Море

— Не могу поверить, — произнесла Хюррем, выслушав просьбу девушки — На кого же я теперь Мехмеда оставлю после такого? — Госпожа, простите меня, — произнесла Дениз, чуть ли не плача — Я думала, что буду жить спокойно при вашем сыне, но при ком бы я не состояла, нет мира. Я хочу вернуться в столицу. На деньги, что есть у меня, смогу купить домик и заняться чем-нибудь… Возможно, наймусь нянькой куда-то. Куда-угодно, но подальше от этого всего дела. — Пусть ты и свободная девушка, но я тебя не отпускаю, — со сталью в голосе произнесла хасеки, схватив девушку за плечи. — А где моё место, госпожа? — почти выкрикнула тайная супруга шехзаде — Подле кого мне быть? В столице вам помогают Афифе-хатун и Фахрие-калфа, в санджаках у сыновей ваших верные вам люди. Где мне быть? — У тебя невероятная способность спасать моих детей, калфа, — они продолжили прогулку в парке Манисы — Но я получила записку о том, что виновата в произошедшем Махидевран. — Прежде, чем вы примете решение о моей дальнейшей судьбе, считаю должным сказать вам, что ваш сын и мой друг Баязид в большой опасности, — едва увидев испуганный взгляд рыжеволосой султанши, Дениз поспешила рассказать о том, зачем на самом деле ездила Хуриджихан в Кютахью, чего хотела и чего никогда теперь не получит, опуская лишь исход своей поездки — Я не могла бросить друга в беде и стремилась помочь, но госпожа, пусть и выслушала меня, но вряд ли прислушается. — Я думала, что Хуриджихан просто недалёкая мечтательница, но она оказалась ещё крайней дурой, — казалось, что от этой ярости даже волосы Хюррем стали ещё более рыжими, чем всегда — Придётся поговорить с Фатьмой Султан по поводу её племянницы, — госпожа задумалась, а потом, подумав, сказала — Я могу отпустить тебя в столицу, но как только ты мне понадобишься, то немедленно выполнишь приказ. — Благодарю вас, госпожа, — Дениз в уважении поклонилась и в благодарность поцеловала руку госпоже. — Ты получишь от меня лично содержание, достойное твоих благих дел, моя девочка, — Хасеки погладила девушку по волосам, мысленно благословляя её на будущее. Вечером… — Значит, после всего, что мы пережили вместе, ты хочешь прогнать меня? — спросил Искандер во время ужина с Дениз, которому кусок в горло совершенное не лез — Меня в Конью? К шехзаде Селиму? — За этим шехзаде нужен присмотр, друг мой. Там нужны люди, что смогут держать его в узде. Стань этим человеком, прошу. Шехзаде Селима нужно контролировать, но я этого не смогу сделать, — сказала девушка, отпивая из бокала немного вина. — Ты предлагаешь мне стать другом шехзаде и шпионить? Мне — честному янычару? — разозлился ага, хлопнув ладонью по столу тяжёлой ладонью — Я служил и служу только одному человеку и не собираюсь ни с кем якшаться. — Так ты не предашь этого человека, если только изображаешь дружбу с его врагом, — дочь рыбака погладила друга по руке, пытаясь того успокоить — Я тебе доверяю и никому другому не смогу поручить подобного. Утром Дениз уже выехала из Манисы в сопровождении Искандера, что вызвался проводить её до столицы, а оттуда — в Конью. Двое слуг, едва карета с девушкой подъехала к дому, сняли багаж и понесли её в комнату. Родители встретили её прямо у двери — матушка со слезами радости, а отец… У старого Каракарталя, что держался за толстую трость, при ходьбе опирался на стену и, кажется, был очень нездоров. — Папа, — девушка подошла к старцу и поддержала его сбоку, а с другой стороны была его трость — Матушка, давно это? — Да как ты в Конью уехала, так и болеет, хотя иногда бывает и лучше, — ответила ханым, помогая дочери усадить старого мужа на подушки — Надолго ты к нам, девочка моя? — Думала, что ненадолго, но теперь останусь с вами, — калфа погладила отца по голове и поцеловала в лысую макушку — Я заработала достаточно денег, чтобы папу вылечили. — Доченька, ему надо поспать, — Билгигюль положила под голову и ноги мужа подушки, укрыла пледом и увела дочь на кухню — Так мне к тебе обращаться на «вы», раз ты жена шехзаде? — Матушка, — посмеялась Дениз, хотя ей было очень неловко говорить на эту тему — Я всё такая же, какой и была, мама. И мне к вам с уважением обращаться. — Я просто надеюсь, что с тобой ничего не случится, — ханым поцеловала дочь в макушку и потрепала по щеке — Переодевайся и приходи