Заткнись.

      Прокуренная кухня. Зашторенные окна. Радиоприемник шипит старый как мир хит про идеальную любовь, но я не слушаю. Горький запах табачного дыма мешается с запахом старых книг из библиотеки моего колледжа. Темная завеса табачного дыма равномерно распределяется по небольшому, ставшему родным помещению. Выпускаю новую порцию отравленного воздуха в потолок и раскачиваюсь на табуретке. Та отвечает продолжительным однотонным скрипом, и даже он мне кажется сейчас чем-то атмосферным. Кафель приятно холодит мои голые ноги. На учебнике по анатомии покоится наполненная окурками пепельница, подаренная мне Брайаном. Где он находит такие странные вещи? Пепельница в виде барабана, представляете? Когда смотрю на нее, мне кажется, что он верит в мое большое и светлое будущее намного сильнее, чем я. Он проявляет свою веру в бытовых мелочах. Начиная от этой пепельницы и заканчивая записками с «завтраком для рок-звезды». Вообще-то я должен учиться, но я не хочу сидеть над учебниками. Мне скучно. Меня это бесит. Вот и курю.       Какие между нами отношения? Я люблю Брайана Мэя. Я понял это в тот самый момент, когда красота бесконечного звездного неба не затмила его красоты. Никакое солнце не будет светить ярче, чем внутренний свет Брайана. Наверно, он сам не понимает, насколько он светлый для этого мира. Точно. Понятия не имеет. Брай живет для других, не брезгует даже самой неприятной работой, с полной отдачей отвечает нуждающимся в его светлом жесте помощи. Так он мне тоже помог однажды, и теперь помогает ежедневно. А недавно он четко дал мне понять, как сильно я был слеп. Самый прекрасный, добрый, звездный человек на свете жил со мной все это время под одной крышей, готовил мне завтрак и собирал мои носки. Вот скажите, насколько нужно быть слепым, чтобы не заметить самой очевидной вещи на свете-его любви?       Слышу тихие шаги на кухню и прекращаю насиловать табуретку акробатическими этюдами. Скрип двери. Светло. Очень. Я не выдерживаю. Брайан заходит на кухню и весь мир прекращает свое существование. Домашний халат, убранные в очень растрепанный хвостик мягкие, кудрявые волосы, очки и большая кружка в руках. Секунду он стоит в недоумении от моего прожигающего взгляда, но вот он выдыхает тихое «снова» и направляет к окну. Резким движением распахивает шторы и полностью открывает окна. Ставит кружку на подоконник и глубоко вдыхает свежий вечерний воздух. Вижу, как он дышит. Вдох. Выдох. «Ты тоже дыши, дурак», — говорю себе. — У тебя чайник выкипел. Придется ставить заново, — шепчет он, поворачиваясь и наблюдая столь неэкономное расходование газа. — Что? — переспрашиваю я. Он улыбается. — Чай будешь, спрашиваю? Странно. Он говорил совершенно другое. Одобрительно киваю и наблюдаю его несложные хлопоты с чайником. Потом с заваркой. И вот он садится рядом со мной и протягивает мне кружку крепкого черного. Беру в руки и вдыхаю приятный аромат. Улыбаюсь. Он улыбается в ответ. Тепло. Очень. — Ты тут сидишь весь вечер, но что-то не вижу тут раскрытых конспектов и погружения в учебу, — иронично начинает Брайан. Злиться на него не хочется. — Заткнись, Брай. Ты же прекрасно знаешь, что я учу это чертову анатомию, — огрызаюсь для вида полностью оскорбленного студента, который весь вечер трудился, но зашли его проверить именно в тот момент, когда он решил отвлечься на пару затяжек. Порция никотина убила во мне все желание конфликтовать. — Прости, — извиняется он и ставит кружку на стол. Брай знает, что я снова пойду на пересдачу по ней, и ему снова придется сидеть и спрашивать с меня строение очередного сустава на латыни. Мне стыдно. — Ключица, — начинаю я. Брайан непонимающе поднимает на меня взгляд. — Это небольшая смешанная кость S-образной формы из пояса верхней конечности, соединяет лопатку с грудиной и укрепляет плечевой пояс. Латинское название — clavicula, основывается на своеобразном движении кости вокруг своей оси когда поднимается плечо, которое напоминает движение ключа в замочной скважине, — я сам не понимаю, что говорю. Брайан тоже. Он смотрит недоумевающе несколько мгновений, а потом прокручивает в голове информацию, которую я волшебным образом из себя вытаскиваю. — Все верно, Родж, — с