Империя

      — Поручик Лазукин в гневе, — доносится до Александры обрывком разговора; она, сидящая у зеркала в сорочке, расчесывающаяся, поворачивает голову к сестрицам, обсуждающим новости, услышанные за день. Вчера собрались у Стази, сегодня у нее, завтра к Эжени пойдут. Старшая сестра сейчас и посмеивается, откинувшись на спинку удобного кресла, наплевав на этикет, тем более что все равно, кроме них трех, в комнате никого нет.       — Я прослушала начало, — признается она без тени вины. — Повторишь еще раз?       — Протеже фельдмаршала, ну, герцога Мишина, отказала поручику Лазукину, — повторяет Эжени, и, кажется, смакует эту новость. — В третий раз уже. Он в гневе, говорит, найдет того, из-за кого она ему отказывает, и вызовет на дуэль.       — Делать ему нечего, — Александра пожимает плечами. — Papa говорил, в армии их держат в ежовых рукавицах, а похоже скорее на то, что им заняться нечем.       — Ну не только же виконтам серенады под балконами петь, — Стази брови приподнимает, мол, ну, и что ты на это скажешь? Щеки Александры румянец заливает мгновенно: ее позавчерашний знакомый, что тут же попросил звать его просто Иваном, вчера, узнав, где именно находятся окна приемных покоев средней княжны, пришел туда, едва наступила ночь. К его чести, он не стал петь под окнами ее спальни, что попросту было бы неприлично. А еще, тоже к его чести, он, стоило ей выйти на балкон, заявил, что ее высокое положение его не пугает и не заставит остановиться, и это было чем-то неожиданным и непривычным на фоне других, что обычно делали вид, что ее положение им не важно, а потом пытались им воспользоваться, стоило им решить, что они достаточно близко к ней подпущены.       — Вот начнут тебе серенады петь под балконом… — начинает Эжени поучительным тоном. Во взгляде Стази, которым она тут же одаривает старшую сестру, явно читается влияние крестной, царицы грузинской.       — И будут получать по голове горшками с цветами, у меня их много, — заявляет младшенькая так, что сомнений не остается, что все так и будет. — Чем меня заранее куда-то сватать, новость дорасскажи.       — С чего это Алексей Николаевич о этой девице так беспокоится? — Александра откладывает гребень в сторону и принимается плести себе на ночь косы. — Да еще и не первый год. Она не дебютантка-то уже. Девицы обычно в первые пару лет после представления ко двору себе мужей находят, а она что?       — А она не собирается, насколько мне известно, ей эти претенденты не нравятся, — вворачивает Стази. — Ходят слухи, она Алексею Николаевичу незаконной дочкой приходится, он как раз в то время в Вятской губернии был. Может, потому о ней так и заботится? На барона Елизавета-то не похожа совсем, я портрет видела.       — Заботился бы, замуж бы выдал, он-то не вечный, — Эжени пожимает плечами, пересаживается на пуфик за спиной Александры, забирая у нее ленту, и принимается ее ей в косу вплетать. — Хотя я слышала, она из каких-то там удмуртских ведьм, к ней уже полдвора погадать ходит, так что без средств к существованию не останется. Не лучшее занятие для дворянки, но, наверное, лучше так, чем прозябать.       — Только ли в претендентах дело? — тянет Александра задумчиво, вторую косу доплетая. И лишь потом, взгляд случайно подняв, ловит в зеркале отражение покрасневшей до корней волос младшей сестрицы, и взгляд ее испуганный. Улыбается понимающе, пока не смотрит Эжени, мол, я буду молчать. — Так, а теперь я собираюсь лечь спать. И вам тоже пора бы.       И им бы лучше к полуночи спать, потому что к полуночи виконт снова придет под ее балкон, чтобы ее увидеть.