i know they'll be coming to find me soon but i feel i'm getting used to being held by you
Тэхен просыпается от солнечных лучей, бьющих в лицо, и от ощущения чужого тепла рядом. Он мгновенно напрягается, медленно разлепляя веки и опуская взгляд вниз. Ночью он перевернулся на спину, и Чонгук удобно расположился на его груди, обняв поперек живота. Тэхен настолько отвык просыпаться с кем-то, что у него на несколько секунд перехватывает дыхание. Волосы Чонгука растрепаны, в солнечном свете блестят и выглядят до смешного мягкими — как у маленького ребенка. Лоб и нос лоснятся после сна, ресницы плотно сомкнуты. Ему наверняка будет неловко, когда он осознает, как плотно прижался к Тэхену, и Тэхену надо бы потрудиться и вылезти из постели, чтобы спасти его от этой неловкости, но так лежать слишком хорошо. Вряд ли еще когда-нибудь выпадет такая возможность, поэтому Тэхен, затаив дыхание, кладет ладонь ему на спину. Когда Чонгук не шевелится, он расслабляется, откидываясь на подушки и кусая губы, чтобы не дать улыбке прорваться. Это нелепо просто до безумия — он взрослый человек, чертов убийца, хладнокровный и бесчувственный, но вот он лежит в обшарпанной квартире утром с парнем, которого знает всего ничего и который исчезнет из его жизни через месяц, и его сердце сходит с ума от того, как ощущается его тепло под тонкой футболкой. Тэхен был наемником, но глубоко под маской убийцы прятал себя настоящего. Настоящий Тэхен верил в судьбу и родственные души, когда-то даже мечтал найти свою. Когда-то ему хотелось проснуться вот так утром в обнимку с любимым человеком и понять, что он абсолютно, бесконечно счастлив. Но потом жизнь повела его по другому пути, на котором не было места отношениям и любого рода привязанностям. Во всем есть свои минусы, и Тэхен смирился с этими, заперев свое сердце в железной клетке. А потом появился Чонгук. Едва ли Тэхен мог бы ответить, что такого в Чонгуке, что заставило его внутренние преграды сломаться так быстро и с таким оглушительным треском. Но факт остается, пусть Тэхен с трудом готов его принять. Но он не тот, кто убегает от очевидного или долго мучается над тем, у чего уже есть ответ. У него есть выбор — весь месяц держаться от Чонгука подальше или быть как можно ближе. У каждого решения будут определенные последствия, и они в любом случае не будут для Тэхена легкими. Но сейчас, держа Чонгука в объятиях — дикого волчонка, разомлевшего от сна и спокойствия, — Тэхен делает выбор. Он кажется таким легким. Все кажется легким рядом с Чонгуком, кроме одного — держать его на расстоянии. Тэхен от природы слишком отчаянный, иначе не был бы тем, кем является, поэтому он решает, что броситься в омут с головой не такое уж плохое решение. По крайней мерe, в данный момент. Когда у него впереди еще целый месяц рядом с ним. Месяца достаточно, Тэхену будет достаточно. Месяц — это так много, намного больше, чем ничего. Прикрыв глаза, Тэхен слегка касается губами волос на макушке Чонгука, неосознанно прижимая его к себе чуть крепче. — Тэхен? — сонно мямлит Чонгук, и Тэхен напрягается, почему-то не открывая глаз и стараясь дышать размеренно. Он чувствует, как Чонгук возится, как приподнимается слегка, упираясь ладонью в матрас. — Ты еще спишь? У тебя сердце колотится, как сумасшедшее. Его голос мягкий, сонный и немного хрипловатый. Он не кажется смущенным, напряженным или недовольным, и это радует. Тэхен вздыхает, когда Чонгук начинает легко тыкать его в бок. — Перестань, — бормочет он, открывая глаза, и его ладонь соскальзывает с поясницы младшего. — Что ж ты неугомонный-то такой, волчонок? Чонгук фыркает, выбираясь из-под одеяла и усаживаясь на кровати по-турецки. Тэхен приподнимается, опираясь на подушки, и смотрит на него. Чонгук трет глаза, как ребенок, кулаками и зевает, не утруждаясь тем, чтобы прикрыть рот. Волосы облаком обрамляют чуть припухшее лицо, на щеке отпечатался узор смятой тэхеновой ночной футболки. Чонгук выглядит настолько уютным сейчас, настолько домашним и родным, что Тэхену приходится сжать в пальцах краешек одеяла, чтобы не потянуться к нему, чтобы не провести