Кто-то для тебя

      Никто не успел оглянуться, как осталось два дня до очередного баскетбольного матча. Эррор почти в первый раз в своей жизни волновался, а страх, сковывающий движения центрового, заставлял проваливаться в пустоту каждый раз, когда темноволосый ненадолго закрывал глаза. Баскетболист редко появлялся на тренировках из-за резко возникшей надобности денег. Почему-то он был уверен, что не потеряет своих навыков, но вовремя бессонниц продолжал измучивать свой организм, выглядя утром, как воскресший мертвец. В общем, все это никак не шло ему на пользу, поэтому как внутри, так и снаружи, состояние Эррора оставляло желать лучшего. Намного, повторюсь, намного лучшего. Не стоит более детально описывать внешний вид темноволосого, чтобы до вас примерно дошел его образ. Если быть честным, то центровой сам не помнил, когда последний раз спал всю ночь или был в баскетбольном зале. Единственным плюсом было то, что в таком «неживом» обличии, его не узнавали фанаты. Что однозначно хоть чуть-чуть поднимало настроение Эррора.       Инк тоже не узнавал всеми любимого центрового. У темноволосого появилась странная привычка носить везде капюшон, а голову опускать вниз, вечно смотря себе под ноги, но даже с этим «камуфляжем» разноглазый все же иногда понимал, кто идет в школьном коридоре, пытаясь обойти всех стороной. Что уж говорить, Инк выглядел ничуть не лучше. На и без того бледном лице не осталось никакого намека на румянец, только синяки под глазами нарушали светлую палитру оттенков кожи беловолосого. Хоть разноглазый и был в разбитом состоянии он все еще держал на своем лице улыбку. Как бы говоря окружающим: «Все в порядке». Так что, можно сказать, что художник ежесекундно врал всем, у кого хоть раз падал на него взгляд.       Инк медленно, но, верно, превращался в очередного человека, скрывающего настоящие эмоции за своей лучезарной улыбкой. Правда, пока беловолосый не осознавал этого. Можно сказать, что он хотел таким образом хоть как-то поднять себе настроение. И беззвучную фразу: «Все в порядке», — разноглазый неоднократно повторял самому себе, чтобы хоть как-то убедиться в этом. От части, у него это почти получилось. Но само положение дел лучше не стало, что сдвигало убеждение Инка на нет.       Найтмер в какой раз видит, как центровой, в первый раз за месяц, пришедший в баскетбольный зал, в очередной раз промахивается. Это его совсем не радует, даже наоборот, приводит в бешенство, поэтому он разъяренно орет на своего товарища по команде, надеясь, что хотя бы из-за этого он возьмется за голову и перестанет дурачиться. Если положение дел будут обстоять также и на матче, то претендовать на что-либо их команде будет сложно. А это точно не могло радовать такого человека, как Найтмер. А кого бы такое могло обрадовать?       Эррор ничего не отвечает. Он и не хочет отвечать. Темноволосый нервно цыкает языком и снова ведет мяч к баскетбольному кольцу. С центровым точно происходило что-то неладное, иначе он не мог объяснить, почему руки отчаянно не хотят слушаться его и делать то, что им говорит их хозяин. Но руки были не единственными «мятежниками» в организме Эррора. Не хотели подчиняться почти все части тела темноволосого, что знатно бесило его.       Замах. Шаг вперед. Бросок. Мяч попадает в цель, покрутившись какое-то время по кольцу. Звук прикосновения тяжелого баскетбольного снаряда о пол и его долгое отскакивание о поверхность, продолжающееся до того момента, пока мяч не покатится по площадке, не в силах больше прыгать по залу. Эррор поднимает голову. На лице появляется еле заметная улыбка. Думаю, каждый радовался, когда попадал в цель. А центровому осталось только руками вспомнить саму технику бросков без касания корзины, чтобы не упасть в грязь лицом во время матча, который, к слову, состоится через два дня.       