***
Сложно построить разговор с личностью, которая тебе активно не доверяет, и, судя по ощущениям, слегка опасается. Так что некоторое время по гулким коридорам мы следовали в молчании. Дженна ощущалась в Силе как напряженная, крепко сжатая пружина. Только тускло-серые каменные стены, подсвеченные фонариком, который госпожа Зан держит в левой руке, крепко сжимая в правой маленький бластер, давящая тишина подземелий и наш мерный стук шагов. Размышляю про себя, что у госпожи вирусолога есть все основания опасаться и не доверять мне: Коррибан планета суровая и печально известная тем, что здесь одаренные сходят с ума. Искать выход из этих гробниц в молчании всё же довольно неуютно. Перебираю в голове темы для разговоров, спрашивать как она оказалась в плену у зомби, наверное, будет несколько травматично, поэтому пытаюсь начать разговор о чем-нибудь нейтральном и то же время близком собеседнице: — Наверное непросто было организовать экспедицию на Коррибан? — Ну, я бы не сказала. По ряду причин я сейчас нахожусь, так сказать, в творческом путешествии, часто меняю планеты в поисках подходящей темы, — на лице милая улыбка, а в эмоциях всё то же напряжение. — Это хорошо, что наша наука финансируется и у ученых есть возможность заниматься научным поиском, — стараюсь вежливо поддержать беседу. — Наука? В смысле фундаментальная? — кажется мне удалось её развеселить, легкий смех далеко разносится по коридору. — Ох, господин джедай, понимаете, для чиновников наука - темный лес, к ним может прийти какой-нибудь «ученый» и просить много денег на исследования, для которых ему нужно построить, скажем, гигантский золотой вентилятор. Чиновники в большинстве своем не понимают разницы между научными и псевдонаучными исследованиями. В идеале, такие вещи должны регулироваться самим научным сообществом, но галактика почему-то так устроена, что если вы создаете какую-нибудь комиссию по распределению денег, не важно на науку или что-то ещё, в неё попадают шарлатаны и бюрократы, а настоящие ученые — нет. Наука — штука довольно дорогая и непонятная для широких масс, и уже не первый век в ней царствует точка зрения, что заниматься её финансированием должны корпорации и локальные правительства, а не республиканский центр. — Хм, я никогда об этом не думал с этой точки зрения. Мне достается взгляд полный скрытой жалости. — Вы ещё молоды и наивны. Даже крупные ученые, которые имеют хорошие связи среди сенатского аппарата, тратят месяцы на выбивание грантов, в попытках получить финансирование на срочные проекты, ну, вроде выведения специализированных злаков для планет, охваченных голодом или на создание вакцины от очередной эпидемии, бушующей в галактике. Мой опыт и опыт моих коллег говорит, что вариантов у ученого ровно два: продаться крупной корпорации и работать над конкретной, но прикладной проблемой по указке большого дяди, или идти в региональный университет на какой-нибудь планете, садиться там на зарплату и грызться с кучей бездельников и шарлатанов за ограниченные фонды. — Необычно и странно, я немного изучаю историю Республики и мне казалось, что в случае возникновения каких-то проблем или войн, Республика сравнительно быстро получала технологические новинки. — Новинки?! Скажите тоже. Какие области по вашему могут содержать эти новинки? Мы используем практически тех же самых дроидов, что и тысячу и три тысячи лет назад. Развитие кибернетики тормозится опасениями, что мы научим на свою голову очередной сверхинтеллект, вроде Скорпио, с регулярными локальными бунтами дроидов. Да, если брать эпоху Великой гиперпространственной войны, которая была аж пять тысяч лет назад, рывок в технологическом развитии, кажется, очевиден, но в фундаментальном понимании многих областей мы по-прежнему отстаем от тех же самых Гри в период их расцвета. — Признаюсь, я озадачен. — Тут нет никакого секрета, причина банальна — деньги, — Дженна всё более увлекается беседой, за которой мы проходим один однообразный коридор за другим. — Чем более развита система научных знаний, тем больше денег необходимо на дальнейшие фундаментальные исследования. Это конечно больше касается всяких там сложных физик многомерных пространств. Сначала строят ускоритель во много-много километров, потом, для проверки гипотезы, лабораторию размером с планету. Потом физики приходят к правительству и просят денег на удовлетворение собственного любопытства, больше чем годовой бюджет. А в правительстве не дураки сидят, зачем им давать на фундаментальные исследования денежку, и немалую, когда можно её с толком на себя потратить или на вечно недовольный народ? В итоге, мы как первобытные аборигены смотрим на станцию Балансир, тысячелетиями торчащую в кореллианской системе, и имеем очень смутные представления о принципах её работы. — А корпорации? У них же конкуренция? — А корпорациям фундаментальные исследования особо тоже не нужны. Им нужно увеличивать эффективность, но вот тут и заключается деваронская уловка. Можно соревноваться с другими корпорациями, снижая издержки, переводя на более и более технологически совершенные способы производства, что требует огромных вливаний в науку… или по-тихому договорится о правилах игры. Некоторое время мы идем в тишине. Уклон пола медленно повышается, движения воздуха всё ещё нет, но мне интуитивно кажется, что мы всё же медленно приближаемся к выходу. Мрачная догадка наконец посещает меня: — Вы имеете в виду некоторый вид картельного сговора? — Вполне определенный вид сговора. Что ещё позволяет одним и тем же корпорациям тысячелетиями оставаться на плаву, продолжая втюхивать, по сути, один и тот же товар? Цзерка, Куат... Да, если