Море

Пока в столице происходили драма за драмой, будто в каком-то трагическом произведении древнегреческого драматурга, в Амасье дела обстояли немногим, но лучше. Тут дело ограничивалось пока что мыслительными интригами и недовольством последние несколько месяцев, ведь стало ясно, что убить старшего из наследников Хюррем не так-то просто, а теперь и вовсе не представляется возможным — шехзаде стал более избирательным в плане выбора друзей и просто приближённых, да и опасно убирать его во время нахождения на посту регента падишаха. — Ильяса казнили вчера вечером, — сообщила Фидан, прочитав новости от шпиона в Манисе — Печально. Верный был ага. — Из-за неё, да? Из-за этой проклятой девчонки? — Махидевран вырвала из рук калфы письмо и перечитала его несколько раз, стараясь поверить в написанное — Я не понимаю, Фидан. Это у неё такая врождённая способность или её ей даровал Аллах? Объясни мне, а то у меня в голове не укладывается такая изворотливость! Сначала шехзаде Баязид, потом Мехмед! Может она и моего сына из опалы сможет вытащить? Я была бы ей несказанно благодарна! — Вы же помните о том, что писала вам Фатьма Султан некоторое время назад? — хитрая калфа попыталась объяснить госпоже смысл своей идеи, подбирая правильные слова — Через эту калфу можно влиять не только на эту змею Хюррем, но и на падишаха… Помните то решение о санджаках? Все обсуждали то, что именно после беседы с этой Дениз повелитель принял такое решение. — Без неё было бы гораздо проще, — госпожа снова пробежала глазами по письму — Кто такой Искандер, Фидан? — Я не знаю, госпожа. Этот ага будто из ниоткуда взялся, но знаю, что сейчас он служит при шехзаде Селиме, — пожала плечами калфа, задумчиво почёсывая подбородок — Однако, согласитесь, то, что повелитель взял нашего шехзаде в поход — говорит о многом. — Я это прекрасно понимаю, но ещё я понимаю вот что — пока эта Дениз в санджаке хоть с каким-нибудь из сыновей Хюррем, то его не получится убрать, — Махидевран раздражённо стукнула кулаком по тахте, а потом и вовсе порвала письмо шпиона — Мехмеда заполучить в ближайшее время не представляется возможным, с Селимом этот Искандер, что, наверняка, одного поля ягоды с Дениз, а о Баязиде даже говорить не вижу смысла, — черкешенка была просто вне себя от безвыходности всей ситуации, но потом обдумала слова верной калфы, сказанные ранее — Я вот подумала о твоих словах, но немного в другом ключе… Что если всё же попытаться воздействовать на шехзаде Баязида через Дениз? Если получится, то одного шехзаде мы вычеркнем… Нужно в столицу… Да и Сулейман просил, чтобы я была в Топкапы… — Мне собрать ваши вещи? — спросила Фидан, на что получила довольный взгляд госпожи. *** Спустя три месяца… А что же всё-таки происходит в Стамбуле? Ну, кроме того, что Дениз отвратительно перенесла первый триместр, ничего нового. Эти месяцы девушка, с позволения Хюррем Султан, провела дома, страдая от постоянной рвоты и головной боли, стоило хоть маленькому лучику солнца проникнуть через щель между шторами. Ничего, кроме молока и хлеба она есть не могла, да и к тому же, как на зло, началась ранняя и суровая зима, из-за чего не было собрано немногим меньше половины урожая, а потому большого разнообразия в пище не было — грозил голод. Шехзаде Мехмед даже, всё же беспокоясь о своей верной соратнице, прислал ей своего лекаря, которого всё же смогли уговорить сохранить истинную причину плохого состояния Дениз в тайне, списав то на внезапное отравление на фоне тяжёлой простуды. Старый же лекарь дал девушке особый отвар, который должен был помочь ей прийти в себя, ну или же просто питаться нормально, что очень важно для нерождённого малыша. Гостюющих родственников Билгигюль, уже по просьбе дочери, просветила и рассказала правду, ведь Дениз рано или поздно придётся встать с кровати