А Инк сейчас на подработке в кафе. Он знает, что Эррор взял отгул и даже понимает по какой причине, но все равно ощущение, что чего-то не хватает не покидало его все время, что он вытирал столики или обслуживал посетителей. Вроде, как обычно, шумно, многолюдно, а все равно не так, как надо. Наверное, у всех было такое ощущение дискомфорта внутри, когда находишься в знакомом тебе месте, понимая, что что-то в нем изменилось. А изменилось только то, что вечно хмурый баскетболист был на тренировке, а не в кафе, а это означает то, что никто не будет кидать в сторону Инка никаких колких издевательств или портить всем настроение своей вечно недовольной ухмылкой.       Беловолосый не был против отгула Эррора, просто было что-то мешающее наслаждаться отсутствием центрового. И это чувство очень не нравилось беловолосому, поэтому он заставлял себя забыть обо всех, по его мнению, придуманных им вещах и продолжать выполнять свою работу.       Бросок. Глухой стук мяча об пол, отражающийся от стен баскетбольного зала.       Звук соприкосновения фарфоровых чашек со столом. Гул в кафе.       — Кажется, я схожу с ума, — эта фраза хором вылетает из ртов Эррора и Инка, которые, казалось бы, находятся так далеко друг от друга, но смогли мысленно скооперироваться и одновременно произнести одно и тоже.       А может быть никто и не стремился произнести эти слова хором. Просто оба одинаково постепенно слетали с катушек. Дожидаясь момента, когда облака упадут с неба, утопив все во тьме. А в этот момент никому не будет интересно, что станет с ними. А они так и останутся одни. Совершенно одни.       Инк сидел на подоконнике своей комнатки, поджав под себя ноги, крепко сжимая в руках свою потрепанную подушку. По всему полу были разбросаны скомканные листы бумаги, на которых виднелись прозрачные полоски скотча. Они валялись то здесь, то там, совсем не смущая беловолосого. Он сильнее прижал к себе подушку, скрыв за ней свое лицо. Худая ладонь сжимала еще один листок бумаги, который выглядел старее тех, что были разбросаны по комнате. Рука заметно трясется, как и все тело разноглазого. Пальцы все сильнее скомкивают бедный листок, оставляя ногтями отметины на пожелтевшем куске бумаги.       Обои на стене около кровати Инка все изорваны и в каких-то местах еще покрыты скотчем, который пытались содрать так же, как и то, что на нем висело. Видно, что там, где пострадали стены обои менее выцветшие, чем в других местах. Это выглядит странно и, можно сказать, превозносило в комнатку какую-то дизайнерскую идею.       Инк не помнит, зачем содрал все рисунки, которые висели на стене и скомканными разбросал по полу. Беловолосый не может ответить на такой вопрос, как: «Почему я плачу?». Он просто не знал. Все тело содрогалось, заставляя разноглазого прогнуться в спине, все сильнее прижимая к себе мокрую от слез подушку. Зубы сами по себе не хотели разжиматься, будто удерживая что-то невидимое своими клыками, опасаясь, что добыча убежит. Костяшки на ладонях покраснели от того, что Инк продолжает крепко сжимать листок в руках. Кусок бумаги тихо падает на пол. Пальцы тянуться к белым волосам, начиная тянуть за макушку, пытаясь хоть как-то отвлечь себя от дурацких мыслей, лезущих в мозг.       Инк приподнимает голову, слезы медленно скатываются по влажным щекам, ненадолго задерживаясь на подбородке, падая с него на подушку, оставляя на ткани следы капель. Но боль не отвлекает от переживаний, заставляя разноглазого громко закричать в ночную тишину, пытаясь хоть как-то отвлечь себя от невыносимого колющего чувства в груди, которое пронзало сердце Инка, будто медленно разрушая его организм, по чуть-чуть высасывая из него жизненные силы.       Спина снова прогибается, позвоночник, сотрясаясь, заставляет беловолосого поднять голову к потолку, а затем снова прислонить к лицу влажную подушку, и не стесняясь, громко всхлипывая и давясь слезами, рыдать в голос, с хрипом в горле жадно вбирая воздух в легкие, дрожащими пальцами сжимая ткань в руках, прерываясь на всхлипывания и выпускание из легких воздуха, повторяя одно и тоже: «Все хорошо…», — во что сам Инк верил с огромным трудом.       