even in the line of fire when everything is on the wire even up against the wall our love is untouchable
Машина останавливается возле невзрачной забегаловки, и Юнги скептически смотрит на потертую вывеску с названием. — Машина была замечена здесь? — вновь спрашивает он у своего помощника, и мужчина терпеливо кивает в ответ на заданный в сотый раз вопрос. Наверное, он отчаянно хочет покрутить пальцем у виска, но многолетняя преданность Юнги оказывается сильнее. Наверное, он просто надеется, что его босс придет в себя после того, как найдет мальчишку. Юнги интересно, насколько его преданности хватит. Он выдыхает сквозь сжатые зубы. Как же бесит. Он не может отделаться от мысли о том, что слова Намджуна могут быть правдой, и Чонгук сам захотел от него сбежать, но почему? Что такого Юнги ему сделал? Он просто любит его, ведь так? Он просто… хочет его себе. В любом случае, он не может сдаться сейчас. Он должен найти Чонгука, и он найдет его, чего бы ему это ни стоило. — Вперед, — говорит он и первым выходит из машины. За ним выходит его помощник и два охранника. Они заходят внутрь, и Юнги оглядывает пустое помещение, прежде чем наткнуться на побледневшего вмиг паренька, стоящего за кассой. К нему он и направляется. — Мне нужен Кан Ханыль, — отрывисто сообщает он, и парень кивает, только собираясь двинуться, как дверь подсобного помещения открывается, и оттуда выходит другой мужчина. — Кому я понадобился? — с улыбкой спрашивает он, а потом, прищурившись, вглядывается в Юнги и изумленно приоткрывает рот. — Неужели самому господину Мину? Юнги не настроен на шутки, а клоунада Ханыля его всегда раздражала. — К тебе приезжал Чон Чонгук, — говорит он. Ханыль делает заинтересованный вид, упираясь локтем в стойку и подпирая щеку ладонью. — Мне нужно знать, с кем он был, и чего они хотели. — Ох, — Ханыль задумчиво жует губу, поднимая глаза к потолку. — Это было так давно… Я уже не помню. Юнги с силой опускает ладони на столешницу, отчего паренек позади Ханыля испуганно подскакивает, и подается вперед. — Не играй со мной в эти игры, — шипит он. — Это было два дня назад. Взгляд Ханыля темнеет едва заметно, но ехидная улыбка продолжает играть на его губах. — Кто такой Чон Чонгук? — с явной насмешкой произносит он. — Мне нужна внешность… Знаешь ли, мои клиенты не фанаты представлять себя. Юнги раздраженно стискивает зубы. — Не строй из себя идиота, Ханыль, — цедит он. — Я могу сделать так, что твои мозги будут единственным украшением стен этой помойки. Вот теперь улыбка сползает с лица Ханыля. Всегда есть черта, которую переходить не стоит, и Юнги отличался тем, что безошибочно эту черту чувствовал. Это помогало ему держаться на плаву много лет. А теперь ему интересно, сколько еще черт он пересечет в поисках Чонгука. — Ты ничего мне не сделаешь, Мин Юнги, — холодно отвечает он. — Тебе ли не знать о том, что есть неприкасаемые люди, для которых не угроза даже ты. И тебе ли не знать о том, что я один из таких людей. Люди Юнги стоят за его спиной, беспомощно наблюдая за происходящим, и Юнги чувствует себя бессильным и озлобленным, как дворовая собака. Он не может натравить их на Ханыля и его миленького дружка, потому что в таком случае останется без информации, поэтому вынужден терпеть, пока его унижают на глазах его собственных шестерок. — Мне нужно знать, кто был вместе с Чонгуком два дня назад, — в его голос невольно проникает мольба. То, что делает с ним вся эта ситуация, не поддается никакому логическому объяснению. Заставляет умолять, унижаться, рисковать всем, чему он посвятил всю свою жизнь. Ханыль усмехается. — Ничем не могу тебе помочь. Юнги понимает, что давить бесполезно. У Ханыля есть репутация, и появилась она не на пустом месте. Была причина, по которой люди обращались к нему, и причина эта заключалась в доверии — он не выдавал своих клиентов никогда и никому. Но уходить отсюда с пустыми руками казалось невыносимым. Он отовсюду уходит с пустыми руками. Как будто долбится в ворота давно нежилого дома. — Кто бы это ни был, он будет мертв и не станет представлять для тебя угрозу, — вновь пытается Юнги. Ханыль легкомысленно пожимает плечами. — Кто бы это ни был, он не заплатил мне, поэтому я не могу допустить его смерти, пока не получу денег. Юнги цепляется за его слова как утопающий за соломинку. — Я заплачу тебе в два раза больше того, что должен он. Ханыль отмахивается. — Я не беру деньги просто так, — он ядовито улыбается. — А вот если ты хочешь вдруг заказать у нас сэндвич, то я с радостью возьму с тебя два доллара. Юнги скрипит зубами, сжимая кулаки от кипящей внутри злобы. — Дороговато для сэндвича в такой дыре, не находишь? — цедит он. Ханыль обиженно поджимает губы. — В таком случае, прошу