***
Надя вновь очнулась, но уже не в машине, а в каком-то помещении, в нос ударил стойкий запах сырости и плесени. Сама девушка лежала на тонком покрытым пятнами матрасе со времен СССР, усеянном заплатками. На потолке, который находился достаточно низко, висела слегка помигивающая лампочка, а к полу шла хлипкая лесенка. Пол представлял собой деревянный настил из прогнивших досок, из них же состояли стены. По углам висела паутина, а весь погреб покрылся слоем пыли, вперемешку с плесенью, слышался шорох, который обычно издают мыши или крысы. Островская села, оперлась о стену, взгляд уткнулся на небольшую бутылку воды объемом в пол литра, буханку черного хлеба и пальто, необъятного размера, пахнущее нафталином. Островская смогла прикрыть этим пальто озябшие ноги, в помещении становилось все холоднее, а выдыхая воздух ощущался пар. Надя дотянулась до воды, размяв окоченевшие и затекшие пальцы, кое как открыв крышку, она жадно впилась в горлышко бутылки, осушая ее полностью, а затем отломала куски хлеба. Зубы отбивали чечетку, не попадая друг на друга, а губы дрожали, посинев от холода. Медицинский халат испачкался в грязи, смялся глубокими складками. Надя ощущала липкий цепкий страх, оседающий глубоко в душе, чтобы хоть как-то скоротать время, Надежда принялась рассуждать о целях похищения. Девушка была уверена, похитили ее те же люди, что и совершили убийство, в котором она оказалась замешана. Почему они не убили ее сразу? Почему удерживают ее сейчас, а главное зачем? Откуда они могли знать о маячке в медальоне? Наверху заскрипели половицы, послышались чьи-то тяжелые шаги и ругань. Надя смогла разобрать лишь отрывки слов, доносящиеся сверху, между собой разговаривали мужчины, и судя по тембру голосов, их было трое. Островская узнала один голос, тот, что отдавал распоряжения о ее избиении в день убийства. Крышка погреба открылась, впуская в полутемное пространство комнатный свет. Грубоватый коренастый мужчина, все так же находящийся в маске, нес на руках девушку. Та находилась без сознания, а ее длинные волосы цвета пепельного блонда, перепачканные той же грязью, стелились по полу. Девушка пыталась рассмотреть лицо еще одной пленницы, но оно было скрыто под кровоподтеками и выступающими синяками. Злоумышленник скинул блондинку на пол и повернулся в сторону врача, его лицо словно оскалилось, он начал медленно подходить к шатенке, подобно хищнику, загоняющему жертву в дальний угол. Врач попятилась назад и уперлась в стену, мужчина присел на корточки, нависая над ней. — Уже очнулась? — ехидно произнес кареглазый преступник, смотря ей прямо в глаза, Надежда молчала и вглядывалась куда-то вдаль. — Смотри на меня! — прикрикнул он, с силой тряхнув девушку. — Как жаль, что нам запретили тебя трогать. Мне бы хотелось вновь разукрасить твое личико, как в тот раз. Помнишь? Властный голос не позволял Наде ослушаться, а воспоминания той ночи вновь заполонили разум, сердце бешено застучало, а в глазах вновь застыл ужас. Видимо эффект похитителю понравился, он грубо повернул голову Нади, сдергивая с ушей затейливые серебряные сережки с зелеными камешками. Уши покраснели и неприятно заныли, похититель засунул ювелирные украшения в карман. — Это трофей, но не для меня, а для капитана Субботина. Пощекотать ему нервишки. А это тебе подружка, надеюсь вы не переубиваете друг друга, все же соперницы. У нее, конечно, мордашка покосилась, но нечего было верещать. А ты, Островская, не провоцируй меня, я строптивых не люблю. — Мне нужна хотя бы чистая вода и бинт. Ей нужно обработать раны. — тихо, но твердо попросила Надежда, поглядывая на блондинку. Мужчина долго сверлил ее взглядом, а в конце сдался, бросив лишь, что сейчас поищет в машине аптечку и принесет еще воды. Надя, опершись о стену, встала и поспешила к девушке, откинув прядь волос, она узнала в блондинке Анастасию. Ленину Анастасию… Словно от разряда тока, шатенка отпряла от лежащей на полу Насти, но она была сильно избита и ей требовалась помощь Островской. Похититель вернулся со всем необходимым, да еще и в компании с подельником, тот был без маски, поскольку Надя его уже видела, он похищал ее из больницы и вкалывал лекарство. Это оказался голубоглазый блондин средних лет, с глубокими, несвойственными