Паника

POV – Карпов Я всегда любил этот момент – палец давит на холодный металл, с огромной скоростью вылетает пуля, чувствуешь отдачу во всем теле, и затем накрывает удовлетворение… Еще один урод навсегда заткнулся… Кто-то скажет, что я слишком жесток, что у меня фашистские, гестаповские методы, но я то знаю, что с той мразью, что шляется по нашим улицам разборки могут заканчиваться только вылетевшими мозгами или простреленной печенью. Вы все, хреновы гуманисты, такие только на словах. Потому что большинство из вас, к счастью, не знает, что такое настоящая жопа. Неужели бы вы не нажали курок, целясь в того, кто насилует вашу жену или дочь, в того, кто ограбил и до крови избил вашу мать, кто навсегда испортил жизнь вашему сыну, кто отнял жизнь вашего лучшего друга? Так вот, если вы мне скажете, что не нажали бы курок, вы – слабак и чмо, тварь и такая же мразь! Но большинство из вас, окажись в жо***й ситуации, думать дважды не будут. Так почему вы называете садистом или фашистом меня? Я просто делаю свою работу… Я испоганил свою душу ради вас. Это за вас я каждый раз нажимаю на курок, позволяя вам оставаться белыми, пушистыми и с крылышками. Я давлю, выбиваю показания, прессую, и все ради того, чтобы вы сами и ваши родственники по вечерам в безопасности добирались до дома. Я подставляюсь ради вас, чтобы потом вы имели возможность ср*ть на мою голову на различных форумах и гребанных фейсбуках. Но вы все равно жалеете преступников, захлебываетесь в своем е****м гуманизме, и называете мразью меня… меня…, того, кто вас защищает… Кто-то скажет, что я не всегда действую только в целях защиты закона, что, наоборот, я часто его переступаю. Да, так и есть. Но ребята, да, вы, именно вы, что работаете в банках и офисах, ездите на дорогих тачках, трахаете красивых девочек, жрете в крутых ресторанах, я ведь тоже человек, и мне тоже нужно на что-то жить… А на одну ментовскую зарплату, даже пусть и подполковника, я буду ездить только на метро и обедать только в Макдональдсе. Поэтому заткнитесь и постарайтесь не нарываться на мой ствол… Вот он уже давно сжат в руке, готов к действию. Но… В последний момент, каким-то чудом, не иначе, как инстинкт самосохранения сработал, лейтенант, что приказывал мне выйти из машины, вдруг сменяет хамоватую рожу на нормальную. Я вдруг вижу, что там, за уродливой маской гаишника, стоит вообщем-то нормальный мужик. И он тут озверел уже на морозе всю ночь. И ему также, как и мне, хочется на кого-то поорать… Я готов вышибить этому лейтенанту мозги, я готов его изуродовать так, что родная жена не признает. Я могу сделать так, что он, моля о пощаде, будет целовать подошвы моих ботинок. Но….. да будь ты проклята, рыжая ведьма! Трижды, четырежды, миллион раз проклята! Какого хера ты постоянно вспоминаешься мне?!! Кто ты такая?!! И опять я вижу твои, Зимина, глаза… Пустой взгляд. Не боялась. Не презирала. Если и презирала, то только себя. Если и боялась, то только своей реакции. А меня не было в тот момент. Эта хренова сила может дать результат. Но часто лишь на секунды. Я крепко держал ее руки, скованные наручниками, властно нажимал на ее спину, заставляя прогибаться и подчиняться вонзающейся в нее плоти. И что я получил? Секунды яркого, вышибающего мозг оргазма… И все… А дальше – пустота. И сейчас, если я выйду из машины и нажму на курок, я получу секунды пьянящей, ни с чем не сравнимой свободы и вседозволенности. Но что потом? Пустота… Меня всегда будут мучить ее глаза. Я не имел права так поступать с нею. Это было мерзко и подло. А сейчас… Этот лейтенант со своей тупой хамской рожей. Когда он решил, что имеет право орать на меня и приказывать… Я просто озверел. Озверел еще и потому, что не смог пристрелить Глухарева. Спасовал. Дал ему козырь в руки. А еще этот жалкий гаишник… Но что потом? Потом будет пустота… Проклятая рыжая ведьма. Ненавижу тебя! Ненавижу тот момент, когда я дотронулся до тебя и потерял голову. Ненавижу! И пока я замешкался, внутри гаишника тоже что-то щелкает… Он перестает орать и оборачивается к своему напарнику. - Глянь, его отметелил кто-то по самое нехочу… А может…, - дальше я не слышу. Они о чем-то переговариваются. Смотрят на меня уже без ора и матюгов. Мне плохо. Голова так сильно кружится, что трудно даже дышать. Все мелькает перед глазами. - Ребята, - еле выдавливаю из себя – у меня проблемы… Давайте решим это как-то… Ствол вываливается из руки и камнем - под сиденье. Я тянусь к бардачку, достаю пачку денег, сую ее лейтенанту. - Вот… Насчет камер не бойтесь, я позабочусь…, все записи исчезнут… Вот тут… бабки… Хватит тем, кого я стукнул… И вам… И это…я еще в долгу не останусь… У меня есть связи… Вытаскиваю из кармана мобилу. - Вот тут… номер… позвоните…. Но только домой… Никаких больниц… Мне холодно. Мне больно. Мне пусто. Я ненавижу тебя, Зимина… Проваливаюсь в спасительную темноту.