тебя покинуть эту «дыру». — Когда-нибудь тебе понадобится моя помощь, — бросает Юнги, разворачиваясь. — Надеюсь, судьба окажется ко мне более благосклонна. Юнги выходит из забегаловки, сцепив зубы, чтобы не заорать от бессилия. Он останавливается у машины, нервно закуривая, и шрам от операции пронзает болью, когда он затягивается слишком глубоко. Он едва ли отдохнул хотя бы день после того, как выписался из больницы, а вкупе с постоянными тревогами, бессонными ночами и перегрузкой рана заживает крайне паршиво. Охрана залезает обратно в машину, а помощник стоит рядом с ним, и его сочувствующий взгляд раздражает Юнги. Он боится нагрубить ненароком, поэтому просто молчит. Он не свернет поиски, просто теперь они снова становятся сложнее. Знать бы, кто забрал Чонгука, можно было бы разобраться быстрее. Если есть имя, то остальную информацию найти проще простого. Внезапно колокольчик на двери забегаловки звенит, и Юнги, обернувшись, видит паренька, который стоял за прилавком. Тот подбегает к ним, воровато посматривая на захлопнувшуюся за ним дверь, словно ожидает, что Ханыль может выйти в любой момент. Он выжидающе смотрит на мальчишку, пока тот крепко стискивает кулаки. Юнги невольно чувствует надежду, но давит ее, держит себя под контролем, потому что разочаровываться снова сил уже не осталось. — Хен меня убьет, — выпаливает он, выглядя до крайности решительным, хотя глаза у него беспокойно блестят. — Но вы выглядите так, словно вы умрете тоже, если не узнаете. Вместе с этим парнем, Чонгуком, приходил Ким Тэхен. У Юнги сигарета едва не выпадает из ослабевших пальцев, когда он слышит имя. Имя, по которому может найти Чонгука. — Ким Тэхен? — выдыхает он. — Ви, — одними губами произносит мальчишка, прежде чем сорваться и убежать обратно в помещение. Интересно, зачем он выдал? Назло Ханылю? Или Юнги и вправду выглядит настолько жалким, что мальчишка не стерпел, и именно из жалости назвал имя? Впрочем, плевать. Важно то, что у него есть зацепка. А значит, он на шаг ближе к Чонгуку. Или вообще на несколько. Зависит от того, как много информации на Ким Тэхена сможет нарыть их человек. Юнги оборачивается к своему помощнику, и тот уже достает телефон, набирая номер. — Ким Тэхен, — говорит он собеседнику, глядя на Юнги. — Да, тот самый Ви. Можешь что-нибудь найти? Он внимательно слушает, пока Юнги нетерпеливо смотрит на него. Он не может поверить, что все получилось так просто, и он не хочет думать о том, что мальчишка обвел их вокруг пальца, потому что, если это так, то он вернется сюда и заставит его пожалеть. Мужчина тем временем договаривает и отключается, поворачиваясь к Юнги. — У нас есть адрес его квартиры в Сеуле и адрес дома, который куплен на имя его отца, за чертой города, — отчитывается он. — Поедем? — Сначала в квартиру, — не долго думая, решает Юнги. Вряд ли Тэхен настолько глуп, чтобы держать Чонгука в сеульской квартире, но проверить стоит. Он знает, что его все считают помешанным, и он сам себя таким ощущает. Перед глазами постоянно стоит Чонгук, и найти его теперь уже не просто цель, это единственный смысл всех его дней. Он любил его так сильно, готов был весь мир к его ногам бросить, и он не смог его уберечь. А теперь это стало наваждением, необходимостью, тем, что не дает ему вдохнуть полной грудью. Юнги продолжает оправдывать это все тем, что он просто хочет, чтобы Чонгук был в безопасности, но он даже себе боится признаться в том, что ему нужно, чтобы Чонгук был с ним. Ему нужно, чтобы Чонгук был его, а не чей-то еще. Он не желает его никому отдавать, не желает его ни с кем делить. В этом вся причина. И если раньше Юнги готов был отпустить Чонгука, знать бы только, что с тем все в порядке, то теперь он чувствует другое. Теперь, если Чонгук не захочет быть с ним, Чонгук не будет ни с кем.***
Квартира Тэхена оказывается пуста, и, несмотря на то, что Юнги этого ожидал, он все равно чувствует неконтролируемую злость, затапливающую его с головой. Он ощущал ее так давно, она сжигала его изнутри, и теперь он дает ей выход. Он начинает крушить все, что попадается ему под руку. Квартира Тэхена едва ли похожа на уютное гнездышко, и Юнги думает, что ему все равно не предоставится больше случая сюда вернуться. Он сваливает телевизор, разбивает зеркала, кидает в стену ноутбук. В гробовом молчании и под обеспокоенный взгляд своего помощника он швыряет на пол всю посуду, рушит полочки в ванной, рвет одежду. Это Тэхен. Тэхен тот, у кого сейчас Чонгук. Некстати вспоминаются слова Намджуна о том, что Чонгук, возможно, и не хочет быть найденным. Но Юнги старается не думать о том, что Чонгук сбежал с Тэхеном добровольно, потому что это сводит его с ума, как оголодавшего пса сводит с ума кость в зубах