ладонью по мягкой щеке, не притянуть к себе, не поцеловать коротко в розовые губы. Это желание ощущается внутри болезненно-приятно. Чонгук сонно моргает, пытаясь окончательно проснуться, и явно не подозревает, какие мысли крутятся у него в голове. Тэхен ерошит волосы, чуть болезненно оттягивая пряди и усилием воли отводя от Чонгука взгляд. Смотреть. Смотреть ему достаточно. Больше ничего он делать не будет. Больше ничего он сделать и не сможет. Он слышит, как шуршат простыни, когда Чонгук встает с дивана, но поворачивает голову только тогда, когда его шаги затихают в глубине квартиры. В следующее мгновение раздается его голос. — Тэхен! У нас нет еды! Тэхен улыбается широко, но прячет улыбку, стоит Чонгуку заглянуть в дверной проем. — Еды нет, — он кажется хмурым и дует губы, как ребенок. — Ты сходишь в магазин? Тэхен сползает с дивана, почесывая живот под футболкой, пока Чонгук ждет ответа. Потом он смотрит в окно, на залитую солнцем улицу. — Пойдем вместе, — решает он. — Одевайся. На секунду лицо Чонгука перекашивается от страха. Он с паникой во взгляде следит за Тэхеном, который подходит ближе, обеспокоенно заглядывая в его глаза. — В чем дело? — он тянет руки, чтобы легонько сжать его плечи в ладонях, но передумывает на полпути. Чонгук кусает губу и немного бледнеет. — Я не хочу на улицу, — выдавливает он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно. Тэхен делает шаг вперед, оказываясь еще ближе к нему, болезненно хмурится. Страх Чонгука легко объясним, но Тэхен не может позволить ему остаться с ним наедине, справляться с этим в одиночку. — Чонгук, — зовет он. — Посмотри на меня. Он дожидается, пока младший поднимет на него взгляд, и что-то внутри него сжимается, когда он видит столько безмолвной мольбы в его глазах. — Я не дам никому обидеть тебя, — шепчет он тихо, будто стены способны его подслушать. Чонгук завороженно вглядывается в него, ища подтверждение словам во взгляде, и Тэхен ни на мгновение его не отводит. — Никто не тронет тебя, пока ты рядом со мной, волчонок. — Обещаешь? — одними губами спрашивает Чонгук, и это так по-детски, это не дает никакой гарантии, и они оба знают, но Чонгук так очевидно нуждается в этом слове сейчас, и Тэхен готов дать ему все, что тот только попросит. — Обещаю, — легко говорит он, и он действительно имеет это в виду.***
— Не боишься, что я сбегу, когда ты отвлечешься? — с любопытством спрашивает Чонгук, пока они идут к ближайшему магазину. При свете дня улицы уже не кажутся такими пугающими, при желании тут можно найти даже особую эстетику. Чонгук фотограф, и видение необычного в посредственном заложено у него в крови. Если бы у него в руках сейчас была камера, он бы превратил эти дома, разбитый асфальт и уставших людей в экспозицию, способную заворожить даже случайных обывателей. Тэхен долго молчит, и Чонгук переводит на него взгляд как раз вовремя, чтобы заметить кривую усмешку, скользнувшую по чувственным губам. Он сам не замечает, как пялится на ровный профиль, будто высеченный из мрамора искусным скульптором. Тэхену место в музее искусств, как самому тонкому проявлению человеческой красоты. Чонгук умеет это — воспринимать красоту без всяких чувств к ее носителю. Чонгук в принципе умеет ничего не чувствовать, это умение без его участия взращивалось в нем годами. Но почему-то эта усмешка Тэхена вызывает в нем отголоски непонятных эмоций. Он списывает это на банальное восхищение. — Тогда мне придется пойти на крайние меры, — заговорщически произносит он, заставляя Чонгука напрячься. Он с опаской ждет дальнейших действий, но Тэхен просто протягивает руку, обхватывая ладонь Чонгука. Его пальцы едва заметно подрагивают. Чонгук выгибает брови, глядя на их сцепленные руки. Тэхен перехватывает его взгляд и неуверенно улыбается. — Если тебе некомфортно… — Мне все равно, — пожимает плечами Чонгук и не замечает, как всего на мгновение тускнеет улыбка Тэхена. Он спотыкается о неровность на асфальте, и Тэхен сжимает его ладонь крепче, удерживая от падения. Чонгук отворачивается, расслабляя руку и переплетая их пальцы. Если бы он только знал, что