Империя

      Если начать собираться прямо сейчас, можно и успеть, думается Александре, когда она слышит, где именно будут стреляться. Наверняка они будут там засветло, а значит, времени на сон не остается — ей бы уже спать, но теперь знает, что точно не сомкнет глаз. Корсет затянут так туго, что не то что ехать куда-то, она до конюшен добежать не в силах будет, задохнется. Она в шкафу находит платье, для которого утягиваться не нужно, украдкой пробегает необходимые несколько шагов до двери чужих покоев по пустынным коридорам — в час-то ночи! — и почти бросается на кровать сестры, предварительно, правда, отодвинув нескольких заспанных придворных, пытающихся преградить ей путь в спальню, мол, княжна Евгения уже спит. Княжна Евгения не спит, как оказывается — полулежит на подушках, глядя в потолок, с мечтательной улыбкой. Тем лучше.       — Во-первых, мне нужна твоя помощь, — сообщает она скороговоркой, на расшаркивания времени нет. — Во-вторых, никому не говори, что я провела ночь вне своих покоев. Кому надо, сами узнают.       — Ого, — взгляд Эжени становится цепким, улыбка — заинтересованной. — Сестренка куда-то с кем-то собралась?       — С Аполлоном, — обрубает она, принимаясь расстегивать те пуговки на спине, до которых дотягивается. Эжени через несколько секунд все же вылезает из-под одеял, помогая ей, и Александра бессильно роняет руки. — Я собиралась лечь позже, хотелось дочитать роман. Потом прибежала Мари с новостями. А потом я услышала, как шепчутся придворные, мол, надо сказать княжне, что виконт Букин на рассвете стреляться будет с маркизом Глейхенгаузом, и чуть с ума не сошла.       — То есть то, что Полина стреляться с корнетом Ковтуном собралась, тебя не взволновало? — сестрица спускает платье с ее плеч, стягивая его до пояса, и принимается распускать ее корсет.       — Насчет своей любовницы пусть волнуется Мари, тем более что та дуэль-то из-за нее, — Александра плечами оголившимися жмет, мол, а что я могу сделать? — А вот Иван…       — Нет, погоди, — перебивает ее Эжени смеющимся голосом. — С каких пор он не виконт, а Иван? Ты хоть знаешь, насколько интересно сейчас все стало? Теперь ты точно не поедешь никуда одна. Я хочу видеть, как ты с Аполлона избиваешь нагайкой маркиза Глейхенгауза, как лихая казачка, за то, что он посмел выйти на дуэль с виконтом.       — Я не буду его избивать нагайкой, — она возмущенно оборачивается, но тут же возвращается в исходное положение, подчиняясь твердой руке старшенькой. — Меня в пять лет уже научили, что нельзя драться, если ты помнишь.       — А в пятнадцать ты прилюдно дала пощечину французской княжне Габриэль, — добавляет Эжени. Смеется. –Никто не слышал, что она сказала, кроме нас двух, зато пощечину увидели все. Давай, натягивай свое платье, и прикажи седлать моего Медведя вместе со своим Аполлоном. Я скоро тоже оденусь.       Она ноги сбивает, пока бежит по ступенькам, за перчатками в покои даже не забегает — что ей стертые поводом нежные руки? Седлает своего коня сама, пока позевывающий сонный конюх разбирается с конем сестры, терпения не хватает вообще ни на что — уже поздняя ночь, а утро летом наступает рано, и солнце встанет еще до шести. В седло вспрыгивает по-мужски, ворох юбок стройные ноги не скрывает почти — гувернантка, Валентина Михайловна, была бы в ужасе, но сейчас не до правил приличия. Аполлона она гонит так, будто ее собственная жизнь от этого зависит, Эжени где-то сзади остается, но не теряется по пути, и то хорошо. А небо светлеет потихоньку, и внутри все завязывается узлом — ровно до момента, когда она, растрепанная, взъерошенная, врывается на поляну, где уже расходятся друг от друга двое.       — Остановитесь! — кричит, не сдерживаясь. Правда, намного больше хочется не кричать, а на самом деле отходить кого-нибудь нагайкой. Александра с коня спрыгивает, чуть не упав из-за юбок, и кидается между оборачивающимися на нее мужчинами.       — Княжна, — подает голос маркиз справа от нее. Туда она и разворачивается, молнии разве что не мечет из глаз, мол, да ты еще смеешь со мной говорить?       — Я проинформирую крестную, — чеканит она, — о вашем поведении, Даниил Маркович. Насколько мне известно, она не одобряет дуэли.       Судя по тому, как он сразу киснет, нет, не одобряет. А что он думал, что быть послом хорошо и легко, и делать можно, что заблагорассудится? И она уже разворачивается к Ивану, чтобы отчитать его тоже — хотя думает, что наверняка это ограничится жалобным «пожалуйста, не заставляйте меня больше так волноваться» и не особо ей свойственными слезами — когда на поляну вылетает, наконец, Эжени.       — Маркиз? — возмущенно выпаливает она, и в одном слове безумная гамма эмоций. И, еще не повернувшись в ее сторону, Александра знает, это сестра совсем не о Данииле Марковиче. Остается только узнать, почему ее так взволновало присутствие маркиза Морозова.