другой собаки. Когда квартира начинает с трудом напоминать жилое помещение, больше походя на какую-то свалку, он выдыхает и осматривает дрожащие, покрытые царапинами пальцы. — Уходим отсюда, — хрипит он, чувствуя себя выжатым, истощенным. Он едва стоит на ногах, но продолжает упрямо идти. — Сначала мы едем в больницу, — ставит его перед фактом помощник, когда догоняет. Юнги вскидывает пустые глаза. — Ваша рана опять кровоточит. Юнги садится в машину и откидывается на спинку сидения. Он чувствует, как рубашка прилипает к коже. Он думал, это пот. Ему плевать. Он знает, что не сможет преодолеть длинную дорогу с кровотечением, поэтому даже не думает спорить. Врач, который делал Юнги операцию, принимает его вне очереди, и долго отчитывает за легкомыслие. Он предлагает ему лечь в больницу на несколько дней, чтобы снова пройти курс реабилитации, но Юнги твердо качает головой. — Остановите кровь, док, с остальным я разберусь, — не терпящим возражения тоном говорит он. Была бы его воля, он бы сразу отправился за город, поэтому он не намерен ждать еще несколько дней. Только не тогда, когда он так близко к Чонгуку. — Господин Мин, — вновь пытается врач, но, несмотря на то, что Юнги не желает слушать, он оказывается упрям. — Я не выпущу вас из больницы до завтра. Я не желаю нести ответственность за вашу смерть. Ему повезло, что рана не разошлась, но она заживает настолько дерьмово, что есть риск загноения. Юнги бы вообще не парился даже над сменой бинтов, если бы помощник не напоминал ему об этом. И он понимает, что все к этому шло. Он ждал так долго, потерпит еще сутки. В конце концов, неизвестно, насколько сильное сопротивление Тэхен может им оказать. Юнги не хочет умирать. Только не теперь.***
На следующий день помощник приезжает за ним после обеда, ждет, пока Юнги примет душ и переоденется. Юнги ощущает спокойствие, граничащее с хладнокровием. Что бы ни встретило его в том доме, он будет готов ко всему. Они садятся в машину, и Юнги чувствует себя откровенно паршиво, хотя определенно лучше, чем было вчера. Он надеется поспать эти несколько часов, что они будут в пути, поэтому откидывает спинку сидения, устраиваясь удобнее настолько, насколько позволяет боль, которая, пусть и приглушилась за проведенные в больнице сутки, но до конца не прошла. — Господин Мин, — начинает мужчина, садясь за руль, и Юнги приоткрывает один глаз, глядя на него. — Вас бесполезно переубеждать, да? — Ты прав, — хмыкает Юнги. Они трогаются с места, и план возникает у него в голове почти мгновенно. Что бы ни встретило его, он будет готов, потому что он готов всегда. И на это есть причина. Визитная карточка Юнги. Его взрывной козырь. — Знаешь, что… — тянет он, растягивая губы в безумной улыбке. — Позвони Уджину и его ребятам. Пусть едут на тот же адрес. Он чувствует, как помощник напрягается. — Что вы задумали? — настороженно спрашивает он, и Юнги бы закатил глаза, если бы они не были закрыты. — Забыл, чем занимается Уджин? — Нет, я помню, — медленно отвечает он. — Но не понимаю, зачем это вам. — Ну, если ты помнишь, значит, сможешь ответить на этот вопрос, — устало говорит Юнги. — Просто позвони им. Не факт, что я воплощу план в жизнь. Мужчина вздыхает, набирая номер, но разговор Юнги уже не слышит, проваливаясь в тяжелое подобие сна. И он чувствует, что в этот раз взял правильное направление. Он чувствует, что Чонгук уже совсем близко.***
— Я хочу сходить искупаться, — заявляет Чонгук, сидя на столешнице и глядя на Тэхена, стоящего к нему спиной. — Пойдем вместе? Тэхен оборачивается через плечо и случайно проводит ножом по указательному пальцу. — Вот черт, — шипит он, открывая кран и пихая палец под струю воды. — Сильно? — встревоженно спрашивает появившийся за его спиной Чонгук. Развернув Тэхена, он берет его руку в свою, оглядывая неглубокий порез, тут же налившийся кровью. — Сейчас пластырь принесу. Тэхен устало выдыхает, прислоняясь бедрами к столу и следя за каплей крови, которая стекает вниз по ладони. Плохое предчувствие мучает его с самого утра, и на это сложно не обращать внимания, потому что его плохие предчувствия имеют свойство оправдываться. Это подвешенное состояние, когда ты чувствуешь тревогу, но не можешь найти ее причину, раздражает. За эти три дня с Чонгуком Тэхен почти смог забыться, почти смог поверить в то, что у них есть шанс провести так еще как минимум несколько лет. Он бы так этого хотел. Обычной жизни с Чонгуком, какая бывает у всех парочек, состоящих не из убийцы и парня самого влиятельного преступника страны. Он бы хотел ходить на скучную работу, вечером ужинать с Чонгуком, рассказывая ему о своем дне, на выходных выбираться на свидания. Он бы хотел завести кошку, в конце концов, и называть ее