этот простой жест делает с сердцем Тэхена, никогда бы не осмелился на такое. Но то, что этот простой жест делает с ним самим… Чонгук не помнит, испытывал ли такое когда-нибудь рядом с Юнги. Ощущение тепла, но не обычного, спокойного и ровного, как от пламени в камине, а бесконтрольного, то обжигающего, то утихающего, пузырящегося, не гарантирующего безопасности, как от дикого костра. Такого, от которого не хочется сбегать, которым заворожен, как мелодией крысолова. Они заходят в магазин, и Тэхен позволяет Чонгуку класть в корзину все, что тому только захочется. Чонгук щурится на него, хмыкая насмешливо. — Хочешь откормить меня, чтобы Юнги потом не принял обратно? Тэхен закатывает глаза, кидая в корзину, которую тащит Чонгук, мясо для самгепсаля. Каждое упоминание Юнги больно режет, спуская с небес на землю и напоминая, почему они вообще тут вместе. — Пользуйся моей щедростью, — советует он. Чонгук смеряет его оценивающим взглядом, а потом бодро пускается между стеллажами, хватая с полок все, на что упадет взгляд. Тэхен подавляет смешок, бросаясь вслед за ним и вытаскивая из корзинки средство для мытья полов. — Ты мог хотя бы попытаться брать только съестное. Чонгук смеется, убегая вперед, и, наверное, Тэхену не стоит привыкать к этому. К тому, что они идут по улице, держась за руки, к тому, что Чонгук смеется рядом с ним, к тому, что Чонгук просто рядом. — Это и есть ваша девушка? — понизив голос, спрашивает уже знакомая продавщица, пробивая товары, которые Чонгук раскладывает в пакеты. Тэхен поднимает на нее убийственный взгляд, и она невинно округляет глаза. — Не переживайте, я все понимаю, у меня нет предрассудков. Вы хорошо смотритесь вместе. Чонгук непонимающе смотрит то на нее, то на Тэхена, который с каменным лицом следит за бесконечной вереницей товаров, скользящих по ленте. Черт возьми, Чонгук все-таки взял средство для мытья полов. Он хватает его и показывает младшему, на что тот только бессовестно улыбается. — Твоя девушка? — подталкивает его локтем Чонгук, когда они выходят из магазина, нагруженные пакетами. — Хорошо смотримся вместе? — Замолчи, — шикает Тэхен. — Мы не должны были привлекать внимание. Чонгук только качает головой. Когда Тэхен пытается взять его за руку, он прячет ее в карман.***
Чонгук набивает рот мясом, из-за чего его щеки надуваются. Он облизывает блестящие от жира губы, цепляя палочками лист салата. Тэхен гипнотизирует взглядом пятно соуса у него на щеке, словно надеясь, что оно исчезнет само. — Что ты смотришь? — сконфуженно бормочет Чонгук, из-за набитого рта это звучит скорее как «фто тфы фмотриф», и Тэхен усмехается, опуская голову и приглаживая челку. Чонгук вызывает в нем слишком много чувств. Слишком много гребанных чувств. — У тебя соус на щеке, — говорит он своей тарелке. — Где? — растерянно произносит Чонгук, растирая другую щеку до красноты. — Где? Тэхен протягивает ладонь к его лицу, смахивая подушечкой пальца вязкий сладкий соус с его кожи и задерживая касание на мгновение дольше необходимого. Чонгук хлопает ресницами, глядя на его задумчивое лицо, и щека под ладонью Тэхена нагревается. Чонгук неловко откашливается, и Тэхен тут же отдергивает ладонь, чувствуя, как начинает краснеть сам. Атмосфера становится натянутой до ужаса. — В любом случае, — голос Чонгука немного срывается, и он делает несколько глотков бананового молочка, наставляя на Тэхена палочки. — Нам следует убраться тут. Я не хочу месяц жить в свинарнике. — Знаешь, ты ведешь себя слишком дерзко для похищенного парня, Чонгук, — ворчит Тэхен, доедая свой самгепсаль. — Может, мне стоило просто привязать тебя к батарее и кормить дважды в сутки. В воцарившейся тишине Тэхен слышит безмолвный упрек и понимает, что перешел границы. — Знаешь, — говорит вдруг Чонгук. — Я не могу понять в тебе одну вещь. Тэхен вскидывает опасливый взгляд, неосознанно напрягаясь. Из открытого окна доносятся чьи-то крики, далекий вой сирен, приглушенная музыка, но между ними витает густая атмосфера, словно невидимая стена отделяет их от внешнего мира. — Я видел, как ты избил тех парней, — на этих словах он слегка