Invisible

      Лалиса с интересом оглядывает темное и пахнущее сыростью да дешёвыми сигаретами помещение, в котором будет проходить её допрос: она совершила ужасное и гадкое по меркам нормального человека преступление, путём обмана завлекала в их с Сокджином бордель молодых и ещё узнавших настоящей горечи жизни девушек из самых разных точек мира, а потом продавала в их сексуальное рабство на неопределённый срок. За это она получала приличное количество денег, «бабло хапаю целыми тележками и вёдрами, и потом ещё на карманные расходы остаётся, я ебала», нисколько не страдая от угрызений её несуществующей совести. И хотя она изредка жалуется на периодически проявляющуюся головную боль и видит странные сны с участием некоторых её подопечных, но на картину её психического состояния здоровья, в целом, никак не влияет. Блондинка наслаждается своей гнусной, но донельзя приятной работой сполна, потому не без раздражения встречает входящего в этот «кабинет» молодого брутального и в той же мере элегантного мужчину, одетого сверху донизу с иголочки: идеально выглаженные классического кроя штаны с высокой посадкой, не менее идеально сидящая на нём кристально чистая широкая белая рубаха, чёрная кожаная кобура с парой служебного огнестрельного оружия, блестящие черные туфли и улыбка наглого чеширского кота. Чон Чонгук, детектив и оперативник по совместительству, парень двадцати шести лет с репутацией отличного полицейского среди народных масс их немалочисленного пусанского городка, и также тварь, вставляющая палки в колёса каждой бандитской банде в радиусе охраняемой им территории. Начальство не нарадуется такому замечательному сотруднику, где-то в кругах девчат помладше существует даже посвященный его уважаемой персоне фанклуб, и в новостях этот боец за справедливость светится чуть ли не на каждом фрагменте раскрытия крупных преступлений. Тремя словами, заноза в заднице. Лалисе прилизанные петушки с благородством и с сердцем вместо расчётливости и мозгов не нравятся даже больше надменных и напыщенных пикаперов с бутылкой бракованного соджу из клубов, встречающихся ей в подворотнях в половине третьего утра. Шикарный и также столь отвратительный брюнет относится к первому типу, потому Манобан хочется его поскорее прикончить чем-нибудь острым и колющим, чтобы намеренно испортить ему столь до неправильности прекрасное лицо, на котором в данный момент читаются только злость, предвкушение от предстоящей ему победы и презрение. — Пранприя Лалиса Манобан, полагаю, — парень с шумом плюхается на стул, скучающе подпирает подбородок одной рукой и одаривает подозреваемую оценочным взглядом, проходя по каждому миллиметру её юного не по годам лица со слоем яркого и, пожалуй, притягательного макияжа. Отбивает четкий ритм по железному и кое-где заржавевшему столу, сканирует напротив сидящую блондинку с кислотно-зелеными прядями по концам, думает, что-то вроде «такая же красивая, как о ней и рассказывали». — Начальник-щи, извините, но я ничего отвечать не буду ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, ведь я имею право хранить молчание, а ещё требую себе хорошего адвоката, кого-нибудь посоветуете? — Лалиса чеканит каждое слово с притворным эгьё, мило хлопает ресницами и уточкой тянет пухлые, напомаженные ярко-розовой помадой, губы, она прекрасно знает, что она великолепна, что красота — её лучшее оружие против таких, вот, глупых и надменных мужчин, как Чон Чонгук, что этот короткий топ с глубокими вырезом на груди второго (натурального) размера, открывающий вид на то, что они (мужчины) больше всего любят — сиськи, наверняка его сломит. «Стоит чуть приоткрыть свои сисяо, и половина мужиков у твоих ног. Другая же половина просто заднеприводные». Но от детектива со стажем истинные намерения обвиняемой не остаются незамеченными, пару отличных сисек он, конечно, же оценил, но этого явно мало, чтоб запудрить ему мозги. Он, вопреки всем этим дурацким стереотипам и предвзятости к представителям сильного пола, которым секс в жизни только и нужен, думает головой, иногда — сердцем, и никогда ещё — членом, потому такой спектакль этой сучки кажется ему весьма забавным: — Спрячь-ка парочку своих молочных желез в косуху обратно, номер не прокатит, не ты первая и не ты последняя. — Чон поворачивает лампу девице прямо в глаза, отчего та судорожно жмурится и громко, едко, сквозь зубы посылает полицейского к черту на куличики. — Убери свой светильник с моего ебальника немедленно, — прежде солнечно теплая маска её лица сменилась настоящей физиономией: преступница оскалилась и засквернословила франта при исполнении так, что казалось, что у последнего по итогу попросту отвянут уши. С потолка «кабинета» мерзкими и мерными звуками отдавалось падение капель, за стенами шумно барабанил дождь, а на ремонт здания полиции властям, по-русски если говоря, чисто поебать; всё, как в самых жизненных фильмах про заключённых, где она — плохая анти-героиня, и ей сулит за все её злодеяния огромный пожизненный срок. Если говорить о том, как обстоят нынче её дела, то хуёво.