обедать. Уже через неделю стало ясно, что старый Каракарталь не переживёт этот год. Лекарь сообщил, что всё это из-за возраста эфенди. Ханым плакала, положив голову мужа на колени, а Дениз, заплатив лекарю, ушла на улицу в сад, и, не сдерживая, разрыдалась. Она закричала от той боли, которая зарождалась прямо в сердце и вырывалась наружу. Придерживаясь за яблоню, калфа упала на землю и закричала, надеясь, что вместе с ним уйдёт и её боль, но нет — ей суждено остаться. Девушка в один момент будто чувствовала, как постарела чуть ли не на тысячу лет, чувствовала, как на сердце образуются раны, что оставят рубцы. — Аллах, Отец наш, Отец всех правоверных, помилуй моего отца. Он жил праведно, торговал честно, любил нас — детей своих… За что ты так мучаешь его… Через месяц достопочтенный эфенди скончался ночью — заснул, а утром не проснулся. За несколько дней до этого приехали и сёстры Дениз вместе с детьми и мужьями, дабы попрощаться с достопочтенным отцом семьи… Даже Искандер приехал, чтобы поддержать свою подругу в это непростое время, но девушка всё же тайно желала, чтобы и муж её приехал. Это было опасно, но сколько раз Баязид рисковал и выбирался из сложных ситуаций… Нет, уж лучше пусть будет далеко и в безопасности. Главой семьи теперь считался по старшинству и браку Махмуд-эфенди, однако, из-за своего положения кадия Коньи он отдал это право мужу второй сестры Дениз, а всё потому, что Якют-эфенди и Айлин жили совсем рядом, но на деле ничего не менялось и все жили там, где и раньше. — Держитесь, сестра. И заботьтесь о матушке, — напутствовал Якют перед тем, как сесть в карету к жене и детям — Аллах да дарует вам сил. — Благодарю вас, эфенди. Лёгкой вам дороги, — Дениз поклонилась зятю в знак уважения и провожала карету взглядом до тех пор, пока та не скрылась из виду. Дом со смертью Каракарталя-эфенди превратился в мрачный склеп — зеркала были занавешены чёрными тканями, как и окна. Немногочисленные слуги были распущены с хорошей платой, да бы те добром помянули покойного господина, но Дениз сказала, что как только кончится траур, то они могут прийти обратно, если сами того захотят. Старая Билгигюль теперь, облачившись в чёрное, неустанно молилась день и ночь и только стараниями младшей дочери время от времени ела и дремала. Самым последним, после девяти дней траура, уехал и Искандер, что выполнял просьбу подруги. Он не хотел уезжать, но Дениз уговорила его, что это нужно и необходимо. В тот же день, но уже ближе к вечеру, калфа получила письмо. Оказалось, что сам султан Сулейман выразил свои искренние соболезнования по поводу смерти эфенди. Девушка мысленно поблагодарила повелителя за участие, но гонцу на словах передала: «Честь большая нам в вашем внимании, но Аллах укрепит нас, и мы переживём всё». Все сорок дней траура они жили в покое — никто их не беспокоил из султанской семьи, что было только к некоторой радости семьи. После окончания траура часть слуг вернулась, чему Дениз удивилась, но была рада. Даже один ага, который по весне и осени помогал в огороде, а в остальное время ходил за скотом, опустился перед девушкой на колени и поцеловал ей руку в знак преданности и уважения. Кухарка вместе со своей дочерью, что помогала ей на кухне, принесли пироги с персиками, а две сестры-служанки, что занимались уборкой или помощью другим слугам, принесли сшитые своими руками две красивые подушки — одну для их ханым, а вторую для Дениз. Девушка, вернувшись к своим когда-то обычным делам, порой забывала, что она теперь является госпожой по браку, ведь днём времени для таких мыслей не было — утром надо было рано проснуться и аккуратно, дабы не разбудить матушку, отдать приказания слугам по поводу завтрака, а потом выпустить овец в поле под надзор аги, покормить кур и гусей, а потом, вместе со служанками, прополоть огород и собрать урожай, если тот уже был. И только после всего этого был завтрак. После завтрака нужно было покормить мать, что постепенно приходила в себя и даже пыталась что-то делать по дому. Позже была уборка в доме и обед, а к тому времени ага приводил стадо и хорошо, если их не нужно было стричь. А если и приходилось, то можно было лечь спать глубоко за полночь. А когда Дениз всё же ложилась спать, то практически не чувствовала ни рук, ни ног. Даже