Invisible

      Лалиса уверена, что была влюблена в него большую часть своей ещё короткой жизни — ей всего двадцать два с лишним года — а он, Чонгук, был влюблён в неё наверное в разы сильнее, но что-то когда-то пошло совсем не по плану, не так, как они загадывали и не к тому, к чему, возможно, стремились. Любовь, между всем прочим, служила им единственной на тот момент отдушиной в их откровенно хуёвых судьбах (Чонгук был судим неоднократно за разбой, а Лалиса в свои юные цветочные тринадцать с половиной лет лишилась девственности самым ужасным образом — путём изнасилования), они об этом никогда вслух друг друг не говорили, но и сообщать об этом особой надобности не было, каждый понимал другого с полуслова, со взгляда и с касания — им настолько было комфортно вместе, словно они были рождены лишь для той до нелепости банальной встречи (Лалис чуть не сбила своего будущего бойфренда, который, задумавшись, не заметил, что сошёл с тротуара на дорогу). Чонгук в тот день извиняться и не думал, кроя девушку порцией отборных корейско-английских матов (он смекнул, что стоящая перед ним симпатичная блондинка с сумкой от гуччи — иностранка), хотя глубоко в душе понимал, что вина целиком на нём. Но гордость взбурлила в нём тогда пуще прежнего, так что признаться в том, что был не внимателен, он совсем не спешил, только глазел при этом на неё странно, нет, не раздевая и без непристойностей в мыслях, просто разглядывал каждую деталь на её безупречном личике с каким-то благоговением на сердце — Чонгук слишком тупой, не понял. Лалиса же тогда ему наглядно преподнесла на блюдце немаловажный и общеизвестный факт о том, что за словом в карман к ней лучше не лезть, она парировала его нецензурную речь своей собственной, Чонгук долго-долго удивлялся, как такой миленький аккуратненький пухленький ротик смог отразить все его атаки с лёгкостью, а его обладательница, с виду хрупкая и слабая, способна отправить в нокаут одной лишь пощечиной кого и когда угодно. Они разбирались, привлекая внимание зевак и любителей уличных скандалов — Чон, в чёрной застиранной худи размером оверсайз, такого же цвета джинсах с модными для нынешних времён разрезами на коленках и белой кепке с надписью Balenciaga, создавал впечатление типичного корейского юношу, повёрнутом на лукизме, скрестив обе руки на груди, шипел и плевался ядом в сторону новой знакомой (она в гневе представилась Пранприёй, её прошлым и почти позабытым именем), кричал, орал, но всё ещё не сводил с неё взора, в котором злость и надменность смешались с любопытством, Лалиса поняла это ещё с самых первых секунд, не в первый раз такое (пожирание пытливым изучающим взглядом) происходит. На Лисе было надето ярко-розовое батистовое коктейльное платье прямиком из Милана, самой последней весенней коллекции, тяжёлые массивные бусы с платиновыми вставками, дорогое белье, солнцезащитные очки, лёгкая серебристая накидка из габардина и такого же оттенка туфли на невысоком и устойчивом каблуке (Чонгук, завидев, во что она одета, поспешил назвать её тупой курицей), всем своим видом она показывала, что принадлежит к сливкам общества, что кошелёк её переполнен деньгами, что она, в общих чертах, медийная личность (модель), а этот бедняга не на ту тигрицу нарвался. Тогда стояла пасмурная и противная им обоим погода, настроение, потому, ухудшилось втрое, а-то и вчетверо, больше, свинцовые тучи давили, и пыль сеульская, ненавистная, норовила заполнить их лёгкие полностью. Они наконец-то прервали перепалку, продолжая молча буравить в друг друге взгляд, изредка перебрасываясь короткими оскорблениями, колкостями, почему-то не казавшимися им на тот момент обидными. Чонгуку также вспомнился вчерашний разговор с родителями о том, как и когда наступит день, когда их ненаглядный единственный двадцатичетырехлетний сын приведет домой избранницу судьбы своей, на что он с улыбкой ответил, что приведет, вы, мол, только ждите и дождетесь, уверен, не разочаруетесь. Коллеги по работе (Гук работал охранником) месяцами же ранее спрашивали его об идеальном типе девушки, он всё с той же хитрой лыбой на не менее хитром лице говорил, что любит девушек мягких, как сахарная вата, сладких, словно клубничное желе и, главное, добрых, отзывчивых, с чутким сердцем, а уж если совсем помечтать, то умеющих вкусно и быстро готовить, потому что он, как и многие мужчины любых возрастов и нравов, любит поесть. «Стандарты у тебя что надо, старина», — давясь слезами, тогда смолвил ему Тэхён-хён, в то же время Юнги-хён лишь одобрительно кивнул, согласившись с каждым сказанным Чоном словом. «Большому кораблю большое плавание».