На следующий день Эррор снова идет на тренировку. На прошлой ему не везло, поэтому сейчас темноволосый решительной походкой шел к баскетбольному залу, чтобы отыграться и доказать самому себе, что он хоть чего-то стоит.       Центровой пытался хоть как-то забросить мяч в кольцо. Выходило, у него, мягко говоря, паршиво. Прыжок. Замах. Бросок. Мяч отскочил от перегородки, глухой звук соприкосновения пола и баскетбольного снаряда эхом отразились от стен. Слышно бормотание Найтмера что-то себе под нос, остальные члены команды тренируются в своих сферах, поглядывая на Эррора, тихо переговариваясь. Темноволосый ругается себе под нос и идет за мячом. Так продолжалось раз за разом, пока центровой окончательно не потерял веру в себя, продолжая упорно кидать мяч в корзину.       С тяжелым сердцем, Эррор снова замахивается, прицеливается и кидает мяч, ожидая уже так надоевшего звука удара мяча о пол, но вместо этого видит, как снаряд точно попадает в корзину, даже не задев кольцо, как это обычно и происходило во время, когда у баскетболиста был не такой бардак в голове. Когда я скажу, что темноволосый был рад, то совру. Он был счастлив. Представите, что у вас ничего не получалось долгое время, а потом наконец вы справились с этой задачей. Любой бы обрадовался в такой ситуации, начав хлопать в ладоши от счастья, а если вы такой человек, как Эррор, то вы с еле заметной улыбкой «уйдете в закат». Он сделал ещё один бросок. Снова точно в цель. Вчера у него так и не вышло так аккуратно попасть в корзину. Его душа ликовала. Он смог воспроизвести свою технику.       Но как бы незаметно центровой не пытался радоваться, Найтмер все же увидел на его лице самодовольную улыбку. Игрок не смог скрыть своего удивления на лице. Представьте, самый нервный и злой человек, которого вы знаете улыбается, когда увидел свое попадание, как маленький ребенок, который впервые играл в баскетбол. И это немного шокировало не только Найтмера, но и Эррора. Учитывая все его депрессивные мысли, темноволосый толком не помнил, когда в последний раз улыбался или радовался чему-то. Все-таки баскетбол действительно насыщал его жизнь красками.       День Инка прошел не так «красочно». Он опять работал допоздна, и, как всегда, на ковре встречал его пьяный отец. Сегодня он расположился посередине кухни. Беловолосый снял куртку и обувь, взял потрепанную подушку с дивана. Художник, как всегда, положил ее под голову своему родственнику. Сегодня у Инка не было никаких новостей, но он все равно решил «поболтать» со своим отцом:       — Привет пап! Ты редко спишь на кухне… Проголодался? — как всегда немного подождав, будто надеясь услышать ответ, разноглазый вздохнул, продолжив. — Прости, я забыл оставить тебе утренний бутерброд сегодня… Завтра сделаю два, чтобы искупить свою вину, — беловолосый начал нервно почесывать затылок, думая, что можно было сказать дальше. — Наша команда по баскетболу завтра будет играть. Я тебе обязательно расскажу, как прошел матч. Надеюсь, наши снова победят, — поднявшись на ноги, разноглазый выключил свет на кухне. — Ладно… Спокойной ночи, пап!       Инк пошел в свою комнату. Беловолосый огляделся вокруг. На полу те же скомканные клочки бумаг, скотч, который разноглазый так и не снял со стены, боясь испортить ее еще больше. Инк, тяжело вздохнув принялся за уборку.       Взгляд художника задержался на комке бумаги, лежавший около подоконника. Это был самый старый рисунок, который у него был. Инк аккуратно развернул листок, выровнял, как мог и спрятал в дальний ящик стола, чтобы доставать его только, когда нужно.       