их с Чонгуком ребенком. И за три дня он ощутил себя так близко к этому, как будто мечта была за дверью — открой и шагни вперед. Тэхен никогда не был хорошим человеком, но он хочет искупить свои грехи, и он ведь не стремится к чему-то сверхъестественному, так? Его желание такое маленькое, совсем простое. Пожалуйста, пусть оно исполнится, — вот о чем он думал все это время, глядя на Чонгука. А сегодня его мутит от неприятного беспокойства, скручивающего внутренности в узел, и он вдруг ясно понимает, что хороший конец куда дальше, чем ему казалось. Возвращается Чонгук, и Тэхен старается сделать вид, что все в порядке. И ему, вроде бы, удается, потому что все, чем кажется обеспокоенным Чонгук, это его крошечный порез. Такая ерунда. — Надо быть аккуратнее, — мягко попрекает его Чонгук, протирая ранку ватным диском, смоченным в антисептике. Он клеит на палец пластырь и подносит его к губам, целуя. Тэхен слегка улыбается. Волчонок стал намного раскрепощеннее в выражении своих чувств. Расцветает как прекрасный бутон. Его ресницы трепещут, когда он поднимает на Тэхена взгляд. Большие карие глаза резко выделяются на светлом лице, излучают тепло, предназначенное только для него. Тэхен пристально осматривает его — высокий лоб, крупный нос, мягкие маленькие губы. Он хочет запомнить этот момент, запомнить Чонгука таким — уязвимым, доверчивым, улыбающимся. Хочет запомнить, каково это — держать руки на его узкой талии, ощущать грудью его сердцебиение. Хочет запомнить эти чувства, эту безграничную любовь, от которой никуда не спрятаться, от которой прятаться и не хочется. — Я люблю тебя, — шепчет Тэхен — в тысячный раз за эти несколько дней. Эти слова никогда не потеряют для него своего веса, поэтому он старается напоминать Чонгуку об этом как можно чаще. Это страшно, хочет сказать он. То, как мое сердце болит, когда ты мне улыбаешься. То, как я разваливаюсь на части от одной мысли о том, что могу тебя потерять. То, как я не устаю просто смотреть на тебя. То, что я готов пойти за тобой хоть на край света, и то, что я готов пойти туда один, если только ты прикажешь. Вместо ответа Чонгук аккуратно целует его в губы. Он обнимает его лицо ладонями, прижимаясь к нему, и он мягкий в руках Тэхена. Целует почти по-детски невинно, легко ласкает его губы, и Тэхен внезапно чувствует на них соль, но не отстраняется, только прижимает Чонгука к себе ближе, обнимая с какой-то безысходностью. Время теряет смысл, все теряет смысл. Войны, забирающие тысячи жизней, самые прекрасные закаты, чьи-то признания, чьи-то потери. Шедевры искусства, сияющие города, трогательные песни; глубокие реки и облака в голубых небесах, северное сияние и радуга: все перестает быть важным, ценным, значимым. Чонгуку ничего больше не нужно — только Тэхен. Остаются только они, и это все, за что они готовы сражаться. Чонгук отстраняется, и его глаза блестят от слез. Тэхен вытирает его щеки большими пальцами, не прерывая зрительного контакта, встревоженно вглядываясь в него, словно надеясь прочитать его душу. — Мой маленький… — То, что я чувствую к тебе, — бормочет Чонгук, всхлипывая и жмурясь. — Этого так много, что иногда я не могу вынести. Тэхен улыбается, прислоняясь своим лбом к его. — Я понимаю. И это правда. Он так хорошо понимает. Они стоят так некоторое время, а потом Чонгук начинает возиться. — И вообще, я собирался идти купаться, а ты тут в сантименты ударился, — бурчит он, отходя от него и розовея щеками, как будто это Тэхен тут разрыдался от поцелуя. — Ты пойдешь? — Я сделаю себе бутерброды, — говорит он, — и приду. Я проголодался. Пруд минутах в пяти ходьбы от их дома, и он обычно пустует, потому что близко к нему никто больше не живет. Чонгуку понравилось это место, и за эти три дня он побывал там чаще, чем Тэхен за несколько лет. Чонгук кивает, выходя из кухни, и Тэхен из окна наблюдает за тем, как он спустя несколько минут покидает дом, закидывая на плечо полотенце, и скрывается за деревьями. Он делает бутерброды, чтобы занять чем-то руки и мысли, чтобы успокоиться и ненароком не насторожить Чонгука своим неприятным волнением. Тэхен молит всех богов, в которых никогда не верил, чтобы в этот раз предчувствие обмануло его. Он погружается в свои мысли и не поднимает взгляд к окну больше, даже когда слышит приглушенные шаги. Наверное, Чонгук за чем-нибудь вернулся. — Что… — начинает он, оборачиваясь, и резкий удар по лицу выбивает из него дух. Ноги подкашиваются, и он хватается за столешницу, чтобы не упасть. В ушах звенит, и он теряется в пространстве, не успевая даже испугаться, когда его бьют снова, сильно и безжалостно. Кто-то хватает его за волосы, больно оттягивая и поднимая с колен, и следующий удар приходится в живот. Тэхен