***

      Между ними затянулась молчаливая пауза продолжительностью в пять минут, Чонгук и Лалиса сверлили друг в друге немыслимо огромное количество дыр, надеясь, что кто-то в конечном счёте из них отведёт свой взор, признавая поражение, но, к удивлению обоих, отказываются от победы одновременно, почти в унисон; мужчина лишь на секунду показывает частичку замешательства, от прыткого взора девицы это, естественно, не ускользает, но она сама ни слухом ни духом о том, как он украдкой подметил в ней то же самое. Дождь наконец-то закончился, в этой пустой и отдающей эхом при криках комнате лишь они одни, за гранитной дверью сопит себе под нос дежурный сторожевой, их противостояние только-только начинается, то, что было и могло быть до этого — разминка. — Сейчас 23:47, дежурный, охрана и все-все-все наверняка заснули за ненадобностью в дополнительной проверке участка, — брюнет поправляет спавшую на глаза густую прядь волос, питьевой водой большими шумными глотками утоляет собственную жажду, здесь не жарко, но голос предательски к этому времени начинает хрипеть; вальяжно проходит к выходу и неспешно закрывает дверь, предварительно уведомившись в сонном состоянии дежурного охранника. После тем же шагом направляется к двум камерам, расположенным под разными углами, не копошится, почти профессионально и аккуратно выключает их двумя щелчками. Становится немного легче, Лалиса про себя прикидывает, что она может в этой ситуации предпринять с таким самоуверенным профессионалом, как он, позже: — Теперь я могу творить с тобой всё, что заблагорассудится, ты в моей власти, милочка. — Чон расстёгивает пару пуговиц, начинает хрустеть шеей и спиной, не дожидаясь лисиного ответа, всё также не отрывая от неё взгляда, словно ожидая очередной её глупой выходки. Почему-то в полумраке и без следящих пар чужих глаз эта ситуация кажется ему интимной: нетипичное свидание двух нетипичных темпераментных людей, людей-антиподов, людей, что по разные стороны баррикад. Чонгук не скрывает, что это адское исчадие, в самом деле, его привлекает, как привлекает любая гетеросексуальная женщина любого гетеросексуального мужчину — Лалиса живая кукла во плоти, до жути напоминающая ему собственноручно подаренный на семилетие дочурки лучшего друга набор с BRATZ, с такой же неестественно яркой помадой и большими стрелками на веках, подтянутым телосложением и высоким конским хвостом. Лалиса, словом, такая же красивая снаружи и такая же пустая внутри. — Под «творить» имеется ввиду выебать? Если да, то я только за. Show me your king size, baby*, — сексуально облизываясь, девушка широко раставляет обе ноги так, что ткань её светлого кружевного нижнего белья начинает выглядывать из-под короткой латексной юбки, демонстрируя её главные прелести. Если удастся откупиться телом, то потом можно реализовать парочку припасенных ею запасных планов на такие случаи. Например, как только коп потеряет бдительность, обезоружить и застрелить мудака его же пистолетом. Или ударом в пах отправить его в нокаут, а после сбежать, успевая замести за собой следы бегства. Способов дохуя, была бы возможность. Чонгук же в это время ходит по помещению кругами, совершенно игнорируя факт попытки грязного флирта со стороны подозреваемой, он не импотент, но всё ещё на работе, потому давать поблажки своему нуждающемся в релаксе организме со здоровыми потребностями он не собирается. Не сейчас и не с ней. Возможно, после того, как Манобан сознается в совершенных ею преступлениях, он даже заглянет в клуб, впервые за долгое время, подцепит красотку на одну ночь, где там же и справит эту сексуальную нужду. Физиологию собственного тела он иногда сильно ненавидит. Иногда всё совершенно не к месту и не вовремя. — Прекращай играть и лучше скажи, где прячешь нажитое кровью, бесчестием и обманом богатство, — Чон чиркает одну единственную спичинку, оставшуюся в коробке, вытянутой им из кармана его брюк, зажигает крупную и, по всей вероятности, весьма дорогую сигару, делает первый затяг, пуская дым через нос, пафосно заканчивает этим собственную речь. У Лалисы в глазах от этого неприятно щипать начинает мгновенно, но виду девушка не подаёт, всё ещё надеется на то, что этот сукин сын позабудет об осторожности, откроется и отправится к чертовой матери или лучше в чистилище, там таким как раз и место. Дым сливается со спёртым от долгого отсутствия свежей дозы кислорода воздухом, отчего и без того затуманенный красотой девицы напротив разум мутнеет с каждой миллисекундой всё быстрее, но Чонгук отличный актер, она этого и не заметит. Не замечает, ибо пытается не закашлять. Снова попытается начать вести его за нос. — Ты и без того был мне противен, но теперь ещё и своим поведением выдаёшь в себе неуверенного девственника, — Лиса оскорблена, мужчины никогда ей ни в чём не отказывали, и прерывать череду своих собственных мини-побед над ними посредством манипуляции с их простецким сознанием ей претит ввиду характера: она стерва и всегда получается то, что хочет, а иначе быть не может. — Могу дать бесплатные уроки орального и традиционки, а вот за анальный придется заплатить, ибо там всё гораздо интереснее. Поскорее принимай мое предложение, пока оно в силе. Клиентам, позвонившим в течение первых двадцати минут, светит огромная скидка. — Не стесняется ёрничать, опошлить, желая за всем этим просто его спровоцировать, только бы он перестал адекватно мыслить и сорвался, в попытках доказать ей и задетой гордости, что он тот ещё жеребец в постели. Из ста процентов ровно шестьдесят приходится именно на это, но оставшиеся сорок — это своего рода научный интерес к прибору Чона и тем, как он им «орудует». Если Лалису кто-нибудь когда-нибудь, в буквальном смысле, пошлет на хуй этого пусанского блюстителя закона, то она несомненно отправится и обязательно его опробует на себе. Да, по-шлюшски, но Манобан этого не отрицает, зато не лицемерит, как некоторые её ровесницы, которые строят из себя божьих ангелочков.

