9. Хитрый глянцевый гад (2)
17 апреля 2019 г. в 20:19
Запах.
Это первое, о чём думает Цзянь, пробиваясь сквозь пелену дремоты. Острый, густой, по-хвойному терпкий. Смешанный. Как будто не один даже, а два. И второй — сладкий. Приторный. Кровяной и сырой.
Голодный.
Цзянь вскидывается, взбрыкивает, резко разлепляя тяжёлые веки, подрывается и вертится на месте, жадно принюхивается, пытаясь уловить источник этой кровяной пряности. Вокруг — темнота. Тишина звонкая, до одури, и в голову резко, грубо стреляет что-то вроде похмелья. Воспоминания плывут пятнами, странноватым всполохами и обрывками и главной фигурой в них восстаёт, возвышается Хэ Тянь. Хэ Тянь «давай утешу», Хэ Тянь «пошли ко мне», Хэ Тянь «выпивка за мой счёт». Хэ Тянь «я позову бровастого, если ты не прекратишь о нём ныть».
Блять…
Цзянь мычит сдавленно, остервенело втирая в лицо сухие ладони, блякает себе под нос раз пятнадцать и едва не воет. Чжань Чженси… Помнит, что он пришёл. Пришёл, отругал, потрепал по волосам и, с подачки Хэ, тоже навернул несколько бутылок холодного тёмного. (Цзянь И не ебёт, каким макаром Хэ вообще достал алкоголь). Блондин убирает руки от лица, скуляще выдыхая, шарится по дивану и сглатывает — этот смешанный запах душит. Ощущение, будто он в лесу застрял в тридцатиградусную жару. От этого — в голове туман. От запаха, И уже выкупил, а не от выпитого.
— Блять…
Раздаётся уже издалека.
И замирает. А пряный, сладкий аромат усиливается. Будто по носу бьёт, с размаху снося нахуй половину лица. Цзянь щерится по-звериному, поднимает голову, встряхивая волосами и высовываясь из-за спинки дивана, смотрит глазами-блюдцами на кухню, где свет, оказывается, горит. Где, скрючившись в три погибели и зажав в пальцах пустой стеклянный бутылёк, сидит за столом Хэ Тянь. Хэ вздрагивает, тцыкает, сползает ниже по стулу и мычит надорванно. Тихо, низко и отчаянно.
И пиздец недовольно.
И Цзянь будто второй раз просыпается. То самое чувство, будто тебе насильно, едва ли не ломом открыли глаза.
Озарение.
Цзянь шмыгает носом и промаргивается, пытаясь сбросить наваждение. Едва выбирается из прорвы подушек, неуклюже перемахивая через спинку дивана, и хищнической походкой направляется в сторону Хэ. Переступает тихо, мелкими шажками. Сглатывает. Снова и снова. И принюхивается. Жадно облизывая в раз высохшие губы, шумно втягивает воздух раздувающимися ноздрями. И застывает посреди холла. Застывает, боясь шевельнуться. Тянь резко поворачивает голову, будто почуяв что-то неладное, и снова вздрагивает, неестественно крупно, заметив посреди комнаты И. С широко раскрытыми глазами, покрасневшими скулами и сбитым дыханием. Хэ судорожно и долго выдыхает сжавшийся в лёгких воздух, поспешно убирая бутылёк в карман спортивок. Хэ поднимает мёртвый взгляд на Цзяня и улыбается. Так глянцево-фальшиво, что Цзяню хочется просто-напросто сбежать.
— Ты чего? Не спится?
Наклоняет голову в бок, ставя локоть на столешницу. Явно не ожидает связного ответа, а получив — раскрывает свои глаза, выпуская наружу чистый и вязкий гудрон:
— Ты омега.
Хэ подбирается. Напрягается до скрежета меж сжатых зубов. Злостно сводит к переносице брови и тут же, опомнившись, снова растягивает лицо в привычной маске «улыбнись-убей».
Хэ хмыкает, мотает головой. Из его глазниц течёт столько чёрного, что Цзянь невольно приподнимает плечи и отступает на шаг назад. Хэ ухмыляется. Горько. Так, что этой ухмылкой можно глаза выжечь. Так, что становится не по себе. Встаёт на ноги, едва пошатываясь на месте. Широко и медленно подходит к Цзяню и нависает над ним, как коршун. Грозно, величественно и самодовольно. Скалится, как сука, обнажая белые клыки. Щурит по-блядски глаза. Произносит почти шёпотом, что отдаётся Цзяню дрожью по позвоночнику:
— Догадливый какой… Солнышко, мы же с тобой друзья?
Цзянь не может ответить — язык присох и, кажется, врос в нёбо. Лишь кивает, не отводя взгляд от вязкого, тягучего.
— Вот и чудненько. Малыш, ты просто устал и напился. И тебе снится дико интересный сон, не так ли?
Цзянь хмурится, поджимает нижнюю губу. Старается не дышать, ибо запах стал совсем острым. Ужасающе колким. До безумия горячим и опасным.
— Смышлёный ты ж мой… Я сейчас уйду и вернусь не скоро, часика через три. Хочу прогуляться, проветриться. А то в одной комнате с двумя альфами… Не очень хорошо это может закончиться. Понимаешь?