бледнеет, но быстро справляется с собой, невозмутимо продолжая. — Но со мной ты возишься, как будто я и вправду маленький щенок. Как я… как я вообще могу быть уверен, что ты не взбесишься в один момент и не выпустишь в меня парочку пуль? Челюсть Тэхена каменеет. Честно, он не знает, что еще сказать или сделать, чтобы Чонгук поверил, что он его никогда не тронет. Он делает глубокий вдох. — Я жесток только с теми, кто этого заслуживает. — Как ты можешь решать, кто заслуживает этого, а кто — нет? — возражает Чонгук. — Те парни хотели изнасиловать тебя, — цедит Тэхен сквозь сжатые зубы, кидая в Чонгука острый, как бритва, взгляд. — Хочешь сказать, недостаточный повод считать их заслуживающими жестокости? Чонгук едва заметно вздрагивает, но смотрит в ответ все так же твердо. — А ты свернул шею человеку. — Потому что иначе он убил бы тебя! — взрывается Тэхен, и во взгляде Чонгука мелькает страх. Он подается назад, вжимаясь в спинку стула, и Тэхену приходится сжать в пальцах угол стола, чтобы успокоиться и не напугать его еще сильнее. — А если бы там, в подворотне, был не я, — спустя несколько мгновений тишины осторожно начинает Чонгук, — если бы это был другой человек… Тэхен уже знает, каким будет окончание фразы, поэтому отводит взгляд, чтобы отвечать было не так тяжело. — Ты бы стал его спасать? Что ж, нет никакого смысла лгать ему. Тэхен набирает в грудь побольше воздуха. — Нет, — признается он. Тэхен никогда не пытался казаться лучше, чем он есть. Он не был тем, кого волнует судьба обиженных жизнью. Он считал, что все, что случается — просто следствие определенных поступков и событий. То, что Тэхен бросился спасать Чонгука, — следствие того, что он к нему чувствует. Будь на его месте любой другой человек, даже если бы это был похищенный Тэхеном невиновный парень, он не стал бы подставляться. Воцаряется тяжелое молчание. Тэхена раздражает то, что он чувствует вину за правду. Его раздражает все, что он чувствует по отношению к Чонгуку, и сам Чонгук его тоже прямо сейчас раздражает. Он должен быть благодарен за то, что его спасли, а не строить из себя гребанного Капитана Америка, топящего за справедливость. О какой справедливости может идти речь? Они живут в двадцать первом веке. Тут каждый сам за себя. И Тэхен не должен мучиться совестью за то, что он играет по той же схеме. Не мучился и после более серьезных вещей. — Если бы на моем месте был любой другой человек, — продолжает Чонгук, и Тэхен мысленно умоляет его заткнуться, а вслух только скрипит зубами, — ты бы обращался с ним так же, как и со мной? Тэхен молчит, и спустя несколько тягостных секунд ожидания Чонгук поднимается и выходит из кухни. Тэхен прячет лицо в ладонях, глухо отчаянно рыча. Что он должен был ответить? Что, нет, он бы закинул его в квартиру, запер дверь и пришел бы пару раз, просто чтобы убедиться, что пленник не вскрылся в ванной? Что он не тратил бы часы, чтобы убедить того, что он в безопасности? Что он не вел бы себя осторожно и сдержанно, контролируя каждый взгляд, каждое слово и движение, чтобы не напугать, чтобы успокоить и дать привыкнуть? Что он не утруждался бы тем, чтобы объяснить причину его нахождения здесь? Тэхен не виноват, что влюбляется в Чонгука. Он не виноват, что Чонгук — единственный, ради кого он готов все это делать. Не его вина, что все сложилось именно так, и его бесит, что Чонгук все еще боится его, несмотря ни на что. Ему больно из-за того, что Чонгук будет бояться в любом случае. Будет бояться до тех пор, пока не окажется снова в объятиях своего любимого Юнги. Тэхен ни в чем не виноват, так почему больно здесь именно ему?***
