Чума

Саске ненавидел воду. Он смотрит в своё отражение в океане, он видит своими глазами отражение на поверхности воды, которая в следующий момент темнеет, становится глубже. Он непроизвольно сравнивает воду с братом, тот всегда возвращается на своё законное место в его голове — не вовремя. Океан будто засасывает его вовнутрь себя и Саске. Покрывая сверху ещё сильнейшим дождём. Саске ненавидел дождь. Он так отчаянно пытается выбраться оттуда, пытается кричать, по своей глупости открыв рот, тем самым глотая всё больше и больше воды. Опускается глубже, его тело ему кажется тяжёлым. Будто груз привязали к его ноге или шее, и улыбнувшись напоследок, столкнули рукой с обрыва вниз. И вот ты падаешь, с сильным хлопком ударяясь о воду, хлопком, отдалённо напоминающий хруст ломающихся костей. Саске ненавидел океан. И ты хочешь выбраться отсюда, паника окутывает тебя с головой прямиком в свои объятия. Она встречает тебя, ждёт тебя там, в глубине. Обещает, что будет любить тебя, обещает спокойствие и счастье. Но, несмотря на все эти желанные слова, ты понимаешь, что медленно умираешь, как только погружаешься глубже в воду. Саске ненавидел глубину. Он её боялся. Он видит улыбку на лице Наруто, ощущает его пальцы своими, видит эту радость в глазах. Он слышит слабое сопение, когда тот спит рядом. Обычно Наруто хмурится, немного вздрагивает и спит дальше. Саске сидит и смотрит в окно на том корабле, в то самое маленькое окошко. Охраняет его сон. На этот раз он не лёг спать. Если не уснуть, то, может быть, получится спасти их всех? Может, попросту не стоит спать вообще? Может? А может, просто не стоит ни к кому привязываться, заводить ненужные связи, и болезненное сжатие от очередной утраты станет гораздо меньше ощущаться? Как ты думаешь? Саске поворачивает голову в сторону стола и хлопает своими глазами. Неужели он взял ее с собой? Странно, они уже в который раз тонут, что он уже и не помнит, брал он её или нет. Шёл пятнадцатый раз, пятнадцатый, мать его, раз, когда ровно в 4:44 он умирал на пятый день круиза вместе с Наруто. Эта блядская цифра преследует всю его жизнь. Постоянно, как какое-то клеймо. Оно как проклятье, как твоя тень. Следует по пятам. Он перепробовал там много путей. Саске почему-то останавливается посередине комнаты, его глаза так сильно слезятся от бессонницы, они так сильно болят, его сознание играет с ним странные шутки. Смотря в зеркало на своё отражение, он видит в своих глазах странный узор. Такой знакомый, будто отражение насмехается над ним. В его красных глазах нарисован узор, так сильно напоминающий петлю. Петлю. Сколько уже лет он потратил на это? А может, надо попросту бросить всё, опустить руки и оставить всё это дело? Он не может, не может спасти всех этих людей. Он не может спасти себя, он не может вернуться к семье. Он не. Не может спасти Итачи Поле около их дома давно выгорело Одуванчиков давно нет Всё сдохло, смирись Саске всё-таки делает ещё пару шагов в сторону книги и открывает её. «Ветхий завет», закладка лежит на Всемирном потопе. Если бы он помнил, почему он положил её именно туда, что он хотел этим показать самому себе? Рука скользит в сторону сумки, которая покоится около ножек кресла, и сжимает ручку сумки. Потёртая временем и чем-то ещё, странная на ощупь. Он помещает её на колени и раскрывает, рука полностью погружается вовнутрь и наконец нащупывает его кожаный блокнот. Блокнот, в котором записана вся его жизнь. Может, там есть хоть какой-то ответ? Хоть какая-то подсказка? Хоть что-то? И он открывает первую страницу и начинает читать, пока лампа горит ярко. Наруто спит на его кровати, а Саске… Саске старается запомнить каждую деталь, старается найти хоть какой-то ответ, хоть что-то. Он читает каждую ночь и умирает. Опять. В этот раз капитан корабля уснул и попросту потерял управление кораблем. Капитан корабля по имени Учиха Обито. Родственники.       — Ну что? — силуэт сидит как обычно прямо перед ним, как обычно не показывая своего лица. — Попробуешь еще раз? — голос как обычно нейтрален, но почему-то теперь явное издевательство слышится слишком отчетливо. Как он не замечал раньше этого?       — Тебе нравится смотреть на мои отчаянные попытки? — Саске стоит напротив этого человека и смотрит не моргая. — Тебе приносит это удовольствие? Или же что-то другое? Тот молчит.       — Тебе нравится смотреть, как я бьюсь о стену, стену, которой когда-то был и мой брат? Скажи, вообще есть хотя бы одна вероятность, самая крошечная, что это вообще возможно?       — Да. Вероятность есть всегда. Я тебе не верю. Саске перестал верить уже давно в это, но, вероятно, из-за того, что у него ничего не осталось, кроме этого корабля и отчаянного желания спасти всех этих людей, он начинал снова, снова и снова. Попросту тратил своё время. Время, которого, будто по издевательству, у него было слишком много. Ненужного времени. Тогда время остановилось на трёх четверках, Саске заснул, умер и проснулся опять в своей той самой квартире. Пятнадцатого апреля 1912 года. От звонка будильника, и впервые не захотел вставать с кровати. А какой в этом смысл? Какой? Ничего не меняется. И он садится на кровать, опуская ноги на холодный пол этой комнаты, и сжимает своими пальцами голову. Сжимает до боли волосы, сжимая зубы, закрывает свои глаза, чтобы просто не закричать. От безысходности. Приёмник включается, и опять этим спокойным голосом говорит репортёр:       — Вчера ночью в районе 3-х часов ночи паром под названием «Титаник» потерпел кораблекрушение в точке столкновения с айсбергом в северной части Атлантического океана. Число погибших составляет от 1490 до 1635 человек. Море волнуется раз. Саске кажется, будто он сходит с ума. Медленно, но намеренно. Катится в глубокую психологическую яму стремительно вниз. В нужное направление, из которого уже нельзя выбраться. Никак не вылезти. Состояние полной безысходности, и так хочется плюнуть на всё это, так хочется забыться. Он просто не понимает, что он сделал опять не так. ЧТО? Он сметает со стола все книги на пол, хватает их, рвёт на части, вырывает оттуда страницы. Он поворачивает голову в сторону приёмника, его глаза, такие же чёрные, как океан, блестят. Он не выдерживает. Шаг, и он рванул прямо к граммофону. Обхватывает его своими пальцами, вырывая будто с корнем из крепкого, невидимого