28
11 февраля 2019 г. в 00:13
— Мальчик, — улыбается Эжени в ответ на невысказанный вопрос матери. — Уже рыжий, а что же дальше будет?
Старшая сестра, думается Александре, совершила подвиг. Ей никогда не виделось чем-то само собой разумеющимся то, что происходило в женском теле во время беременности: как вот так вот внутри тебя вырастает ребенок, которого ты в страданиях производишь на свет, а потом ты вполне спокойно живешь дальше, будто и не подарила миру новую жизнь, нового человека? Для нее это было чем-то между дикостью и геройством, чем-то почти мифологическим, несмотря на то, сколько она за свою пока не такую уж и длинную жизнь видела младенцев. Однако вот же Эжени, сидит, как ни в чем ни бывало, похожая на саму себя, а не на богоматерь с икон, и улыбается так же тепло, как и всегда, да голову клонит на плечо мужу, явно растерянному из-за визита семейства супруги на следующий же день после рождения ребенка. Сам малыш спит в колыбельке, откуда его решили пока не доставать, чтобы не беспокоить — и не подходить, собственно, по тем же причинам — и понятия не имеет, каких он благородных кровей и кто сейчас в нескольких шагах от него, понятия не имеет, кого он будет называть бабушкой и дедушкой, кого будет именовать тетушками, а кого дядюшкой. И не надо, думает Александра каким-то порывом безрассудным, из ниоткуда мысль возникает — пусть побудет просто ребенком.
Этикет, в конце концов, никуда не денется, как и генеалогия, и подобающее воспитание, и все то, что отличает благородных детей от низкорожденных. Не столько кровь, сколько другое отношение к этому всему.
— Хоть немного на тебя похож? — смеется матушка. Эжени плечами пожимает округлыми — все-таки располнела за время, что носила ребенка, но, не покривив душой, нельзя сказать, что ей это не идет — и корчит забавную мордашку. Не знаю, мол.
— Он еще слишком мал. Вам ли, матушка, не знать, как выглядят младенцы, как родятся? — смеется в ответ. Ну да, их у родителей четверо, уж на младенцев-то императрица наверняка насмотрелась. — Красненький весь, маленький, но жмурится и кривится перед тем, как расплакаться, совсем как я.
— Только тебе не день от роду, — вставляет Владимир — Володей, как просила сестрица, Александра не может привыкнуть его называть — и целует жену в висок коротко, но нежно, как бы сглаживая шутку. Впрочем, она сама посмеивается, да и никто смеха не может сдержать — всем известно, как Эжени морщится, когда пытается сдержать слезы, и всем известно, что никогда ей это не удается.
— Да ты погоди, может быть, он и к моему возрасту не разучится, — возвращает она ему шпильку, отсмеявшись, и ответно целует в щеку. На людях они бы себе вряд ли это позволили, но тут, в кругу семьи, можно не особо беспокоиться о приличиях — Александра улыбается, глядя на них, и думает, что было бы, если бы на их месте она и Иван были. От мысли этой тепло и самую капельку неловко — показывать свои чувства она еще не привыкла.
— Вот дорастет до твоего возраста — там и посмотрим, — заявляет папенька, такой гордый, каким она его никогда не видела. Быть дедушкой, думает она, ему идет — он сам кажется в восторге от своей новой роли. — А пока что…
Он не договаривает — от колыбели доносится что-то, похожее на мяуканье котенка. Эжени подскакивает с диванчика, на котором сидела — врач советовал ей оставаться в постели первые несколько дней, но она еще до их приезда заявила, что не может больше лежать, и застали они ее на этом самом диванчике, с книгой в руках — и сына на руки берет аккуратно, на лице столько любви, сколько, наверное, никто и никогда не видел.
— Знакомьтесь, — она его чуть поворачивает, так, чтобы личико было видно, — Лев Владимирович.
— Когда-нибудь маркиз Морозов, — добавляет счастливый отец. Эжени на него взгляд бритвенной остроты бросает, в нем и сердитые нотки, и забота, и волнение.
— Я молюсь, чтобы это было как можно позже, — заявляет она. Улыбается, правда, тут же. — Матушка, как насчет подержать старшего внука?
— Пока что единственного, — смеется матушка, но у старшей дочери малыша забирает, так бережно, будто он стеклянный. Александре думается, он даже более хрупкий. — Красавец какой, господи. И не плачет даже, ну что за сокровище?
Ей бы тоже хотелось над племянничком поворковать — вместо этого Александра усилием воли удерживает себя на месте. Ни к чему такому маленькому человечку такая толпа вокруг него. Лучше просто дождаться своей очереди. Рассуждает она правильно — после других малыш оказывается и в ее руках, и огромные глазищи на нее смотрят, кажется, пытаясь понять, кого это они видят перед собой. Внутри что-то теплеет за мгновения, и она понимает, что не может не улыбаться. Не может не умиляться.
— Привет, — шепчет ему, склоняясь совсем близко. — Я твоя тетя. Когда ты подрастешь, мы обязательно подружимся, вот увидишь.
Малыш смешно морщится и чихает несколько раз, заставляя всех вокруг рассмеяться. Смеется и Александра, вот только одну вещь она в этот момент понимает очень ясно: она, кажется, начинает понимать те слова Эжени о том, что ничего бы она не изменила.