смотреть на большие отрезки времени, случаются подвижки, но в основном рынки весьма жестко поделены. — И это позволяет максимизировать прибыль иными, не технологическими методами, вроде использования рабов, которые достаются тебе даром за счет договоров с каким-нибудь местным правительством, которому надо сбыть неугодных, — задумчиво заканчиваю за собеседницей мысль. — Правильно. Не знаю, рассказывают ли вам, джедаям, об этом, но эта галактика, в целом, поделена давным-давно. — Скажем так, это подается немного под другим углом. Но не могу не признать, ваша гипотеза сильна и имеет право на существование. Как вы полагаете, может ли правительство на фоне обсуждаемых в новостях, всё возрастающих противоречий между мирами ядра и окраинами, влить деньги в фундаментальные исследования? Скажем, для создания более совершенного оружия? Дженна окидывает меня весьма внимательным взглядом, в её эмоциях отражающихся в Силе, просыпается некоторая озадаченность и интерес, некоторое время она молча перебирает ногами, подбирая слова для ответа. — Я полагаю, что скорее в прикладные, чем в фундаментальные. И тому сразу несколько причин. Тот же Куат, насколько мне известно, тысячелетие за тысячелетием исправно вкладывался в разработки, но не слишком преуспел. Дело в том, что в галактике бытует мнение, что открытия совершаются в первую очередь гениями. Повезло тебе с гениальным ученым — у тебя появляется прорывная разработка. Не повезло — допиливай старую. Я полагаю, что это всё влияние культуры одаренных, с их яркой, персонализированной славой. Я много занималась исследованиями, хотя главное открытие мне совершить так и не дали, но я по-прежнему полагаю, что для развития науки галактике необходимы скорее усилия множества ученых. Статистика штука упрямая, миллионы, бьющие в одну точку, пусть даже слабо, полезнее чем единицы, бьющие туда сильно. Луч фонарика выхватывает впереди рухнувшие каменные плиты потолка, перегородившие проход. Короткая суета и осмотр завала дает понять что обрушение произошло кажется довольно давно. Сначала каменные плиты, а потом просто глыбы породы, обрушившиеся сверху, почти не оставляют возможности протиснуться. Прислоняюсь к завалу и прикрываю глаза, ища пустоты, широко раскидываю руки, постукивая пальцами. Ловлю в Силе возрастающий интерес к моим действиям со стороны Дженны. Более всего это похоже на создание в уме трехмерной голографической карты. При постукивании вибрация распространяется по камням, отдаваясь в пустотах почти неслышным эхом. Однако, тонкие чувствительные корешки улавливают эти вибрации. Самое сложное собрать это все снова в разуме в осознанную картинку. Постепенно проясняется, что завал действительно капитальный, но шанс протиснуться есть. Открываю глаза и начинаю действовать под любопытным взглядом Дженны. Пара не самых крупных крупных глыб медленно откатываются в сторону, и я мрачно смотрю на последний массивный осколок плиты, перегораживающий доступ к лазу. Вздыхаю и пытаюсь сосредоточиться. Хороший такой осколочек, крупненький… А главное, весу в нем явно куда больше, чем пять килограммов, которые я поднимаю телекинезом. Мысленно даю себе пинок и сосредотачиваюсь сильнее. Мысли покидают сознание, оставляя меня наедине с целью. Темная сторона, привычно ощущаемая вокруг флёром плотного холодного праха, по мере сосредоточения и погружения в Силу, ощущается явственнее. Как-то рывком изменяется восприятие, появляется ощущение давления, так, наверное, чувствуют себя устрицы на дне морей. Холодный мертвый прах, ощущаемый ранее как нечто на границе сознания, обретает глубину, раскидывается вокруг безбрежным океаном, простирается на многие мили во все стороны. Чувствую себя дрожащим огоньком света под многотонным давлением, готовым быть вот-вот раздавленным в этой толще. С трудом выныривая из глубин сознания, я максимально закрываюсь от Силы и ещё некоторое время подрагиваю, приходя в себя. Кажется, медитировать тут будет крайне не мудро. Вздыхаю снова, никак не могу избавиться от ощущения вкуса холодного сухого пепла. В отсутствии у меня вкусовых сосочков как таковых, это необычайно острое и мерзкое чувство. Стараясь отвлечься от этого, упираюсь в каменный блок, в попытке сдвинуть его с места более мирскими методами, чем погружение в сакральное энергетическое поле. Спустя секунд десять моей борьбы с блоком, в который я вжимаюсь всем телом, используя свою массу, в попытке раскачать и хоть немного перекатить в сторону, мне на помощь устремляется госпожа вирусолог. Под пыхтение Дженны и мое поскрипывание, блок наконец сдается и грузно переваливается на другой бок, открывая нам темный узкий лаз. Не сомневаясь ныряю в проход, работая локтями и протискиваясь глубже. К нашему счастью, небольшой кусок коридора вдоль стены не был засыпан. Начавшийся как узкий лаз, он идет вверх, постепенно расширяясь. Поднимаюсь сначала на четвереньки, а потом и вовсе встаю, вылезая из-под завала. Подаю руку даме, помогая подняться. Дженна окидывает меня нечитаемым взглядом, в эмоциях у неё сложная смесь раздражения и любопытства. Вооружившись фонариком и световой рапирой мы направляемся в темноту опостылевших коридоров. — Вы упоминали Куат, — я пытаюсь вернуть разговор в интересующее меня русло. — Да-да... так вот, тот же Куат вкладывался в науку давно и долго и наверняка имеет несколько разработок, которые пока придерживает, чтобы не спровоцировать технологическую гонку. — Простите, что вы имеете в виду? — Ну, это же элементарно. Представьте себе затраты, которые необходимы для переоснащения на более современные технологии. То есть, кораблики заставить летать быстрее наверняка можно и сейчас, судя