Империя

      — Сашенька…       Она не позволяет договорить. Ярость успокоившаяся было еще несколько дней назад, когда она рыдала, уткнувшись в матушкины юбки, вскипает снова, стоит Ивану так ее назвать. Совсем как до той сцены в лабиринте. Рука будто бы сама собой взлетает, еще до того, как она понимает, что делает — будто замедляется все вокруг, когда она отвешивает ему пощечину такую, что собственная ладонь ноет, когда он бездумно подносит свою ладонь к щеке, глядит на нее почти беспомощно. От взгляда этого ли ей становится тут же самой еще больнее? Нет, понимает она, когда беспомощно виснут руки и ярость изнутри не успокаивается, а пропадает без следа, оставляя пустоту вместо себя — нет, не в его глазах дело, а в том, что она знает, что не должна была.       Даже не потому, что он может быть не виноват. Даже не потому, что не ведут себя так княжны. Потому, что сама себе этого не простит ни за что. И еще больнее оттого, что он ее за руку берет, к губам подносит, несмотря на то, что она только что сделала, и выглядит при этом так, будто ему хуже, чем ей. Может ли ему быть хуже, после того, что она видела?       — Не мне вы руки должны целовать, виконт, — она знает, что пожалеет, она уже жалеет, но не может не жалить его словами. — Вам есть кому, кроме меня.       — Ваш гнев скор, княжна, — слабо улыбается он, и от его вежливости отстраненной хуже, чем от чего-то иного. После нежного и близкого, после теплого и искреннего он снова возвращается к этой сухой формальности, и это ранит. — Есть ли у меня возможность оправдаться?       — Как же вы собираетесь оправдываться?       Он не отвечает сразу — руку ее отпускает сначала, и впору разорваться пополам: одна половина хочет, чтобы он ее и дальше за руку держал, другая все еще не может простить его. Он оправдаться хочет, но что может быть ему оправданием?       — Баронесса Самарская, увиденная вами со мной — моя несостоявшаяся невеста. Она, как и я, была введена в заблуждение: мне сказали, что переговоры о браке и не начинались как следует, ей — что все обговорено, — его слова звучат почти нереально, почти неправдоподобно, и она бы не поверила, но вот он перед ней, человек, который не умеет врать, а умеет лишь избегать неудобных ему тем. — Я объяснил ей, что люблю другую, и она попросила прощения за свой поступок.       Ей хочется верить, но не хочется быть обманутой. Александра опускает глаза, чтобы собраться с мыслями, и в руках его видит конверт из плотной бумаги. Что в нем, ей неизвестно, но он ее ладонь ловит, чтобы вложить в нее этот конверт, в этот самый момент.       — Баронесса в этом сезоне исполняет Жизель, — поясняет он, и ей удивительно: редко знатные девицы идут в искусство. Но виду она не подает — старается не подавать. — Она попросила меня передать это девушке, которую я люблю, чтобы она могла объясниться. В этом конверте пропуск в ее комнаты, туда можно попасть в антракте. Но если вы не хотите идти туда, если не верите мне, если не хотите говорить о том, что между нами было…       — Я верю, — перебивает его она. Верить правда сложно, но кому будет хуже, если окажется, что он честен, а она из-за гордости своей сама все испортила? Конверт сжимает, прячет в складках юбки. Она пойдет в театр этим вечером, а если не этим, то следующим, но она поговорит с баронессой и спросит ее, так ли это. Почему-то странное спокойствие поселяется внутри, когда она думает о том, чтобы, если это правда, открыться, рассказать о том, что между ними было — есть? — не только семье. — Но скажите мне, неужели ничего не было?       — Абсолютно, — кивает он. И теперь она ему точно верит, потому что он не уходит от ответа. Потому что это главное доказательство того, что он ей не лжет. Потому что лгать он не умеет, она знает. — Я буду ждать вашего решения.       Ее решение уже почти принято, лишь последней детали не хватает, чтобы окончательно убедиться, что это стоит делать. Александра за руку его хватает, когда он уже поворачивается, чтобы уйти, и в глаза его изумленные смотрит пытливо, ищуще. Найдет ли в них то, что хочет?       — Я сообщу вам письмом или лично, — говорит она. И уверена, что он поймет, что будет значить письмо, а что — просьба о встрече. Не уверена только в одном — в том, чего он будет ждать больше.