Вечером, сидя в гостиной и читая книгу под светом ночника, — точнее, тупо скользя взглядом по строчкам, не в силах поймать суть, он слышит, как Чонгук укладывается спать у себя в комнате. Он не решается позвать его к себе, но и уснуть сам тоже не может. Выключает ночник, откладывает книгу на журнальный столик, ложится на спину, буравя взглядом потолок, на котором мелькают тени с улицы. Ему трудно привыкнуть к Чонгуку. Чонгук совершенно другой, у него другие принципы, другие взгляды на жизнь, а Тэхен отвык сталкиваться с чем-то другим лицом к лицу, потому что он очень долго был один. Он никогда не пытался никому понравиться, никогда не пытался соответствовать чьим-то стандартам, но тут появляется Чонгук, которому кажется дикостью убивать даже тех, кто наставляет дуло на него самого. И Тэхен думает о том, как Чонгук отреагирует на то, что он живет тем, что убивает других. Черт, незачем ему знать. Он поворачивается на бок, закрывая глаза и умоляя свой мозг отключиться хотя бы на несколько часов. Только бесполезно. Перегруженное эмоциями сознание не желает давать ему отдыха. Тэхен вздыхает, вновь переворачиваясь, и в этот момент слышит тихие шаги. Он открывает глаза, уставляясь в проем, ведущий в коридор. Наверное, Чонгуку опять приснился кошмар, и он встал, чтобы выпить воды. Но его сердце едва не останавливается, когда в дверном проеме вырастает Чонгук, прижимающий к груди подушку и переминающийся с ноги на ногу. — Тэхен, — неуверенно зовет он. — Тэхен, я не могу уснуть. Можно, я лягу с тобой? Тэхен двигается, освобождая половину дивана и приподнимаясь на локте, чтобы взглянуть на парня. — Прости, что разбудил тебя, — мямлит Чонгук, отводя взгляд. — Все в порядке, я все равно не спал, — устало отвечает Тэхен. — Иди ко мне. Чонгук быстро пересекает расстояние до дивана, забираясь под его одеяло и сворачиваясь в комочек. Тэхен смотрит на его макушку пару мгновений, прежде чем улечься рядом. Чонгук тут же придвигается ближе, хватаясь за кусочек его футболки. — Я всегда обнимаю что-то во сне, — сонно бормочет он, убаюканный чужим теплом. — Прости, если тебе некомфортно от этого, ты всегда можешь разбудить меня и… — Замолчи, — прерывает его Тэхен и, проглотив свои сомнения, обнимает его, прижимая к своей груди. — И спи. Он зажмуривается до белых мушек перед глазами и пытается дышать ровно. Черт возьми, никогда и никому он не завидовал сильнее, чем Мин Юнги, у которого было полное право обнимать вот так Чонгука каждую ночь, целовать его, прижимать к себе и называть своим. Он не знает, подпишет ли Юнги договор, и не знает, что Ильхен решит сделать с Чонгуком, если Юнги откажется. Не знает, что думает и что чувствует. Одно он знает точно — пока Чонгук смирно лежит в его объятиях, Тэхен не хочет никому его отдавать.***
— Могу я позвонить Чимину? — неуверенно спрашивает Чонгук у набирающего сообщение Тэхена. Тот недоуменно моргает, поднимая взгляд. Чонгук нервно облизывает нижнюю губу и кивает на телефон у него в руках. — Чимин. Мой друг. Скорее всего, он волнуется. Единственный, кто волнуется. Тэхен хмурится, задумчиво глядя на сидящего на диване парня. У того на коленях лежит начатая книга, «Облачный атлас», который сам Тэхен перечитывал раза три минимум. Чонгук одет в его толстовку, и она ему велика в плечах, из-за чего он кажется еще меньше, чем есть на самом деле. — Я писал ему с твоего телефона, — говорит он наконец. — Что ты уехал к родителям. Чонгук отводит разочарованный взгляд, перебирая в пальцах листы книги. — Я просто хотел поговорить с ним, — тихо признается он. — Мы тут уже больше двух недель. Он знает о моих отношениях с родителями. Наверняка он сходит с ума от беспокойства. Он слышит, как Тэхен делает глубокий вдох. Это вопрос доверия, Чонгук знает. Если он хоть как-то выдаст свое местоположение, доверие будет подорвано. Они оба это понимают, но Чонгук не понимает другого — почему ему не хочется, чтобы их нашли. Ему комфортно с Тэхеном. Дни здесь, в этой квартире, не угнетают и не заставляют сходить с ума от однообразия. С Тэхеном всегда интересно, и все кажется спокойным и решаемым. Возможно, Чонгуку давно нужно было просто отдалить себя от всех, чтобы прийти в себя. Тэхен сделал это за него. Чонгук почти не надеется на то, что Тэхен позволит ему связаться с Чимином. Несмотря на то, как они ведут себя друг с другом, они все еще остаются заложником и похитителем. Чонгуку не стоило даже пытаться. К горлу подкатывает комок, и Чонгук ненавидит себя за это. Он кусает губу, дрожащими пальцами открывая книгу, чтобы продолжить чтение. Он не знает, почему это