Укрощение строптивых

День начинался отлично! Ренджи даже не собирался опаздывать вопреки сложившейся традиции. Радостно вскочил с петухами (если бы они там были конечно), побежал умываться, завтракать и вообще развел кипучую деятельность, чем, разумеется, разбудил Куросаки. Пробурчав что-то вроде: «Какого хрена ты подорвался ни свет, ни заря», — сонный Ичиго получил в бубен своим же варадзи и отповедь, что жизнь прекрасна, удивительна и вообще, поэтому не хрен валяться в такое прекрасное утро. Рыжий начал подозревать, что Абараи нечаянно ударился головой, причем раз десять подряд, но тут наконец-то вспомнил вчерашний вечер. Как бедного лейтенанта просто раздирало на части от восторга, когда он взахлеб рассказывал, как его расчесывал сам Кучики-тайчо. На этом интересном месте Ичиго несколько прихуел (по-другому и не скажешь), а Ренджи продолжал распинаться о божественных руках и прочее, прочее… А потом вдруг внезапно заткнулся и спросил: — Как ты думаешь, Куросаки, что это было? — Эмм… по-моему, все отлично, — что именно, он сказать затруднялся, но посчитал это хорошим знаком. — Думаешь, я ему… — произнести это вслух Ренджи не решался. — Ничего я пока не думаю, и, кстати, ты так и не спросил меня про ужин. — Ужин? – видимо из головы, офигевшего от внезапно свалившегося на его голову (в буквальном смысле) счастья, лейтенанта выветрилось все остальное, напрочь. — Ну ты и… — подходящего слова не нашлось. — А, точно, ну и? – припомнил, наконец, Абараи. — Что и? — Бля… ужин как, спрашиваю? Я знаю, что кормят там ммм...не то, что пальчики оближешь, руку по локоть обгрызешь. Тебе понравилось? — Ренджи, тебя по голове сильно не били? — Ичиго уже не знал, плакать ему над лейтенантом или смеяться. — Били, конечно, в детстве особенно, — на полном серьезе ответило красноволосое недоразумение. — Оно и видно… Тут до Абараи дошло, что рыжий над ним попросту издевается, и помрачнел: — Знаешь, Куросаки, я, может, не такой умный как ты, но это не дает тебе право портить мне настроение, когда я счастлив. Спасибо за чудесное утро, — он с грохотом поставил чашку и встал из-за стола, собираясь уйти. Ичиго понял, что был не прав. Действительно, он же сам хотел, чтобы у Ренджи все наладилось, а теперь смеется над ним. — Блин, Ренджи, стой, — он тоже вскочил и перегородил ему дорогу, — ты прав, черт, я идиот. Прости, — тот обиженно сопел и поправлял одежду, — ну хочешь, я не знаю… А, вот, я же сказать хотел! — Ты уже все сказал, по-моему, — сухо бросил Абараи и направился к выходу, — я опоздаю из-за тебя. — Я пойду с тобой! В смысле, провожу, — Ичиго начал судорожно метаться по комнате, одеваясь и матерясь на непослушные завязки. Он догнал лейтенанта через несколько минут и пошел рядом, надеясь, что никто из знакомых им по дороге не попадется. Через пять минут полного игнора он не выдержал: — Ренджи, погоди, — и схватил его за рукав, — у меня тоже есть чем тебя порадовать. — Да неужели? Очередной остроумной шуткой? — Нет, я серьезно. В общем, Бьякуя тогда за ужином тебя похвалил, — лицо лейтенанта было недоверчивым, — правда, он сказал, что «был приятно удивлен успехами Ренджи на тренировке», я тебе дословно говорю. Ты рад? — Значит, тебе сказал, а мне… Ладно, пофиг! – радость и разочарование мешались в мимике Абараи, — Блин, я точно опоздаю… — Прям впервой как будто! — Может, мне первый раз в жизни не все равно? – хотелось сорваться в шунпо, но почему-то передумал. Резкие перемены тоже обычно не приводили ни к чему хорошему. Ичиго шагал чуть позади, действительно собираясь провожать его до плаца. Внезапно рыжий опять схватил его за рукав и дернул: — Ренджи, — прошептал он, — поцелуй