***

С момента ухода Лалисы из его жизни прошло уже больше полугода, Чонгук не то, чтобы страдал или выставлял свою подавленность напоказ, но изо дня в день искал веские основания не звонить и не доставать свою уже бывшую девушку с просьбами вернуться к нему, к ним, к тому, что называется отношениями. Да, между ними были разногласия, да, он иногда идиот, каких вовек не сыщешь, только зря время потратишь, да, им с их импульсивными и своенравными характерами было и будет сложно, но как там в книжках пишут: если любите, преодолеете любые преграды, стоящие на вашем пути? Так почему Лалиса так быстро сдалась и вышла из игры? Впрочем, она могла конечно его не любить вовсе или любить не всерьез, мимолетно. Но зачем она тогда предложила набить на плече половинки сердец, в которых было написаны их имена? Чонгук не знал, но знать хотел, узнать необходимое мешала чертова гордость вперемешку с потаенным в сердце страхом, что услышит то, о чем старается в последнее время не думать. Вместе с этим Чон не знал того, когда успел полюбить столь крикливую и чванливую особу настолько сильно, что отрекся от старых вредных привычек, вроде регулярных попоек с друзьями-шалопаями, бурных ночей с девушками на один день и других прелестей молодой холостяцкой жизни. Невдомек ему был также и выбор (что сделало его сердце, нет, всё естество), который пал на худую, нескладного телосложения, дурного нрава и сложного характера блондинку, от которой мягкостью и слащавостью приятных ему девушек никогда не несло, а готовка её была просто катастрофически опасным делом (Лалиса чуть не спалила его квартиру). Стандарты стандартами, а сердцу в действительности не прикажешь кого любить и кого хотеть защищать. Чонгук часто и прерывисто дышит, когда слышатся заветные гудки, которые спустя тридцать с лишним секунд сменяются сухим и отрешенным «привет» на том конце провода. Парень отчего-то подпрыгивает, едва заглушая нотки своей безмерной радости от одной только мысли, что Лалис его не проигнорировала и, пусть и нехотя, ответила на его звонок. — Привет, как дела? Хотя не отвечай, давай лучше встретимся. — словно чувствуя, что девушка собирается его отвергнуть, он смолвил тут же следующее: — Сразу предупреждаю, что помню, что у тебя сейчас отпуск. Ты об этом говорила, так что отказов не принимаю, жду тебя около нашего места сегодня в семь вечера, сойдет? — А если я не приду? — Гук как будто знает, что в конце этой линии ему ухмыляются и смеют при этом произносить сию реплику самым невинным образом. Ха, думает, что выведет его этим дешевым трюком из себя? Ну, признаться ей это немного удалось. А Лалиса, честно говоря, на это и рассчитывала. — Тогда я самолично пущусь на твои поиски, и будь уверена, приведу тебя сюда. Расценивай это как угрозу похищения и покушение на твою личностную неприкосновенность, но мне правда сейчас плевать. Я тебя из-под земли достану и заставлю меня выслушать. — парню так нелегко даются такие грубые слова, но он о них пока жалеть не собирается, не сегодня и не здесь, не сейчас точно. В трубку ему просто дышат, видимо, от раздумий, но буквально через минуту слышится громкий грустный вздох, сопровождаемый шипением и звуком, характерным результату падения чего-то тяжелого на пол. — Ты в порядке? — Только посмей заржать. — И не подумаю, я вообще-то серьезно заволновался, а ты… Всё такая же холодная зазноба. — Уж какая есть, а свои угрозы прибереги для своих подстилок на ночку-дрочку, я на такое поведусь лишь в единожды, понял? — Как пожелаете, мэм. — Какая я тебе м!..