по тому что существуют мелкосерийные производства быстрых движков, как они там называют их, 0.5? Но вот кто будет за это платить? У галактических корпораций очень долгий цикл капитальных вложений, это десятилетия и века. Но вот начавшаяся скажем, заварушка, вполне может заставить каких-нибудь сенаторов испугаться и бросить корпорациям огромный мешок денег на новые кораблики, что, в свою очередь, приведет к модернизации производств. Но если смотреть на тот же Куат, вы представляете, насколько крупной должна быть заварушка, чтобы хватило денег на модернизацию верфей, которые охватывают целую планету? — О, я хорошо себе это представляю, — мрачно замечаю я, — стало быть, вы полагаете, что всё упирается в первую очередь в недостаточную модернизацию средств производства, вроде заводов, верфей и сложных инженерных систем, которые к тому же сдерживаются опасениями бунта роботов и почти отсутствующими вложениями в фундаментальную науку? — Нет, это всё следствия. — А причина? — Вы слышали такие слова как Республиканская резервная система? — Ну конечно, слышал. Это, собственно, Центральный банк республики, насколько я помню, — наш разговор снова вильнул в какую-то странную сторону, к счастью экономике как и истории в моем бдении в Архивах я уделял самое пристальное внимание. — Не просто центральный банк. Это объединение крупных банкирских союзов, которое выросло из Межгалактического банковского клана, формально находящегося в руках Сената. По галактической конституции, глава Республиканской резервной системы назначается Сенатом, но решения, которые принимает система, не должны подтверждаться ни Канцлером, ни кем-либо ещё. Глава системы потом только отчитывается по результатам действий перед Сенатом. Но фактически, вся эта структура состоит из большого числа частных банков, которые поддерживаются через несколько стоящих над ними крупных. И вся эта частная лавочка занимается эмиссией галактического кредита для Республики. — Но, насколько я помню, на эту эмиссию они покупают только долговые обязательства республики и некоторых центральных миров, — напрягаю память, — что обеспечивает стабильность всей финансовой системы. — Не в этом дело. Дело в том, что доход от эмиссии кредита и выплат по кредитным обязательствам республики делится весьма хитрым образом. Сначала там платят зарплаты всем служащим резервной системы. Потом платятся дивиденды акционерам, банки-то частные и владеют ими, в том числе, представители того же банковского клана. А вот всё что осталось — это и есть доходная часть бюджета Республики. — Вы сейчас будете рассказывать про ужасных муунов, которые всех опутали своими финансовыми сетями? — Ну, а что, разве не так? Вы сможете взять кредит в этой галактике так, чтобы цепочка обязательств не привела в их карман? Деньгами здесь заведуют они и финансирование на любые возможные заварушки в галактике все стороны, так или иначе, будут вынуждены брать у них. Система, как по мне, довольно глупая, и зря Республика позволила им прибрать всё к рукам. — Это было экономически и исторически обусловлено, — вспоминаю массу прочитанных биографий и хроник про тот непростой период, — у банковских кланов были хоть какие-то деньги и работающие промышленные активы, а то после, так называемых, Новых войн ситхов, (это которые Драггалчский период долгой, тысячелетней войны), экономика галактики даже не стояла на коленях — она лежала, тихо умирая. Это действительно были темные времена для Республики: тысячи корпораций с древней историей обанкротились, кроме того, как раз в это время исчерпались многие месторождения редких гиперматериалов. Одаренным из Ордена приходилось брать на себя всё больше управляющих функций в армии, во флоте, в локальных правительствах и республиканском центре. Добавим к этому эпидемию Кандорианской чумы, с которой начали бороться слишком поздно: уже после того, как две трети жителей на некоторых планетах вымерли. Еще напомню, что стало банально не хватать денег на поддержку голонета за пределами миров ядра и даже пришлось вернуть практику курьеров для передачи приказов. В общем, после победы над Братством Тьмы, когда Тарсус Валорум затеял руусанскую реформацию и поставил одаренных в Ордене под надзор судебного департамента и вообще начал вытаскивать Республику из черной дыры кризиса, ему остро нужны были деньги. Вариантов у него было немного: национализация или взять деньги у муунов... не к хатам же было идти на поклон? От Республики в те годы и так отвалилось слишком много планет, некоторые из которых уже тысячу лет как независимые. — Вот бы и национализировал, — мрачно бурчит Дженна, чуть щурясь в освещаемую фонариком темноту. — Я полагаю, что Тарсус был умным парнем. Национализации ему бы не простили, даже ради спасения республики. Как говорится: люди скорее простят смерть отца, чем потерю имущества. Вечный спор о том, пора ли уже отобрать у богатых всё и поделить по справедливости, или ещё нет, прерывает тихий звук спереди. Поскрипывание кости о камень, медленно, мерно приближающееся к нам. Осторожно приоткрываю сознание Силе, стараясь не нырять глубоко в холодный прах темной стороны вокруг и мгновенно ощущаю слабую угрозу. Делаю знак Дженне и закрыв девушку моим невысоким телом, разворачиваюсь к противнику, включаю рапиру и встаю в шестую позицию: правая рука с рапирой вытянута вперед, готова блокировать и отражать выстрелы, корпус развернут боком, ноги чуть согнуты. Медленно, маленькими шагами приближаюсь к источнику звуков, и вскоре в луч фонарика, бьющего из-за моей спины, попадает очередное порождение глубин Коррибана. Давно мертвое тело, кажется когда-то принадлежало не слишком