захвата, и поднимая над головой, кидает его на пол. Тот ломается, разбивается. Становится таким же исковерканным, как и сам Саске. Море волнуется два. Дальше идет кувшин, который разбивает собой окно, Саске бросает его прямо в стекло. Пух от подушек летит в разные стороны, на улице слышно, как кричат проходящие мимо дети. Как голоса людей из разбитого окна превращаются в один сплошной поток. Интересно, у времени есть свой собственный голос? Если и есть, то он обязательно будет звучать как глубокий, немного хриплый, будто обволакивающий собой. Похожим на… Кстати, а на что? Саске перепробовал прожить около ста двадцати семи вариантов событий. Но ни один не дал нужного результата. Что бы он ни менял во времени, кого бы не убивал и не останавливал — люди все равно умирали после, и его семья всё равно оставалась погребённой временем. Чума была на шаг впереди его. Всегда. Всегда было без толку. Он долго изучал временные промежутки, чтобы хотя бы немного иметь точные даты, куда именно ему надо отправиться. Он отправлялся туда, конечно, но. Но что в итоге? Должно было стать лучше? Лучше не стало. Стало хуже. Море волнуется три. Орочимару, он убил его сразу же, как только понял, что данный человек стал причиной всего этого мрака и боли, которая случилась. Он убил его своими же руками. Имея лишь одну мизерную возможность на исправление ошибки. Ты глупо тратишь её впустую, не понимая, что нужно менять не одно событие, человека или же время, надо менять целую цепочку. Одно из другого вытекает. Он пробовал и так. Но опять промах. Возвращаясь в своё время снова и снова, он думал, что делать дальше. Он искал выход в книгах. Перечитал «Ветхий Завет», который когда-то принадлежал Итачи, он оставил закладку именно на потопе почему-то после своей смерти. Он перечитывал столько раз эту главу, и единственное, что извлек оттуда, так это то, как же сильно он боится воды. Эта чёртова вода стала пугать его больше всего на свете. Он знал Библию уже наизусть, водя по ночам своим пальцем по расплывающимся перед глазами строчкам. Шептал в бреду строки оттуда, повторял, словно лепту, целые абзацы, надеясь, что ответ, знак, который Итачи оставил ему (не просто же так эта чертова закладка была оставлена именно там) придёт ему как озарение. Убивая Орочимару всеми способами, которые приходили в его голову во время путешествия во времени, он каждый раз терял кусочек себя. Он, сам того не осознавая, сделал для времени самый лучший подарок. Собственноручно, без принуждений — стал им. Попытки исправить Орочимару закончились на тридцать восьмой, и он твердо решил для себя: если от смерти Орочимару ничего не меняется, значит изменить надо Мадару. Это же он забрал его семью? Его надо наказать. Проучить. Он же плохой. А чем ты лучше, когда убивал людей столько раз? Чем лучше ты сам? Убивал из-за собственного эгоизма. Саске кажется, что он уже переделал всю его жизнь. Мадары. Взял его жизнь в свои руки, разбил как кувшин и собрал заново, склеивая кусочки, думая, что этот кувшин будет выглядеть не по-уродски. Будто никто не заметит. Он уже знает его историю вдоль и поперёк. Он же хорошо его помнит? Он же точно знает, что тот плохой. Он убивает его множество раз, множество раз пытается поговорить, остановить, запереть, разрушить всё, что Мадара оставил за собой. Он убивает, потому что ему страшно. А время всё тикает, тикает, тикает. И когда часы пробивают 4:44 — время возвращает его опять вперед. А внутри — назад.       — Итачи, скажи, а что есть хорошо, что есть плохо? Вот добро и зло, свет и тьма. Разве мир можно делить только на чёрное и белое?       — Саске, — он слышит голос брата очень отдаленно. Наверное, этот диалог был когда он был ещё совсем мал, а может его вообще никогда не существовало. Итачи никогда не говорил ему подобных вещей? Он не помнит. — Пойми одну простую истину. Не существует такого понятия как «хорошо» или же «плохо», «света» и «тьмы», «добра» и «зла», все это очень-очень относительно, да и одно всегда отражает другое. Одно из другого вытекает, не может существовать без друг друга. То, что будет плохо для одного человека, может быть хорошо для другого. То, что светом является для меня, будет самым страшным мраком для тебя. Но, разве можно говорить, что кто-то из нас не прав? Неправильно думает? Все люди настолько разные, всё слишком индивидуально. Вот смотри, ты так боишься этой речки, считая воду чем-то тёмным, пугающим тебя, чем-то, что вызывает у тебя мурашки и неприятный холодок по спине. Липкий страх. Но когда я смотрю на воду и вижу в нём твоё отражение, я улыбаюсь и на душе становится тепло. Это самое светлое, что я вижу, и вода мне помогает в этом. Ты понимаешь? Не понимает. Где-то после пятидесятой попытки ему начало казаться, что он сам виноват в том, что корабль тонет. Ему начинает казаться, что он и есть чума. Он умирал сотни раз, убивал себя сам, но не получалось ничего. Может, он и есть болезнь? Да нет, бред какой-то. И Саске пытается снова. Карета с лошадьми, которые молчаливо топчутся на месте, уже ожидает его около порога. Кучер кивает ему в знак уважения, оповещая о готовности отправления к парому, и Саске поднимает свою голову к небу. Пасмурно, как и обычно. Тучи в своём собственном ритме лениво скользят в правую сторону по небу. Даже поток ветра и регуляция облаков — циклична. Всё в этом мире полностью сосредоточено на одной лишь цикличности. И он, наконец, опускает свою голову, поправляет сумку и, подойдя к своей заказанной карете, быстрым движением руки опускает вниз ручку и садится внутрь. Ехать до места назначения около часа. Кучер бьёт плетью по лошадям, и они отправляются в путь. В никуда. На середине езды Саске открывает свой пожелтевший от времени блокнот, который исписан всеми возможными датами его жизни, его рутины, и он в очередной раз ставит пометку сегодняшним числом. В который раз одна и та же дата, которая обрывается ровно на пятнадцатом числе этого месяца. Он уже и не помнит, когда у него появился этот блокнот, обтянутый кожей и лентой, которую он использовал вместо обычной закладки. Сначала это были обычные листы крепкой бумаги, которыми он скрашивал своё полноценное одиночество сквозь года ровно до какого-то определённого момента. После, вроде в одной из местных лавок у какого-то купца, он решил придать