такому возрасту, морщинами. Скорее всего, он был или еще является наркоманом. Блондин встал ближе к лестнице, загораживая проход, тем самым отрезая Островской надежду на возможный побег. — Чего ты ждешь, девчонка? — поинтересовался злоумышленник, с которым до этого разговаривала девушка. Он явно испытывал к ней глубокую неприязнь, а может и ко всему женскому полу. — Развяжите мне руки и ноги. Я не собираюсь бежать. — потребовала Островская, сглотнув подступающий ком в горле. Она понимала, что возникать и спорить с этими непредсказуемыми людьми — значит рисковать не только состоянием Вербицкой, но и своей жизнью. Мужчины выполнили ее просьбу, перекинувшись взглядами. Им нравилось, что несмотря на страх, Надя не обмякла, а гордо отстаивала свои интересы. Девушка до боли сжимала и разжимала окоченевшие от холода конечности, пока к ним не вернулось легкое тепло и покалывание. Островская приблизилась к девушке Леонида, сейчас она понимала, что вне зависимости от ситуации, должна помочь ей. Надежда дотронулась до шеи блондинки, под пальцами раздавались глухие удары, зрачки слабо, но реагировали на свет, на голове была гематома, размером с грецкий орех. В автомобильной аптечке врач нашла бинт и перекись, оторвав маленький кусок, она начала обрабатывать многочисленные ссадины, подтеки и синяки. — Что вы ей вкололи? Зачем вам Настя, если нужна я?! Зачем вы ее били! — вырвалось из уст шатенки, когда она осторожными движениями прощупывала опухший нос девушки с разных сторон, на выявление перелома. Умелые руки подсказывали ей, что перелом со смещением и его надо вправить, но в сочетании с травмой головы, Настю необходимо направить в больницу. — Да то же, что и тебе мы вкололи. А что это ты расщебеталась? Ты заступаешься за нее что ли? Вы ж одного мужика поделить не можете! Сильно мы ее там приложили? — отозвался громила, так про себя Островская обозначила кареглазого широкоплечего похитителя. — У нее гематома головы и перелом носа со смещением, ей бы в больницу. В остальном, не критично. — отозвалась Надежда, перебинтовывая Вербицкой голову. — Еще чего! Ты врачиха, вот и подлатай ее, шеф сказал вы обе нужны, значит обе! — влез блондин, скрестив руки на груди. — Нефиг было сопротивляться! На свой страх и риск, Надя решила вправить нос самостоятельно, другого выбора просто не было. Громила посветил ей фонариком, Надя ополоснула руки водой из пластиковой бутылки, движение, хруст и нос вернулся в свое положение, затампонировав его, девушка выдохнула, все получилось. — Во даешь, док! Не зря мы тебя забрали, спасешь ты юнца шефа! — хмыкнул через маску громила, выключая фонарик. По настоятельной просьбе Островской мужчины, подхватив Анастасию, словно куклу, переложили ее на матрас, прислонив к стене. — Какому юноше я должна помочь? Где он? — поинтересовалась Надя, сдувая прядь волос, когда ей вновь туго завязали холщовой веревкой руки, а затем и ноги. — Да внук шефа пулю словил, плохо ему, Надька. Вот мы удостоверимся, что за нами хвостов нет, тогда и поедем. Хотя, кто же вас в Твери-то искать будет? Они только Москву и Подмосковье прочесывать будут! Сейчас мы тебе, птичка, крылышки пообломаем. — довольно ответил широкоплечий мужчина, завязывая последний узел на кистях девушки. — Емеля, следи за языком, бестолочь, пошли давай! — недовольно огрызнулся блондин, коренастый мужчина тут же умолк, когда понял, что взболтнул лишнего, пригрозив девушкам большущим кулаком, чтобы вели себя тихо. Крышка погреба плотно захлопнулась, оставляя пленниц одних. Надя перетащила тяжелое пальто на Настю, прикрывая ее подолом, блондинка по прежнему находилась без сознания. Островская решила, что сама как-нибудь перебьется без дополнительного тепла. Надя не понимала, как строить диалог дальше с Вербицкой, которая в любой момент должна прийти в себя. С одной стороны, Анастасия сама бросила Леонида, а с другой, женская интуиция подсказывала врачу, что вся эта ситуация не так однозначна, как выглядит со стороны. При упоминании Субботина, воображение сразу же представило его образ: голубые глаза, напоминающие Надежде бушующее море, слегка вздернутый к верху курносый нос, легкая щетина, которая ему так идет, взъерошенные по утрам русые волосы, лопоухие уши, пухлые манящие