Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века — Все будет так. Исхода нет. Умрешь — начнешь опять сначала И повторится все, как встарь: Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь.
А. А. Блок
В переулке было темно. Фонари не горели в этом закутке тишины. Только где-то вдалеке пробивался свет, совершенно не освещая улицу. Здесь не ходили люди. Здесь не стояли припаркованные автомобили. Здесь даже свет в окнах не горел. Можно было подумать, что переулок вымер. В эту темную ночь он скрывает то, что при свете луны кажется зловещим. А при дневном — еще и ужасающим. На площадке, где должны играть дети, в песочнице, виднеется темное пятно. При ближайшем рассмотрении, если приглядываться, пятно начинает приобретать человеческие очертания. И вот это уже мужчина, средних лет. Его одежда сидит на теле как снятая с чужого плеча. А может, она просто потеряла былой лоск и цвет. Карманы на пиджаке вывернуты, скорее всего, что-то искали. И нашли. Возле мужчины, на земле, лежит портмоне. Наверняка из дорогой кожи, в темноте не разберешь. Он лежит, раскинувшись на спине. Ноги вывернуты под неестественным углом, и сразу не понятно, дышит ли он. И только взглянув в лицо, можно понять, что он больше никогда не сможет дышать. Он никогда не сможет жить, как жил прежде. Круглое отверстие выделяется на ухоженном лице, прямо в середине лба. Он мертв. Но об этом всем мы можем лишь догадываться, потому что в переулке все так же темно, все так же не горит свет, и до утра никто не узнает, что ночь была окрашена кровавой луной.***
— Герда, домой! Зычный, но уже давно не молодой голос, звал к себе молодую немецкую овчарку. В такое раннее утро, кроме них двоих на улицах было некого встретить. Сегодня днем должно было быть в районе двадцати пяти градусов, но до него еще шесть часов кряду, и утро, словно по осеннему, холодное и неприветливое. Вдалеке раздался лай собаки, и немолодой уже мужчина, но еще и не старик, быстрым шагом двинулся к источнику звука. Герда надрывно лаяла, можно сказать, звала на помощь. И помощь пришла. Вот только помогать было уже некому. — Ох ты ж! — мужчина пристегнул цепь поводка к ошейнику собаки и оттащил ее в сторону. Взгляд скользил по мужчине, лежащему в песочнице, а руки уже судорожно рыскали по карманам, чтобы достать телефон и нажать 02. — Полиция? В переулке Ядринцева, между домами двадцать четыре и двадцать шесть мною был обнаружен труп…***
Молодой следак, который трупов в своей жизни ещё толком и не видел, заполнял протокол подрагивающей рукой, сам зеленея всё сильнее с каждым взглядом на труп. Зотову было не интересно наблюдать ни за трупом, ни за следаком. Мише нестерпимо хотелось спать. Ранний телефонный звонок как гром среди ясного неба — в глухом переулке собачник наткнулся на труп, огнестрел. Вот не мог мужик выгулять свою псину хотя бы на час позже? Всё же убийство было не рядовым, у Миши было чутьё на такие дела. Мужик, вернее теперь уже его труп, был хорошо и дорого одет, Зотов это сразу отметил, пусть одежда и не сидела, как влитая, налицо следы борьбы. Дорогой тёплый пиджак, который как нельзя лучше подходил для прохладного вечера и ночи, не тронули, значит, не бомжи за дорогую шмотку убили. Да и не пользовался бы бомж пистолетом, смешно сказать. Не тронули дорогие кольца на руках, массивный перстень и широкое, явно золотое, обручальное кольцо. В портмоне обнаружились купюры на приличные суммы. Не тронули ничего ценного. «Ну и что же ты делал на детской площадке посреди ночи?» — лениво подумал Зотов, оглядывая песочницу и двор вокруг. В вещах убитого что-то остервенело искали, и что-то явно небольшое. — Михаил Евгеньевич, я закончил, — доложил Суровцев. — Надо посмотреть по соседним дворам, может, где-то стоит его машина. — Машина? — Его сюда или привезли ещё живого, или он сам приехал. А если приехал, где-то должна быть машина. Молодой Суровцев боязно оглянулся, скользя взглядом по окрестности, представляя объём работы. — Держи в курсе, — бросил Зотов и направился к своей машине, здесь ему пока ловить было нечего.***
Во второй половине дня к Мише заявился довольный собой Суровцев. — Михаил Евгеньевич, мы, кажется, нашли машину. Брошена через пару дворов, жильцы обратили внимание на джип с открытой дверью. — Видимо, оттуда он и убегал, если это действительно его тачка. Или живёт там, или приехал на встречу. — задумчиво, глядя в стену, явно думая о чем-то другом, прокомментировал эту информацию Зотов. — Выяснили кому принадлежит машина? — Нет ещё, но скоро мы получим ответ.***
«Зря ты, Миша, не взял на сегодня отгул, зря. Может, если бы отпросился, не читал бы сейчас это.» На отчете, лежащем перед начальником службы криминальной полиции, черным по белому было написано, чья машина, фотография мужчины, который сейчас лежал у них в морге в виде трупа, домашний адрес, семейное положение, телефон, домашний, сотовый, рабочий, место работы. И от места работы темнело в глазах. Потому что теперь на Мишу и на весь его отдел будут давить с удвоенной силой. И не только Зимина. «IFC финансовый центр» славился тем, что его хозяином был один из высокопоставленных людей в Москве, за ручку здоровавшийся с генералом полиции. Керчин Александр Игоревич, начальник службы безопасности одного финансового центра Москвы. Здравствуйте, проблемы.