён, помоги! — звонко крикнула младшая сестра, увидев Лён на пороге дома. Девушка нахмурилась и пошла навстречу Лиз, пытаясь разглядеть ездока. В седле, лёжа вдоль холки Иго (так звали тёмно-серого молодого коня) и уткнувшись носом в густую гриву, находился низкий мужчина. Судя по одежде — это гном, причём знатного происхождения, но понять это вышло только при внимательном взгляде на узоры и орнаменты одежды, наполовину грязной и наполовину порванной. Волосы лохматые, в некоторых косицах застряли куски грязи, листьев и веточек, а с одной вообще слетела бусина, и та прядь волос расплелась. Самое страшное, что было — гном был без сознания, а не просто устал до того, что заснул. — Кто это, Лиз? Что случилось? — Лиз подвела Иго поближе к двери в дом, а Лён распахнула дверь пошире. — Давай, помоги мне его перетащить!.. Гном застонал от боли, но так и не очнулся. Лён ухватила того за торс под руки, а Лиз подхватила ноги, пачкая руки о сапоги. Они будто тащили в погреб мешок с картошкой, который в одиночку было едва ли возможно донести хотя бы до лестницы — и кто вообще говорил, что гномы, даже если и мужчины, весят меньше людей или эльфов?.. Домик, в котором жили Лён и Лиз, не отличался просторными комнатами, кучей домашней утвари или богатым и помпезным декором. Девушкам не нужно было много горшков и сундуков — в одном простом большом ящике с откидной крышкой лежала одежда (ещё и та, что была на них в тот злополучный вечер и не истрепалась больше возможного); несколько книжек, одна из которых — сборник людских сказок, вторая — гномьи легенды, а остальные — альбомы для зарисовок и записные книжки, недлинным рядком теснились на одной полке; возле небольшого камина, над огнём которого всегда висел котелок с готовящейся едой, стоит два деревянных табурета и небольшой столик, за которым сёстры ели, попутно греясь после трудового дня или после промозглой ночи; на бревенчатых стенах висели красивые куски ткани и несколько картин, которые нарисовала некоторое время назад Лён в качестве «пробы пера». Почти у самой двери на улицу стояла сбоку стремянка с хлипкими деревяшками. Если по ней подняться, то можно было попасть на чердак, чердаком, впрочем, бывший только по названию — на деле это был спальный этаж. Если Лён рисовала не на улице, то рисовала здесь — на неуклюжую руку сколоченный мольберт стоял у самого оконного проёма так, чтобы в дневное время солнечный свет падал через грязное потрескавшееся стекло на рабочую зону. На полу возле деревянной конструкции разложено несколько банок с краской и плошка с водой. Лиз, конечно, ругалась, что Лён почти никогда не убирает за собой краски, о которые так или иначе обе спотыкаются в спешке или от неуклюжести, но банки от этого никуда не делись — старшая сестра всегда держала свой инструментарий под рукой. Чуть поодаль, возле каминной трубы лежали матрасы, одеяла и подушки — на кровати всё никак не хватало денег, дейловские плотники всё никак не соглашались сбросить хотя бы пару монет. Жаль, что не было хотя бы одной кровати, но зато Лён, усадив бедного гнома на стул, без проблем стащила с чердака подушку и матрас — одеяло она решила принести позже. В это время Лиз искала чистую тряпку и грела над огнём небольшую кастрюльку с водой. За окном на небе сгущались тучи, стало совсем темно, а где-то вдалеке загрохотал гром. Когда Лён и Лиз стянули мокрую одежду с тела незнакомца, оставив только рубашку да штаны с портками, сёстры уложили гнома на матрас. Младшая сестра всучила старшей тряпку, а сама понеслась на улицу: «Я уведу Иго в сарай и принесу листьев!» Лён же осталась наедине с гномом. У того с собой не было ничего, да и без куртки видеть его было странно — весна только передавала свои права лету, было ещё прохладно. В свете огня и пары свечек было видно порезанное лицо: кожу рассекло поперёк челюсти, вдоль скулы и над бровью — кровь текла в глаз, быстро высыхая на густых, будто бы юношеских, ресницах. У этого мужчины явно были какие-то проблемы до того, как его вырубило — И что мне с Вами делать, господин гном? — пробормотала под нос Лён, уперев руки в боки. Простояла она так всего пару секунд, после чего начала стягивать с его рук варежки-митенки, попутно заметив зачерниленные пальцы. Руки у него не как у кузнеца или мастера-плотника — если соединить это и чуть чёрные ногти, то выходит, что он возится с летописями… Лиз вернулась с улицы — судя по тому, как она вымокла, дождь разошёлся не на шутку, и на улице теперь царствовала если не буря, то самый настоящий ливень. Светлые, чуть рыжеватые волосы намокли и прилипли к плащу, складки которого стали тяжёлыми от дождевой воды. Лицо, усыпанное веснушками, блестело не меньше, чем светлые глаза небесного цвета, большие и с пушистыми ресницами — не то сами по себе, не то от капель дождя, застрявших между ресничками подобно росе в траве утром. Девушка протянула руку с ацеласом Лён, а другой начала стягивать с себя плащ, под которым были тёмно-зелёная рубашка, кожаный дублет без рукавов, мужские штаны, перекинутая через плечо сумка и сапоги с длинным голенищем. Плащ был тонким, и только чудо спасло Лиз от судьбы промокнуть до нитки. Трава, которую принесла младшая девушка, какое-то время назад считалась в Дейле кормом для скота, но после той кровопролитной битвы под Эребором кто-то додумался делать из неё припарки. Не сказать, что это что-то совершенно новое, судя по тому, что говорил старый аптекарь, но теперь королевский лист был в ходу не только как «приправа» к сену для поросят. Сейчас же она могла сослужить добрую службу при обработке ран незнакомца. — Просто объясни мне, как ты вообще додумалась притащить сюда гнома? Причём избитого и ограбленного, — вздохнула Лён, пока она обрабатывала порезы на лице, к которым добавился ещё и фингал под левым глазом. Можно ли было говорить, сломан ли нос, если учесть, что у всех гномов как ни крути носы похожи на картофельные клубни? — Я возвращалась от Мэйза, ну, по дороге от южного выхода, скачу — а поперёк дороги что-то лежит. Сначала подумала, что мешок с чьего-то обоза, а тут — сюрприз, — заговорила Лиз, устало потирая глаза. Всё это время голубые глаза смотрели на внезапного «гостя», но потом девушка подняла взгляд на лицо старшей сестры. Совсем молодая (Лиз всего 16 лет), а уже смотрит как взрослая — Лён это заметила ещё давно, но вновь ощутила на себе, когда поняла — сестра пытается найти понимание у неё как у старшей. — Я не могла оставить его там. «Лиза добрая, но немного доверчива к тем, кто вызывает у неё жалость», — вот что замечала про себя Лён, и теперь та не могла понять, не окажется ли это проблемой для них в будущем. Время покажет, думалось ей, пока пальцы со следами не отмывшейся краски, держа тряпку с тёплой водой, едва касались кожи лица гнома. — Можешь пока сготовить суп? Я пока доработаю с нашим гостем и проверю, не сломали ли ему что-нибудь… Ливень заливал всё вокруг, грохотал гром, а молнии иногда сверкали вспышками где-то над горой. Лён бросила за весь вечер всего два-три взгляда на окно, но всё же была больше занята другим. Здесь безопасно, здесь — дом.