своему личному дневнику более презентабельный вид. Саске поворачивает голову к окну, смотря на лица людей, которые куда-то спешат в столь раннее время. Наверное, по своим делам. В Великобритании люди все время куда-то спешат, думая, что тем самым смогут скоротать своё время. Время, которое каждому предоставлено в индивидуальном количестве. Но как бы ты ни спешил, своё жизненное время никак не обогнать, никак не обмануть, никак не уменьшить и не продлить. Это пустая трата времени, он в этом сполна убедился за почти три века. У времени на каждого человека свои планы — и одному Богу известно, что же лучше — прожить его, покорно склоняя свою голову перед своей судьбой, или же бороться с ним, каждый раз возвращаясь в определенную точку. Время даёт нам полную власть, даёт нам возможность наблюдать и быть тем, за кем наблюдают со стороны, но в тот же момент «время» настолько капризная дама, которая из-за своей эгоистичности, а, возможно, из-за здравого смысла, забирает у тебя всё. И единственное, что тебе остаётся, так это, сжав свои кулаки крепче, наблюдать за очередным человеческим прахом, который взмахом чужой руки разносится над полями из одуванчиков. Саске похоронил своего брата, который умер от чумы ровно два века назад. И тогда он понял — он ненавидел это поле, которое было усеяно его любимыми желтыми цветами, которые вскоре, как и человеческая жизнь, становятся пышными, почти невесомыми, и каждая его песчинка от дуновения ветра уносится в небо. Отрываясь от своего ядра обычной пушинкой. Карета остановилась около причала, на котором уже толпились сотни людей, в спешке прощаясь с родственниками или же друзьями, старались как можно быстрее войти в открытые двери этого ужасного парома. Будто сама бездна открывала перед ними свои двери, сладко улыбаясь, поглаживая по их макушке своей невидимой рукой, приглашая вовнутрь. Чтобы сожрать их полностью, чтобы умереть. Начался дождь. Сначала капли почти незаметно касались земли, практически сразу же разбиваясь о землю, но вскоре стучание капель о крыши домов в округе стало отчетливо слышно. Опять вода. Опять чертов дождь.        — Эй, эй простите! — его окликают. — Подождите! — кричат ему вслед, Саске разворачивается и смотрит в эти глаза небесного цвета.        — Господин с потертой сумкой, подождите, пожалуйста! — кричат ему вслед, и Саске, наконец, полностью останавливается и удивленно смотрит на юношу, который уже нагоняет его. Саске пробовал не отвечать.       — Приятно познакомиться, Саске, — его губы искажает улыбка. Он протягивает свою ладонь в его сторону в знак приглашения. — Не хотите пойти с нами? Я Вас познакомлю со своими друзьями. Они хорошие, не такие, конечно, как я, но, думаю, нам будет весело всем вместе. Вы один путешествуете? Пробовал разворачиваться и уходить в другую сторону.       — Меня Наруто, кстати, зовут, Наруто Намикадзе, — он виновато улыбается. — Простите за мою некомпетентность. А вас? Итачи не каждый раз стоял с другой стороны дороги. Иногда пропадал в зависимости от того, что Саске выбирал сделать в следующий момент. Пробовал игнорировать Наруто. Пробовал зайти туда первым, опережая всех людей. Пробовал зайти последним, специально выжидая нужное время. Но не менялось ничего, они умирали снова. Саске пробовал никогда не заходить на борт Титаника. И сначала он даже поверил, что получилось, опять проснувшись рано утром в своей квартире, и даже обрадовался. А потом понял — он не услышал утренних новостей только потому, что его приёмник сломался. Дерьмо. Саске переиграл разные варианты того, как он будет проводить свои дни с Наруто, но разницы никакой не было. Он просыпается от стука в дверь. Такого нарастающего, настойчивого, будто кто-то пытается выбить его дверь кулаком. Мужчина морщится, проводит взглядом по своей взмокшей от болезненных воспоминаний рубашке и после осматривает каюту. Из грязи в князи — не иначе. Стук усиливается, и мужчина встает, на ходу стягивая с себя промокшую рубашку и, наконец, открывает дверь, оказавшись наполовину обнаженным перед удивленными, лазурного цвета глазами. Пробовал не отворять дверь. Но это же глупо, верно? Они соседи, он же не просидит в своей каюте вечно.       — Красиво у Вас тут, — Наруто проводит взглядом по каюте нового друга и присвистывает. — У меня попроще каюта будет. Хотя моя вся в зеленом цвете выполнена. Хотите посмотреть? — после запинается, когда Саске разворачивается к нему и смотрит молча. — Нет, господи, что я несу! — он бьет себя по лбу ладонью. — Вы не подумайте, я не имел в виду ничего такого, я просто.       — Не стоит, — Саске, наконец, одевается и старается улыбнуться собеседнику. Сдержанно. Пробовал не соглашаться на эту странную просьбу Наруто, держась на безопасном расстоянии, оставаться холодным.       — Тогда пойдемте, господин Учиха. Я познакомлю Вас со своими друзьями. Думаю, они уже заждались нас к ужину, — Саске молча следует за ним, прикрывая за собой дверь. И Наруто не оборачиваясь идёт в сторону лестницы, будто заранее зная, что Саске последует за ним. Саске отказывался, Саске никуда не шёл. Лучше он словит очередной приступ удушья в своей каюте, но останется в ней. Саске даже пробовал подружиться с другими друзьями Наруто, не с ним, а с той же Сакурой. Она хоть была и интересной собеседницей, но общение давалось Саске с трудом. Пробовал общаться с Неджи и Хинатой, понял, что кровные узы братьев и сестер загоняют его в ещё большее уныние. Лучше уж вообще ни с кем не общаться. Заходя каждый раз в тот зал, ему почему-то становилось невыносимо жарко и душно. Этот официант каждый раз врезался в него и спокойно извинялся. Саске не понимал почему. Куда бы он не пошёл, тот будто знал это заранее. И это было странно. Он не открывал окон. Не отходил никуда в тот вечер, не играл в покер, отвечал на все вопросы Наруто по-другому и даже менял темы разговора. Он должен был понять, что происходит. Саске менял события в своей жизни, менял события в жизни Мадары, в жизни Орочимару, но ни разу не менял события в жизни брата. Он будто заранее понимал свой проигрыш. И, вероятно, боялся окончательно убедиться в этом. Интересно, почему? Пару раз он опять возвращался в самое начало и поворачивал ситуацию так, что ни Наруто, ни Сакура, ни их друзья не садились на паром. Они хоть и не садились, но Титаник тонул