SAMBA!

Она была беспредельно влюблена в него, а значит — одинока. В последнее время ей приходилось все чаще вспоминать его холодный взгляд и равнодушные фразы, чтобы возвращать себя в реальность. Словно щипок, словно пощёчина было его безразличие. Он не спросил, как она добралась домой и как себя чувствовала после вечера. Утром он не позвонил. Вечером он не написал. Сам же просил не звонить и не писать первой, потому что жена. Женат. Ж. Е. Н. А. Т. И это приговор. Не сдержалась. Три дня разлуки — и она сходит с ума, неосознанно набирая его номер. — Алло, — на другом конце женский голос, ласковый и нежный. — А…Ирина… А можно Валерия? — Валера в душе, может что-то передать? — Я просто забыла во сколько завтра прогон перед концертом. Но я сейчас позвоню Сергею, извините, — сбросила. Телефон положила под подушку. Испугалась. Закрыла глаза. Ее руки дрожали, а внутри картинки из воспоминаний. Она была беспредельно влюблена в него, но он был с другой. В час ночи он бросил — в прямом смысле — ей смс: «Я же просил не звонить. Что случилось?». Девушка не ответила. Не нашла что ответить, не захотела отвечать. Прогон на следующий день прошёл на удивление спокойно. Валера постепенно возвращался в рабочий режим — Альбина держала дистанцию. Так всегда бывает, чем больнее тебе делают, тем дальше ты отходишь. В этот день они были на разных концах земли. — Альбина, — он зашёл в гримерку, когда девушка застёгивала платье. Концерт должен был начаться вот-вот, а она ещё не готова. — Что? — Прости, что помешал. Давай скорее, ну все тебя ждут. — не с ненавистью, но и без нежности проговорил Валера. — Извини, — спокойно и даже слишком, — Мне было плохо. — Что случилось? — он подошёл к ней и резким движением поднял застежку ее платья наверх. — Тошнит очень. Спасибо. Девушка сделала шаг назад, испугавшись его касаний. — Чего тебя тошнит? Ты может не ешь ничего? — Нормально я ем, отстань. — Когда нормально едят, не тошнит вообще-то. — Когда девушка беременна, то ее тошнит. Вообще-то. Она позволила себе посмотреть в его карие глаза — в них был не испуг, в них было что-то намного большее. — В смысле беременна? — Валера! В каком смысле я могу быть беременна? Я просто беременна. Он замолчал. Он, может, и очень хотел этого — хотел бы с ней семью, детей, счастья, но что-то не то, что-то не так, и это что-то — его семья, дети и счастье. — Что ты молчишь? — резко спросила она, посмотрев на него с такой злостью, с которой не смотрела ни на кого, — Аборт? Только знаешь, Валера, я никогда, слышишь, никогда не… Мужчина обнял ее, прижав к себе: — Не бойся. Мы что-нибудь придумаем. — Да что мы придумаем?! — закричав, девушка оттолкнула его от себя, — Что? Ты от неё никогда не уйдёшь, это я уже поняла! Хотя ты обещал, Валера! Ты обещал. — Она только мне дочь родила, ты это понимаешь? — А ты понимаешь, что внутри меня твой ребёнок! Он отошёл от Альбины, заглянув ей в глаза: — Не факт… С Димой ты вроде тоже хорошо повеселилась. Она окаменела. В одну секунду он разорвал ее на куски и выбросил в огонь. В одну секунду он перечеркнул все, что с ними было. — Что? — шёпот еле слышно скатился с ее губ, — Что ты сказал? Он с болью посмотрел на неё. Он любил её, но разуму мужчина доверял больше: — Я… Как я могу тебе доверять? — Ну ты и мразь, Меладзе! — девушка накинулась на него, сильно ударив в грудь, — Сука! Мы предохранялись с ним, ясно?! — Молодцы, поздравляю, — мужчина заломил ее руки со спины в попытке успокоить, — Только я твоим словам не верю. Альбина заплакала. Ей некуда было бежать и некому было выплакаться. Она заплакала, а он отпустил. В последний раз посмотрев на ее лицо, Валера вышел, успев бросить холодное «скоро на сцену, собирайся».