Империя

      Иван думает, сидя в кресле и глядя невидяще в окно, что надо бы спуститься к обеду. Возвращения ко времени завтрака для него необычными не были уже несколько лет, матушка уже лишь привычно вздыхала и отправляла его отоспаться, отец пожимал плечами и говорил, что был таким же в юности, и ничего, остепенился вроде. «Вроде», повторял про себя Иван каждый раз, мысленно ухмыляясь, «или остепенился?». Вслух не спрашивал — не рисковал навлечь на себя отцовский гнев. Но сегодня, думает он, лишь вопрос времени, когда отец узнает, что натворил его беспутный младшенький. А ведь начиналось все как обычно, неплохо — они играли в карты большой компанией в салоне виконтессы пока еще Поповой, и, пригубив четвертый бокал вина, он чуть не поперхнулся им, услышав в свой адрес колкость от маркиза Глейхенгауза. И он бы еще свел все в шутку, будь это только о нем, но…       «Все еще под балконом распеваете серенады княжне Александре, виконт? Или вам уже позволили забраться на балкон? Может, вас и дальше впустили?»       Иван думает, не странно, что он вспылил. Не странно, что назвал маркиза в лицо подлецом и сволочным сплетником. Не странно, что кинул ему в лицо перчатку и без сомнений согласился стреляться через несколько часов. Странно, что маркиз при этом был слишком уж доволен.       — Не спишь, — раздается от дверей голос отца. Не яростный — не знает новостей или не шокирован? Взгляда на лицо графа хватает, чтобы понять, что скорее второе, чем первое. — Ну и что тобой двигало?       — Защита чести прекрасной дамы, — ухмыляется он в ответ, зная, что зрелище являет не самое привлекательное: растрепанный, с щетиной, растущей быстрее, чем он успевает ее сбривать, с мешками под глазами и в полурасстегнутой рубашке. Посмотрела бы на него такого эта самая прекрасная дама? — А что, надо было сидеть и молчать?       — Зная тебя, ты бы просто не смог, — фыркает граф, в кресло напротив садится. — Не та ли прекрасная дама, ради которой ты под утро трезвым все чаще возвращаешься, зато с блеском в глазах, как будто серенады распевал всю ночь?       — А если бы и распевал, то что? — ворчит он себе под нос в ответ. — Имею полное право ухаживать за понравившейся девушкой.       — Хоть не зря ухаживаешь? — отец играет бровями. Ярости, так и не выпущенной до конца на неудавшейся дуэли, сложно не позволить захлестнуть его сейчас, от этого незамысловатого намека: Иван вскакивает на ноги, на отца сверху вниз глядит. Тот явно изумлен гораздо больше, чем от новости о дуэли.       — Вот за такое, — чеканит, — я и вызвал маркиза на дуэль. Княжна Александра — самая чистая и невинная…       — Погоди, — перебивает его отец бесцеремонно, что на его памяти всего пару-тройку раз делал. Значит, правда в серьезном замешательстве. — Ты хочешь сказать, что пытаешься ухаживать за княжной?       Иван медленно кивает, пытаясь понять, к чему отец ведет. Граф Андрей Анатольевич с жалобным вздохом трет виски, откидываясь на спинку кресла и умудряясь выглядеть одновременно как самый довольный и самый несчастный в мире человек.       — А я-то тебе невесту подыскивал, — хмыкает как-то обреченно даже. — Ладно, с бароном-то я разберусь, я ему еще ничего не обещал. А вот тебе, голубчик, светит или жена молодая, или ссылка за наглость. Император-то у нас вспыльчивый, сам знаешь.       — Знаю, слышал, — хмыкает он в ответ. Думается, ради такого можно и в ссылку. Перед глазами все еще стоит дивная картина: княжна, амазонкой лихой влетающая на поляну на коне, в седле по-мужски, растрепанная, стройные ножки, чулками обтянутые, алые щеки, вздымающаяся от тяжелого дыхания грудь… Теплом внутри разливается мысль о том, что это ради него она мчалась, не жалея ни себя, ни лошади, что о нем так беспокоилась. Он ведь успел попросить у нее прощения за то, что заставил ее волноваться, прежде чем ей пришлось последовать за княжной Евгенией, увозя с собой и его противника, отчитанного, как ребенка, и его секунданта — и даже успел ее улыбку ответную увидеть. — Ради такого все приму — ссылку, каторгу, тюрьму…       — Ты мне не язви, — отец встает тоже, по плечу его хлопает, явно уже спокойнее, чем до того. Будто собирается что-то еще сказать, но глядит в окно и явно передумывает. — Там твой друг, Морозов. Выглядит так, будто только что стал самым богатым человеком в мире.       — Это как именно? — уточняет Иван со смешком.       — Это счастливый, но не знает, справится ли со своим счастьем, — поясняет отец, ухмыляясь. — Иди к нему, он, кажется, заходить не собирается. Узнай, какие у него новости.       Новости, думается Ивану, наверняка самые положительные, судя по тому, что обычно неулыбчивый друг сияет, как начищенный пятак. И он, кажется, знает, что единственное может стать причиной его хорошего настроения.