***

Блондинка ждёт ответной реакции брюнета, желательно разъяренной и полной неистовства, но вместо этого получает медленно удаляющуюся фигуру Чонгука, спешно и ловко снимающего кобуру с огнестрельным, покручивающего в руке связку звенящих ключей. Он велит спросонья проснувшемуся дежурному подняться в его кабинет и лечь там спать, с улыбкой заверяя, что допрос уже прошел, а преступницу за неимением существенных доказательств отпустили, но вместе с подпиской о невыезде к себе домой. Тот, ничего не заподозрив, забирает по просьбе Чона его оружие и ковыляет на второй этаж быстрым и тихим шагом, который в скором времени затихает. Всё, теперь им точно ничего не помешает. Чонгук во второй раз за эту злосчастную смену закрывает за собой дверь, хитро облизывается и бросает ключи в дальний для Лалисы угол комнаты, расстёгивает по пути к последней оставшиеся пуговицы — рубашка падает на пол, Чону сейчас абсолютно не до неё, он забывает обо всех существующих правилах санитарии. Двигается не слишком быстро и не слишком медленно, на лице его красуется ненормальная для слишком правильного Чонгука полуулыбка, полуоскал, Лалиса мысленно сравнивает его с тигром, только вышедшим на охоту, рефлекторно отступает на два шага назад, она жертва, но взор её очей всё ещё непоколебим. «Без боя не сдамся, и будь что будет».

***

Манобан смиренно ждёт того момента, когда мужчина на неё набросится, но он опять не оправдывает её надежд, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки, во всей его физиономии нет ни тени сомнения, ни намёка на колебание. Однако бугорок в паховой области его черных штанов выдает сполна его животное желание отыметь обвиняемую во всех известных человечеству позах, Лалиса победно ухмыляется — даже этот не устоял перед её чарами, осталось лишь найти причину его внезапной остановки, она вновь выжидающе испепеляет в нем кратеры потухших вулканов её презрения и ненависти: — С нетерпением жду объясненией. — С девушками без согласия не сплю. Скажи, что ты меня сильно хочешь. — Блондинке остаётся только поднимать упавшую челюсть с пола, ибо этот полицейчишка не устаёт поражать её своими странными поступками. Она и ноги пред ним раздвинула, и вертела тут задницей, чтоб этот псевдоимпотент на неё клюнул, и тут на тебе, что выдаёт. Ей хочется врезать этому самодовольному Чон Чонгуку с вертухи правым похоронным, но она вовремя сдерживается и спешит выполнить его пожелание: — Я тебя очень сильно хочу. Возьми меня здесь и сейчас. — Хорошая девочка.