кашляет, пытаясь открыть глаза, и его щедро прикладывают о столешницу лицом. Он слышит стон и не сразу понимает, что стонет он сам. Кровь заливает рот, и он кашляет. Когда ему удается, наконец, открыть глаза, он видит перед собой Юнги и даже не удивляется особо. Сердце падает куда-то вниз, и все его надежды — их надежды — обрываются, как плохо прикрепленные качели. Ему требуется пару секунд, чтобы осознать, что все кончено. Их нашли. — Вот мы и встретились, — хрипит Тэхен, растягивая разбитые губы в ухмылке, потому что черта с два он покажет слабость перед этим уродом, и за дерзость получает еще один удар поддых. Юнги кивает одному из своих людей в сторону коридора, и тот, вновь схватив Тэхена за волосы, тащит его в гостиную. Тэхен вцепляется в его ладонь, едва не закричав от боли, когда сильная хватка чуть не снимает с него скальп. Его швыряют на пол, и от столкновения воздух вышибает из легких. Тэхен снова кашляет, поднимая на Юнги полный ненависти взгляд. — Крутые парни недостаточно круты, чтобы приходить в одиночестве, да? — сдавленный голос звучит не так насмешливо, как ему хотелось бы, но достаточно показательно. — Я слышал много о Ви, — говорит Юнги, присаживаясь перед ним на корточки и склоняя голову набок. — Больше всего мне запомнилось, что для того, чтобы заставить его замолчать, нужно отрезать ему язык. Думаешь, стоит попробовать? Тэхен собирается с духом и знает, что пожалеет об этом сразу же, но прямо сейчас перед ним сидит человек, убивший Хосока, и он не может сдержаться. Не будет сдерживаться. Хосок вряд ли оценит жертву, но Юнги не может отделаться настолько просто за убийство того, кого Тэхен имел честь называть единственным другом. Он бросается вперед, успев повалить Юнги на пол и ударить изо всех сил несколько раз по лицу, прежде чем его оттаскивают и избивают так, что Тэхен забывает собственное имя. Это длится всего несколько минут, но ему кажется вечностью — мощные беспорядочные удары по всему телу заставляют его сжаться, прикрыв лицо руками, и когда он слышит хруст в ладони, а следом чувствует оглушительную вспышку боли, понимает, что ему сломали пальцы. — Хватит, — останавливает своих людей Юнги. Почти не соображающего Тэхена подтаскивают к батарее, и в следующее мгновение он слышит щелчок наручников, приковавших его запястье к ней. Он поднимает потухший взгляд на Юнги, проводящего подушечкой пальца по ранке в уголке губы. — Смелая попытка, — хвалит он его, и Тэхен отворачивается, сплевывая кровь на пол. Дышать больно — скорее всего, ему сломали еще и несколько ребер. Но гораздо больнее мысль о том, что Чонгук сейчас совсем близко, купается в пруду и ждет, пока к нему придет Тэхен. А Тэхен, кажется, уже не придет. Юнги поднимается, глядя на него сверху вниз. — Я гонялся за вами слишком долго, — объясняет он. — Я устал, я зол, и я болен. Убийственная комбинация, знаешь? Особенно для тебя. Тэхен вновь пытается ухмыльнуться, но губы отказываются слушаться. — Поэтому лучше скажи мне, где Чонгук, и твоя смерть будет быстрой и безболезненной. Тэхен хохочет, откидывая голову, но почти сразу осекается, застонав сквозь зубы от боли в ребрах. — Можешь мне отсосать, — сипит он, глядя Юнги в глаза. — И если ты будешь хорош, то я подумаю над тем, сказать ли тебе. Резкий удар ногой в плечо впечатывает его головой в батарею и заставляет заскулить сквозь сжатую челюсть. — За каждое слово не по теме тебе будут делать больно, — снисходительно поясняет Юнги. — Ты угрожаешь киллеру болью? — опрометчиво хмыкает Тэхен, и следующий удар не заставляет себя ждать. Он невольно охает. Ладно, возможно, он погорячился. Сейчас ему больно настолько, что он не отказался бы от пули в лоб, только чтобы ее не чувствовать. — Где ты держишь Чонгука? — теряя терпение, рычит Юнги, и Тэхен только открывает рот, чтобы ответить, как слышит голос в прихожей и мгновенно холодеет. Горячая волна крови, шумящей в ушах, отливает, и ему становится страшно так сильно, что впору кричать. — Тэхен, почему так… — Чонгук осекается, забегая в гостиную, и продолжает по инерции: — …долго… Словно в замедленной съемке Тэхен видит, как Юнги нетерпеливо оборачивается, и глаза Чонгука распахиваются, становясь похожими на блюдца. Все в комнате замирают, когда Юнги медленно движется в его сторону. Чонгуку кажется, что он вдруг оказался в кошмарном сне, в одном из тех, в которых Юнги снова и снова убивает Тэхена, но это реальность. Тэхен! Чонгук находит его взглядом, и все внутри него обрывается, как будто он шагнул в пропасть. На Тэхене нет живого места, и если до этого момента Чонгук готов был сражаться, чтобы не дать Юнги себя забрать, то теперь он готов на что угодно, чтобы Тэхена больше не трогали. Его Тэхен, он же всегда такой