Мы живы(е)

Карл много думал. Он сидел в своей мастерской среди собственных незаконченных работ, этих недоношенных уродцев, которые умерли еще до рождения. А может, он и сам уже умер? Как художник, как творец. Как личность. Осталось ли еще хоть что-то, что имеет значение? Карл закрыл глаза. Да. Пусть это глупо, пусть это не имеет никакого смысла – но от должен попытаться найти его. Он должен еще хотя бы раз увидеть этого мальчика с удивительными глазами. Достав из кармана телефон, он нашел в списке имя Джеффри, старого приятеля-полицейского, набрал было номер, но в последнюю секунду вдруг отменил вызов. Это слишком странно. Карл уже представил себе подозрение в голосе матерого копа: "Мальчик лет десяти? Которого ты видел единственный раз в жизни? А зачем он тебе, Карл?" Конечно, он мог ответить что-то вроде: "Джеф, я же художник. А этот ребенок… Ты бы сразу все понял, если б увидел его. Он удивительный. Я просто обязан написать его портрет". Это звучало довольно жалко. К тому же, Карл не верил, что Джеффри бросит все свои безусловно важные дела и бросится искать какого-то мальчишку. Даже за хорошее вознаграждение. Нет совершенно никаких зацепок. Только небрежные карандашные наброски в альбоме – Карл пытался нарисовать его по памяти, но, кажется, даже близко не сумел отразить то, что увидел в эти короткие мгновения. Мысль пришла в голову внезапно. Она отдавала безумием, но Карл впервые за день почувствовал воодушевление. Конечно! Как он сразу не подумал! Кому еще он мог адресовать такую странную просьбу. Элайджа. С этим поистине неординарным юношей он познакомился два года назад на одной из своих выставок. Элайджа оказался большим поклонником творчества Манфреда и, казалось, знал о смысле его картин больше, чем сам художник. Этот самоуверенный, не по годам мудрый молодой человек просто не мог не очаровать Карла. Не каждый способен в шестнадцать лет закончить университет, а в двадцать уже сколотить целое состояние – но даже не это больше всего поражало Манфреда. В беседах с ним забывалась разница в возрасте – Карл видел в нем как минимум равного, а порой ему даже казалось, что Элайджа вполне имеет право смотреть на него свысока. Он был из тех, кого называют вундеркиндами – такие, кажется, еще при рождении осознают больше, чем иные за всю свою долгую жизнь. Именно поэтому только Элайджа поймет его безумную просьбу. И, может быть, даже найдет в своем плотном графике минутку, чтобы помочь доброму другу. – Рад вас слышать, Карл, – такой знакомый вкрадчивый голос звучал вполне искренне. – Как самочувствие? – Прекрасно, спасибо, Элайджа, – Карл надеялся, что ничем не выдает свое волнение. – Послушай, у меня к тебе очень странная просьба. Мне нужна твоя помощь. – Все, что в моих силах, – уверил его голос из динамика телефона. – Ребенок. Мальчик лет десяти. Мулат, короткие черные волосы и светлые, очень светлые глаза. Голубые или, может быть, серые… Я не успел точно разглядеть. Понимаешь, к чему я? – Уникальная внешность, – отозвался Элайджа. – Понимаю. Настоящая находка для художника. – Поэтому я должен увидеть его снова, хотя бы раз. Я встретил его случайно на улице, но он так быстро сбежал от меня, что я не успел ничего узнать. Ты можешь помочь мне найти его? – Карл, вы так уверены, что именно я отыщу этого мальчишку, – судя по тону, это был не вопрос. – Тот, кто владеет информацией, владеет миром, Элайджа. – Информация – моя стихия, – без ложной скромности согласился собеседник. – Не думаю, что в Детройте много таких мальчишек. Нечасто увидишь маленьких голубоглазых мулатов. Я свяжусь с вами, как только выясню что-нибудь. – Спасибо тебе. Оставалось только ждать.

