Молоко

Механический тычок коленом в кнопку, автоматически зажмурившиеся от ветра веки — все так привычно и непривычно в то же время. Знаешь, очень сложно жить старой жизнью, когда попробовал другую. Когда узнал, что тебя можно слушать и ты можешь слушать в ответ. Что кому-то не всё равно. Что тебе есть для кого доставать вторую чашку. И… потерять в одночасье. Ты когда-то терял человека, которому не всё равно? У меня никогда не было таких людей до тебя, парень с римским именем. Горацио. Да, ты был моим первым, в каком-то смысле! Гамлет улыбнулся собственным мыслям. Его вполне можно было назвать девственником в таком значении. Можно, но… Теперь об этом некому пошутить, кроме его самого. Все правильно. Все как раньше. Он медленно шаркает ботинками, нарочно загребая снег. Возможно, на сей раз он сможет замерзнуть? Знаю, это был просто кусочек альтернативной реальности! В этой реальности Гамлет замёрзнет и навеки заснёт на скамье. Не было никаких Горацио, не было никакого спасения. Это плод его воображения. Красивый сон. А может, это и есть все — большой, красочный сон? И на самом деле он давно умер. Нет, не умер, уснул. Тогда и уснул, на той скамье, и уже не проснётся. Никогда. Он замер и сладостно потянулся — как же хорошо видеть такие красивые сны, он-то боялся, что будет спать без снов. Все ожидания и мысли разбиваются о темную фигуру на скамье. Чуть согнутую, с локтями, упёртыми в напряженные колени и склоненной головой с непокорной, буйной каштановой шевелюрой, густо занесённой снегом. Гамлет подходит неверяще и внезапно, изумляясь самому себе, стряхивает снежную шапку с чужих волос и с наслаждением погружает озябшие руки в гриву непослушных кудрей. — Ущипни меня, — слабо шепчет юноша. Горацио на это лишь тихо фырчит и сгребает к себе, на колени, утыкаясь носом в сырой белокурый затылок. Гамлет больно щиплет себя за руку и негромко, безудержно счастливо хохочет.