удачливому искателю сокровищ. Голенища когда-то модных блестящих сапог, уже давным-давно без подметок, болтаются на костяных ногах, костяные стопы с мерзким скрежещущим звуком волочатся по камню, а с высохших костей свисают остатки комбинезона. Вытянутый гуманоидный череп с каким-то голодным оскалом, смотрит на нас. Машинально отмечаю неестественно длинные клыки на вполне обычной челюсти и заключаю: — Коррибанский зомби, старайтесь держаться за мной, — смело делаю ещё один шаг навстречу опасности. В этом медленном шаркающем движении костяка по коридору не видно осмысленных действий, скорее, он похож на глупого дроида, раз за разом бездумно выполняющего когда-то отданную программу. Но вот в Силе все ощущается отлично. Голод, желание разорвать теплую, живую плоть, впиться в неё зубами, холод и мука, переплетаясь, накатывают волнами, стуча в мое сознание. Снова пытаюсь балансировать на самом краю погружения в Силу, отстраняясь от наведенных эмоций. Поэтому резкий рывок, когда груда костей в обрывках комбинезона решает пойти на сближение, становится для меня немного неожиданным. Резвость, с которой зомби начал действовать, не оставляет мне времени на маневры. Стремясь разорвать дистанцию, начинаю отходить назад, делая маленькие, но быстрые шаги. Световая рапира с гудением чертит в воздухе причудливый вензель, и первой на пол падает сухая правая, отрубленная по локоть рука, которой скелет целился мне в горло. Вот только оживленный темной магией труп это не живой противник, и такая рана его даже не замедляет. Рывок назад, и я с трудом отклоняюсь корпусом, уходя от щелкающей челюсти. Резкий разворот, полшага вбок и U-образное движение рапирой. Синий клинок, не встречая сопротивления, подрезает колени скелета, обрушивая его. Но и это не останавливает мертвеца. Пока я отпрыгиваю от зомби, он продолжает упорно ползти, опираясь на левую руку. Точку в нашем противостоянии ставит короткий выстрел бластера, разносящий сухую черепушку вдребезги. — Благодарю, — улыбаюсь я, отходя от скоротечного боя. Труп выглядит недвижимо, разметавшись на каменных плитах пола. Дженна невозмутимо достает из своего пояса пару пластиковых пробирок, ловко собирает маленьким пинцетом маленькие, выбеленные временем кусочки черепа. Под мерный стук кости по пластику осматриваюсь: коридор тих, пустынен и мрачен. Тут нет даже пыли, давящая тишина обволакивает наши подсвеченные фонариком фигуры. — Зомби это наверное даже хорошо, — замечаю, продолжая осматриваться, прислушиваясь в Силе к возможной опасности. — Вы так полагаете? Мне почему-то показалось, что вы не были рады встретиться с его милыми клыками, — Дженна с совершенно счастливой улыбкой вертит один из клыков, удерживая его пинцетом и чуть ли не облизывается. — Зомби в пусть и порванном, но скафандре, значит где-то неподалеку есть выход, лаз, или просто дыра наружу, — рассудительно замечаю, — Если бы мы были глубже к гробницам, на нас наверняка бы вышел какой-нибудь древний ситх в доспехе, а тут всего-навсего расхититель гробниц. Признаюсь, у меня была тяжёлая неделя, и я бы с большим удовольствием покинул эту планету как можно скорее. Дженна пожимает плечами пряча колбочки на пояс. — Да я в общем-то тоже... образцы собрала, в приключении побывала, даже с джедаем познакомилась, — гибко потянувшись, вирусолог тряхнула своей роскошной рыжей гривой и с явным удовольствием пнула остатки костяка, — фу, гадость. Но интересно, как ему удавалось двигаться без мышц? — С помощью Силы, полагаю, — я пожимаю плечами, начиная движение дальше. На фоне остальных странностей Силы, анимированный костяк для меня выглядит довольно тривиально. — Да, но Как с помощью Силы? Каждая его кость шевелилась, как будто бы на нем все ещё была кожа и полный набор внутренних органов, — судя по ощущениям Дженна не столько испугана случившимся, сколько озадачена. А к озадаченности примешивается немалый разгорающийся интерес. — Знаете, многие способности Силы работают весьма непривычно для того, кто редко с ними сталкивается. Их нельзя назвать ненаучными — наука изучает и пытается объяснить все явления, даже те, которые которые противоречат основному набору гипотез, которые мы используем сейчас для описания мира, — мерно вышагиваю, мне даже удалось не сбиться, когда у Дженны в эмоциях полыхнул по-настоящему яркий интерес. Кажется, поднятая тема задевает её за живое куда сильнее, чем какая-то экономика. — Я сейчас даже не о молниях, которые должны течь от положительного заряда к отрицательному, — продолжаю свою импровизированную лекцию, — есть куда более наглядный пример, с телекинезом. Возьмем к примеру камень, — небольшой камешек взлетает с пола в мою руку и зависает над ней, маленький кусочек скалы мягко покачивается над ладонью, блестя вкраплениями в луче фонарика, — если у нас однородный материал, то казалось бы проблем нет, мы некоторым образом взаимодействуем с его частицами, перемещая в пространстве, в конце концов, репульсоры открыты давным-давно. Но что, если этот камень состоит из слюды, кварца, осадочных пород с вкраплениями металлов. Или если необходимо достать, скажем, истребитель из болота? И это можно сделать с помощью Силы, после небольшой тренировки, без проблем, несмотря на то, что истребитель это не просто масса различных материалов разных видов, это куча разных вещей и приборов, собранные вместе. Можно достать только его, никак не затрагивая болотную воду вокруг него. Телекинез с помощью Силы взаимодействует не с материалами, а с объектами. — Как рука? — Дженна продолжает волноваться, оглядываюсь на неё и вижу как жадно блестят её глаза, она с интересом вслушивается в каждое слово. — Да, это на