***

Чонгук нервно закусывает губу, поправляя хохмы лохматых волос, приглядывась к отражению в зеркале. Галстук как-то странно на нем висит (он тут же улетел в самый дальний угол комнаты), рубашка как будто не в тон, а эта подвеска на черных джинсовых брюках выглядит явно лишней, хотя избавляется он позже только от галстука. Это ведь не свидание и не встреча даже, он просто насильно принудил её приехать, неизвестно ещё появится ли она, как он того желает. Сказанная им ранее неосторожная реплика о том, что он собственноручно привезет её в случае непослушания была простым блефом, на реализацию которого он никогда бы не решился даже в случае её отсутствия. А всё потому что он действительно уважает и любит свою принцессу. Да, для Чона Пранприя — златовласая острословая принцесса, которой и рыцарь для спасения не так нужен, сколько нужен к дракону, наверняка приставленному к ней просто для того, чтоб сохранить канонность жанра. Да, Лалиса именно такая и есть. Выест мозги любому осмелившемуся, будь ты человек или монстр, а-то и всё вместе. Чонгук своим мыслям незаметно для самого себя улыбается. Искренне и открыто. Чонгук любит Лалису. Всегда любил. С самой их первой встречи. Висящие на стене часы гулко оповещают молодого человека о наступлении шести вечера, Чон спешит накинуть поверх нежно-голубой рубашки, подаренной Манобан на их первую месячную годовщину, черный пиджак, достает новехонькую пару эйрмаксов Puma прямо из последней коллекции (Гук любил коллекционировать дорогую обувь), захватывает ключи от дома и от машины, недавно приобретенной им в рассрочку продолжительностью в пять лет. В салоне его любимой черной Тойоты ему становится невероятно душно и боязно, потому что одному черту известно, что у Лалисы в голове, и какое решение она насчет всего примет. Хочется, чтоб положительное. Сердцу хочется. Но разум отрезвляет желания тем, что совместного будущего между ними может и не быть, а Чонгуку придется идти своей дорогой уже дальше. Без его любимой Лалисы. Да, правильно его. Его. Любимой. Лалисы. Привычному скорому темпу езды Чонгук сегодня предпочитает почти по-черепашьи медленный. Он с интересом изучает каждую горящую неоновую вывеску, соблюдает правила дорожного движения и следит за людьми, спешащих побыстрее возвратиться к себе по домам в уютные насиженные ими гнездышки. Сеул жил, живет, дышал и дышит своей собственностью размеренностью, энергичностью и присущей таким мегаполисам яркостью и бессонницей. Небоскребы, упирающиеся вершинами в перламутрово-сизые небеса, высокие билборды по краям дорог с бесконечными потоками повторяющейся рекламы, марганцовый отблеск у горизонта, наблюдающийся только в предсумеречное время. Так красиво, как Чонгук мог этого столько времени не замечать? Хотя было не до этого. Раньше он на это всё клал огромный детородный, позже появилась Лалис, с которой он не мог отвести взгляда, а сейчас. Сейчас есть сейчас. И это сейчас — такое красивое. Обязательно, если у них с Лалисой что-то снова получится, то он ей об этом расскажет. Если только. Невеселые мысли не покидают Чона ни на секунду. От давления и предвкушения Чонгука лихорадит так, что он успевает наорать на себя, оглядываясь во внутреннее зеркало машины как только достигает поворота, ведущего к тому самому их месту. Деревья едва шелестят, когда он, оправившись кое-как от нервозности, негнущими конечностями ступает на поверхность. Асфальт под собой почему-то не желает должным образом чувствоваться. Может уехать, сославшись на