меня, — и стал притягивать к себе. — Ты охренел, Куросаки?! – Ренджи даже заорать по-привычке не смог от неожиданности. Ичиго тем временем прислонился к стене спиной и дернул лейтенанта за пояс к себе, отчего Абараи невольно влетел в него, одной рукой опершись о стену, а вторую опустил на плечо сбрендившего недошинигами. Ичиго обнял его и прошептал на ухо: «Думай о Бьякуе» — а затем впился в его губы. У Ренджи снесло крышу окончательно, нет, не от поцелуя, хотя целовался мелкий хорошо, даже, черт, слишком хорошо. А от самого факта происходящего. Странная сцена продолжалась около минуты и была прервана громовым и раскатистым: — Вы не охуели?! Абараи дернулся и отпрянул, но Ичиго, этот рыжий сучонок, которого Ренджи в мыслях уже четвертовал, утопил, поджарил и развеял пепел по ветру, держал его крепко, как рукоять Зангецу. Как же он его подставил! Суууууууука! Перед ними стоял зверски скалящийся Джагерджак, и его «улыбка» не предвещала ничего хорошего обоим. А Куросаки, вот же засранец, поинтересовался невинным таким, мать его, голосом: — А в чем дело? Нет же никого. Гриммджо понял, что его только что внесли в список никого, то есть абсолютно пустых мест, на которых обращать внимания себя не уважать, отчего его оскал стал еще шире (что противоречило всем законам челюстной анатомии), а в глазах взметнулось холодное пламя. Рука самопроизвольно поползла к Пантере. — Я же опаздываю! – Ренджи чудом вновь обрел дар речи и, наконец-то, вырвавшись и цепких пальцев Куросаки, метнулся в шунпо на крышу и поскакал подальше отсюда. У Ичиго крыша съехала уже давно, в тот момент, когда он почувствовал приближение арранкара и решил выкинуть этот фокус с поцелуем. Как будто мозг взял краткосрочный отпуск, и остались лишь инстинкты. Мелькнула мысль, что такие фортели – наследие Хичиго, вполне в его духе. Он представлял, как сейчас выглядит, с припухшими губами, разъехавшимся косоде, легким румянцем, и мысленно поздравил сам себя: «Докатился, какая дешевая месть. А Ренджи-то как подставил. Уууууу… Не простит». Но вместе с тем был доволен, потому что знал, какое впечатление такой вид производил на Гриммджо (по крайней мере, раньше). Играть, так до конца? — Ну что, придурок, подеремся? Я же вижу, что у тебя руки чешутся. Рука арранкара, и правда, уже потащила катану из ножен, но при этих словах остановилась. Джагерджак словно колебался, в результате задвинул меч обратно, развернулся и пошел дальше: — Обойдешься. Когда Гриммджо скрылся за следующим поворотом, Ичиго медленно сполз по стене и вцепился пальцами в волосы. Равнодушие ранило гораздо больнее любого клинка. Чего стоило арранкару сдержаться, чтобы не разорвать обоих на месте, трудно представить. Завернув за угол, он остановился. Хотелось разнести все к айзеновской матери, раскатать все по камню, убить каждого, кто встретиться на пути, и самому биться головой об стену. В голове горели огненным клеймом слова Нелл: — Ты бросил его, ты потерял Ичиго, единственного человека, который любил тебя именно таким, какой ты есть. Дай ему жить нормальной жизнью без тебя. ОСТАВЬ ЕГО! Она была права, права во всем. И в том, что касалось самого Джагерджака, и его отношения к Куросаки. Зачем он ушел? Почему? Да потому что видел, как меняется Ичиго, будучи рядом с ним. Но не мог (не обманывай себя, Гриммджо), не хотел сам что-то менять. Не считал нужным. Поэтому просто исчез, посчитав, что для обоих это наилучший выход. И действительно, казалось, что жизнь налаживается. Здесь было практически все, что ему надо. Единственный недостаток его «мирного» существования было то, что он не мог выходить в релиз. Пантера поначалу бесилась страшно. Какое-то время