удивление точная аналогия. Это действительно похоже на невидимую и активную руку. Проблема в том, что вы как ученый должны понимать, что в природе это так не работает. Объект это категория философская, категория сознания, произвольное выделение группы вещества разумом. Джедай может поднять телекинезом одну песчинку, из кучи песка или всю кучу целиком. Вот ещё лучше пример — оторвать лепесток у цветка. Хотя цветок, казалось бы, одно целое со всеми своими лепестками, если ощущать его через Силу. — Значит всё дело в восприятии? — взгляд госпожи вирусолога стал рассеянным, кажется она осмысливает сказанное. — Всё дело в сознании. Одаренный переопределяет в сознании картину мира и взаимодействует не со всем объектом, а только с его частью. И в этом величайшая сила и слабость одаренного — зависимость от собственного сознания. Одаренный, который целиком полагается на некую картину мира, становится неспособен к взаимодействию за её пределами. И нет, я не говорю сейчас о темных одаренных, которые просто не могут сосредоточиться на исцелении по «светлому» варианту, с его пожеланием здоровья и заботы. В галактике есть кроме джедаев, масса орденов, от всем известных матукай, до «мало кто про них слышал» вроде пепла Валы. Каждый из них характерен уклоном в те или иные аспекты, те же поклонники Валы способны сжечь противника мановением руки и великолепны как пироманты. Но их философия, уклон их картины мира, неизбежно ведет за собой слабость или невозможность использования иных аспектов Силы. В этом плане Орден готовит строгих универсалов, способных в перспективе овладеть любыми способностями Силы. Отсюда же и такая нейтральная философия. — И неприятие научной картины мира! — Дженна снова «очнулась» и смотрит осуждающе. — Это упрощение. Да, многие джедаи ограничиваются образованием, которое дает Орден, а дает он хорошее образование. Но множество одаренных на этом не останавливаются и учатся всю жизнь. Иногда это порождает забавные казусы, когда одаренный понимает, что то, что он делал легко на протяжении жизни, часто категорически невозможно с точки зрения современной научной парадигмы. Но вы же понимаете что это значит? — Это значит, что гипотеза, которой мы оперируем, не полна, и нам нужны новые эксперименты для её расширения. А джедаи этому препятствуют! — обвиняюще заканчивает Дженна. Кажется это всё же что-то личное. Интересно, какой джедай успел её так обидеть? — Я уверяю вас, в Ордене на протяжении тысячелетий ведутся исследования в вопросах что такое Сила и как наше сознание взаимодействует с ней, — примиряюще улыбаюсь я. — Вы лукавите, — обвиняюще наседает ученая, — джедаев небольшая горстка, несколько десятков тысяч, а занятых наукой в галактике на порядки больше. Пусть вы ведете исследования давно, но ваши возможности несопоставимы с научным сообществом галактики. — Вы только что сформулировали одну из причин, почему джедаи ограничивают доступ к этим данным и не спешат ими делится, по крайней мере со всеми. Если снять любые ограничения на исследования, эти тысячи одаренных скоро окажутся рассеянными по лабораториям в качестве подопытных. Нам, как вы понимаете, этого бы не хотелось. Есть и другая, куда более печальная причина. — Какая же? — мрачно уточняет Дженна, в ней снова что-то всколыхнулось в Силе на словах о подопытных. Мысленно вздыхаю и думая о фанатиках науки, заходящих далеко за любые границы, ответствую: — Сугубо основанная на нашем печальном опыте. Знаете, я тоже удивлялся некоторой закрытости Ордена в этом вопросе и имел возможность познакомиться с любопытными документами. По данным Ордена, многие ученые, которые начинали заниматься исследованием вопросов Силы, и не были при этом сами одаренными, претерпевали негативные ментальные изменения, — с некоторым сомнением смотрю на свою собеседницу, которая продолжает ощутимо волноваться в Силе, — существует несколько гипотез о причинах подобных изменений, одна из которых гласит: несмотря на то, что они не являются одаренными, с Силой они всё ещё взаимодействуют. А многочисленные неудачи, вызванные объективными проблемами в её изучении и большим влиянием субъективных факторов на результаты опытов, приводят к их взаимодействию с так называемой «темной» стороной. — И что же, по-вашему, по-джедайски, Силу никак нельзя научно изучать? — Дженна хмурится. В её эмоциях снова чувствуется некоторая глухая тоска и раздражение. — Я полагаю всё же возможно, — несмотря на усталость, стараюсь доброжелательно ей улыбнуться, — Я привел вам только одну из возможных гипотез, вовсе не обязательно, что она правильна. Орден, как я понимаю, тут действует скорее по принципу «не навреди». Кроме того, мы знаем, что в галактике существовали цивилизации, которые ставили Силу в основу своей мощи. Начиная от мифических Селестиалов, оставивших предположительно после себя гигантские астроинженерные сооружения, заканчивая теми же Раката, археологические свидетельства существования которых неоспоримы. Проблема в том, как нащупать эту точку, где встречаются Сила, и скажем так, не мистическая наука, технологии и успешно взаимодействуют, не только, — делаю в воздухе рукояткой рапиры фехтовальный батман, имитируя удар, — в виде оружия. Дженна молчит, у меня складывается ощущение что она не согласна, но по какой-то причине не хочет продолжать спор и весьма тверда в своем мнении. Мы идем в тишине, окружённые эхом наших шагов. Не знаю, о чем размышляет госпожа вирусолог, а мои мысли сосредоточены на том как добраться хотя бы до Дрешдей, местной администрации или хотя бы до передатчика. Как не крути, придется идти через каменистую пустыню довольно долго и уверенности в том, что