Паника

POV – Измайлова Быстро поднимаю выпавший из рук Иры ключ. Все вокруг как-то мгновенно забегали, застукали дверьми, засуетились. Карпов заносит Зимину в кабинет, укладывает на диван. Я вытесняю обратно в коридор, пытающихся пройти за нами Олега и других сотрудников. С криком «Работать всем!», захлопываю дверь, и тут же набрасываюсь на Карпова. - Что ты с ней сделал?! - Разве не заметно? Вырубил. Электрошокер… Показывает мне маленькую коробочку, зажатую в руке. - Ты… что совсем уже… что-ли?! - Это не опасно. Скоро придет в себя. Опаснее было бы, если бы она сейчас встречала прокурорских… У меня даже дыхание от возмущения перехватило. - Электрошокером?!... - Измайлова, за секунды голыми руками людей только в Голливуде вырубают. А я тебе не ниндзя. У нас времени не было. Рому позови. «Скорая» приедет, дайте им бабок, пусть напишут, что был глубокий обморок... ну там, от переутомления… А я этих козлов из прокуратуры пока отвлеку. Раздается требовательный стук в дверь. Не дожидаясь ответа, на пороге появляются трое мужчин в штатском. - Ирина Сергеевна, можно?... Замерли, в изумлении смотря на лежащую на диване Зимину, которой я в этот момент расстегивала воротничок на рубашке. На шее с левой стороны, в районе сонной артерии, виднелись два красных «укуса» от электрошокера. - Ир… Я потрепала ее за плечо, одновременно нащупывая пульс. *****, да, страшно подумать, что было бы, встречай сейчас Зяма этих прокурорских в том состоянии, в котором она была во время разговора со мной. Но так тоже как-то страшно… Скорей бы уже врачи приехали и привели ее в чувство – а то лежит, как труп… чесс слово… POV – Карпов Дожидаемся в коридоре приезда «скорой». Врачи довольно быстро сообщают нам, что это не сердечный приступ, так что поводов для беспокойства нет. Какой сюрприз! Надо же! Интересно, сколько Савицкий им отвалил… Как я и ожидал, прокурорские предлагают побеседовать «хотя бы со мной». И, конечно, речь идет об Антошине… Во время разговора приходится все время держать руки под столом. Я чувствую, как у меня по пальцам проходит мелкая дрожь. ******! Раньше никогда такого не было… Старею что ли…? Или хронический недосып?... Или вопросы об Антошине?... Или я… будто все еще сжимаю ее талию?... Даже не дернулась… просто медленно провалилась в темноту… Ко мне в руки… Что же с ней происходит? Нет… Она не просто переживает за сына – они ее явно продолжают шантажировать. И ведь молчит… Боится… Но, что они от нее хотят? Сегодня, этот ублюдок в допросной… Она приказала его прессовать до конца… Это не похоже на Зимину… Это бросится в глаза каждому, кто видел ее истерики по поводу любой жести в допросной. То, что она сегодня приказала операм - это методы палачей… Еще и выпивка эта… Каждый день… Как остановить ее? Почему она так расклеилась? Неужели не понимает, что так она сына не вернет?! Только хуже будет. Не похоже это на нее… И Глухарев еще… Выйдет из больницы и начнет дергаться…Такой «свой» хуже врага. Их, палачей, много… Они – сильные и организованные. Мы почти ничего о них не знаем. Поэтому нас они не боятся… А мы… Кто есть у нас? Что мы можем? Мы даже не знаем их имена. Не знаем, кто у них главный. Поэтому они нас не боятся… Не боятся… С чего им нас бояться? А если не боятся, зачем им все это?... Зачем им было проделывать все это с Денисом? Зачем они держат в заложниках ребенка? Наконец-то спроваживаю прокурорских. Конечно, это только начало… И из-за Антошина, и просто потому, что на нас кто-то спускает собак… Сейчас главное Зимину привести в чувство. Захожу в ее кабинет, который пропитан крепким запахом лекарств и медицинского спирта. Врачи уже ушли. Ира