Вчерашняя ночь оставила яркий след в памяти художника. В его голове периодически вспыхивали воспоминания о том, с какой яростью он срывал свои старые рисунки со стены. И вовсе не потому, что они ему надоели. Настоящую причину разноглазый не помнил, но точно знал, что в тот момент, когда он это делал, совершенно не жалел о содеянном. А когда очнулся, осознав, что только что уничтожил свою единственную вещь, связанную с давно ушедшей матерью, Инк заплакал. Он будто не контролировал себя. Будто что-то вселилось в его тело, начав управлять им.       Утро. Так ненавистное всем утро. Кому хочется идти куда-то, когда можно было бы отоспаться? Можно, конечно, заниматься и чем-нибудь другим, но идея остается той же. Всем просто хочется делать то, что им удобно. И это звучит вполне логично для взрослого человека, но Инк понял это слишком рано. Всем все равно, что будет с тобой, если кому-то было выгодно подставить тебя или бросить. Каждому плевать на мнение другого человека, все хотят делать то, что нужно именно им. В этом нет ничего плохого. Это просто инстинкт, заложенный в каждом из нас: «Придерживаться своих интересов, чтобы выжить». Но согласитесь, даже осознавая это, остается неприятный осадок.       Инку было очень тяжело кому-то довериться. А кому было бы легко, когда даже самый дорогой для тебя человек ушел, не оставив после себя ничего кроме фальшивых, но таких счастливых воспоминаний, которые, как паразиты, начинали выедать тебя изнутри, заставляя громко кричать, надрывая внутренний голос и свои нервы, которые постепенно начинают тебя подводить.       Вода стремительно течет из крана, омывая худые бледные ладони художника, с тяжестью падая на дно раковины, явно воображая из себя огромное течение. Руки тянутся к крану, перекрыв поток жидкости. Инк идет заваривать кофе. День должен быть интересным, поэтому ради такого можно и потревожить кончающиеся запасы бодрящего напитка. Сероватая кружка отправляется на стол вместе с тремя приготовленными бутербродами. После кофе на белом дереве остался круглый, слегка разъехавшийся след. Он не пропечатался внутри и напоминал разноглазому открытый глаз, зрачок которого как будто просверливал в беловолосом дыру, заставив того нервно сглотнуть. Встряхнув голову, Инк взял со стола салфетку и вытер странный узор, оставленный чашкой. Беловолосый вышел из квартиры, оставив после себя утреннюю тишину и два бутерброда, лежащие на кухонном столе.       Эррор лежал на кровати и думал о том, что, возможно, команда прекрасно справится без него, и сегодня можно посидеть и дома. Да и у него есть прекрасное оправдание в виде все еще ноющего горла. Но внутренний голос под названием «совесть» и самооценка не могли заставить темноволосого поверить в верность собственных убеждений. Ну и, конечно, не стоит забывать, что его товарищи по команде и мокрого места от центрового не оставят, наплевав на его гаптофобию и на все прочее. Поэтому, взвесив все за и против, Эррор вздохнул и поднялся с кровати.       Баскетбольное поле. Оно такое большое. Кажется, что ты маленькая точка на нем. Но в то же время понимаешь, что это вовсе не так. И от таких мыслей начинает кружиться голова. Хочется спрятаться от чужих глаз, схватиться за голову и сесть на пол, долго вглядываясь в него, чувствуя страх.       Ладно. Наверное, так себя чувствуют далеко не все. Боюсь, понять то, что было перечислено в прошлом абзаце смогут или люди, хоть раз игравшие в баскетбол или те, кого засовывали туда насильно. Но Эррор прекрасно понимал это ощущение. И чувствовал себя примерно так же, когда под всеобщие аплодисменты он выходил на баскетбольную площадку, направляясь на свою позицию. Соперники выглядели угрожающе, но не менее зло смотрелся и Найтмер, убийственным взглядом глядя то на своих товарищей по команде, то на противников. Правда, враги даже глазом не повели, а вот участники команды, в которой был Эррор, нервно сглотнули, поняв, что разыгрывающий защитник не простит им поражение и привяжется к любому их промаху и лишь малейшей ошибке.       