так обидно. Возможно, потому что Тэхен просит у него доверия, но не доверяет сам. Он часто-часто моргает и охает, когда на раскрытые страницы прилетает мобильник. Чонгук поднимает на ухмыляющегося Тэхена ошарашенный взгляд, не замечая, как на ресницах застывают кристаллики слез. — Вперед, волчонок, — спокойно говорит ему Тэхен. — Звони своему другу. Пароль — пять-четыре-три-шесть-пять. После этих слов Тэхен поднимается с журнального столика, на котором сидел, и выходит из комнаты, оставляя Чонгука одного. Чонгук вытирает позорно мокрые щеки рукавом толстовки, не в силах сдержать благодарную улыбку, которую Тэхен видит, мельком обернувшись. Чонгук еще не знает, что ради этой улыбки Тэхен готов на что угодно. Он по памяти набирает номер Чимина, поднимаясь с дивана и принимаясь нарезать круги по комнате. Друг отвечает почти сразу же, минут десять тратит на то, чтобы накричать на него, обвинить в эгоизме, безрассудстве и жестокости, а потом начинает плакать. — Ну Чиминни, — виновато бормочет Чонгук. — Извини. У меня бабушка заболела, а она в глуши живет, телефон сломался, все как специально… — Да я уже деканат задолбал в попытках выяснить номер твоих родителей, — всхлипывает Чимин. — Ты хоть понимаешь, как я переживал? — Понимаю, Чиминни, — мягко произносит Чонгук, подходя к окну и выглядывая на улицу. Сегодня пасмурная погода, тучи сгустились низко над землей, вдалеке слышны глухие раскаты грома. Кажется, вот-вот небо разломится пополам, раскрошится, усыпав осколками асфальт. Чонгук невольно кутается сильнее в толстовку, которая приятно пахнет одеколоном Тэхена. Ему не совестно, что он лжет Чимину, но спокойнее от того, что они поговорили. Он думал, что не привязан особо к Чимину, потому что Чимин всегда был рядом, но теперь, когда они не общались долго, Чонгук понимает, что ему не все равно, и это приятно греет душу. — Кстати, — голос друга становится обеспокоенным. — Если ты там оторван от мира, то не слышал, наверное… Чонгук проводит пальцами по подоконнику, на котором стоит засохшее растение в горшке, и замечает на другом конце пыльную игрушку. Он уже тянется к ней, когда Чимин договаривает. — В Юнги стреляли, — Чонгук замирает. — Он был в коме, но вчера очнулся. Его помощник приходил ко мне, ты знаешь? Спрашивал, где ты. Чонгук холодеет, переводя взгляд на окно. Вдалеке, за рядами одинаковых потрепанных домов виднеются небоскребы, отсюда совсем крошечные. Ему почему-то становится страшно. — Я сказал, что не знаю, — беззаботнее произносит Чимин, усмехаясь. — Потому что реально не знал. В общем, ты там, если что, будь в курсе. Тут еще один больной, нуждающийся в твоем присутствии. — Хорошо, — выдав нервный смешок, отвечает Чонгук. — Я должен… должен идти, Чимин. Они прощаются, и Чонгук отключает телефон. Он знает пароль, знает, что Тэхен не подслушивает его. Ему ничего не стоит набрать полицию. Позвонить Юнги, который уже очнулся. Посмотреть информацию о Тэхене, чтобы сообщить ее потом, после того, как его отпустят. Он сжимает телефон в руках, опуская голову, и не делает ничего из этого. Это не только вопрос доверия. Чонгук просто не хочет, чтобы с Тэхеном случилось что-то плохое. Спустя некоторое время он слышит за спиной шаги и оборачивается. Тэхен замирает на месте, как пойманный врасплох зверь, и смотрит с опаской. — Думаешь, что зря доверился мне? — глухо спрашивает Чонгук, и Тэхен неуверенно усмехается. — Ну, если в течение дня к нам не будут ломиться полицейские, значит нет. Чонгук качает головой, поджимая губы. Тэхен не двигается, продолжая внимательно за ним следить. — Могу я задать вопрос? Тэхен коротко кивает. — Ты говорил, что делаешь это, потому что был в долгу, — Чонгук не уточняет, но Тэхен прекрасно понимает, в чем дело. — Что было бы, если бы ты отказался выполнять задание? В огромных глазах Тэхена вспыхивает что-то, похожее на боль. — Скорее всего, они вернули бы мне то, от чего спасли, — говорит он, избегая взгляда Чонгука. — Меня бы посадили, а отца… Тэхена передергивает, и Чонгук все понимает. — Не договаривай, — просит он, а потом кидает ему телефон. Тот ловит его одной