человек, к тому же девушка, дойдет, у меня не было. На память пришёл оставленный свуп байк, скорее всего и принадлежащей отважной исследовательнице гробниц и новая порция тревожных мыслей заполнила разум: в порядке ли он, не повредило ли его взрывом? Мы доходим до тупика, но путь на этом не заканчивается. Когда-то давно тут явно был один из глухих тупиков подземного лабиринта, но потом, то ли злой ситх пробил себе путь наружу или, что более вероятно, подвижка породы обрушила стену, и за ней обнаружились вполне обычные пещеры. Легкий поток воздуха пошевеливает мои ветки, я обрадованно улыбаюсь и оборачиваюсь к Джанне — Мы почти пришли, остался только небольшой рывок, будьте пожалуйста осторожны. Если бы я был хищным Коррибанским проглотом, я бы делал засады на незадачливых преследователей как раз перед выходом, — стараюсь ободрить девушку улыбкой, сейчас слабо погружённый в Силу чувствую её весьма плохо. Кажется, ученый зажата и напряжена. Медленно и осторожно продвигаемся через пещеру. Ток свежего воздуха чувствуется всё ощутимее, низко нависает песочного цвета известковый потолок, покрытый паутиной глубоких трещин. Пещера петляет, то сужаясь до узкой щели, через которую с трудом удается протиснуться, то снова расширяется, образуя небольшие каверны и снова сужаясь. Наконец мы добираемся до выхода. Узкая щель образована даже не в скалах, а в песочной подушке. Местный затвердевший песок кажется неустойчивым, но пока по крайней мере не сыпется. Пол перед нами заметен по колено песком, осторожно прислушиваюсь, едва касаясь Силы. Вокруг чувствуется смутная угроза, но кажется, что там, впереди, снаружи никого нет. Мы идем гуськом, утопая в песке, я пропускаю Джанну вперед, оглядываясь. — Осторожнее, я что-то чувствую, — всматриваюсь в темноту, пытаясь понять, откуда идет угроза. Тихо скрипит песок, сзади слышно пыхтение Дженны и тихий шелест ветра. Замираю как ныряльщик перед рывком в глубину — серый, холодный пепел темной стороны всё ещё ощущается вокруг обманчиво спокойным океаном пыли, готовым затянуть меня с головой, погрузись я в Силу слишком сильно. Чувство опасности взвывает и резко бьет по нервам, когда песок снизу вздрагивает и резко начинает двигаться, уходя из-под ног, а сверху обрушивается сдавливая все тело тяжелая масса. Сознание гаснет почти мгновенно. Тишина. Темнота. Песок вокруг не скрипит, равномерно давит на тело, обволакивает плотной, глушащей все звуки подушкой. Переход между бессознательным состоянием и сознанием почти не ощущается. Темнота и отсутствие ощущений, безмолвие похороненного заживо. Мысленно вздыхаю и осторожно прислушиваясь к себе и окружающему через Силу. Живое вокруг не чувствуется и мне остается надеяться, что в момент обвала Дженна уже добрались до выхода. Неприятное открытие — серый пепел темной стороны стал как будто бы гуще. Мысленно хмыкаю: согласно легендам, к попавшим в подобную ситуацию тут обычно являются духи темных повелителей и начинают искушать спасением от медленного удушья взамен на клятвы и переход на темную сторону. Ожидание довольно быстро становится довольно скучным. После беготни по коридорам и постоянного стресса, лежать, сдавленный песком и ничего не делать, попросту непривычно. К моему счастью, дыханием, в нормальном понимании, я не обладаю, хотя и запасаю кислород. Стараюсь пошевелиться, но песок держит крепко, не давая двинуть ни рукой ни ногой. Продолжаю едва колебаться на грани погружения в Силу, с опаской прислушиваясь к серому, удушающему пеплу, в котором, как мне кажется, начинают ощущаться более голодные нотки. Пытаюсь внушить себе, что это просто самообман, мое сознание, утомленное похищениями, побегами и боями, ассоциирует окружающую атмосферу с древними легендами. Бодрюсь, думая что я уже поведал здешних духов и особого впечатления они на меня не произвели. Секунды текут одна за другой, а мне по прежнему никто не является. Жду, продолжая скучать и размышлять. Лежать в земле неожиданно, удобно что ли? Дискомфорта от сдавливания моего плотного тела я не ощущаю, а почва вокруг действует на меня успокаивающе, навевая воспоминания о моем раннем детстве. Не успеваю зацепить мысль за кончик, когда внутри начинает ворочаться просыпаясь Нана. — Ой, где это мы? Кажется я снова всё проспала? — Ну, мы определенно здесь, — мысленно вздыхаю, — а где именно это здесь, вещь приходящая. Но если более точно — мы сейчас под несколькими метрами песка на одной окраинной планете. Ещё немного, я выкопаюсь и полетим обратно в Храм. — Это хорошо, — от Наны чувствуется удовольствие, — на этой планете как-то неуютно и сны плохие снятся. — Сны это серьезно, — пытаюсь двигаться, но песок лежит плотно как могила, — а о чем сны? — Ничего конкретного, какие-то зубы-пасти. Кошмары как кошмары. — некоторое время она молчит пока я напрягаю руки, пытаясь сдвинуть их хоть немного — мне кажется что до того момента как я покину тебя осталось немного времени. — Хм, так это отличная новость, ты можешь сама, своими глазами взглянуть на этот мир. Попутешествовать, ощутить свежий ветер, порадоваться солнышку. — Это так, но мне немного грустно расставаться с тобой. — Ну, малышка, это же не значит что мы перестанем с тобой дружить. Джедаи не одобряют привязанности, но я несу за тебя немалую ответственность, а это одаренные понимают очень хорошо. — Жаль, что я не могу, как ты, двигать всякие штуки разумом, а только менять свое тело, — вспышка озарения внезапно наполняет мои мысли пониманием как выбраться из песчаной ловушки, — была бы я одаренной — могла бы остаться учится в Храме. — Не беспокойся, я уверен что мастера устроят всё наилучшим образом, в Храме полно интересных