сильный, такой уверенный, ему нельзя причинять боль, ему не должны причинять боль. — Нет! — кричит Тэхен, и его крик резко выдергивает Чонгука в реальность. Он дергается, отчего наручники больно впиваются в запястье, и рычит от собственной беспомощности. — Не подходи к нему! Нет, нет, нет… Его крики превращаются в рыдания, когда Юнги становится вплотную к Чонгуку. Сложно описать, что чувствует Тэхен, когда рука Юнги тянется к лицу его волчонка. Будь у него хоть малейшая возможность, он бы, наверное, смог ему эту руку отгрызть. Глаза Чонгука, огромные от страха и блестящие от слез, застывают, когда Юнги обхватывает его подбородок пальцами, отводя в сторону и прослеживая красноречивые засосы на бледной шее. Чонгук сглатывает, его кадык судорожно дергается. Он готов предоставить сотню доказательств. Готов сказать это вслух. Я принадлежу Тэхену. Я хочу быть с Тэхеном. Я… Юнги отталкивает его лицо от себя. — Я почти отдал себя в рабство, — низким, разочарованным голосом говорит он. — Я поднял на уши всех, чтобы тебя найти. Я думал, что тебе больно. Думал, что тебя насилуют. Чонгук слышит только сумасшедшее биение своего сердца, грозящего выломать грудную клетку. Его взгляд падает на Тэхена, как будто магнитом притянутый. Его словно разбили сотню раз, и Чонгук чувствует себя так же. Темная, тяжелая безысходность опускается на его плечи. Все кажется сном. Тэхен смотрит на него в ответ, и Чонгуку еще никогда в жизни не было так больно. Он даже не думал, что может быть так от того, что больно тому, кого ты любишь. — И пока я тебя искал, — безжалостно продолжает Юнги, не отрывая взгляда от Чонгука, — ты просто подставлял свою задницу другому. Как последняя шлюха. Чонгук вздрагивает как от удара. Он не говорит ничего. Он не знает, что Юнги сейчас сделает. Если он вытащит пистолет и пристрелит их обоих, то это, наверное, будет даже не самым плохим исходом. Почему-то он уверен в одном — просто так Юнги теперь не уйдет. — Но теперь все вернется на свои места, — Юнги приближается к его уху, и Тэхен воет, снова дергаясь вперед и снова получая несколько болезненных ударов, от которых больно становится Чонгуку, и он съеживается, отчаянно желая спрятаться, исчезнуть, желательно, вместе с Тэхеном. — Теперь я убью его, а тебя заберу. И все будет как раньше, правда, Чонгукки? Чонгук отшатывается, когда до него доходит смысл сказанного, и к нему возвращается голос. — Если ты убьешь его, ты никогда меня не получишь, — твердо говорит он. Его пальцы сильно дрожат, и он сжимает их в кулаки. Ему страшно, но не за себя — и именно это придает ему смелости. Юнги вскидывает брови. — И что же нам тогда делать? — ехидно спрашивает он. Он явно ощущает свое преимущество, знает, что ситуация полностью под его контролем, и смотрит на них, как кошка на двух мышат с переломанными позвоночниками. Чонгук сглатывает горькую слюну, переводя взгляд на Тэхена. Он его любит. Он любит его — вот как называются все эти чувства, которые он испытывает, когда смотрит на него, бесценные чувства. Как жаль, что он не успел сказать ему это — все тянул, думая, что шанс еще предоставится, все давился этими словами. Он слабо улыбается ему, словно говоря, что все в порядке, и Тэхен распахивает глаза, как будто действительно понял все. И Чонгуку становится вдруг спокойно. — Если ты убьешь его, то я убью себя, — тихо, но уверенно говорит Чонгук, бросая взгляд на Юнги. Когда-то Юнги был для него ближе всех, а теперь он будто смотрит на совершенно чужого человека. — Но если ты отпустишь его, то я… Он смотрит в глаза Тэхену, когда продолжает. — То я уйду с тобой. Тэхен замирает, и в его взгляде мелькает столько всего, что Чонгук едва не отказывается от своих же слов. От неверия до отчаяния. Он качает головой, в беззвучном крике открывая рот, когда Юнги пожимает плечами, холодно улыбаясь, и все его лицо превращается в болезненную маску. — Вот как. Какая трогательная жертва, читается в его глазах. В гостиную заходит еще один человек, подходя сразу к Юнги, и Чонгук невольно напрягается, внимательно следя за ним. Такое чувство, будто он висит на волоске. Как будто они отрезаны от мира. Даже не верится, что где-то кто-то живет нормальной жизнью — ходит на работу, думает, что приготовить на ужин, смотрит телепередачи и плачет над драматичным сценами. Драматичная сцена происходит с Чонгуком прямо сейчас, и ему не хочется плакать. Ему хочется кричать. — Все готово, господин Мин, — негромко произносит парень. Юнги кивает ему, и удовлетворение проступает на его лице. — Отлично, ждите меня, — он поворачивается к Чонгуку. — Выходи, — бросает он ему, как будто забирает своего парня из клуба, а не лишает его свободы. Чонгук хмурится, ощущая взявшуюся из ниоткуда