***
Гилберт лежал на кровати без сознания уже второй день. Его дыхание было тяжелым и рваным, лицо заметно побледнело и осунулось, а брови парня были нахмурены, будто он видел что-то нехорошее. Дитфрид не отходил от брата ни на шаг, все время выполняя требования доктора, а майор все никак не приходил в себя. Его брат уже начал впадать в отчаяние, когда вечером второго дня дыхание Гилберта нормализировалось, а лицо хоть и оставалось бледным, но приобрело более или менее здоровый оттенок. — Доктор, когда он придет в себя? — Немного нервно спросил Дитфрид. — Не знаю. — Покачал головой врач. — Все зависит только от него самого, но я с уверенностью могу вас заверить, что он выживет. При этих словах молодой человек выдохнул с облегчением. Оставалось только надеяться на то, что доктор прав и жизни Гилберта ничего не угрожает.***
Кругом темнота и просто огромное количество воспоминаний с немыслимой скоростью проносятся перед глазами. Голова безумно болела, а этот кошмар все никак не заканчивался. Было такое чувство, будто это никогда не закончится никогда и он навечно останется здесь. Поначалу эта мысль вызывала страх, практически панику. Хотелось куда-то бежать. Куда угодно лишь бы оказаться подальше отсюда. Но он практически не чувствовал своего тела, так что у него не было возможности пошевелиться. В конце концов он смирился и страх стал потихоньку угасать, сменяясь безразличием, а затем и вовсе апатией. Он решил, что даже если он останется здесь навсегда, то ему все равно нечего терять. Судя по тому, что он успел вспомнить, его никто там не ждал. Разве что мама, но и она не останется одна: у неё есть Дитфрид. Она всегда из них двоих больше любила старшего, так что она не будет особо грустить, если он не вернется. Потом ему неожиданно стало скучно. Даже воспоминания, продолжавшие мелькать перед глазами, были какими-то однотипными. Война, трупы, ноющее чувство одиночества где-то в груди и море крови вокруг. — Господи, какая скука. — Пробурчал он. — К такой скучной жизни вообще нет желания возвращаться. Неожиданно картинки, будто повинуясь его желанию, стали мелькать быстрее и замедлились только тогда, когда перед глазами возникло сонное лицо девочки. Сердце тут же трепыхнулось, заставив парня подавиться воздухом. — Я не педофил. Я не педофил. — Пытался убедить себя майор. Но все его попытки разбивались вдребезги, как только он видел её. Цвет её глаз, хрупкое на первый взгляд тельце, безумно мягкие волосы и её безграничное доверие только ему одному. Он вспомнил, как дал ей имя, как она смотрела на него, как она училась писать, увиденную только единожды счастливую улыбку… вспомнил как отчаянно краснел и напрасно пытался убедить себя не подсматривать, когда она переодевалась. Как потом увиденный образ преследовал его во снах не самого приличного содержания. Вспомнил как Вайолет лишилась руки, как она плакала, когда он приказал бежать. Как она кричала, что не бросит его здесь. Помнил как признался, что любит её, а она даже не знала что это значит. Помнил как собирался спасти только её и не желал спасаться сам, но она насильно вытянула его из-под завалов… И подумал, что стоит жить. Стоит хотя бы для того, чтобы объяснить Вайолет, что значит «я люблю тебя» и, возможно, получить ответное признание, а затем, наконец, снова почувствовать вкус её губ. Точно такой же, как тогда, когда он тайком украл у неё поцелуй…