уснуть сил не было. Именно в это время она думала о том, как ей не хватает Баязида — его улыбок и смеха, ворчаний, когда Дениз его пыталась щекотать. Да, шехзаде побаивался щекотки. Девушка даже, когда её молодой муж заснул за росписью очередного изразца, разрисовала красками его лицо, чему, шехзаде, не очень был рад, но посмеялся. Но постепенно тоску сменяла ярость от того, что уже столько времени не писал своей жене, словно забыл о ней. Дениз злилась, обижалась, но всё равно понимала, что любит его, хотя понимает, что первой эмоцией при возможной встрече будет явно не радость. Утром же всё начиналось по новой, да только чуть иначе — служанки были заняты тем, что пряли шерсть, чтобы потом соткать полотно для продажи. А когда соткали всё, что могли, ага повёз это на рынок, а потому, отдав матери работу по дому, Дениз сама выгнала овец в поле и, вместе с серым псом по кличке Волчонок, осталась следить за стрижеными животными, среди которых уже носились маленькие ягнята. Уже, пожалуй, бывшая калфа успела позабыть, как отдавала приказы, как её воле подчинялся целый дворец, а к советам прислушивался сам падишах. Забывалось былое величие, и когда-то властная хазнедар Дениз-калфа становилась прежней девчонкой, стреляющей из рогатки в торговцев. — Госпожа! Госпожа! — это бежала одна из служанок дома, которая, заправив часть подола платья за пояс, бегом пересекала поле. — Что случилось? — перекрикивая лай Волчонка, Дениз подошла к хатун, что упала на колени, пытаясь отдышаться — Что-то с мамой? — Нет. Гость к вам. Не назвался, госпожа, — часто и глубоко дыша, девушка держалась за грудь. — Хорошо. Приведи вечером овец. Оставив вместо себя служанку, девушка прибежала домой. Вся в пыли, зелёных пятнах от травы и в шерсти овец, Дениз увидела гостя, сидевшего в гостиной комнате. Служанка принесла ему шербета и фруктов. — Сюмбюль? Ты чего тут, ага? — хатун подошла и села напротив евнуха, который не спешил говорить о цели визита — Сюмбюль. — Хасеки хочет, чтобы ты вернулась во дворец, — наконец сказал ага, с удовольствием поглощая виноград. — Зачем. У меня тут столько проблем и дел — кому я их поручу? Да и могу ли я оставить мать? Раньше хоть отец был, а сейчас что? — забыв о том, что просьбы султанши приравниваются к приказу, Дениз покачала головой — Скоро осень и нужно собрать урожай, заготовить припасы, дрова — всё это не делается в один день! — Хатун, тебе же определили содержание, разве этого не хватит, чтобы нанять больше слуг? — возмутился Сюмбюль, немного кривясь — Купить рабынь, в конце концов. — Чем больше слуг, тем больше им платить. Пусть лучше у меня будет мало слуг, но я буду платить им достойное жалованье. А рабов я не держу — отец был против, — парировала девушка, разбивая доводы аги — Да, содержание от госпожи облегчает нам жизнь, но это не отменяет того, что нужно и самим работать. Так что… Я хоть и безмерно уважаю Хюррем Султан, но моя семья и мой дом мне гораздо важнее. Так и передай госпоже. — Афифе-хатун скончалась недавно и её место заняла Фахрие, но кто займёт её освободившееся место? — продолжал настаивать евнух, решив прибегнуть к «козырям в рукаве». — Я помню Афифе-хатун… Да у покоит Аллах её душу, — выдохнула Дениз, рассматривая свои огрубевшие ладони — Мне нужно время, ага. Я должна подумать. — Я приеду через неделю, — только и сказал Сюмбюль, покидая дом бывшей калфы. Сама же девушка не знала, что и думать. Оставить мать одну она не сможет — совесть не даст. Была мысль попросить Айлин и Якюта-эфенди поселиться в доме, ведь тут места хватит всем. Именно так Дениз и поступила, да и сама матушка говорила: — Место твоё в султанской семье быть. Ты сделала свой выбор больше шести лет… Точнее это была проверка от Аллаха для твоей совести, а это получается, что и выбора у тебя не было. Раз нуждаются в тебе, то поступай так, как считаешь нужным, даже если это другие посчитают неправильным. — Айлин согласилась приехать к тебе. Ты понянчишься с внуками, а я буду спокойна за тебя, — сказала Дениз, обнимая мать, носившую траур и по сей день. — Я уже пришла в себя, моя девочка, — Билгигюль, в доказательство своих слов, резво поднялась и стала наводить порядок в спальне — Я даже сшила Мунисе и Таркану игрушки — пусть малыши играются. — Пиши мне, матушка…