рукой, продолжая смотреть на Чонгука, и в этот момент за окном раздается оглушительный раскат грома. Чонгук подскакивает, и Тэхен смеется, подходя ближе и становясь рядом с ним у окна. — Боишься грома? — Вообще-то, нет, — переведя дух, оправдывается Чонгук, тоже поворачиваясь. — Просто застало врасплох. С неба обрушивается тяжелый поток воды, размывая картинку перед стеклом. Все становится темно-серым, сливается в одно, деревья пригибаются к земле под сильными порывами ветра. Чонгук ощущает плечом тепло стоящего рядом Тэхена, и ему внезапно становится уютно и так хорошо, что тянет улыбаться. Он, задержав дыхание, скользит кончиками пальцев по подоконнику, пока не натыкается на ладонь Тэхена. Так и замирает, чувствуя мягкость чужой кожи. Кончики ушей краснеют. Эта квартирка становится крепостью. Как будто снаружи бушует апокалипсис, земля расходится пополам, ураганы сметают города, цунами накрывают сушу, а им все нипочем, пока они стоят вот так, пока они стоят вместе. Тэхен дышит ровно, спокойно, сильный и уверенный, рядом с ним Чонгуку тоже дышится легче. Ему нравится это чувство, которому он не может дать названия, потому что раньше никогда его не испытывал. — Я никогда не боялся грозы, — продолжает Чонгук, кончиками пальцев проводя по ладони Тэхена, не зная, как у него сбивается от этого прикосновения сердце. — Родители часто оставляли меня дома одного в детстве, и я не боялся ничего, потому что знал, что некому меня защитить. Тэхен долго молчит, и тишину прерывает только звук дождя и порывы ветра. — А я очень боялся, — с улыбкой в голосе говорит он спустя время. — Когда была сильная гроза, вот как сегодня, отец сажал меня к себе на колени, и мы считали расстояние между молнией и громом. С каждым разом расстояние становилось все больше, пока гроза не уходила достаточно далеко. Тогда я успокаивался, и мы потом шли на кухню, папа готовил мне горячий шоколад с зефиром, и мы смотрели мультфильмы всю ночь напролет. Ну, мне казалось, что всю ночь, на деле меня вырубало где-то в час или в два. Тэхен поворачивает к нему голову, на его губах играет мягкая улыбка, а глаза подернуты дымкой ностальгии. Чонгуку очень хочется коснуться его сейчас, просто чтобы убедиться, что это все реально. Вспыхивает молния, освещая комнату синим светом, и Тэхен едва заметно сжимается. — Раз, — Чонгук улыбается, увереннее сжимая пальцы поверх его ладони, — два… Тэхен изумленно распахивает глаза, и его щеки слегка розовеют. — Три, — продолжает он. — Четыре, пять. Раздается раскат грома. Тэхен переворачивает ладонь, продолжая смотреть в глаза Чонгуку, переплетает их пальцы. С новой вспышкой молнии они принимаются считать вновь. Ладонь Тэхена теплая и сухая, а Чонгука — прохладная и влажная. Тэхен вряд ли сейчас боится грозы, но отражение детского страха все равно читается в его взгляде, а Чонгук не боялся грозы никогда. И ему нравится то, как бесстрашный Тэхен, спасавший его жизнь несколько раз, цепляется сейчас за его пальцы, за его взгляд, позволяет ему отвлечь себя от бушующей за окном непогоды. И то, что Юнги уже пришел в себя, означает, что все это скоро закончится. Тэхен исчезнет из его жизни. На этой мысли Чонгук сам не замечает, как сжимает его ладонь крепче, но старший никак не реагирует. — Ты приготовишь мне потом горячий шоколад? — тихо спрашивает Тэхен, когда гроза заканчивается, и Чонгук кивает. — Только у нас нет зефира. — Я справлюсь с этим, — отмахивается Тэхен, осторожно отпуская его руку. Чонгуку становится внезапно пусто, но он это никак не показывает. — Пойду поставлю чайник. Он уходит, и взгляд Чонгука падает на игрушку, стоящую на подоконнике. Надо же, он совсем забыл про нее. Взяв ее в руки, он сдувает пыль с поверхности. Это конь со всадником, выполненный очень искусно, вплоть до малейших деталей. Чонгук хмурится, поднося ее ближе к глазам. В детстве ему очень нравились истории про трех мушкетеров. Сначала мама рассказывала их ему, потом он научился читать сам и избавил маму от этой необходимости. И на один из дней рождения ему подарили игрушку, она выглядела в точности как эта. Голубой тканевый