Но центровому было вовсе не до того. Ему просто нужно было сосредоточиться и заглушить чувство страха, режущие живот и медленно переходящее к сердцу, которое начало постепенно увеличивать скорость своих сокращений. А чего Эррор так боялся? Не в первый раз ведь играет. А знаете, темноволосый сам не мог ответить на свой вопрос. Ответ на него до смеха простой. У центрового не было ни одной причины быть уверенным в себе. Ну, по крайней мере, ему так казалось. И, по-видимому, все те выигранные его командой матчи не выглядели хорошим аргументом. Но, как мы прекрасно знаем, это вовсе не так, и теми победами можно гордиться. Баскетболист смог вчера кое-как привести свой разум и тело в форму для того, чтобы как обычно творить чудеса своей позиции на поле, но внутри он продолжал убеждать себя, что непременно подведёт команду, а сейчас снова непременно все забудет.       Только вот у Эррора не было человека, который бы вдруг запихнул ему в голову, что матч пройдёт хорошо. Да и центровой будто сам отталкивал всех, кто бы мог стать тем самым, кто подаст ему лестницу, чтобы выбраться из глубокой ямы, которую он сам же себе и вырыл по глупости.       Свисток. Глухой стук мяча об пол, бьющий по ушам. Хотя, Эррор точно не знал, что он слышит, биение своего сердца или все же то, что происходит на баскетбольном поле. Но, как говориться, кого это волнует? Уж точно не соперников, которые как раз вели мяч прямо к кольцу, которое должен защищать темноволосый. А центровой не видел этого. Он не видел ничего кроме черной занавеси перед глазами. По ушам била кровь, сердце будто пронзил какой-то кол. А ноги… А что с ногами? Эррор не знал и, боюсь, это была не самая его главная проблема.       Зато знал Инк. Он прекрасно видел, как ноги темноволосого подкосились, и тот упал на колени, согнувшись в спине. Противники тут же остановились, так и не добежав до кольца. Все смотрели на центрового, как вкопанные, тишина начинала давить на уши. Но Эррор быстро исправил положение дел, начав громко кричать. «Паническая атака» — пронеслось в голове у беловолосого прежде, чем он со всей дури заорал на весь зал:       — Кто-нибудь помогать ему вообще собирается?! — люди будто проснулись, наконец отойдя от шока, и начали оживленно действовать.       Товарищи по команде Эррора на перегонки побежали звать доктора. На трибунах творился полный хаос. Сумасшедшие фанатки, да и фанаты тоже, пытались прорваться сквозь дверь, плотно-наплотно закрытую, которая надежно отсекала от посторонних лиц вход на баскетбольное поле. Инк, воспользовавшись всеобщим фурором перешел на более нижние ряды трибун и спокойно перелез заборчик, спрыгнув вниз, не повредив ноги. Убедившись, что никто не последовал его примеру, беловолосый стал идти вдоль стен, чтобы максимально незаметно подойти к Эррору, скорчившегося на своей позиции, которая находилась как раз у края площадки. Со стороны темноволосого донесся новый протяжный крик, как только разноглазый присел на колени около него.       Честное слово, Инк не мог объяснить свои действия. Просто внутри него было какое-то странное желание помочь центровому. Хоть тот и был грубым и странным в какой-то степени этого слова, но почему-то беловолосому хотелось найти в этом человеке хоть каплю добра и эмоций, не похожих на ненависть и злобу. И недавно он, действительно, смог открыть еще несколько чувств в спектре эмоций баскетболиста. Это были страх и отчаянье, которые почти полностью поглотили его изнутри, выедая все хорошее, что было в этом человеке. А виной всему этому одиночество. Да, то самое ненавистное Инком одиночество. И, наверное, именно этим они и были похожи друг на друга. Они оба были сломленными ветками под ураганом чувств и событий, нахлынувших на них. Может, они не такие уж и разные? Так почему же они пошли по пути вражды друг с другом?       Но Инк всегда задавал себе один и тот же вопрос: «А не ошиблись ли мы дорогами?»