***
Он Бога яростно молил: Ты забери мое бессмертье! Отдай мне женщину!Отдай любовь! Но грозный Бог отверг его прошенье: Ты-Демон! И твое призванье-кровь!
Со дня смерти Катрин прошло лишь две недели, время тяжёлым грузом ложилось на плечи Михаэлиса, это становилось проблемой. В поместье стало слишком тихо: никто не играл на гитаре, не читал вслух, не напевал лирические мотивы себе под нос. Делать это стало некому. Себастьян знал, что он всё это сам затеял. Что эта интрижка затянулась и превратилась в заурядный французский роман с печальным концом. Он мог пресечь всю эту историю с самого начала, и никто бы не страдал. Но мог ли он избавиться от непреодолимой тяги к Катрин? Демон чувствовал себя таким опустошённым и виноватым, но ничего не мог поделать. Эти чувства он скрывал за маской ярости и безразличия. Какое же он могущественное существо, раз не может справиться с собственными эмоциями?! Дворецкий чувствовал себя слабым, будто бы он потерял былую хватку. Все эти мысли смешались в адскую смесь, готовую вот-вот поднять всё на воздух. Катрин действительно имела огромную власть над его несуществующим сердцем. Стоп, сердцем?! Он ненавидел эту жалкую мышцу, которая тыкалась ему в рёбра, как недобитая собака. Тоска делала всевластного демона законченным меланхоликом. Каждый день происходило одно и тоже. Изо дня в день сплошная скука. Этот мир гнил на глазах. Сиэль замечал изменения в поведении дворецкого, но тактично решил не указывать ему на это, мол, сам разберётся. Он не особо "убивался" по Катрин, какая-то девчонка не может вывести его из строя, не имеет ни единой возможности пошатнуть размеренный ход жизни молодого господина. Юному графу было важно то, что Михаэлис по-прежнему исправно выполняет его приказы. Остальное – не его забота. *** Комната Катрин оставалась нетронутой, лишь паркет был старательно вычищен от крови, будто ничего и не было. Себастьян старался приносить свежие цветы каждую неделю, проветривать комнату, вытирать пыль. Он хотел думать, что Катрин вернётся. Не успел демон опомниться от потери любимой, как тут же принялся записывать всё, что связывало его и Кэт, каждый прожитый вместе день. Дворецкий боялся, что всё может забыть, он не хотел потерять его любимую Кэт полностью, пусть она останется хоть в его памяти. Себастьян садится на кровать, бережно берёт личный дневник девушки, о существовании которого он знал с момента его появления. Зачитывает первую попавшуюся страницу: "Этот негодяй сказал мне закрыть глаза и на секунду представить, как он нежно касается моей шеи, с ума сойти, как он это делает? Он вновь и вновь заставляет меня заливаться краской и чувствовать отчаянные трепыхания сердца. Он точно демон". От этих строчек Михаэлис не может сдержать улыбку. Момент ностальгии прерывает жнец, с горохом свалившийся с подоконника. — Черт возьми, Грелль, сколько можно вот так вот без предупреждения врываться в чужой дом, как к себе домой?! Ты дверью пользоваться умеешь? Я тебя сейчас быстро научу не только вход найти, но и выход! — Себастьянчик, как я же я скучал по твоему поучительному тону и грозному взгляду! — игриво произнёс Грелль. — Что тебе надо, паршивец? — Ну зачем сразу так, я пришёл с ответом на твою просьбу, — чётко проговорил красноволосый, помня, каким чудом для него являются просьбы демона. — Т-так ты отыскал способ проникнуть в ... — дрожащим голосом пролепетал дворецкий. — Именно! Будешь должен, — ответил жнец, украшая свой ответ лукавым взором. Себастьян невольно сглотнул ком в горле и опомнился. Он долгое время не мог ничего предпринять, осторожничал, хотел провернуть это без особых потерь. Ему надо было много времени на размышления. План родился не сразу, а настиг внезапно, как лавина, как раскаты грома, как блеск молнии. Михаэлис уже полностью был поглощён этой идеей. Безумство храбрых – вот мудрость жизни! Если не рискнёт, то будет жалеть об этом ровно столько, сколько будет скитаться по свету в поисках новых душ – вечность. — Себа-а-астья-ян, приди в себя уже! Ты всё ещё не забыл ту девчонку? Моя помощь всё ещё актуальна? — Безусловно, мой план нуждается в исполнении. Оттого, что человек умер, его нельзя перестал любить. Если любить, то любить до конца. Последние слова демона прозвучали шёпотом, но так отрывисто и явно, что горечь слов пропитала воздух, и, вдыхая, чувствовался опаляющий жар, прогорклое послевкусие. Грелль не был готов к такой откровенности. Он не привык видеть Себастьяна таким меланхолично-лиричным, падким на различного рода сантименты. Это был уже не тот самый деспотичный демон-искуситель, привлёкший жнеца с первого взгляда. Это, однако, было печально осознавать красноволосому, но повод видеться с Михаэлисом чаще Грелль решил не терять. — Кхм, — хрипло начал жнец, — а как ты разберёшься с Мефистофелем?