внезапный подхваченный им и гуляющий в данное время, если верить новостям, вирус простуды? Над ушами не воет даже насмешливое привычное дыхание его дружка-ветра. Настолько непростая ситуация. На смартфоне иконка с цифрами, гласящими «шесть пятьдесят девять» сменяется «семью ноль-ноль», как только он слышит звук остановившегося подле него транспорта. Это точно она. Лалиса. Всегда пунктуальная, всегда поражавшая его в самом начале их отношений своей ответственностью и дисциплиной, не терпящих созданных каких-то глупых стереотипах о женщинах, любящих опаздывать на встречи, будь то по делу или просто так. Вот и сейчас она величественно и неспешно идет к нему, слегка постукивая невысоким каблучком по троурару. Идет даже не платье и даже не в юбке, в широких классических серых клетчатых брюках, в которых заправлена белая шифоновая просторная блузка с офисным, повязанным на шее шарфом-галстуком. Волосы собраны в свободный пучок, две пряди ниспадают параллельно лицу по бокам, придавая его обладательнице еще более очаровательный вид. Легкий мейк-ап, несколько простых колец (среди которых купленное Чонгуком на день влюбленных) и хмурый, обеспокоенный вид, подкрепленный скрещенными парой рук на груди. Она, видимо, скептически настроена, вне зависимости, что Чон ей сегодня наплетёт. Стоит начать беспокоиться? Чонгук не знает, начать ли визжать от счастья, словно фанатка, впервые увидевшая кумира вживую, или нет, но улыбки своей скрыть не может. Лалиса пришла, черт возьми, пришла. Не наплевала на его чувства. Выкроила время в своем, пусть и не совсем занятом графике для него, пришла и готова его выслушать. Он движется по инерции к ней быстро, словно боится, что та исчезнет, подобно миражу в пустыни, приоткрывает рот в надежде, что вспомнит заготовленные им слова, вычитанные им наспех во время обеденного перерыва, заученнные до автоматизма и теперь забытые, стоило ему столкнуться с ней лицом к лицу. По-прежнему её присутствие будоражит в нем ощущения, ни с чем по своей природе не сравнимые, она всё такая же привлекательная, притягательная, красивая, и он из последних сил держится, чтоб ненароком не натворить глупостей вроде поцелуев и объятий против её воли. Солнце не спешит зайти за горизонт, словно тешась над горе-любовником, ожидая как блондинка его отошьет. Чонгук явно бредит, об этом он уже сам успел догадаться. Еще один побочный эффект присутствия Лалисы. — Ну, так и будешь стоять в ступоре или возьмешь, наконец-то, яйца в руки и расскажешь, чё хотел-то? Мы вроде бы расстались. И по твоей инициативе, между прочим. — холодный металлический тон избранницы отчеканил каждое произнесенное ею слово настолько отчетливо, что Чонгук рефлекторно замер от того, что услышал. Услышал то, чего боялся. Чего боялся, опасаясь того, с каким тоном сия тирада могла быть произнесена, и не ошибался. Самый худший сценарий, прокрученный им до дыр в голове, сбывается. «Блять». Вот она, кажется, собирается развернуться и уйти. Спотыкается на ровном месте, хах, всё такая же неуклюжая и смешная. Но гордая. С фантастическим желанием любить и влюбляться в жизнь, гореть его ярким пламенем, вовлекая в этот непростой образ повседневности и остальных. Такая поразительная. Но постойте, она почти у входа обратно в машину. Нужно её остановить. Чонгуку ничего путного, кроме того, как на эмоции сорваться, чего он делать никогда ни раньше, ни сейчас не любил, в голову не приходит. Удержать её на месте честностью, обнажив пред ней всю душу — лучшее на сегодняшний