губы… Островская заметила, как начала успокаиваться, растущее до этого волнение, в перемешку со страхом, отступало, а образ любимого человека согревал изнутри истерзанную душу. Надя поняла, насколько решающую и главную роль сыграл капитан из ФЭС не только в ее судьбе, но и сердце. И это осознание все время находилось где-то глубоко, и отрицать очевидное Надежда больше не могла, да и не хотела. Как бы ей хотелось сейчас успокоить Леню, сказать, что она и Настя в безопасности, прижаться к его могучей груди, снова вдохнуть его аромат, услышать родной голос. Шатенка не сомневалась — Субботин корит и изводит себя, ощущая вину за происходящее, Надя искренне хотела залечить его израненное сердце, как это делал он каждый раз, когда она вновь посвящала капитана в закоулки своей тернистой души. Надежда разумом все еще не понимала истинные мотивы Лени, действовал ли он так из жалости или между ними происходило что-то большее, необъяснимое, но сердце и чувства уже давно знали ответ. Надежда погрузилась в воспоминания одного вечера из череды больничных дней в заточении с Субботиным: Надя безэмоционально сидела в кресле, поджав под себя ноги, и смотрела в окно не на вечереющий город, а куда-то сквозь него, погружаясь в пучину грусти и тоски. Островская не пыталась скрывать накатывающее чувство, которое так сильно гложило ее, смыкаясь кольцом на горле. Сейчас, кутаясь в плед, она сидела без света в темной комнате и тихонько плакала, не навзрыд, просто позволяя слезам беззвучно катиться с щек на подбородок, истерика уже была. Вторая по счету в этой квартире, не считая того случая в ванной. Только что. А открытое настежь окно, своими порывами холодного ветра, обжигало опухшее от слез лицо. Надя знала, что Леонид тихонько наблюдает за ней, подходя к приоткрытой двери. Он медленно останавливался так, что тень от его цветастых носков падала на тонкую полоску желтого света между дверью и полом, Субботин касался ручки двери, но тут же замирал в нерешительности и уходил обратно на кухню, боясь зайти внутрь мрачной комнаты. Так продолжалось несколько раз, пока Леонид пытался побороть себя и сделать первый шаг. Не желая больше обдумывать свое решение, мужчина без колебаний отворил дверь, впуская поток приятного желтого света от включенной люстры в коридоре. Теплые лучи плавно легли на стоящие предметы комнаты, озаряя Субботину дюжину сжатых в комки белых платочков, разбросанных не только под деревянными ножками кресла, но и по всему полу. Леня снова закрыл дверь, позволяя мраку вновь воцариться в пространстве, и приятный теплый свет снова оказался отрезанным за стеной, оставляя лишь маленький просвет. Капитан плавно опустился в кресло напротив, благодаря кромешной темноте он виднелся лишь силуэтом на фоне уже ночного города. Надя посмотрела на мужчину тусклым взглядом серо-голубых глаз лишь когда увидела его перед собой, девушка надеялась, что он не нарушит эту тишину под куполом темноты, сейчас ей меньше всего хотелось что-либо произнести. Да, ей безумно нравились их каждодневные разговоры обо всем и ни о чем, за которые она хваталась как за спасательную соломинку, но сейчас, в данный момент, она чувствовала себя опустошенным сосудом. Сердце все еще оставалось разваленным на рваные кровоточащие куски, а горе утраты периодически накатывало. Островская понимала насколько будет тяжело как морально, так и физически, после смерти мамы, готовила себя к такому исходу. Рак вцепился в Ольгу Константиновну крепко, намертво, превратив некогда веселую красивую женщину в бледную дряблую тень, но такую тяжелую лавину щемящих, угнетающих эмоций Надежда не готова была испытать в одиночку. Врач не раз видела смерть во всех ее амплуа, к кому-то она приходила как к старому другу, даря бренному телу легкость освобождения и столь желанное облегчение, а к другим стучалась леденящим ужасом и страхом в безжизненных глазах. Надина мама относилась к первому типу, но легче от этого все равно не становилось… Леонид, все еще сидящий в кресле, не проронил ни слова, позволял тишине мягко обволакивать комнату. При этом на распашку открытое окно отдавало холодом, а поток ветра несся до спины мужчины и разлетался в разные стороны, встретив преграду в виде плеч капитана, так холод не доносился до