Бутылка, сигареты и пистолет

      Когда у него снова сгибаются пальцы, ему в руку вкладывают пистолет и ждут, что он будет делать. Он спускает курок. Легко, почти не задумываясь. Он зол. Над ним смеются, но говорят, что из него выйдет толк. Проверка проходит на В с плюсом. Наверное, если бы он не промахнулся, поставили бы А и надгробную плиту экзаменатору. Он бы не отказался от последнего. Последнее — его цель.              Его больше не называют по имени — ему выдумывают позывной или лучше кличку, как животному, и он начинает ненавидеть всех еще сильнее. В гневе много энергии. Гнев — атомная бомба. Он носитель смертельного оружия. Механизм готов к работе.              Часы тикают. Метроном отмеряет темп. Целиться — на вдохе, стрелять — на выдохе. У пуль нет души, и у него тоже. Была когда-то, да вся вышла, растворилась в полете до мишени. Если пуля пробивает круг, получается дыра. Дыра на дыре. Дыра на дыре. Он представляет, что это тело, что это мясо, что это его отец.              Как тебе такое, Капрал?              В комнату притаскивают двоих. Он их знает. Один — его друг, другой — игрушка. Это тест на сомнение, а не на выбор. Все и так ясно. Он не закрывает глаза, чтобы запомнить подробности смерти: хлопок, звук падения, красные брызги на противоположной стене, трещины на штукатурке, деформированное тело пули. Игрушка встает и уходит, делая вид, что все в порядке, что ничуть не страшно. Он видел, как дрогнули ее ресницы, когда он отвел дуло от ее лба, как расслабились плечи. Обман почти удается, но он замечает. Капрал протягивает игрушке платок, чтобы она вытерла лицо, испачканное кровью и мозгами. Ему дают ведро с водой и мочалку, ведь следов не должно остаться. След остается на всех в комнате.              Отец ухмыляется, довольный уроком. Уроки жестоки и жестки, как подошвы ботинок. Он дерется, потому что это способ контроля, знания упорядочиваются ударами. Он не пропускает ни одного. Он вырастает. Мальчика съедает монстр. Шкура толстая, пасть ощерена, пена капает. У него крепкая цепь, но все когда-нибудь рвется. И тогда больно.              Пожалуйста, кто-нибудь уведите зверя!              Ему приносят чехол, старый чехол от гитары. Он считает это забавным. Смерть скрывается в обыденных вещах. Отец называет ее Крылом. Имя подходящее. Однажды ему приснилась крылатая женщина с лицом матери. Он чуть не умер в тот момент, лежа на грязном полу после дополнительных занятий. У смерти есть крылья. У него есть крылья тоже. Возможно, они не так уж и различаются. Совсем не различаются.              Он работает. У него зоркие глаза с перекрестием прицела вместо зрачка. У него быстрые пальцы, способные завершить дело за пару секунд. У него спокойное дыхание — сердце холодное, как металл, как лезвия ножей, спрятанных в ботинки. Он ничего не чувствует. У зверя стальные зубы, у птицы острые когти. Он приходит — и это означает конец. Не так плохо, как кажется, на самом деле.              Его отпускают домой внезапно — очередной тест, он уверен. Он кивает, забирает чехол и идет без лишних вопросов. Потом бежит — и дыхание сбивается в первый раз за долгое время. Иллюзия свободы создается легко. Длинная-длинная цепь. Звенья гремят по земле.              Дверь заперта, и ключ не подходит. Он стучит долго — так, что начинает бесить.              Тук-тук-тук.              В темпе метронома.              Тук-тук-тук.              Наконец, открывают. Брат на пороге. Взъерошенные волосы, заспанные глаза и плед. Да, плед довершает дело. Черт возьми, зачем он приперся?              — Дин?              Он проходит молча.              Зверь в доме, как тебе такое?