восхищением произносит Брай и улыбается. — В середине она соединяется с грудной костью в грудиноключичном сочленении. Ну, как бы, по бокам она соединяется с акромионом лопатки в акромиально-ключичном суставе. Вот, — я вздыхаю. — Я удивлен, Роджер, правда, — выдыхает он, когда понимает, что тут мой зазубренный текст из учебника начал больше походить на ответ школьника у доски, — хорошо, давай копнем глубже. Какие мышцы прикрепляются к верхней части ключицы? — Дельтовидная и трапециевидная. Вроде, — начинаю отвечать, сомневаясь. Как раз на этом я решил сделать себе перекур. И я угадываю. Понимаю это по теплой улыбке Брайана. Откуда он все это знает? Не знаю. Но знает, однако, лучше меня в тысячу раз. — А к нижней? — похоже, ему нравится это. Он всегда любил спрашивать с меня выученный материал. Наверно, он чувствует себя учителем в такие моменты. Сомнительное удовольствие, как по мне. — Подключичная? — предполагаю. Снова улыбка. Я молодец. — А где находится грудино-ключично-сосцевидная мышца? — еще бы спросил, сколько сигарет я за жизнь выкурил. Грудино-ключично-какая? — Где-то между грудиной и ключицей? — ну, это логичное предположение. Брай смеется. — Смотри, Роджер, ты спокойно можешь почувствовать ее, — истинно научным тоном произносит Брай и пододвигает стул ближе ко мне. Я знаю, что он хочет сделать. Стой. Прекрати.       Он осторожно поправляет мои волосы, убирает их от шеи, заправляя за ухо. Волосы, в свою очередь, не слушаются нежные руки Мэя, то и дело возвращаются на место. Глупые волосы, послушайтесь эти прекрасные хрустальные руки. Он осторожно проводит жесткими от игры на гитаре подушечками пальцев по моей шее. Искры. Тысяча искр мгновенно проносится по моему телу. Его прикосновение рождает дрожь, электричество, магию. Глаза сами закрываются, а голову заполняет опьяняющий табачный дым. — Вот она, ты можешь ее почувствовать. Она на поверхности, — научный интерес. Я слышу чертов научный интерес в его теплом голосе. Научный. Интерес, — начинается на ключицах и, — он медленно поднимается по шее вверх. Сводит с ума. Очень много электричества. Брай, стой, — и заканчивается на височных и затылочных костях, — показывая последнее он запускает руку в мои волосы. Мне плохо. Так хорошо, что плохо. — Брай… — шепчу. Он ловит мой взгляд. Секунда и его рука отскакивает от моей шеи, как от горячего чайника. Нет, Брай, верни эту чертову руку. — Прости, я просто хотел, — он начал извиняться. Дурак. — Вот эта? — решаю, что умру, если не прикоснусь к нему сейчас. К такому уютному, домашнему и смущенному Брайану в легком халате и огромных розовых тапочках. Рука все делает сама. Нежно касается его шелковой шеи, проводит медленно по линии мышц, к которым секунду назад прикасался сам ученый. Изучает каждую родинку. Он такой нежный. Красивый. Идеальный. — Да, — рвано выдыхает он. Я вижу, как его электричество соединяется с моим, образуя разряд безумной силы. Его глаза светятся, щеки горят, а тело покрыто рядом мурашек. Как безумно я хочу поцеловать его. Сейчас. Целовать его щеки, скулы, губы. Каждый дюйм. И целовать бесконечно долго. Целовать. Когда будут бомбить наш дом, когда город снесет ураган или когда Земля взорвется.       Решаю, что нужно сделать что угодно, только бы не потерять эту магию. Мои руки нежно ласкают шею Брайана, взгляд утопает в его ореховых глазах. Я не отрываю от них взгляд. Медленно встаю со своей скрипучей табуретки и пересаживаюсь на тонкие, изящные ноги Брая. Медленно. Боюсь его спугнуть. Я, наверное, тяжелый. Его взгляд мечется в непонимании. Секунду спустя я запускаю руку в его мягкие, кудрявые волосы. Они пахнут фруктами, лабораторией и звездами. А сейчас еще черным чаем и смущением. Осторожно-осторожно прикасаюсь губами к виску. Вздрагивает. Шумно выдыхает, а через секунду с силой отталкивает меня и вскакивает с табуретки. — Я-я же там утюг не-не выключил, — запинаясь, произносит он и вылетает из кухни со сверхзвуковой скоростью.       Сижу на полу и довольно улыбаюсь. Тепло. Очень. Я люблю Брайана больше жизни. Как я понял, больше он не будет проводить мне уроки анатомии. Да и чай со мной пить он тоже не будет. Обидно.       И кстати. Утюг у нас перегорел еще на прошлой неделе.