задач и для не оперирующих Силой: техники, навигаторы, медики, множество разных работ. Да, тебе придется много учится, но тебе же интересно узнавать что-то новое? — Конечно интересно, — Нана замолкает, то ли задумавшись, то ли снова засыпая, а я остаюсь в тишине обдумывать пришедшую мысль. Действительно, я не смогу выкопаться, двигая руками и ногами. Моего контроля Силы не хватит поднять несколько тонн песка, но у меня есть сильная сторона, которая позволит мне решить эту проблему. Я дерево. А деревьям свойственно расти вверх к солнцу. Конечно, Коррибан со времен опустошения раката не видел шумящих лесов, а зелень здесь сохранилась только в ядовитых болотах, но сам принцип, что растения тянутся вверх к теплу и свету, неистребим как сама жизнь. Стараюсь зафиксировать эту установку в сознании и не думать о том, что мои успехи в преобразовании тела весьма и весьма скромны. Успокаиваюсь, сосредотачиваюсь и плавно начинаю всё сильнее погружаться в Силу. В моем сознании горит один только образ, желтый невзрачный цветок, который упорно взламывает плотное дорожное покрытие, пробивая себе дорогу к солнцу и смело заявляя свои права на жизнь. Одуванчик не знает, что расти через асфальт тяжело, он ничего не знает о вязкости, твердости и долговечности преграды, с которой он борется. Он просто давит и давит, пока покрытие не трескается, демонстрируя примат жизни над мертвой материей. Холодный пепел как будто бы только и ждет моего погружения в Силу, хищно бросается на моё сознание, моментально сдавливает меня со всех сторон, навевая ощущение тоски и безнадежности, бессмысленности попыток борьбы, моей слабости и никчемности. Но дерево это уже не волнует, сомнения и мысли отброшены, дерево медленно, очень медленно превращается в растение из гуманоидной фигуры. Холодный пепел? У дерева другие отношения с этим образом, для него пепел просто удобрение, оно вырастет на любом пепле, став только сильнее и выше. Сотни тонких белесых корешков неспешно пробивают себе дорогу через сыпучий плен, ища мельчайшие частицы, которые можно поглотить для роста. Мысль и память не участвуют в процессе, во мне просыпается что-то гораздо более древнее, спокойное, могучее, отодвигая сознание в сторону, даже само время отступает на второй план. Секунды, дни, часы, даже скука — для дерева эти понятия не имеют значения. Оно растет. Чувствую себя одновременно дремлющим и сосредоточенным, продолжаю выполнять одну и ту же работу — расти, расти, расти. Тело теряет плотность, медленно вытягиваясь вверх под небольшим углом. Все дальше и дальше, всё ближе и ближе к солнцу. Сколько проходит времени? Дни? Часы? Недели? Мне неизвестно, я не чувствую разницы между было и будет, зависнув в неком бесконечном «сейчас», ощущая, что желанная поверхность все ближе и ближе. Когда мои ветви прорываются из-под песка и выпускают листочки, это чувствуется как глубокий вдох. Организм насыщается кислородом и получает новые силы для борьбы. Самым сложным в итоге оказывается выйти из этого вегетативного состояния. Никаких тревог, никаких забот, просто тончайшими белыми корнями улавливать мельчайшие следы влаги, просто нежиться под солнцем, широко раскинув ветви, наслаждаясь покоем и гармонией с окружающей галактикой. Я упиваюсь ощущением отрешенности и глубокой погруженности не столько в Силу, сколько в самого себя, в свою природу, в свою суть. Это действительно наслаждение от которого сложно отказаться. Гармония. Покой. Радость. Прийти в сознание мне помогает ощущение, что меня кто-то зовет, что что-то шевелится внутри, не давая мне сосредоточиться на блаженном гармоничном ничегонеделании. Разум возвращается в растение медленно, как бы нехотя, оставляя память о росте, о силе природы, об изменениях. Открываю глаза и поражаюсь тому как быстро всё движется вокруг: мой ствол торчит из бархана у небольшой скалы, отбрасывая шустро скользящую по песку тень, ветер играет с песчинками, рисуя и стирая причудливые образы, мельчайшие облачка несутся по небу. Мир прокручивается передо мной как ролик головидео на ускоренной перемотке, кружась как в калейдоскопе. Постепенно все замедляется, будто бы возвращая привычный бег времени. Рассудок начинает работать — догадываюсь, что это мой метаболизм ускоряется, приходя в норму. Наконец до моего сознания добирается настойчивый, грустный голосок Наны. — Бэв! Да Бэв же, ответь! — Да, да малышка, я тут… — Ох, Бэв, ты опять ушёл в свои медитации? Я уже очень давно не могу до тебя достучаться, глаза ты закрыл, и даже что происходит вокруг не могу понять. — Извини, малышка. Действительно, задумался что-то сильно, — вбираю в себя корни, стремясь вернуть себе гуманоидный облик, мне это кажется или преобразовывать собственное тело удается заметно легче? — Ничего, всё в порядке, — лучик тёплых эмоций Наны омыл мое сознание, — ты в последнее время какой-то уставший. Бэв, ты хорошо кушаешь? — <i>Ну, скажем так, я обязательно хорошо покушаю уже скоро. Тут недолго осталось, пройти несколько сотен километров и дело будет сделано, — выкапываю ноги из песка и медленно встаю. Песчинки с тихим шелестом осыпаются с моего тела. Листики на голове поворачиваются к местному солнцу, активно впитывая его тепло. Рассеянно думаю, что впитывать придется утреннюю росу с камней и верчу головой, стараясь сориентироваться в какой части долины я нахожусь. Впереди меня ждет долгий и весьма однообразный переход по сухой каменной пустыне. Но сначала нужно откопать кое-какие вещи, заваленные песком. Вздыхаю и принимаюсь за дело.***