смелость. Внутри у него, тем не менее, все сжимается в тугой комок. Он не хочет уходить с Юнги. Он не хочет оставлять Тэхена. Ему кажется адом все, что находится за порогом комнаты, в которой сидит Тэхен. Но если Юнги действительно его не тронет, то тогда Чонгук готов… Готов на что угодно. — Сначала отпусти его, — ставит условие он, и Юнги досадливо морщится. — Если отпущу, он набросится, начнется возня, — ворчит он, как будто разговаривает о погоде. Чонгук чувствует отвращение и не может поверить, что когда-то планировал провести с этим человеком долгие годы. — Эй! — Юнги поворачивается к одному из своих людей. — Брось ключ на пол. С негромким звоном ключ от наручников падает рядом с ногой Тэхена. — Одна рука у него свободна, так что справится, — равнодушно подмечает Юнги. — Выходи, Чонгук, пока тебя не вытащили силой. Чонгук в последний раз бросает на перепуганного Тэхена взгляд. Тот одними губами шепчет ему «нет», и он разворачивается в сторону выхода. — Нет! — слышит он его надрывный, отчаянный крик. — Чонгук, нет, не делай этого! Не уходи! Он выходит из дома, судорожно дыша, и ему кажется, что его сердце осталось в той комнате. В ушах стоит его голос, и Чонгук знает, что он будет еще долго преследовать его во снах. Следом за ним выходит Юнги и толкает его к машине. Каждый шаг дается тяжело, как будто к ногам Чонгука привязаны гири. В доме Тэхен бьется, пытаясь остановить то, что остановить уже невозможно, и помощник Юнги, единственный, кто не ушел, кидает на него презрительный взгляд и пинает ключ в середину комнаты, прежде чем покинуть дом. И Тэхен мгновенно обмякает, огромными глазами глядя на маленький блестящий ключ, вспоминает зашедшего в комнату парня и вдруг понимает, что Юнги хочет сделать. Стоило догадаться, что Мин Юнги никогда не будет играть честно.***
Они медленно отъезжают от дома, и Чонгук сжимает пальцы в кулаки, чувствуя, как наполняются слезами глаза. Ему хочется выскочить из машины и побежать к Тэхену, и, чем дальше они отъезжают, тем ощутимее становится ноющая пустота в груди. Словно он действительно оставил сердце там. — Ты плачешь? — спрашивает Юнги, поворачивая его к себе и внимательно оглядывая его лицо. Он тянется к нему с поцелуем, но Чонгук отворачивается, невольно скривившись. Юнги поджимает губы, едва сдерживаясь, чтобы не ударить его. — Ты убил Хосока, — вдруг говорит он, поражаясь тому, с какой ненавистью звучит его голос. Юнги вскидывает брови. — Кого? — он вспоминает парня из ангара. — Ах, того киллера. И что? Он не первый, кто умер от моей руки. И, видит бог, далеко не последний. Чонгуку не удается скрыть отвращение во взгляде, поэтому он просто отворачивается. — Хочешь узнать, жалею ли я о том, что сделал это? — продолжает Юнги, не дождавшись от него никакого ответа. — Конечно, нет. Хотя, признаюсь, я жалел. С его помощью я легко мог бы надавить на Намджуна и узнать, где вы. Не тратить столько времени и сил. — Ты мне противен, — выплевывает Чонгук, только сейчас понимая, на что обрек себя. На то, чтобы быть с Юнги каждый день на протяжении многих лет. Что-то ему подсказывает, что теперь к нему не будут относиться с такой же теплотой. Они едут в молчании несколько минут, и Чонгук чувствует на себе пристальный взгляд Юнги, но не поворачивается. Крепко сцепляет зубы и невольно подносит пальцы к отметинам, которые оставил на нем Тэхен. Я все равно всегда выбираю тебя. И мгновение спустя Юнги дает водителю знак, чтобы машину остановили, и Чонгуку кажется, что он его сейчас убьет. Но Юнги, к сожалению, не убивает. — Я противен тебе? Серьезно, Чонгук? Ты был в ангаре, полном трупов, к каждому из которых приложили руку Хосок и твой идеальный Тэхен. Это не противно? От этого тебе не противно, я спрашиваю? — он повышает голос, и Чонгук вжимается в дверцу машины, испуганно распахивая глаза и напряженно следя за тяжело дышащим мужчиной. — Может, я мерзок, но ты меня никогда не любил. А то, что ты любишь наемного убийцу, готового продать самого близкого друга за деньги, разве не делает тебя мерзким тоже? Это называется «двойные стандарты», Чонгукки, и я никогда не думал, что мне доведется услышать это от тебя. Что мне доведется так в тебе разочароваться. Чонгук выдыхает, боясь сделать лишнее движение, но слова против воли срываются с его губ: — Тэхен не плохой. Тэхен не плохой. Плохой человек не смог бы любить так сильно, плохой человек не смотрел бы с такой нежностью, не целовал бы с таким трепетом. — Ты действительно любишь его? — прямо спрашивает Юнги, вглядываясь в его глаза, и будто находит там ответ еще раньше, чем Чонгук, не колеблясь, кивает. — Да. В выражении лица Юнги что-то меняется. Оно становится отчужденным, пустым, словно из него по щелчку высосали