всё равно. Значит, дело не в них. Значит, он может позволить себе хотя бы пару дней побыть счастливым. Он стал отдаваться полностью этим людям. Они разговаривали больше, касались друг друга больше, улыбались или же грустили больше. Саске слышал смех Наруто, видел его привычный жест, каким он чешет свой затылок, когда смущается, и улыбался в ответ. Саске привязался. Сакура в какой-то момент стала проводить с ними больше и больше времени, иногда они даже спали втроем, смотря на звезды через круглое окошко каюты перед тем, как уснуть. Сакура своим красивым, мягким голосом рассказывала истории из их с Наруто жизни, откусывая утренний круассан с джемом, запивая его чашечкой кофе, Наруто читал какой-то журнал. Официант приносил им воду. И после завтрака они шли в кинозал, в котором могли посмотреть черно-белый фильм, который после обсуждали за ужином. Ему так не хватало этого Разговаривать с живыми людьми. Он пробовал спасти их разными способами, начиная прыжком в ледяной океан, от которого Саске задыхался, после чего тонул, заканчивая тем, что они сами брали управление в свои руки. Управлять огромным круизным лайнером. Нет, это даже смешно. После восемьдесят восьмой попытки остановить кораблекрушение ему начало казаться, что дело вовсе не в корабле, нет, не в нем, или в событиях ранее. Он понял — дело в капитане! По его вине затонул корабль, значит — он и есть корень всех проблем. В одном из вариантов он попросту задушил капитана своими же руками. Думая, что дело в нём, но дело было совершенно не в нём. Как оказалось. Время видимо пошутило над ним, когда он в очередной раз зашёл в кабину управления и увидел там совершенно другого человека. Это был уже не Обито. Люди менялись каждый раз, иногда, он даже не мог разглядеть их лица. Будто их и не было. Будто их стерли. Будто дождевые черви заползли им под кожу и стремительно по кровяным потокам достигли лица. Изнутри. Сначала они сожрут все подкожное сало, после начнут жрать мышцы. Их лица, потерявшие свою упругость, начнут гнить изнутри. Саске всерьёз задумался по поводу своего психического здоровья. Наруто и все эти люди умирали каждый раз по его вине. А Саске. Ему оставалось смотреть. К примеру, смотреть в глаза Наруто, когда он своими пальцами до боли сжимает его руку, лишь бы тот не упал. Лишь бы не разбился. Ему тяжело, рука становится потной, они даже не говорят друг другу ничего, просто смотрят в глаза друг друга не моргая.       — Все будет хорошо, — он пытается улыбнуться, но выходит криво. Я обещаю тебе. Я обещаю себе. — Я не отпущу твою руку. И Наруто верит ему, кивая. Он чувствует, что Саске действительно держит его изо всех сил, пока они висят прямо над черной, мрачной водой. Океан будто отворяет свою пасть, облизывает губы своим огромным языком, изо рта которого идет смерд. Идёт вонь. Ничего, он подождет. Он подождет. Рука становится настолько влажной и затекает, что попросту соскальзывает вниз. И Саске кричит, орет, видя, как океан рад, что получил Наруто в качестве своей трапезы. И Если Саске думал, что его кошмары — самое худшее, что с ним случалось. То после всего этого он поменял своё мнение. Бывают вещи и похуже.       К примеру, смотреть в глаза умирающей Сакуре, которая захлёбывается в собственной крови от того, что упавший карниз проткнул её живот насквозь. И она ползёт в сторону Саске, который опешив смотрит в её зелёные глаза. Тянет к нему свою руку, и в следующий момент он видит, как её руку, её всю затаптывает проносящаяся мимо толпа, которая в агонии пытается убежать от неминуемой смерти. Ради своего спасения готовы затоптать своими ногами ещё живого человека. И Саске задумывается - а стоят ли эти люди того, чтобы их спасали? Может, ничего не происходит просто так? Может, они заслужили всё это? А зачем и кому всё это надо? Для чего этим всем людям вообще жить? Разве если бы они были бы этого достойны, корабль бы не разбился? Почему кому-то так нужны жизни этих людей, а жизнь Итачи и его семьи — нет? Разве это справедливо? Ставить такой ультиматум. И вообще. Откуда пошла эта идея, и не придумал ли он её сам? Когда же это всё началось? Это было так давно, что он уже и забыл. Когда он вообще согласился на это и почему? Был же какой-то перерыв видимо, раз он дожил аж до 1912 года. То есть в какой-то момент, он успокоился и жил себе, получается? А чем он занимался? Что он делал? Он даже уже и не помнит, что было до того, как он стал просыпаться каждую ночь в этой своей квартире. Откуда у него появился этот странный кулон, эти способности, и не снится ли всё это ему вообще? Может он просто заболел? Трогает лоб — вроде нет. Когда же всё это началось-то? Надо хотя бы попытаться вспомнить. А этот человек, который предложил ему всё это — кто он вообще? Зачем это ему? И человек ли это вообще. Даже если нет, то зачем ему это надо? Зачем ему он? Причем тут он? Это всё можно было бы списать на какое-то семейное проклятье, но взять того же Орочимару, поколение Учих никогда не было связано с ним. Значит, не в проклятье дело. А, наверное, очень бы хотелось. В самый первый раз, в самый-самый первый, когда этот человек предложил ему свою помощь, вручил этот странный амулет в его руки, попутно объясняя, что нужно делать, Саске испытал судьбу зря. Он не поверил, ссылаясь на больное воображение, на невыплаканные слезы и травму внутри. Он отнёсся к этому с таким пренебрежением, с такой легкостью, словно ожидая, когда же этот назойливый голос человека стихнет и он уйдет. Будто муха, которая своим жужжанием под ухом раздражает, и ты отмахиваешься от неё рукой. Кстати, о первой их встрече. Ровно, в возрасте двадцати семи лет, он, проснувшись от привычных кошмаров, повернул голову в сторону на широкой кровати. Карин спала рядом, повернувшись к нему спиной, её плечи были оголенные, ночная сорочка немного слезла вниз. Её сон был крепок, она даже не шелохнулась от шума, с которым встал Саске. Пол скрипнул. Саске больше не смог уснуть. И тогда сидя в замке брата, прах которого он развеял только через пару лет, до этого подготовившись. Подготовившись — он был одержим идеей того, что прах Итачи должен обязательно осесть на поле из этих мерзких, желтых цветов. Только тогда он впервые задумчиво повертел странный медальон в руках и на себе испытал, что значит умереть, но проснуться живым. Он