забилась в угол дивана – волосы на вспотевшем лбу спутанные, рубашка не заправлена, рукава кое-как завернуты … Прикрыла рукой глаза и молчит. Присаживаюсь рядом. - Ир, извини… Другого выхода не было. Молчит… Замечаю глубокие царапины и пластырь на ладони и чуть выше запястья. - Что с рукой? Молчит… Едва касаюсь кончиками пальцев красно-синих пятен на шее. - Больно было? Ир… Качает головой. Издает какой-то непонятный звук – то ли стонет, то ли протестует… - Стас… Ты… Не надо… Сегодня… У меня нет выхода. Не надо было… Они куда-то перевезли Сашку… Теперь я даже не знаю, где он… Я сделаю… все, чтобы его вернуть… Силой отвожу ее руки от лица и смотрю прямо в глаза. -Что они от тебя требуют? Скажи мне… Я ведь все равно в этом замешан. Я ведь все равно рядом. Нет смысла молчать. Вздрагивает. По щекам катятся слезинки… Я не могу смотреть в эти черные, полные отчаянья, глаза… *****! Ну, скажи хоть что-нибудь! Слегка встряхиваю ее. Ну, давай же, только не молчи!... - Ты не доверяешь мне? В этом все дело, да? Тихо шепчет: - До…ве…ряю… Стираю большими пальцами слезинки, которые уже подползли к губам. - Тогда что? В чем причина? Скажи мне! Вместо ответа вдруг опять дотрагивается ладонью до моего виска. Точно так же, как сегодня утром… Горько, но в то же время ласково улыбается. *****… От этой улыбки… в груди словно выпустили на волю какую-то буйную, совершенно рехнувшуюся, птицу. Эта птица, дура, неистово колотит крыльями по моему сердцу, легким, венам и горлу…что там еще внутри есть? Говорят, душа? Ей тогда тоже досталось! И я не пойму – мне то ли щекотно, то ли больно… - Стас… - Что?... - Господи, Стас… Ты за эти дни… поседел… волосы… на висках совсем белые… Гребанная птица в груди затрепыхалась еще сильнее. Давит на горло… Да все, что я сейчас испытываю как-то больше уместно, наверное, на школьной скамейке… ну, на отдыхе… но только не в момент короткой передышки между капканами, расставленными смертью… Мне и правда, что-то нехорошо последнее время… Я не подаю вида насчет Антошина, но… **** такое ощущение, что зажат тисками и, мало этого, так еще наблюдаю, как и ее давят на моих глазах… А она заметила… Заметила, что мне хреново… Я за последние дни уже не раз ловил на себе ее тревожные и вопросительные взгляды… Забираю ладошку, которая так и застыла у моего виска, подношу к губам. А она зажмуривается, чтобы выпустить из-под ресниц на волю еще две переливающиеся дорожки. В коридоре слышны голоса. Дверь не заперта. Плевать. Плевать на все и на всех!… Пусть весь мир летит к чертям. Приближаюсь и целую ее в соленые от слез полуоткрытые губы. Это… самое лучшее мгновенье моей никчемной жизни… - Не надо… по…жалуйста…не на…до… Отстраняется. … И снова гладит мое лицо. И опять эта горькая и ласковая улыбка… - Я рада, что… успела узнать тебя… другим… Хочу ответить ей, что еще будет время, еще успеем, мы еще все успеем… Но, *****, язык не подчиняется лжи. Она права. Это чувство обреченности, что ни секунды не дает мне покоя… Не страшно быть врагами, не страшно иметь соперника, не страшно в который раз смотреть в глаза смерти. Страшно знать, что не можешь защитить самое важное, самое дорогое в своей жизни. Оно оказывается всегда было рядом. И вот ты понял это … но поздно… Резкий звонок ее мобильного. Тревожный. Каждый звук бьет по нервам. Телефон лежит между нами на диване – она хватает его и вскакивает, не давая мне даже взглянуть на засветившийся экран. - Да, я поняла… Да. Хорошо. Я все поняла. И сразу же - короткий стук в дверь. Генерал Захаров. Коротко кивает мне, останавливает пристальный взгляд на Ире, и произносит: - Добрый день. Какрпов, хорошо, что ты тоже тут…