вечер решение. «Сердце, не подведи». — Знаешь, я так долго не решался тебе в этом признаться, но вот я здесь и я готов пойти против установленных мною условностей только ради тебя. Я, блять, соскучился, просто соскучился. Соскучился по тебе, по твоему телу, запаху, упрёкам, орам, истерикам, поцелуям, сгоревшей еде и совместным вылазкам в пригород, редким разговорам по душам, твоим «я тебя так люблю, Чонгук». Правда соскучился. В народе говорят, что начинаешь ценить проведенные с кем-то часы лишь после того, как их потеряешь. Полностью с этим согласен. — Гук, я… — Не перебивай, я еще не закончил. Как ты наверное уже поняла, я сильно скучал, скучаю и, следовательно, буду скучать по тебе больше, чем мог себе ранее представить. Ты — абсолютный антипод моим идеалам, но я, черт возьми, так в тебя влюблен. Безумно. Никогда не испытывал ничего подобного. Никогда о подобном не задумывался и уж тем более не заострял на том своё внимание. Но с тобой всё по-другому. С тобой я ощутил и переосмыслил всю свою жизнь заново. Ты вернула ей былые краски и заставила меня вспомнить о тех временах, когда я был по-настоящему счастлив. Ты, чёрт тебя дери, просто сводишь меня с ума. Не могу ни на кого смотреть, а если пытаюсь, то предо мною тут же всплывает твой образ домашней и м о е й Лалисы. Я не знаю, что ты сейчас мне ответишь, не знаю, смогу ли я заслужить себе хотя бы один единственный шанс на то, чтобы вернуть тебя. И прежде, чем ты можешь заикнуться о новых отношениях с кем-то, не волнуйся, путаться под ногами третьим запасным и лишним я не стану. Отдам при условии, что тебе с ним или с ней комфортно. Что тебя не обижают. Что ваши чувства взаимны. Не буду таить, что надеюсь, естественно, на хэппи-энд и на то, что ты снова ко мне вернешься. Снова будешь моей. Что мы снова будем вместе. — Чонгук замолкает на последних словах так же резко, как и начал, поднимает тяжелый и прямой взор жадно изучающих лицо возлюбленной пары очей, смиренно ожидая её ответа. Лалиса выглядит задумчивой, в некотором роде ошеломленной, но разобрать в её эмоциях либо однозначную радость, либо злость ему не удается. Так становится еще нервознее. Наконец Лалиса устало подзывает его жестом с приглашением сесть в её кремовую Ауди, Чонгук, ни секунды не медля, стремглав и лихо врывается в салон автомобиля, заставляя девушку озадаченно нахмуриться пуще прежнего. Она медленно садится, не глядя в сторону открыто пожирающего её взглядом пассажира, заводит свою «девочку» на полную, выруливая после на повороте. Тишина в салоне гнетущая их обоих: Чонгук внезапно осознал, насколько откровенным оказалось его сегодняшнее признание, а Лалиса просто не знала, что ей теперь следует сделать. Безжалостно разбить ему сердце, как и нескольким пассиям до него ранее? Но она же тоже по нему скучала, хотя пыталась всему миру доказать обратное. Побежать к нему с распростертыми объятиями, сообщив радостную весть о их воссоединении? Но Лалисе пока комфортно и одной. Она много чего переосмыслила, остепенилась, касательно нюансов некоторых проблем, словом, выросла. Стала взрослее. Стала той, кем хотела быть. Она по привычке облизала губы от охватывающего её тело волнения, когда им пришлось остановиться по причине загоревшегося красного огонька светофора. Боковым зрением заметила, как Гук как-то странно переменился в лице, а после поспешно приблизился туловищем в её сторону. Лалиса не успела среагировать, как почувствовала теплоту его горячих и чуть соленых искусанных губ на своих собственных. Не