Паника

POV – Глухарев Мне наверное должно быть холодно. Мне наверное должно быть больно. Чертов перелом. Я все собирался и никак не мог оглядеться вокруг. Я понимал, что рядом со мной полно людей, но будто не видел их. Меня о чем-то спрашивали – врачи, Захаров, Антошин, но я не слышал вопросов. Два раза сосредоточился на лице Захарова, да и то вскользь. Я все смотрел в ту сторону… туда, откуда нас с Карповым вытащили и куда ушла новая бригада спасателей. Сколько прошло времени? Уже давно темно? Вечер? Или уже ночь? Я смотрю в одну точку. Не могу ни думать, ни молиться. Перед глазами ее лицо. Почему-то вспомнилось, как в ту нашу последнюю ночь, она мне что-то весело рассказывала о Сашке. И постоянно касалась своими губами моей небритой щеки. Такая теплая, нежная, красивая… Я потом уткнулся в аромат ее шеи, с последним поцелуем… Он что и правда может стать последним? Впереди, у входа в бомбоубежище, какое-то оживление. Захаров попал в поле моего зрения. Генерал забегал туда сюда – подошел ближе, отошел, опять подошел ближе, и вдруг встал рядом со мной. - Они нашли ее…, - как сквозь плотную ткань слышу я его голос. – Она жива… Я подаюсь вперед. Если бы не плечо Захарова я бы упал с размаху. Все равно упал. Замер, стоя на коленях. Несколько спасателей выносят ее на руках. Под свет рабочих прожекторов. Я помимо воли издаю какой-то странный звук, так что генерал дергается и испуганно оборачивается на меня. А мне страшно от того, что я вижу. Она вся в крови и грязи. Слипшиеся волосы свисают комьями на плотно сомкнутые веки. Разорванная одежда – рубашка, юбка… Он что ее…?! Из моей груди кажется снова вырвался дикий рык. Кто-то подхватывает меня за плечи, останавливает, не дает приблизиться к ней. Я вижу, как ее укладывают на носилки, вокруг мечутся люди из скорой и спасатели. Несмотря на протесты, меня самого волокут в машину скорой. Я пытаюсь сопротивляться. В бешенном порыве пытаюсь вскочить. Боль в ноге пронзает мозг раскаленным железом. Последнее, что я помню, холодное прикосновение снега к моему лицу. POV-Карпов Маленькая фигурка в свете ярких прожекторов и в лохмотьях того, что было ее формой. Как порванная, забытая, много лет пролежавшая на чердаке тряпичная кукла. Ее волосы до того залеплены грязью и кровью, что больше не рыжие, а почти черные. Один взгляд и я вижу все детали, от которых что-то нехорошо сжимается внутри. Синяки и раны - бил по лицу, по ногам, по животу и ребрам… Содранная кожа на ладонях и пальцах – сопротивлялась, защищалась… Юбка, которая так не порвется даже от падения – он ее… изнасиловал… Как вспышка наручники на заломленных за спиной запястьях, нежная кожа под моими пальцами, сумасшедшая крутизна упругих бедер, позвонки на выгнутой спине…Да. Юбка так не порвется даже от падения… Это мне в наказание? Если там наверху кто-то есть, он знает, как преподнести урок. *****!!!! Если там наверху кто-то есть, он бы не допустил такого… Пожалуйста!!! Ну, пожалуйста, пусть там наверху кто-нибудь будет!!!!! Словно в насмешку над моей попыткой поверить в этого кого-то наверху, двери кажется уже готовой сорваться с места скорой так и не закрываются. Меня невозможно сейчас заставить отойти! Вот даже и не пытайтесь! Я просто стою и смотрю. И меня невозможно сдвинуть с места. Ничем! Вот сейчас она мертва... Ее сердце не бьется. Тревожно пищат одной линией мониторы и раз за разом ее тело содрогается и прогибается под ударами электрических разрядов... - Всем отойти! Разряд! Еще разряд! Ну, что же ты, Зиминух? Эй, так нечестно! Ириш, ты боролась долгих три дня, ты не сдавалась одна, в темноте, наедине с этим убийцей, сопротивлялась боли, жажде, голоду, холоду. Так почему же ты сдаешься сейчас?!! Ир, все эти люди здесь ради тебя. Тебя нашли, спасли. Все позади. Вернись… Зимина, твою мать!!! Не смей! - Есть! – слышу я голос врачей. – Пульс… 60 на 40. Нормально. Интубируем! Где же этот хренов вертолет?! - Погодные условия смотри какие! - На скорой точно не довезем! Вариантов нет. Пусть сажают! Закутанная почти с головой, с трубкой, торчащей изо рта. Не видно лица. Больше ничего не видно. Только снежная пыль, поднятая вертолетными лопастями. Я провожаю «стрекозу» взглядом и иду к своей машине. - Карпов, ты куда? – слышу за спиной рык Захарова. - Куда ее повезли? - В Склиф. - Так, там и встретимся. - Стоять, придурок! – резко одергивает меня генерал. Место водителя занимает бледно-серый Антошин. В дороге я достаю из бардачка флягу с коньяком и жадно к нему приникаю. - Мигалку включи. Чтобы через 20 минут был на месте, – командуя я. Веки закрываются сами собой. Сквозь наваливавшуюся тяжесть слышу ворчание Антошина: - Ага, щаз… А через пять минут не хочешь?... - Сука… Я сказал, гони! И проваливаюсь в тяжелый сон.