умер странной смертью, он будто видел со стороны себя. Но проснулся совершенно живым. И это было так странно. Он решил попробовать еще раз, и сам того не заметил, как вошел в азарт. Путешествовать во времени было своего рода изоляцией от настоящей жизни, от которой ему было тошно. От которой он бежал. Он пропадал там, наблюдая за другими, проживая их жизни лишь наблюдателем, лишь бы не вернуться домой. Ему было проще умирать каждый раз в прошлом, чем счастливо доживать свой век в настоящем. Счастливо? Счастлив он не был. Карин стала волноваться из-за его состояния через года два, Саске совершенно перестал выходить из своих покоев, из читального зала. Он, словно одержимый бредом, читал, читал и читал. И каждый день за окном начал лить дождь. Два года не переставая лил дождь. Дождь смыл заново выросшее поле из одуванчиков снова и тогда. Через два года он похоронил двоих лучший друзей на войне. Саске перестал выходить на улицу. Еще через пять потерял и Карин. Умерла от туберкулеза. Саске перестал выходить из своего мира вообще. Смотря на три могилы рядом со своим старым, разрушенным домом, он понял одну простую вещь. Он больше не заведет ни любимых, ни друзей. Потому что, так или иначе, в конечном счете, ты будешь смотреть на то, как они умирают. Так какой тогда во всем этом смысл? Зачем любить кого-то, привязываться, дорожить кем-либо, заранее обрекая себя на муки? Ведь они обязательно уйдут от тебя. Прямо как твой брат, да? Бросят тебя и оставят одного. Зачем? И именно с того дня жизнь потеряла какой-либо смысл. Саске не взрослел уже седьмой год. Он плохо помнит, чем занимался все это время, что делал, кого видел, он лишь помнит много-много свитков, старых книг и выпивку. Он упивался до такой степени, что его действия стали машинальными, автоматическими. Он возвращался назад не потому, что уже хотел, а потому, что так надо. Они же договорились. Он дал свое слово, даже не зная кому. По сути, Саске уже не хотел ничего. Но именно из-за своей глупости, из-за этой сделки, получил громадный резерв жизненного времени, которое в какой-то момент стало совершенно ненужным. Время обнулилось и потеряло свою ценность. Дефолт. И когда он наконец нашёл кого-то, кто бы смог скрасить его одиночество, он опять потерял его. Будто с того света Итачи просто издевается над ним, смеясь на своих небесах, говоря все так же небрежно, как Саске его помнит: "Как ты можешь спасти кого-либо, когда ты даже спасти себя не можешь? Ты слабый Саске. Тебе не хватает ненависти." Саске опять теряет своё стремление узнать что-либо о персоне, которая заварила всю эту кашу, погружаясь в рутину самобичевания и апатии. И опять теряет нужную ему нить. Наверное, он действительно злился недостаточно, недостаточно, чтобы наложить на себя руки и смириться с тем, что Проиграл.       — Попробуем еще раз? — знакомый силуэт опять предстаёт перед его глазами и протягивает ему руку. Предлагая эту бессмысленную сделку в который раз. Интересно, а зачем ему это надо? Я думал об этом раньше или нет? Я что-то не помню. Последнее время у меня проблемы с памятью. Причём большие. И Саске впервые не отвечает сразу, он думает, смотря на протянутую ему руку, и почему-то впервые хочет рассмотреть ладонь внимательно. На пальце этого человека, который так добродушно помогал ему, красуется кольцо. Знакомое, где-то он уже его видел. Какого цвета его глаза? Как звучит его голос? Волосы этого человека светлые или же темные?       — Так что? Да или нет, Саске? И Саске выбрасывает из своих же мыслей, которые дали бы ему хоть какую-то подсказку и он не цепляется за это наблюдение, которое почему-то кажется ему важным. Он протягивает руку и отвечает: — Я готов, — вихрь уносит все в бездну, которая, будто вакуум, засасывает в себя все, что до этого так крепко стояло на своей почве. — Я попробую снова. И все начинается с начала. Британия, 1912 год. 10 апреля. Время 6:30 утра. Графство Хэмпшир.       — Сегодня паром «Титаник» отправится из Саутгемптона в Нью-Йорк в свой первый рейс. По своему маршруту он сделает остановку во французском Шербуре и ирландском Квинстауне. Число купивших билет на этот долгожданный паром насчитывается около 1327 человек. Конечно, ведь это такой мировой прорыв в сфере судоходства. Даже число членов экипажа почти достигло тысячи… Как бы я хотела, Винсент, оказаться среди них.       — Конечно, Виктория, я бы и сам поехал в этот долгожданный круиз, но Вы знаете, нам остается только порадоваться за это число счастливчиков, которым удалось урвать свой счастливый билет в долгожданное путешествие по миру. Мужчина поворачивает свою голову в сторону приёмника, по волнам которого оповещали об этом легендарном событии. Он медленно встает со своего кресла, обтянутого бархатом, и нажимает на кнопку отбоя. Он уже одет, его длинные волосы обвязаны белой лентой. Амулет нетронутым красуется на шее, свисая вниз на золотой цепочке. На деревянной столешнице у окна лежит его золотой билет в каюты первого класса со всеми удобствами. Корешок торчит из закрытой книги древней библии, книге, которая стала чтивом перед сном уже столько лет. Он прочитал эту книгу от начала и до конца, делая всевозможные пометки, обводя свой личный сакральный смысл чтива птичьим пером, которое макал в тюбик с чернилами, которые томились под светом керосиновой лампы, стоящей у окна. Билет, как и обычно, лежал на отрывке «Ветхого Завета» о Всемирном Потопе. Саске смотрит на нее и единственное, что отмечает для себя после стольких бессонных ночей, что данное чтиво абсолютно. Какое? Карета с лошадьми, которые молчаливо топчутся на месте, уже ожидает его около порога дома. Кучер кивает ему в знак уважения, оповещая о готовности отправления к парому, и Саске поднимает свою голову к небу. Пасмурно, как и обычно. Тучи в своем собственном ритме лениво скользят в правую сторону по небу. Даже поток ветра и регуляция облаков — циклична. Всё в этом мире полностью сосредоточено на одной лишь цикличности. И он, наконец, опускает свою голову, поправляет свою сумку и, подойдя к своей заказанной карете, быстрым движением руки опускает вниз ручку и садится внутрь. Ехать до места назначения около часа. Кучер бьет плетью по лошадям, и они отправляются в путь. В никуда. И потом они знакомятся с Наруто, и история идёт дальше. Пока ничего не меняется. Но Итачи опять пропал. Вот интересно, он сам выбирает там с непонятно откуда, когда появится? Ну, то есть когда ему становится скучно, он видимо решает: Наведаюсь-ка я к своему младшему брату в гости, напомню о себе. Мало ли, не дай боже, он меня забыл? Саске усмехается. Видимо, сегодня у Итачи плохое настроение и он решил остаться <i>дома. На этот раз Саске сталкивается с этим официантом лицом к лицу, его поднос летит прямо на его чистую рубашку, которая окрашивается от вина красными пятнами. Саске хмурится, но отмахивается. — Ничего, я все понимаю, с кем не бывает. Народу же действительно много. Он мог просто не заметить Саске, вот и всё. Не надо искать скрытый смысл там, где его нет. Или же есть?       — Простите! — почему-то голос кажется таким наигранным. Еще бы, когда ты проживаешь эту ситуацию в сто двадцатый раз, ещё бы тебе не казалась вся ситуация крайне наигранной. Действительно.       — Вот, держите! — он протягивается Саске белое, выглаженное полотенце, сжимая пальцами самый кончик. Вот-вот и может упасть. Саске осторожно перенимает его и благодарит за помощь, нечаянно соприкасаясь своими пальцами с пальцами официанта, и странная, неприятная волна проносится прямо от кончиков пальцев до самой макушки.       — С Вами все в порядке? — инкогнито театрально и даже слишком наигранно прикладывает свои пальцы к губам, будто в удивленном жесте, и он замечает. Кольцо. Такое знакомое, будто он уже где-то точно его видел. Красное, с непонятным символом. Но он был точно уверен, что раньше там был зеленый камень. Поэтому и не обращал на него никакого внимания. ГДЕ? Где он его уже видел. Где-то видел точно. Он не знает ответ на этот вопрос. Не знает, все ли с ним в порядке. Смотря, что именно вкладывать в понятие концепции слова «в порядке». Если относить это слово к понятию — добро, хорошо и так далее, чего так не понимал Итачи и возмущался по этому поводу, то Саске явно не в порядке. Он почему-то разворачивается, делает пару шагов в сторону Наруто и останавливается. Впервые и поворачивает голову в сторону этого официанта. Что-то такое странное.       — Красивое кольцо, — слова вылетают сами собой. — Что значит этот символ? Мужчина на секунду замирает и хлопает своими глазами, смотря на него странно, с интересом:        — Птица цвета киновари. Вам нравится? Такое кольцо только в одном экземпляре по миру, всего их десять. Разных, но они очень схожи друг с другом. Оно перешло мне от старого друга. Передается из поколения в поколение по наследству, — мужчина пожимает своими плечами. Да неужели. Что, правда что-ли?       — Да. Нравится. Такое ощущение, будто я где-то уже его точно видел, — Саске сдержанно улыбается. Точно такое же было на правом безымянном пальце Итачи в тот день, когда много-много лет назад он его пытал. Удивительно совпадение. Если кольцо передается по наследству. То кто же тогда твой друг?       — Думаю, вы путаете, — опять эта улыбка. Думаю, что я ничего не путаю.       — Да, — Саске отмахивается, — вы правы, мало ли колец в мире похожих друг на друга, — И он протягивает руку. — Я Саске Учиха, кстати. А как зовут Вас? Ветер из непонятно как открывшегося окна задувает слишком сильно.       — Зецу. Приятно с Вами познакомиться наконец, — он специально протягивает левую руку, и Саске пожимает её. Смотря прямо тому в глаза. До неприличия долго. Он наконец возвращается к Наруто и его друзьям за тот самый стол. Ему всё это не дает покоя, особенно это чертово кольцо. Когда он сжигал труп своего брата, оно было на нем? Было или нет? Он не может вспомнить. И внезапно, словно очнувшись ото сна, перебивая какой-то очередной спор между Неджи и Наруто, спрашивает:       — Здесь есть библиотека?       — Библиотека? — Наруто переспрашивает, уже забыв какой новый аргумент только что хотел преподнести в споре с Неджи. Даже уже забыл, о чем они вообще спорили. — Саске, с тобой все хорошо? Может тебе выпить там, расслабиться? Тут сауна есть, можем сходить. Ты какой-то бледный сегодня, может, заболел?       — Да или нет?       — Да откуда мне знать! — Наруто пожимает плечами и поворачивается к ребятам, Сакура лишь пожимает своими плечами. — В брошюре написано, что тут есть сауна, бассейн, поле для, мать его, игры в сквош, в теннис! — он мечтательно закатывает глаза. — Думаю, да, конечно, тут есть эта чертова библиотека! — он размахивает руками. — Но, Саске! Я пойду туда только ну ооооочень выпивший. Извини, конечно, но углубляться сейчас в романы, стиле ренессанса у меня нет никакого желания!       — Значит, я пойду сам. Саске встает и хочет уже уйти, но Наруто его крепко хватает за руку.       — Да подожди ты, мать твою! — он смотрит хмуро исподлобья. — Саске, давай так, сегодня мы в честь знакомства хорошенько напьемся, а завтра. Завтра мы пойдем в твою библиотеку и сделаем там все, что тебе нужно. Странно, что тебе так внезапно захотелось почитать. Наруто, я за свою жизнь прочитал столько книг, что погружаться в них — меньшее, чего мне хотелось бы на данный момент. Но я должен найти хоть что-то. Понимаешь? Хоть какую-то зацепку.       — Хорошо. Завтра. Обещай.       — Обещаю, как проснемся идем. Саске опускается обратно за стол, не замечая, как Зецу стоит вдалеке и пристально смотрит на смеющуюся компанию, поджав свои губы. Он опускает свою голову, и на секунду, проходящая мимо девушка по имени Ино видит очень красивого юношу с длинными черными волосами, собранными в хвост, и такого же цвета глазами. Он медленно подносит свою пальцы к выпавшей пряди волос и заправляет их за ухо. Саске. Опять тратишь время без толку?       — Ну, за встречу! — Наруто улыбается широко, свободной рукой резко расстегивает пару пуговиц на своей рубашке стало почему-то душно и жарко. Но окно всё еще раскрыто нараспашку.       — За знакомство! — Сакура поднимает свой бокал, пока остальные неохотно следуют за ними. Напиваться — дурной тон. Но Сакуре и Наруто на это плевать. Тремя часами позднее:       — На, держи, — Наруто протягивает ему маленький тюбик. От наклона тюбика внутри него что-то пересыпается, будто песок. — Это помогает при отравлении, — он виновато улыбается. — Ну, и при алкогольной интоксикации тоже, — старается притупить взгляд в пол. Чувствует вину. Они уже в каюте Саске, пока тот скрючившись сидит в ванной комнате. Да, слишком он для всего этого стар.       — Что это? — Саске сплёвывает очередной комок в горле, поворачивает голову в сторону Наруто. Морская болезнь решила навестить его так не вовремя. Будто смотря на океан, ощущая качку, его начинает тошнить от. Самого себя. И алкоголь дал в голову как-то слишком быстро, вызывая жуткое желание проблеваться, освободить свой желудок от этой страшной смеси вина, виски и чего-то еще.       — Марганцовка, — Наруто усмехается по дружески. — Гадость, конечно, редкостная, но из организма помогает вынести все, что осталось лишним. Чужим, не своим. Ну как те самые черви. Так более понятно? А, ну раз черви. Так сразу бы и сказал. Сразу стало все намного понятней.       — Спасибо.       — Да не за что, — Намикадзе усмехается. — Так и поступают друзья.       Друзья. Слава богу, ты не назвал меня братом, ибо, клянусь, даже я не могу заранее определить — какая бы у меня была бы на это реакция. Думаю, меня бы вывернуло от этого заявления наизнанку, и я пошел бы блевать по второму кругу. Брат. Семья. Друг.       Друг. Это такое сложное слово, которым разбрасываться просто так не стоит. Ты знаешь меня день, но уже считаешь другом? Ладно не день, мы знаем в моем понятии друг друга уже непонятно сколько времени. Я сбился со счета, но это же в моей реальности. А в твоей? Что ты видишь? Что ты видишь в своей реальности, Наруто, что позволяет разбрасываться тебе такими громкими словами направо и налево? Ты видишь во мне друга? В таком случае мне тебя жаль, ведь это говорит о том, что тогда у тебя никогда не было друзей. Друзьями не становятся за день или два, друзьями становятся постепенно. Принюхиваясь друг к другу, узнавая лучше друг друга изо дня в день, открывая постепенно свои хорошие и плохие качества на обозрение. Опять плохие и хорошие. Не важно. Друзей находят, когда висят на волоске от смерти, когда тебе протягивают руку и не отпускают её до последнего. Друзей встречают в кровати, любуясь звездами в ночи. Или на той самой реке. Реке, у которой ты сидел, и на которую я так и не пришёл. Саске не знает, почему он так горит желанием спасти этого Наруто, ведь он даже ему не друг, он до конца отпихивает мысль о том, что неосознанно видит в нем брата. Хорошую его сторону. Видит того, кто бы мог его заменить. Хотя бы попытаться, хотя бы немного не чувствовать себя таким пустым. Но другом он не считает его явно. У Саске вообще всю жизнь были проблемы с построениями социальных связей, с доверием и привязанностью.       Вероятно, потому что один человек выжрал его внутреннее составляющее настолько, что на других не осталось попросту сил. И как бы Саске ни пытался почувствовать к кому-либо хоть что-то похожее, у него не получалось. Ноль. Единственных людей, которых он принимал полностью, любил, считал друзьями и уважал — была его семья. После нее это были Суйгецу, Джуго и Карин. Настоящие друзья. И поэтому, Саске пришлось научиться прощать. Ведь если бы не научился, то в глубине души, копя ненависть к брату — остался бы один. Вероятно, из-за прощения и принятия, которое он до сих пор не до конца осознавал еще, он ни разу не вернулся в реальность Итачи и не попытался поменять его. Изменить, забрать. Он слишком уважал его. Реальность дорогих тебе людей — непоколебима. После того разговора с Наруто, который пытался отстоять свою точку зрения, надавить и поменять реальность восприятия Саске, он понял — Наруто кто угодно, но не друг. Ведь друзья так не поступают. Не переделывают тебя, потому что им так хочется или потому что не согласны с твоей точкой зрения, считая ее неправильной. Но они хотя бы могут попытаться существовать вместе, пока обоим это выгодно — не так ли? На следующий день они наконец добрались до библиотеки, в которой провели около восьми часов без перерывов на обед, развлечений и прочего. Сакура заходила к ним дважды, ставила молча поднос с едой и возвращалась обратно к Хинате, которая скромно ожидала ее снаружи. Саске был благодарен этой девушке. Будь он на её месте, он бы думал так: У него такой странный, новый знакомый. Он бы точно намекнул своему брату, что тот сделал неудачный выбор. Но он не Сакура, и та не говорит ничего.       — Саске? Ты в порядке? — Наруто смотрит на него немного обеспокоенно, отворачиваясь от пожелтевших страниц книги. Его новый знакомый вдруг застыл в одной позе и перестал моргать. Саске хлопает своими пышными ресницами и виновато улыбается.        — Прости, я спал плохо сегодня, поэтому…       — Ничего, все в порядке, — Наруто отмахивается и одобрительно хлопает его по плечу, после чего наклоняется к нему и перелистывает страницу вперед. И ближе к вечеру второго дня он вроде что-то находит. Осталось три дня.       — Саске?       — М?       — Взгляни. Он пробегает быстро по названию книги, которое сулит ему краткий экскурс в дебри мифологии и символики. Ну почему бы и нет, собственно.       — По твоему описанию символа, я нашел вроде что-то похожее. Но, честно, не понимаю, зачем тебе все это надо. Я тоже не знаю зачем, но мне кажется это чем-то важным.       — В общем, — Наруто тараторит, старается говорить быстро, — в системе пяти элементов этот символ представляет собой элемент, который называют Красной птицей Юга. Она известна как Сузаку на японском. Описывается как птица красного цвета, которая похожа на фазана с пятицветным оперением и постоянно объята пламенем, — он замолкает. — Знаешь, как феникс, каждый раз сгорает заживо... — но возрождается вновь, — заканчивает его мысль Саске. Петля. Мать его, петля. Замкнутый круг. И в данном случае — ненависти. Где-то отдаленно звучат слова брата о способности и умении прощать. О важности этого умения. Итачи носил кольцо с этим символом, заключив сделку с болезнью. Человек, которого он видел вчера, носит такое же кольцо. Он его нашел! Вот в чем причина. Он и есть эта чертова чума, из-за которой все эти люди каждый раз тонут.       Саске вскакивает, от чего пыльная книга падает на пол, Наруто от неожиданности вскрикивает. — Ты куда?       — Мне надо остановить одного человека, — и он внезапно останавливается. Ты же не один больше. Привыкай. — Наруто, ты со мной? Нам надо кое-что сделать. Остановить одного человека, поймать. Намикадзе хлопает своими пышными большими глазами цвета моря и кивает:        — Ты, конечно, очень странный, мне кажется, даже больной немного на голову, но мне нравится. Я с тобой! Найти его оказалось сложнее, чем казалось на первый взгляд. Этот Зецу будто испарился. Два дня они засыпали в каюте Саске, заканчивая свои поиски среди стольких людей, которых, казалось, становилось все больше и больше. Измотанные они приходили и просто падали с ног. Но долго не могли уснуть. Саске особенно. Он вроде нашел шанс, который не может упустить. Саске лежит, скрестив руки за своей головой, и смотрит в окно, отвернувшись от своего нового друга, о чем-то думает. Он накинул на себя лишь длинную белую рубаху, своими пальцами он перебирает в руке какой-то амулет. Намикадзе в полном мраке разглядывает черты лица этого человека, почему-то стараясь запомнить каждую деталь, и не понимает, зачем он это делает. Такое странное чувство внутри, будто скоро этот силуэт растворится, и Наруто больше никогда не сможет дотронуться до него, до человека, которого видел в детстве во сне. И, сам того не понимая, он прикасается к черным волосам, перебирая пряди своими пальцами. Мягкие, но немного жестковатые, такие длинные и лежат на подушке. Красиво. Саске резко поворачивается, и Наруто видит, будто амулет начинает светиться, отражая свой свет в зрачках мужчины. Он моргает, и странное видение сразу же исчезает, но от неожиданности руку резко убирает и чувствует себя виноватым за то, что нарушил личное пространство без спроса. И он хочет извиниться перед ним, но его опережают.       — Извини меня, — Наруто сквозь темноту не видит его глаз, но почему-то знает, что тот смотрит сейчас прямо на него. В горле почему-то пересыхает, и он сглатывает, пытается смочить свое горло и проглотить этот странный комок, который резко появился и осел где-то в районе голосовых связок. Трудно дышать и почему-то резко хочется плакать, ведь в глубине души он понимает, почему Саске извиняется. Понимает, и от этого становится еще хуже где-то глубоко-глубоко, и ты отчаянно пытаешься отмахнуться от этого осознания, ведь если не отмахнешься, оно ненароком может накрыть тебя своей волной и раздавить твоё нутро до такой степени, что ты точно скажешь много чего лишнего или попросту разрыдаешься. А Наруто не помнил, когда он в последний раз плакал, когда вырос. И он улыбается, пытаясь поверить в то, что Саске извиняется сейчас за что-то во время ужина, на что Наруто попросту не обратил внимания. Пытается обмануть себя.       — Ты извиняешься, что отошел к окну? Да все в порядке, если ты сейчас про то, что…       — За то, что не пришел. У Наруто выбивает воздух из легких, и странная дрожь накрывает руки, порождая тянущее чувство в груди, которое отдает в горло, после в нос и, наконец, накрывает глаза. Щиплет глаза. Неприятно. Некстати.       — За то, что оставил тебя одного на том причале. Извини, — Наруто закусывает губу, и обманывать себя нет смысла больше, сдерживаться тоже, но он сжимает край покрывала своими пальцами и шумно выдыхает, лишь бы не сорваться.       — Я понимаю твое желание иметь брата, ведь я и сам очень любил своего. Я скажу тебе честно — мой брат умер очень давно, — он замолкает, Наруто совершенно не видит его лица, и на секунду ему даже кажется, что он уже спит. Всё это сон в его голове. — Но знаешь, я до сих пор ощущаю, как он остался где-то внутри меня, — его рука дергается, и Наруто чувствует, как Саске нажимает на его ребра. — Вот здесь. И слезы в этот раз не идут. Надо научиться прощать?       — Я бы очень этого хотел, правда. Прийти к тебе на твое место у реки и поговорить с тобой. Но, к сожалению, я не смог. Прости меня, что оставил тебя одного. Мне жаль. Я потерялся во времени. Наруто не помнит, как уснул. Саске уснул первым. И спал спокойно. Впервые за долгое время. Завтра они обязательно найдут этого Зецу. Пятый день. «Капитан Обито Учиха отменил смену спасательных шлюпок, которая должна была состояться сегодня, всвязи с этим сектор Д и Ц будут открыты. Приносим свои извинения за беспокойство» Саске просыпается от криков, от воплей. Наруто вскакивает вместе с ним, сжимая его руку своей, притягивая ближе, ощущая своей кожей его, что явно бы не понравилось одному человеку, которого нет в этой комнате. И они оба пытаются подняться, пока их корабль резко качает. Саске в одной спальной одежде открывает ключом свою каюту, Наруто выбирает первым. Он несется сразу же к Сакуре, чтобы успокоить, чтобы прижать испуганную сестру к своей груди и успокоить. Саске щурится яркого света и моргая смотрит на время на часах. 4:05 Куда Выпал День? Он выпадал каждый раз, и он этого не заметил, или только в этот? Что происходит. Корабль как наклонился, так и остался в одном положении — в наклоне на правую сторону. Саске краем глаза наблюдает, как Наруто в спешке, в одних панталонах, придерживая за руку Сакуру, выходит из каюты. Хината стоит за Неджи, перекрещивается, читает молитву. Киба прижимает к себе свою собаку, которая тихо скулит. И слышно, как пароход гудит, звук тревоги разносится по всему кораблю. Саске, будто очнувшись после спячки, пытается понять какой сейчас день и сколько сейчас времени. Сколько? 4:14 И дальше пелена криков, сильного удара, от которого корабль знатно наклоняется в сторону, начинает стремительно идти напролом. Люди кричат. Все это похоже на какой-то старый кинофильм. Не слышно ничего. Ломается, корабль пробивает, начинает литься вода. Музыканты играют, пока корабль тонет. Отважно, не покидая свои места, не отпуская свои инструменты. Они стараются так поддержать всех собравшихся здесь. Ожидают свою смерть. И Саске думает в тот момент, что они психи. 4:25 Они добегают до общего холла, и он наконец-то видит того, кто предложил ему эту возможность. Эту игру. Этот фарс. Знакомый силуэт стоит прямо на ажурной лестнице и смотрит на него. Скрестив руки на своей груди, на пальцах которой красуется кольцо. То самое. Как он не заметил раньше? Он снимает свой капюшон, и перед ним стоит тот самый официант, с которым Саске сталкивался столько раз на протяжении стольких лет, начиная со своего века. И по своей дурости никогда на говорящий образ в сознании, не обращал внимания.       — Ну что, Саске, подождем четырех часов и сорок четвертую минуту,  когда ты в очередной раз сдохнешь? Тебе же не привыкать, ведь ты так ничего и не понял. Что ты видишь? Давай мы проверим твое зрение. 4:34 Время пошло.