Хэ приподнимает левую бровь, проводя кончиком указательного по чужому острому подбородку. Цзянь в ответ лишь поражённо смотрит — зрачки с щёлку, тонкие, узкие. Кивает заторможенно, вяло. Хэ хихикает, разворачивается, шаркая по полу пяткой.
— Уж прости, солнце. С твоей проблемкой тебе придётся разобраться самостоятельно.
Хэ стаскивает с петли ветровку. Хэ цепляет на ноги кроссовки. Хэ выключает в прихожей свет и защёлкивает входную дверь, оставляя Цзяня одного.
Наедине с Чженси.
Блондин так и стоит. Ловит пастью остатки пряности в воздухе, пытается трезво оценить ситуацию (выходит так себе). И понимает, что возбуждён он до предела — по телу проходится жаркий озноб, колени в дрожи подкашиваются, а в штанах уже бухнет узел. До колик, до спазмов, до всратого стыда. И Цзянь думает пойти в ванную комнату, разобраться со всем этим по-быстрому и на следующий день устроить Хэ Тяню концерт с вокалом и разбитой гитарой в конце, но улавливает ставший невыносимо густым тот самый первый аромат. От которого он и проснулся. От которого — возбуждение хлынуло в желудок, в сердце и разогналось по всему организму, словно болезнь. По-хвойному терпкий. По-своему родной. Цзянь оборачивается.
На диване, повернувшись на бок, беспокойно спит Чжань. Ёрзает. Пыхтит. Дышит так же жарко, как и сам Цзянь.
Трётся возбуждением о свои руки.
Дзынь.
Цзяня триггерит.
У Цзяня щёлкает.
___
Запах.
Это первое, о чём думает Чженси, прорываясь сквозь туман недолгого сна. Запах этот жгучий, солёный, пьянящий. Возбуждённый. Чжань хмурится во сне, мычит нечленораздельно что-то про духоту. Откидывает голову на подушку, открывая голую шею. Чженси не сразу замечает, что его тело тяжёлое, налитое непонятным мороком. Не сразу осознаёт, что в штанах тяжело от узла.
Не сразу понимает, что его футболка задрана до запястий и крепко их фиксирует, что дышит он как-то через чур часто и громко, что весь его живот вымазан в чём-то мокром…
Чженси распахивает глаза, ловя от этой внезапной резкости чёрные пятна, и впивается взглядом в чужую блондинистую макушку. Цзянь И вылизывает его живот. В буквальном, сука, в самом прямом смысле. Жадно и слюняво целует мышцы, обтянутые едва загорелой кожей, прикусывает мягко кубики пресса, языком играет с впадинкой пупка, поднимаясь с каждым прикосновением всё выше и выше. И дышит Цзянь так пиздецки загнанно… У Чженси перехватывает дыхание и он не может возмутиться, не может рыкнуть на обнаглевшего друга, не может сказать и слова. Потому, что Цзянь И смотрит на него. Пьяными, абсолютно невменяемыми глазами, у которых зрачок заплыл, кажется, за пределы радужки. Цзянь смотрит этим безумием прямо в его глаза, открывает рот и скользко, нагло облизывает левый сосок. У Чжаня мурашки по всему телу. Чжань сглатывает и шипит. В штанах всё уже натянуто до ужаса.
— Ты… Ты спятил…
Хрипит Чженси, связанными руками упираясь в чужую макушку. Цзянь непроизвольно выдавливает сухую улыбку. Непозволительно тихий, поразительно жадный — он злостно прикусывает мягкую кожу, отчего Чжань вскрикивает. Матерится. Рычит гневно, ибо непроизвольно пришёл в себя. А Цзянь И тянет на себя резинку домашних штанов друга, облизывается и утыкается лбом в лоб Чженси.
— Прости… Но я не могу больше. Не могу терпеть. Это всё Хэ Тянь и его эти чёртовы… Феромоны? Я не знаю… Чжань Си~Си, позволь…
Дышит тяжело, смотрит прямо в глаза и Чженси замирает. Хэ Тянь? Феромоны? И его глаза расширяются ещё больше, ибо доходит.
— Блять, да ты шутишь…
Выдыхает шипяще, как змей.
Выдыхает и не может вдохнуть — Цзянь притирается к его бедру и ловко вытаскивает член Чжаня из штанов, не давая времени на подумать и любовно оглаживая свой собственный ствол сквозь натянутую джинсовую ткань.
Цзянь широко улыбается. В его глазах — ни капли адекватности.
— Большой~
Чженси готов самолично угробить их обоих — и Хэ, и Цзяня.
Потому, что оба — мудаки.
Потому, что хмельное возбуждение забирается ему в голову тупым и ноющим осознанием.
Хэ Тянь спаивал не Цзяня И.
Хэ Тянь спаивал Чжаня Чженси.
Примечания:
Ку.
Важная инфа, или что-то вроде.
Решила пойти по стопам великих, так сказать. Вторая история, то бишь история про Чжа и Цзя, идёт почти параллельно с историей Хэ и Мо. Т.е. - тусня у Хэ = ночь из первых двух глав истории Мо/Хэ.
Надеюсь понятно, куда утопал чернявый, нэ?
У нас снег. И я немножко заебалась.
Сладких снов и весёлых деньков, кусочки~