плащ всадника потускнел, кончик шпаги обломался, но все остальное в целости. Какое-то смутное воспоминание прокручивается у него в голове, но он никак не может его уловить. — Волчонок, пошли! — зовет его Тэхен, и Чонгук, не выпуская игрушку из рук, идет на кухню. На столе уже стоят две дымящиеся кружки, арахисовая паста и несколько тостов. Тэхен поднимает голову, когда он заходит, и чешет затылок. — Сегодня я взял на себя ответственность за приготовление горячего… О, ты нашел его! Он указывает пальцем на коня в руках Чонгука и расплывается в широкой улыбке. — Это твоя игрушка? — глухим голосом спрашивает Чонгук, и Тэхен кивает, забирая ее и убаюкивая в руках. — Я боялся, что потерял ее, — признается Тэхен, пальцем собирая пыль с широкой шляпы мушкетера, а потом стреляет в Чонгука смущенным взглядом. — Будешь смеяться, что я до сих пор в игрушки играю? — Откуда она? — не меняя интонации, интересуется Чонгук, и Тэхен теряется под его потемневшим взглядом. — Это долгая история… — он хмурится, садясь за стол и ставя коня в центр. — Мы никуда не торопимся, — намекает Чонгук, присаживаясь напротив и обхватывая ладонями кружку с горячим шоколадом. — Ну, — Тэхен покусывает губу, барабаня пальцами по керамике. — В детстве у меня было не особо много друзей, потому что в моей семье была… неоднозначная ситуация. Мама с папой постоянно ругались, и некому было со мной гулять, а в школе я ни с кем не общался. И один раз они разругались настолько сильно, что я не выдержал и сбежал. Прибежал на детскую площадку недалеко от дома, но подойти к детям так и не решился, потому что выглядел как Маугли. Мама вообще не особо обращала на меня внимания, всю заботу поручала отцу, а ему главное, чтобы я был накормлен и здоров, о моем внешнем виде не парился, — Тэхен пытается рассмеяться, но наткнувшись на непроницаемое лицо Чонгука, бросает попытку. — Сидел под деревом, глазел на остальных, пока не увидел мальчика. Не знаю, почему он привлек мое внимание. Наверное, потому что тоже был один, несмотря на приличную одежду. Вообще, он был симпатичным, — Тэхен улыбается. — Для шестилетнего меня — воплощением красоты. И когда этот мальчик подошел ко мне, я так смутился. Но ему как будто плевать было на мою внешность. Он начал со мной играть, и мне это так понравилось… Никогда не забуду это чувство. Когда кому-то интересно с тобой, — Тэхен опускает голову. — Потом примчался отец. Он был очень зол, что я сбежал, накричал на меня прямо там, хотя обычно не кричал вообще никогда. Но я просто не знал, что мама ушла от нас окончательно. Все, о чем я думал в тот момент, это что снова потеряю друга, которого только нашел. И когда отец силком меня оттуда утаскивал, мальчишка успел всунуть мне в руку эту игрушку. На следующий день мы переехали в другой город. Я тогда еще много лет был уверен, что влюблен в него, обещал себе вернуться и найти его, — на этот раз Тэхен все-таки смеется. — Глупая история, но игрушку выкинуть я так и не могу. Он делает глоток шоколада, мажет на тост арахисовую пасту. — Чонгук? — насторожившись от его молчания, зовет Тэхен. — Все хорошо? Мальчик из его сна размыкает губы, чтобы назвать свое имя, и в этот раз Чонгук его хорошо слышит. «Меня зовут Тэхен». Мальчик из его сна смотрит на него глазами Тэхена, и Чонгук не может в это поверить. Таких совпадений просто не бывает. — Почему ты не вернулся, чтобы найти его? — глухо спрашивает Чонгук. Тэхен пожимает плечами. — Я возвращался, — говорит он. — Три года назад, после того, как меня вытащили из тюрьмы. Просто проверить. Нашел ту площадку даже. Конечно, у меня не было шансов найти мальчика. Я даже не помню его имени. Чонгук поджимает губы. Три года назад он переехал в Сеул. — Да и глупо это как-то, не находишь? — смеется Тэхен. — Что я сказал бы ему? Эй, привет, помнишь, мы как-то один раз поговорили, ты мне подарил игрушку и стал моей первой любовью? Если бы ты только знал, думает Чонгук, что только что сказал это ему. Парню, которого сам похитил. Тому, кого собираешься вернуть Мин Юнги. — Действительно, — нервно усмехается он. — Как-то глупо. Безумно глупо.