и тогда они увидят небольшой живот, выделяющийся на фоне резко исхудавшей фигуры. Сказать, что Айлин и Якют-эфенди были удивлены… Это мягко сказано… Тайный брак с шехзаде, да ещё и ребёнок… — Мы семья! Я тебя не брошу! — с такими словами ворвалась Айлин к страдающей сестре — Это не дело! Теперь уже не только мать помогала дочери встать на ноги, а вся семья — сестра и мать поочерёдно давали Дениз лекарский отвар, а Якют при помощи слуг перевёз в дом Билгигюль некоторые из вещей, ведь все понимали, что быстро эта история не разрешится, но уже через две недели такого интенсивного лечения младшая из дочерей рыбака смогла есть мясо и перестала страдать от головной боли. — Я так устала, Айлин, — придерживая сестру за руку, Дениз прогуливалась по их немного жуткому зимнему саду. — Тогда может пойдём домой? — девушка придержала сестру за спину — Ты бледная. — Знаю, — калфа схватилась сначала за руку сестры, а потом и за живот, понимая, что её скоро снова стошнит — Аллах! — Дениз! — взволновалась жена ювелира, но всё обошлось — Как ты? — Я есть хочу, — пожаловалась девушка и как-то виновато рассмеялась — Я вообще не понимаю, чего хочу. Она положила руки на свой живот и погладила его. Дениз чувствовала своего малыша — это странное чувство, когда ты понимаешь, что внутри тебя зародилась жизнь, которая день ото дня развивается. Это безгрешное существо, кроха… Она никому не позволит забрать его. Только после её смерти. *** — Она беременна! — Фидан сказала это своей госпоже в присутствии сестры и племянницы султана — Я видела её живот — небольшой, но перепутать с полнотой невозможно. От этой новости каждая из высокопоставленных особ отреагировали по-своему… Хуриджихан сразу поняла, чьего ребёнка носит эта треклятая девица, а потому, глотая злость, ревность и слёзы, покинула покои тётушки. Что же до Фатьмы, то ей, с одной стороны, было жаль племянницу с её разбитыми сердечком и наивными мечтами, но с другой — такой шанс подарить Хюррем целый ворох проблем несказанно радовал госпожу веселья. А Махидевран… Она чуть ли не сияла от того, что сможет сместить из лона доверия одного из любимейших сыновей Сулеймана. И это им ещё неизвестно о том, что дитя зачато в браке и по основным порядкам империи является полностью законным, если не брать исключения, принятые для султанской семьи. Но не стоит думать, что если Фидан могла подглядеть и подслушать, оставаясь незамеченной для объектов её наблюдения, то за ней не мог присмотреть кто-то третий. Этим третьим лицом, на благо Дениз и её семьи, стала вездесущая Фахрие-калфа, что поспешила, но не к своей госпоже, а в дом юной калфы. Она не понимала, зачем это делает, ведь Дениз для неё абсолютно чужой человек, но эту девушку так полюбила её госпожа… Фахрие считала, что не может оставить эту девочку в беде, ведь если эти царственные гарпии причинят ей вред, то и у Хасеки могут быть проблемы. Так бывшая воровка пыталась объяснить свой поступок хотя бы для самой себя, сидя верхом на первом же коне, которого увидела в конюшне. Она будто не чувствовала холода — её грело горячее сердце. Калфу встретили с испугом и удивлением, ведь та, забыв о приличиях, сразу подошла к Дениз и рассказала ей о возникшей над ней и её ребёнком опасностью. Супруга шехзаде сначала не поверила, ссылаясь на то, что её персона никому не нужна, но Фахрие поспешила её расстроить — рассказала об истинном весе Дениз во дворце, от чего она, да и вся её семья просто опешили. — Куда мне? — в отчаянии проговорила Дениз, сидя на своей кровати и обнимая подушку. — Спрячься в нашем доме — всё равно пустует, — предложил Якют, сажая на колени маленькую Мунисе — Он в сердце города и тебя там вряд ли будут искать. — Да, — согласилась Айлин — Будут думать, что ты уехала куда-то. — А как же вы? Мама! — девушка попыталась остановить