он даже не мог взять ее в руки. Потом вроде успокоилась, но смирилась ли? Вряд ли. По крайней мере, здесь ему было чем заняться. Вон, Хисаги, например, к нему сейчас, собственно, и шел. Да и вообще… новые друзья, новые драки. И мысли об Ичиго отодвинулись на второй план, затухли в самом темном уголке подсознания. Он никогда не думал о том, что случится, если (не если, Гриммджо – когда) они встретятся снова. Да может и не было бы ничего, если бы не… Как-то он упустил тот факт, что у рыжего могут возникнуть другие отношения. Да еще и с шинигами. Блять! Он не имел ни малейшего понятия о ревности, но именно она сжигала его сейчас до глубины его пустой души. И это бесило ужасно! Он больше не твоя добыча. Права, черт ее побери, права во всем. Поэтому не разорвал. Играл в равнодушие. Но пустить ситуацию на самотек? Вот уж не дождетесь. *** — Ренджи! Ренджи! – к нему бежала Рукия и махала рукой. В другой раз он бы обрадовался, но это был не тот случай. Криво улыбнувшись, ответил: — И тебе привет. — Как хорошо, что я тебя застала. — Да я вроде не прячусь, — немного покривил душой, не уточнив, что кое с кем предпочел бы не встречаться, причем всю оставшуюся жизнь, но ей это знать не обязательно, — А ты что, соску-у-у-чилась? – нагло протянул Абараи. Ответом ему был увесистый подзатыльник. — Мечтай, животное! — Че обзываться-то сразу? Помечтать уже нельзя, — хитро улыбнулся он. — Нии-сама говорил с тобой? — О чем? – сразу испугался Ренджи, в голове пронеслись картины сегодняшнего утра. — Так ты не знаешь? — Так, Руки, еще один вопрос и я не знаю, что сделаю! Ты можешь прямо сказать? — Ну, про Ичиго. Лейтенант похолодел, побледнел, потом пошел красными пятнами и начал нервно дергать себя за волосы. — А что с ним? – выдавил он из себя, наконец. — Я у тебя хотела спросить. Нии-сама сказал, что он «может отвлекать тебя от работы, а грядет серьезная миссия, поэтому временному шинигами следует переселиться в другое место». Я так подозреваю, что в поместье. Думала, он тебе уже сам сказал. — Понятно. Нет, не сказал. Я пойду, ладно? – мрачнее тучи Абараи двинулся к выходу. — Стой, Ренджи! – она схватила его за руку, — Может, объяснишь мне, что, в конце концов, происходит? Или ты думаешь, я слепая? С того момента, как появился Ичиго, вы с ним ведете себя страннее некуда. У вас что… — Не лезь в это, Рукия. Я тебя прошу, как друга. — Именно как друг я тебя и спрашиваю. Вы тут уже своими выходками весь Готей на уши поставили! — В смысле? – озадачился Ренджи. — В прямом, идиот! Знаешь, какие слухи ходят? Если тебе наплевать на свою репутацию, то подумай, хотя бы, о своем капитане! Что будут говорить о нем? — Руки… — Что Руки? Вы ведете себя, как… как… Да у меня слов таких нет! — Погоди, не злись. Скажи мне, ты хочешь, чтобы… блин… короче, чтобы я был счастлив? Как друг скажи. — Конечно, Ренджи, — помедлив, ответила девушка, опешив от такого вопроса. — Тогда доверься мне. Прошу, я объясню тебе все, когда… если… в общем, все закончится. — Да что закончится-то? — Рукия! – взмолился он, — Пожалуйста. Я всегда верил в тебя. Просто доверяй мне. Не волнуйся, ничья репутация не пострадает, я обещаю. — Хорошо, — она кивнула, — но я слежу за тобой, и за Ичиго. — Ксо! Ичиго… — он сорвался с места по направлению к дому. — Ренджи…? – но он уже ее не слышал. Да что с ними обоими! Доверься мне! Зная характер этих двоих, они, скорее всего, разнесут весь Сейретей, а потом опять расхлебывай. Ни одно вторжение Ичиго не заканчивалось без последствий. Ты хочешь, чтобы я был счастлив? Что он имел ввиду? В каком смысле? И зачем приходил этот арранкар к нии-сама? Какие вообще дела могут быть у брата с этим… этим