смогла отпрянуть, внутренне раздражаясь своей податливости на такой дурацкий прием, которым регулярно пользовался Чон, когда чувствовал, что ситуация накалилась не самым устойчивым для их и без того нестабильных отношений образом. Даже ответила, позволяя парню доминировать и властвовать над собой, проникать языком, оттягивать нижнюю губу и просто, грубо и проще говоря, нагло заставить её с ним пососаться. Доказывая этим самым, что она тоже любит. Чонгук, кстати, от подтверждения шатко построенной им теории безмерно счастлив. Когда воздуха в легких не хватает им даже на двоих, они, отпрянув, садятся поудобнее на ранее насиженные ими места, когда раздаются недовольные крики и сигналы от водителей, что находятся прямо позади них. Вот этого еще не хватало! Девушка виновато кланяется им в ответ, будто б это как-то поможет облегчить ситуацию, хотя на самом деле Лалиса просто пытается отвлечься от разрывающих голову размышлений о будущем. Да, она действительно любит Чонгука, но хочет ли быть сейчас с ним вместе также, как и он? Ей до сих пор неизвестна причина, по которой он решил с ней оборвать любую, существующую между ними связь. Пришло время для объяснений.

***

— Для начала скажи, любишь меня? Что готов ради меня сделать? И готов ли ответить на давно интересующие меня вопросы? — блондинка крепче сжимает руль, морально подготавливая себя к тому, что может неожиданно для себя и для него расплакаться, неважно от радости это или от разочарования. Еще не хватало, чтоб этот придурок потом над ней таким образом потешался. — Если ты о том, почему я порвал с тобой, то это так, загон, о котором я успел миллион раз пожалеть. Мне нет оправдания, и я повторюсь, если стесняю тебя своим поведением, заставляя беспокоиться о том, что твой новый бойфренд прознает о поцелуе, то попробуй просто об этом забыть. Только скажи, чтоб я больше не появлялся в твоей жизни. — Бойфренд? К-х, думаешь после тебя у меня мог кто-нибудь быть? Не слишком ли ты обесцениваешь мои чувства? Как и всегда вообще-то. — А как я должен расценивать твои поступки, если ты, словно закрытая книга, м-м? — Не уходи от ответа. — Это и был ответ. — Поясни. — Ну… — Стоп, погоди, пропало желание. — По-твоему так поступать, значит, правильно? Добившись своего, отрезать на полуслове. Ты, что, чёрт возьми, о себе возомнила? — Задай этот вопрос себе! — Ты такая идиотка! — Сам такой! При-ду-рок~ — Чья бы корова мычала… — Твоя б молчала! — Стерва! — Животное! — Да я тебя сейчас снова поцелуем заткну! — Чего ждешь тогда, валяй! Запыханные, красные от злости и необъяснимого притяжения ввиду очередной устроенной ими словесной перепалки, они снова целуются, одновременно припадая к губам, уже не пытаясь ни себе, ни другому ничего доказать, наслаждаясь моментом. Возможно, точного ответа на какие-то каверзные для них вопросы они никогда не дадут, даже если будут стопроцентно доверять друг другу, потому что это только им принадлежавшие и доселе принадлежащие демоны, которыми просто опасно делиться. Возможно, Лалиса вновь, стотысячно восемьдесят седьмой раз пожалеет, что связала свою судьбу с этим придурком Чон Чонгуком, в то время как Чону перспектива жить с такой вечной мрачной и недовольной Манобан — чистого рода мазохизм и билет в один конец. Но они подумают об этом не сегодня, не завтра и даже не послезавтра.

«Люблю тебя, занозка, ты, в заднице моя, такую, какая ты есть». «Всю свою сознательную жизнь я была влюблена в тебя, такого редкостного идиота и придурка». 20.08.18