Билгигюль, что уже достала большой сундук и стала без разбора кидать в него вещи дочери — Матушка! — Айлин! Прикажи готовить карету! — словно перестав слышать слова Дениз, ханым отдавала приказы направо и налево, желая, чтобы её дочь как можно скорее оказалась в безопасности. — Большое тебе спасибо, Фахрие, — Дениз, более или менее успокоившись, увела в сторону калфу, а потом, к удивлению последней, обняла её от всего сердца — Хюррем Султан знает уже? Шехзаде Мехмед? — Нет, но кто знает, что придумают Фатьма Султан и Махидевран Султан? — тут женщина неожиданно улыбнулась и даже вяло посмеялась — Я видела лицо Хуриджихан Султан… Ты будто ей щёлкнула по носу, ведь только глупый не понимал, зачем госпожа ездила в Кютахью… — Это, пожалуй, единственный хороший момент в этой ситуации, — согласилась она, сжимая в своих ладонях пальцы Фахрие — Баязид не знает… Я даже не знаю, что скажу ему, когда мы встретимся после похода. А раз узнали госпожи, то остаётся считать дни до того момента, когда узнает повелитель… И тогда никакие мои былые заслуги не спасут ни Баязида, ни меня, ни нашего ребёнка. — Мне пора возвращаться, — сказала верная Хюррем калфа, которая не слишком и любила все эти трогательные моменты — Меня госпожа будет искать. — Храни тебя Аллах, Фахрие, — Дениз снова обняла её и проводила взглядом, когда та, верхом на коне, покинула их дом. С этого момента начались новые тяготы Дениз. С ней пожелали поехать те самые сёстры-служанки, которые сказали, что одной ей будет тяжело, а они согласны работать и за крышу над головой — это было единственное облегчение. Приехали они ближе к ночи, добрый ага помог с багажом и некоторыми делами по дому, а потом уехал, оставляя девушек одних. Первым делом они заперли на замок все двери и плотно закрыли окна, потом разожгли камин, чтобы хоть как-то прогреть холодный каменный дом. Одна из девушек, Гюзелик, пошла готовить постели госпоже и себе с сестрой, а вторая, Акилли, достала небольшой запас еды, который собрала просто всемогущая Билгигюль и стала подогревать на очаге. — Если вдруг к нам кто-то придёт, то я — Гезгин ханым. Мой муж на войне, а потому рядом со мной только вы. Условились? — сказала девушка, смотря на двух служанок, с которыми она разделила пищу. Все согласились с этим. Было сложно первые пару недель, но потом все девушки втянулись в этот странный ритм новой жизни. Дом Якюта-эфенди был меньше, чем у покойного Каракарталя, но на трёх человек вполне хватало места — кухня, где одновременно и готовили, и ели, общая спальня девушек, отдельная комната, где когда-то эфенди работал над своими ювелирными шедеврами и небольшая кладовка. Для проживания пришлось заложить все украшения, которые имела Дениз. Это, вкупе с оставленными деньгами, было неплохой суммой, на которую можно было пережить зиму безбедно. Новое утро в новом доме начиналось с того, что первой просыпалась чаще всего Гюзелик — она разжигала камин и очаг, а к тому времени и просыпалась её сестра. Вместе они готовили общий для всех завтрак. А теперь уже Гезгин ханым убирала постели, после же делала ещё какие дела, которые без труда находились. Между девушками складывались отношения не госпожа-прислуга, а сёстры в общине, хотя для Дениз многое девушки делать не позволяли ввиду её положения. Они все ждали. Но чего? Этого они не знали, но понимали, что нависшая над ними угроза не миновала и, как им казалось в любой момент в их крохотный домик могут ворваться янычары и, в лучшем случае, посадить в подвал. Из-за этого каждую ночь становилось страшно засыпать, а утром — просыпаться. Но, о Аллах, каким облегчением было увидеть подле себя знакомые лица и стены. Им уже ничего не оставалось, кроме как ежедневно и еженощно молиться. «А надолго ли меня хватит?» — зачастую проносилась такая мысль у Дениз в минуты отчаяния.