15
18 января 2019 г. в 02:26
Братец всегда добивался желаемого, Александра знает это, знает его так хорошо, как, наверное, только он да родители знают его. Братец всегда был упертым, и упорным, и не останавливающимся перед препятствиями, кроме как затем, чтобы выждать немного и снова ринуться в атаку. Папенька смеялся и называл его плохим стратегом, но даже он признавал, что и такая тактика тоже приносит плоды. А раз папенька признавал, это дорогого стоило.
И именно поэтому Александра замирает, кинув взгляд вбок, пока гуляет с Эжени по лабиринту, заботливо выращенному их садовниками. В таком лабиринте не заблудиться, разве что если очень захотеть, зато в нем много укромных уголков, и вечнозеленые ветви, надежно сплетенные, защищают от чужих взглядов. Вот только не всегда — иногда вот такой вот случайный взгляд может стать причиной какого-нибудь разоблачения. Как, например, сейчас — Александра тянет Эжени за руку, мол, постой, и с неожиданным даже для самой себя любопытством вглядывается в просвет между стенами лабиринта, где рассмотреть можно без особых проблем, как Адель ладошкой останавливает тянущегося к ней за поцелуем Мишу. И дело даже не в том, что он не теряется и прижимается губами к ее ладони выставленной прямо перед его лицом, а затем обеими руками ее берет и принимается наверняка замерзшие пальчики согревать, дыша на них — все-таки уже январь на дворе, не шутки — дело в том, что он раньше так бы себя не повел. Пусть в щеку, пусть в висок, он бы поцеловал ее. Неужели он изменился?
Неужели она его изменила?
— Научился наконец-то не идти напролом, — хмыкает тихонько сестрица на ухо ей. — Авось и хороших манер поднаберется, и будет у нас не просто хороший наследник престола, а замечательный. И за страну страшно не будет.
— Да будто бы тебе сейчас страшно, — смеется она вполголоса, наконец найдя в себе самообладание для того, чтобы с удивлением справиться, и увлекая Эжени дальше по узенькой аллее. — Признай, он замечательный. Папенька очень постарался над его образованием и воспитанием.
— А характер все равно маменькин, — дополняет Эжени. — Это ты в папеньку, милая и спокойная, но от твоего гнева даже спрятаться не получится. И Стази такая же. А мы с Мишенькой в маменьку.
— Да, отходчивые скандалисты, — Александра смеется и пихает ее в бок легонько, ровно так, чтобы через меховое манто несильный тычок был ощутим. — Только Миша дуется, маменька плакать начинает, а ты обычно кричишь так, что я будто в опере оказываюсь, только вместо «браво» и «бис» твои возмущения.
— Я что, настолько громогласная? — Эжени наигранно брови вздергивает, и смех снова сдержать не получается. Прекрасно ведь знает, что не об этом речь. — Мой дражайший муженек на мою оглушительность что-то не жаловался.
— Да еще бы он пожаловался, ты же дверью хлопнешь, и в перерывах между всхлипами маменьке в юбку успеешь папеньке нажаловаться, и тогда ждут нашего дражайшего маркиза Соловки, — поддевает она ее, смеются на этот раз обе. — И переселишься ты обратно во дворец, и видеть я тебя буду опять каждый день. Похоже, мне надо убедить твоего мужа с тобой поскандалить.
— Я тебя тоже люблю и скучаю по тебе, — Эжени улыбается, щекой коротко прижимается к ее плечу, как с детства повелось. — Вот выйдешь замуж, и поймешь, что не так уж это и плохо, и ссориться с любимым мужем совершенно не хочется. Кстати, как у тебя с виконтом?
— Умеешь же ты тему сменить, — фыркает Александра, подмечая, как улыбка сестры хитрой становится вмиг, и голос понижает. Вряд ли их тут кто подслушает, а все-таки. — Вчера после заката вот так же, как с тобой, с ним бродила. Говорили обо всем на свете.
— Прямо-таки как со мной? — сестрица щурится смешливо. — И так же в щечку его поцеловала на прощание?
Ей ответить хочется, она рот уже открывает, но со следующим шагом им открывается новый вид. В этом, думалось вчера Александре, прелесть лабиринта — никогда не знаешь, не увидишь ли чего нового, пока не окажешься в месте, с которого это видно. И на этот раз застывает она по другой причине — на этот раз перед ними слетает на снег с темных кудрей незнакомой ей девушки меховая шапочка, а сама девушка руками обвивает шею стоящего перед ней молодого мужчины и совершенно неприлично целует его. Точнее, это было бы неприлично, если бы она знала, что их видят, поправляет себя княжна, но даже без свидетелей так не стоило бы вести себя с мужчиной, если он тебе не муж. А в том, что это не ее муж, Александра уверена, потому что его она узнает из сотен и тысяч.
Потому что даже ее хваленое самообладание и спокойствие не отменяют того, что ей хочется позорно сбежать прямо сейчас, рыдая, как только Иван встречается с ней глазами.