зверюгой. *** Ичиго зашел в ворота и сразу увидел Бьякую, тот стоял в конце дорожки к дому и делал вид, что внимательно изучает, как подстрижены деревья. — Объяснишь, что это значит? – ни здассьте, ни до свидания. Ичиго был очень недоволен и жутко зол. — Тебе нужна причина или повод? – не отрываясь от созерцания ландшафта, проговорил Кучики, — и не забывайся, Куросаки-кун, где твое воспитание? — Там же, где твоя человечность, — огрызнулся Ичиго и пошел в дом. Слишком дерзкий, слишком яркий, слишком… Опять все слишком. Когда же это кончится? Вчера был такой чудесный вечер, а сегодня… Когда Гриммджо пришел к Кучики в разгар рабочего дня, слава Ками, Абараи был на плацу. Хотя, арранкар все наверняка рассчитал, не дурак же. После разговора с ним Бьякуя почувствовал, что на плечи свалился весь шар земной. Значит, это правда. У Ренджи отношения с риокой. Что ж… А на что он надеялся? Что такой бесшабашный и страстный Абараи может испытывать что-то к нему? Связанному по рукам и ногам обязательствами, долгом, самим фактом своего рождения в семье Кучики. Не надеялся, нет. Хотел. Но Кучики Бьякуя, 28 глава одного из четырех самых могущественных кланов, прекрасно понимал, что хотеть чего-то он не может по определению. Хисаны хватило, пошел против всех, что в результате? Нет ничьей вины. Но боль есть. Исполнения желаний оборачиваются кошмаром. Уж лучше быть безродным руконгайцем и всю жизнь пытаться достать луну, чем быть луной, до которой никто не допрыгнет. Но все-таки вчера было что-то. Определенно он почувствовал исходящие от Ренджи спокойствие, тепло и… нежность? Он готов был поклясться, что именно нежность. С ума можно сойти, хотелось зарыться в его волосы губами, гладить его лицо, шею, и целовать бесконечно, бесконечно… Можно. Он и сходил с ума по этим алым волосам, темным глазам, безудержной страсти, проскальзывавшей в каждом движении, рукам, так жадно притягивающим его… Во сне. Всего лишь во сне. Бьякуя внезапно сорвался от дома, куда угодно, где его никто не увидит, не увидит перекошенного лица, потемневших от боли глаз, подрагивающих рук. Он не имеет права на все это. Когда же это кончится? Обладая такой властью, он не мог взять то, чего хотел больше всего на свете. Гордость не позволяла. И дело было уже не в теле лейтенанта, не только в теле. Хотелось всего, полностью и без остатка. А он принадлежит другому… Ичиго с удивлением смотрел через окно в след Бьякуе, метнувшемся за ворота, куда это он, на ночь глядя? От размышлений отвлек голос слуги, который сообщил, что его комната готова, и он должен проводить гостя. Молча поплелся следом, проклиная себя за то, что заварил всю эту кашу. И так гадко было на душе, что хотелось выть и скрести ногтями по стенам, но больше всего хотелось… Да кого он обманывает? Хотелось утонуть в пламенном взгляде Гриммджо, растаять в его руках, чувствовать его в себе, услышать хриплые стоны над ухом и голос, шепчущий «И-чи-го…И-чи-го… Я…а-а-хх, я…», и никогда не договаривающий фразы. Потому что за этим следовал победный рык. Потом почему-то казалось, что если бы он был в силах протянуть еще чуть-чуть, то Гриммджо договорил бы до конца. Но Ичиго хватало и этих недосказанностей, и он проваливался в сладкую истому слишком рано, чтобы дождаться. Люблю, люблю, люблю… воображение дорисовывало все, что не договаривал Джагерджак, все, что так отчаянно хотелось услышать в те минуты. И он стонал сам на выдохе за двоих «Лю…блю тебя-аа-а-а …» Как он мог думать, что Гриммджо способен любить? Наивно, очень глупо, просто настолько желанно, что верил. *** Остановившись на самом краю обрыва, Бьякуя с удивлением обнаружил себя черт знает где. Вернее, места