душу. Сердце Чонгука глухо бьется в груди в ожидании приговора. — Я так долго искал тебя, — отстраненно говорит он больше самому себе, чем Чонгуку. — А нашел кого-то совсем другого. — Что… — едва слышно выдыхает Чонгук, и Юнги вдруг перегибается через него, открывая дверь машины. — Проваливай. Чонгук хлопает глазами. Он чувствует запах свободы, но не может — боится — в нее окунуться. — Я… — Я сказал, вали, пока я не передумал, — цедит Юнги, и Чонгук, не спрашивая больше ни о чем, вываливается из машины, тут же срываясь с места в сторону дома, от которого они отъехали совсем недалеко. Он ждет выстрела в спину, ждет, что машина поедет на него, но ничего не происходит. Юнги действительно дал ему просто уйти. Чонгук ускоряется, стремясь убежать от него как можно быстрее, стремясь вернуться как можно быстрее к тому, рядом с кем его место. Дом приближается, как будто мечта обретает объем, и он залетает внутрь, тяжело дыша и едва не рыдая от бесконечного облегчения, от которого ноги подкашиваются. Он бежит в гостиную и, когда видит Тэхена, с трудом открывающего глаза, возглас счастья рвется из его груди. Не успев перевести дыхание, он бросается к нему. И не замечает, что Тэхен вовсе не кажется счастливым. Он дергает рукой, прикованной к батарее, и в его глазах читается страх человека, который наблюдает за смертью своей семьи. — Чонгук… — испуганно выдыхает он, как будто Чонгука убили прямо перед ним, а теперь он вдруг воскрес. — Он отпустил меня! — прерывисто восклицает Чонгук, падая перед Тэхеном на колени, и его ликованию нет предела. Он останется с ним, будет только с ним! Это ведь то, чего они хотели! — Тэхен, миленький, он отпустил меня! — Уходи, — одними губами шепчет Тэхен, пытаясь одной рукой оттолкнуть его. На его лице так явно читается паника, Чонгук просто не понимает, что не так. Он растерянно моргает, и радость в груди лопается как воздушный шарик. — Уходи, Чонгук, слышишь? Немедленно! Напряжение Тэхена передается ему, и он, отпрянув, качает головой. — Почему ты прогоняешь меня? — слова даются с трудом, пока он смотрит в обезумевшие глаза Тэхена. Он похож на зверя, чующего смерть. — Прошу тебя, — Тэхен вдруг сжимается. — Уходи. Чующего смерть. Чонгук, кажется, начинает понимать, но ответ его от этого не меняется. Тэхен — все, что важно. Что он будет делать, если Тэхена рядом не будет? К черту такую жизнь. — Я не уйду без тебя, — упрямо говорит он, оглядываясь. — Где ключ? Тэхен до боли закусывает разбитую губу, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Его плечи опускаются, и он сдается. Знает, что Чонгук и вправду не уйдет. Он бы тоже не ушел. — В середине комнаты, — на выдохе произносит он, и Чонгук бросается туда, обшаривая ладонями пол, пока Тэхен смотрит на него, чувствуя, как в груди все разрывается. Волчонок кажется таким взволнованным. Таким воодушевленным. Полным надежды, на которую у них изначально не было прав. Он бросает взгляд на окно, выходящее в лес, отстраненно прикидывая расстояние и силу, которая понадобится, чтобы его разбить. Хватит ли ему этой силы. — Нашел! — выкрикивает Чонгук, бросаясь к Тэхену. Маленький ключ не слушается дрожащих влажных пальцев, но Тэхен терпеливо ждет. Почти безжизненно. — Тэхен, ты знаешь, я… Я тебя люблю. Очень сильно. Чонгук говорит это как бы между делом, но для него это не просто слова. Он никогда в жизни никому их не говорил. Сейчас он полностью обнажает душу перед Тэхеном, и Тэхен это знает. Он ласково улыбается, и слезы струятся по его щекам. — Я тоже люблю тебя, волчонок. Так сильно люблю. И в этот момент щелкает замок наручников.***
Юнги принимает звонок, не глядя на экран, и откидывается на спинку сидения. Внутри у него словно выжженная пустыня, настолько ему все равно. Он не чувствует совершенно ничего. — Господин Мин, мы ждали вашего приказа, но мальчишка вдруг вернулся и… Что нам делать? — голос Уджина кажется неестественно далеким, растерянным. Юнги поворачивается к окну, глядя на стремительно пролетающие мимо деревья. Он так долго его искал, так долго искал своего Чонгука, что разочарование, которое испытал, увидев совершенно другого человека, лишило его остатков человечности, что Чонгук когда-то ему и подарил. Внутри него так пусто. Он не испытывает удовлетворения, боли, обиды, сожаления. Совершенно ничего. Но даже сейчас… даже сейчас он не собирается дарить счастье тем, кто лишил счастья его. И он знает, что слова, которые он сейчас произнесет, не вызовут никакого отклика в его душе, потому что все это время он просто гонялся за золотом дураков. — Господин Мин? — вновь зовет его Уджин, и Юнги облизывает губы. — Следовать плану, — равнодушно откликается он. — То есть… — То есть взорвать дом. Вместе с мальчишкой.