*

На следующий день Карл пытался вернуться к работе, но муза упорно не желала воскресать, а пустой холст пугал своей белизной. Неужели это конец? Неужели он уже выпотрошил себя без остатка? На третий день он начал задумываться, может, все-таки стоило позвонить Джеффри? Или нанять частного детектива. Да хоть самому бежать на улицы Детройта, спрашивая каждого встречного о загадочном мальчишке. Все три варианта звучали глупее некуда. На четвертый он вдруг вспомнил о Лео. Как он там, интересно? Карл набрал номер его матери. Та не взяла трубку. На пятый он не выдержал и все-таки отправился в тот район Детройта. Обошел весь квартал, свернул в тот самый переулок. На стене в подворотне еще остались меловые узоры. Мальчика, конечно же, нигде не было. На шестой он решил, что все это полная чушь и он уже просто поехал крышей. Зачем ему это все? Почему он как утопающий за соломинку цепляется за образ совершенно незнакомого ребенка, которого видел лишь раз в жизни? С чего он взял, что это вернет ему смысл? В мастерской на столе лежали те самые наброски. Решительной рукой Карл смел их в мусорную корзину. На седьмой день он уже почти забыл о своем наваждении, но его мирный послеобеденный отдых в одиночестве прервал звонок в дверь. Карл насторожился – он никого не ждал. Каждый знал, что к художнику лучше не заглядывать без предупреждения – он очень этого не любил. У приходящей домработницы были свои ключи, и сегодня у нее был выходной. Даже не пытаясь унять подступающее раздражение, Карл не спеша направился к двери. Когда он увидел, кто стоит на пороге, его сердце пропустило пару ударов, а после застучало отбойным молотком о грудную клетку. – Элайджа… – Здравствуйте, Карл, – на лице его юного друга читалось выражение нескрываемой радости и гордости. И у него были причины для этого. – Простите, что не предупредил вас. Хотел сделать сюрприз. Карл не сводил глаз с ребенка, стоящего рядом с нежданным гостем. – Вы позволите нам войти? – Да… Конечно. Элайджа ласково приобнял мальчика за плечи и завел в дом. – Познакомьтесь, Карл – это Маркус. – Добрый день, мистер Манфред! – заученным тоном отозвался мальчик. Теперь у Карла было время разглядеть это юное чудо получше, и от увиденного у него захватывало дух. Прежде всего его зачаровывали невероятные глаза мальчика – не голубые и даже не серые, как ему показалось в ту короткую встречу – изумрудно-зеленые, очень светлые, будто полупрозрачные. А еще Карл только сейчас заметил на смуглом лице россыпь озорных рыжеватых веснушек. Он невольно задумался – что же вырастет из этого ребенка? В нем уже сейчас угадывалась редкая, поистине неземная красота. Сочетание несочетаемого. Художник знал в этом толк. Маркус так же внимательно разглядывал хозяина дома. Карл заметил, куда смотрит мальчик – на его руки. Он невольно улыбнулся. По юности и, как теперь кажется, по глупости он полностью покрыл предплечья замысловатыми татуировками, и сейчас они, чуть выцветшие от времени, виднелись под закатанными рукавами рубашки. – Карл, – напомнил о себе Элайджа. – Маркус очень хочет взглянуть на вашу мастерскую. Позволите? – Да… Да, конечно. Пойдем. – Он вполне может побыть там пока один. Он обещает ничего не трогать, правда, Маркус? Мальчишка кивнул. – А мы пока посидим и поболтаем немного. Я бы что-нибудь выпил, – заискивающе улыбнулся незваный гость. – Элайджа, что это было? – поинтересовался Карл, когда они примостились на креслах в гостиной с бокалами виски в руках. – Ты что, украл ребенка у родителей? – У него нет родителей. Мальчик сирота, всю жизнь кочует по приемным семьям, сейчас живет у Стивенсонов. У них еще трое таких же подопечных, да плюс столько же родных детей. – Надеюсь, опекуны в курсе, где сейчас ребенок? – Конечно! – Элайджа улыбался, пронзительные синие глаза насмешливо поблескивали за стеклами очков. – Я договорился с мистером Стивенсоном. Он был весьма польщен, когда узнал, что его подопечным заинтересовался такой видный художник, и он не против, чтобы Маркус время от времени приходил к вам позировать. Особенно, если он лично что-то будет с этого иметь. – Деньги не имеют значения, я дам столько, сколько он попросит. – Забудьте об этом, Карл! Все расходы я беру на себя, – Элайджа демонстративно приподнял руку с бокалом. – Считайте, что это мой подарок вам. Чуть позже Карл поймет, что это был лучший подарок в его жизни. Маркус бродил по студии, зачарованно разглядывая царивший там творческий беспорядок, вдыхая дурманящий запах красок и лака. Ему страшно хотелось потрогать мягкие кисточки, взять в руки и рассмотреть поближе раскиданные по всей студии эскизы, но он помнил установку – "ничего не трогать". Иначе он больше никогда не вернется в этот дом. А он уже понял, что ему хочется приходить сюда снова и снова. – Маркус? Мальчик обернулся. В дверях стоял хозяин дома. – Сэр? Я ничего не трогал… – Я вижу, – улыбнулся Карл. – Маркус, скажи, ты знаешь, зачем ты здесь? – Вы хотите написать мой портрет? – чуть неуверенно предположил мальчик. – Верно. Но я подумал, что, может быть… Скажи, ты умеешь рисовать? Мальчик пожал плечами. – Немного. – Давай мы кое-что проверим, – Карл шагнул к столу и достал чистый лист бумаги. – Подойди-ка! Он вручил Маркусу карандаш. – Нарисуй мне круг. – Просто круг? – удивился мальчик. – Просто ровный круг. На весь лист. Смуглая ручка уверенно заскользила над бумагой. У Карла на секунду перехватило дыхание. Он схватил второй карандаш и поставил две точки в разных углах листа. – Проведи линию между этими точками. Максимально ровную. Еще две точки. – Теперь так. Не верти лист! Еще линия. И еще. Карл не верил своим глазам. – Маркус! – он потрепал мальчика по жестким черным кудряшкам. – Ты знаешь, что у тебя золотые руки? Из тебя выйдет прекрасный художник. Я бы мог… Я бы мог тебя учить. Хочешь быть моим подмастерьем? В изумрудных глазах вспыхнула было искорка энтузиазма, но очень быстро погасла. – Мистер Стивенсон не даст ни цента… – Я не возьму денег с твоего опекуна. Я предлагаю тебе быть подмастерьем, а не просто учеником. Будешь помогать мне в студии, поверь, тут работы хватает. Может, где-то по дому что-то сделаешь. За это я буду тебя учить. Согласен? – Да! Карл и не ждал иного ответа. Иначе и быть не могло. Даже если ему больше нечего сказать миру – он еще может кое-что сделать. У него есть наследство, которое он должен передать тому, кто готов его принять, кто заслуживает его. Конечно же, речь не о деньгах, материальное – это пыль, пустое, неважное. Но у Карла оставалось его мастерство, его взгляды, его опыт – и было бы несправедливо унести все это с собой в могилу. Но теперь у него есть шанс наконец все сделать правильно. Еще там, в подворотне, в то короткое мгновение он понял, что сама Судьба заглянула в его глаза. И теперь все будет так, как и должно быть.