были знакомые, но как его угораздило зайти так далеко? Так даже лучше, подальше от всех и самое главное, от него. И тут он вздогнул, почувствовав знакомую реяцу. Это бред, не может быть, нет, только не это. Свою уже сдерживал на автомате, привычка, оставалось лишь легкое ощущение, что она есть где-то внутри, свернулась клубком в ожидании своего часа. Обладатель этой реяцу тоже умел ее сдерживать, но контролировать ее ему было трудно, по крайней мере, Кучики всегда так казалось. Осторожно выглянув из-за выступа, он обнаружил своего лейтенанта на крутом уступе. Первой мыслью было опять бежать без оглядки, но Ренджи, оказывается, спал. Это было очень безрассудно и опасно, но вполне в его духе. Бьякуя тихо приблизился и стал рассматривать объект своих безумных снов. Подложив руку под голову, Абараи лежал на спине, как будто смотрел до этого в небо, в котором сияли крупные звезды и висела сытая луна. Луна… Ты ни капли не изменился, Ренджи. Только зачем тебе теперь луна, если у тебя есть солнце? Стало горько от этой мысли. Опустившись рядом, Бьякуя аккуратно провел рукой по рассыпавшимся алым прядям, скользнул по щеке. Не мой Ренджи. Такой близкий, знакомый, надежный и не мой. Внезапно Абараи схватил его за руку и прижал, но глаза не открывал. Спит по-прежнему, только чуть-чуть потерся об руку. Как большая кошка. Сильная, красивая полосатая кошка. Не отнимая занятой руки, другой разгладил морщинки на лбу, провел по татуировкам, пальцы скользнули в волосы. — Бьякуя, — прошептал спящий и притянул его к себе. Кучики практически упал на Ренджи, испугавшись, что тот проснется и… что будет тогда, лучше об этом не думать. А лейтенант уже обнял его одной рукой, второй продолжал прижимать ладонь к своей щеке. Бьякуя чувствовал, как бьется сердце под ним, как пульсирует кровь в его горячих руках, чувствовал тихое дыхание на своем лице, которое было совсем рядом, так соблазнительно близко, что он больно прикусил губу, чтобы не позволить себе коснуться его. Но Ренджи сам поднял руку и, наклонив голову ошалевшего аристократа, поцеловал, сначала едва-едва, словно пробуя на вкус, а потом все настойчивее, прикусывая губы, все глубже, обжигая горячим языком, выпивая без остатка, добрался до языка Бьякуи. В этот момент рассудок окончательно отказал Кучики, и он ответил на поцелуй со всей страстью, лишь иногда со страхом посматривал на закрытые глаза Ренджи. Он не верил, что можно спать, при этом с кем-то целуясь. И еще он не верил, что Абараи прошептал его имя. Наваждение какое-то. Все эти мысли теснились на краешке сознания в то время, когда руки лейтенанта сжимали его плечи, прижимали затылок, гладили шею. Поцелуй был в тысячу раз прекраснее, чем во сне Бьякуи, он просто растворялся в нем, первый и последний раз, понимая, что больше такого шанса не представится никогда. — Прости меня, прости, Бьякуя, — прошептал снова Ренджи, — и снова нырнул в рот Кучики. Бьякуя вообще перестал что-либо понимать, но решил, что подумает об этом завтра. Или никогда. Сейчас есть только его Ренджи, пусть не по-настоящему, но все равно с ним. И его можно гладить и целовать, срывать с его губ редкие вздохи, чувствовать тепло его кожи, о большем даже не мечталось. Внезапно Ренджи прервал поцелуй и закрыл лицо руками. — Прости…Бьякуя, я так тебя люблю, прости, я знаю, что не должен… Кучики немедленно вскочил, испугавшись, что Абараи все-таки проснулся, но увидел, что глаза по-прежнему закрыты, лишь учащенное дыхание напоминало о произошедшем. Не придумав ничего лучше, Бьякуя сорвался с места, второй раз за вечер, куда глаза глядят. В голове перекатывался тихий шепот «Бьякуя, я так тебя люблю, прости».