Мастер джедай Оппо Ранцизис отложил датапад и поудобнее устроился на груде маленьких подушек. Длинный покрытый чешуей змеевидный хвост, заменяющий ему ноги, вился причудливыми кольцами, оплетал твердые подушечки, которые приятно массировали чешую. Старому мастеру было о чем подумать в своей комнате в глубинах Храма. Данные об операции, проведенной молодым Винду, предоставленные его учителем, уважаемой Йаддль, требовали внимательного осмысления. Тщательно подготовленная операция, в которой были задействованы весьма значительные силы, пошла далеко не так как было запланировано. В целом это было нормально, несмотря на всю подготовку, джедаи часто сталкивались с возникающими проблемами и импровизация в критических ситуациях это то, в чём они действительно хороши. Однако, в этом случае всё прошло максимально не так. Использование исаламири, карбонита и наемника одиночки, про которого было мало что известно, само по себе не должно было стать проблемой. Однако в совокупности все эти факторы оказали решающее значение. Наемник оказался пронырливее и продуманнее, чем большинство из их братии, поле исаламири помешало поиску с помощью Силы, а несколько одновременно отчаливших от станции звездолетов не позволили сразу определить направление правильной погони. Со стороны могло показаться, что джедаи переиграли сами себя, дав преступникам все возможности увезти несчастного младшего джедая в пасть к бандитам, работорговцам и пиратам. Однако разум Оппо, перебирающий факты и пытающийся сложить мозаику, ощущал во всём этом некоторую фальшь. Старый мастер любил распутывать сложные головоломки с множеством одновременно влияющих факторов. Было ли тому причиной его происхождение из правящего дома тисспиасцев, его талант тактика или характер, который позволил в конечном итоге овладеть сложной техникой боевой медитации — требующей удерживать в сознании тысячи связей одновременно, этого мастер не знал. Он просто любил сложные загадки и это дело явно было такой загадкой. Ключевым элементом к ответу на загадку явно были ящерицы, об их исключительных свойствах знало не так много существ в галактике и их появление никак не могло быть случайностью. Отчеты юного джедая и падавана дополняли картину и подтверждали этот факт: похищение членов Ордена, торговля ситскими артефактами, непонятные киборги, возможно одаренные, сумасшедшие коллекционеры. Масса проблем, даже по отдельности, но в сумме они могли означать появление нового неизвестного фактора в галактической "большой игре". Один из старейших членов высшего Совета прикрыл глаза, очищая сознание и сосредотачиваясь. Неизбежно в ближайшее время Совет Первого знания, получивший такой мощный сигнал, активизирует деятельность всех своих джедаев-теней, по поиску каждого из элементов этой опасной головоломки. Однако, что-то ещё не давало покоя старому мастеру, заставляя снова и снова перебирать в уме факты и отчеты. Действия всех принимавших участие в операции джедаев были своевременными, в целом правильными, просто по совокупности своей недостаточными, чтобы операция не сорвалась. Разум Оппо сосредоточился на образе невысокого древовидного ребенка, главного просчета и одновременно возникшей проблемы в этой операции. Ордену хорошо были известны джедаи, которые казалось против своей воли раз за разом попадали в неприятности, с детства участвовали в различных заварушках, и вообще, вели непростую жизнь. Такие джедаи всегда были в центре событий, вокруг них всё время происходили странные и часто статистически недостоверные случайности. Считалось, что сама Сила ведет их, вмешиваясь и формируя их судьбу. Если они доживали до зрелости, многие из них становились весьма важными для галактики личностями, служа Республике и стараясь менять её к лучшему. Мастер отдавал себе отчет, что множество членов всех советов Ордена являлось как раз такими вот джедаями. Проблема заключалась даже не в том, что ребенок побывал на Коррибане и в полной мере вкусил местных «прелестей» темной стороны. Отчет главного целителя Храма свидетельствовал, что заражения темной стороной не произошло. Психика юного джедая, несмотря на все проблемы на его пути, оказалась крепче, чем можно было ожидать в этом возрасте. Скоро его выпустят из лазарета и он вернется к своим соклановцам. Проблема была в самом Бэве, а точнее, в его дальнейшей судьбе. Сам являясь долгожителем, Оппо понимал, что ошибаться в воспитании ребенка нети нельзя. Каждый из долгоживущих джедаев был не просто хранителем традиций Ордена, он был мощным одаренным, за годы своей долгой жизни изучающим и оттачивающим множество техник, чтобы передавать их всё новым поколениям. И уже сейчас по отчету юного джедая было видно, что воспитатели допустили досадную ошибку. Бэв явно действовал независимо, смело и вполне разумно, если не считать нескольких вполне очевидных ошибок, порожденных отсутствием опыта. Только действия эти были бы скорее под стать падавану, чем младшему джедаю. Это означало, что ядро личности у юного нети уже сформировалось, и хотя его воззрения на Орден и должное поведения джедая вполне отвечали собственным, весьма консервативным взглядам Оппо, это неизбежно ставило вопрос о его будущем учителе. Необходимо было подобрать кандидатуру, которая бы соответствовала уму дендроида, не подавляла бы его своим авторитетом в попытке перековать его по своему примеру, а наоборот, подталкивала бы его к развитию по собственному пути, ставя перед ним всё более и более сложные задачи. Время ещё есть, но о кандидатурах надо думать уже сейчас. Для решения этой проблемы предстояло побеседовать со множеством мастеров и рыцарей в поисках подходящей кандидатуры, и, скорее всего, несколько раз обсудить вопрос в Совете. Глубже закапываясь в подушки, старый мастер подумал о том как это всё проблемно.