шатенки, но Леонид мужественно терпел, сохраняя это невидимое равновесие. Он старался никак не проявлять себя, оставляя Надежду в ее коконе, позволяя врачу вновь уйти куда-то между гранью реальности и небытия. Такое состояние Субботин ощутил после гибели родителей на своем опыте, мозг, понимая критичность ситуации с которой он не может справиться, старался отключить и подавить не только реакции на внешний мир, но и сами негативные эмоции. Пик, тот самый второй по счету критический момент, уже произошел, когда эмоции утраты с новой силой накатили на Островскую, принося с собой неконтролируемый поток слез. Леня успел. Не предотвратить стихию, но хотя бы сгладить ее последствия, человек — хрупкая натура, не способная выдержать такую череду событий без освобождения. Истерика — вынужденное состояние, неконтролируемое и слабо поддающееся воздействие из вне, но при этом являющееся одним из самых беззащитных. С того момента, как капитану удалось совладать с состоянием девушки, когда ему пришлось силой держать тонкие запястья своими руками, не давая Островской колотить стену, прижимая ее извивающееся тело к груди, успокаивая тихим шепотом, сидя на полу, прошло полтора часа. Потрескавшимися губами, осипшим голосом она сказала «я просто хочу побыть одна», и Субботин дал ей эту возможность, так девушка просидела еще час, изредка шмыгая носом. В это трудно поверить, но ей стало легче и сейчас, она уже не так остро на все реагировала, но говорить по прежнему не хотелось, как и оставаться одной. Надя ощущала присутствие Леонида: стук сердца, вздымание грудной клетки, аромат его парфюма. При этом они вели немой диалог, который угадывался по глазам. Леня накрыл своей теплой ладонью дрожащие пальцы девушки, легонько сжимая их, получив в ответ такое короткое, но важное для него тихое «спасибо». Сидя в деревянном прогнившем погребе или подвале, вспоминая тот вечер, Надя сравнила этот желтый свет из коридора с воздействием Леонида на ее темную, как мрак той комнаты, душу. Раньше Надино внутреннее состояние было наполнено красками, смыслом, а потом его перечеркнул диагноз мамы, тогда мир сменился тусклым серым унынием и однообразием, в котором лишь изредка появлялись всплески, благодаря помощи Ильи, его семьи, Наома Абраамовича и Катерины, но когда они уходили, Надежда оставалась одна… И все самое страшное она переживала одна, считая, что близкие люди, даже сиделка, не должны были всего этого видеть: ни ужасных конвульсий, ни криков, стонов больной матери. Почему? Потому что сама Ольга не хотела бы, чтобы ее такой видели… Надя тяжело сглотнула, отгоняя все мысли из головы, в данную секунду она должна быть сильной, чтобы выжить. С другой стороны послышался протяжный стон и кряхтение. — Где я? — прохрипела Настя, пытаясь приоткрыть глаза. Надя медленно подползла к очнувшейся девушке, царапая нежную кожу ладоней. — Ты… — Настя, ты слышишь меня? Как ты? — обеспокоено поинтересовалась Островская, поднимая руки, чтобы помочь Вербицкой, но та враждебно, с непонятно откуда взявшейся силой, схватила ее за запястья и оттолкнула. — Не прикасайся ко мне! — прошипела Анастасия, попытавшись сглотнуть, блондинка скривилась в лице, схватившись за голову. — Это все из-за тебя! Ты во всем виновата! — закричала девушка, срывая голос. А затем поникла, обессилено сползая на бок. Сверху вновь послышалась нецензурная брань и шарканье, заскрипели засовы и в ярком просвете вновь появилась голова озлобленного блондина. — Что ты тут раскудахталась, дрянь?! Подлатали тебя, дак ты завякать решила? Неужели шкуру свою не жалко? Я сказал вам обеим заткнуться и сидеть тихо! — похититель спустился и в порыве неконтролируемой ярости схватил Настю за край кофты, вынуждая девушку встать на ноги, но ее обессиленный организм был не в состоянии сделать этого и ноги упрямо подкашивались. Мужчина занес кулак, намереваясь ударить. — Стойте! Прошу вас! — Надежда не могла смотреть на этот ужас, несмотря на страх, заставляющий все тело дрожать. Надя понимала, что разговаривать с этим мужчиной бесполезно, поскольку он пьян. Откинув от себя Вербицкую, похититель двинулся на Островскую, врач пятилась назад, охваченная испугом. Секунда и кулак со злостью прошелся по лицу шатенки, заставляя ее умолкнуть, Надежда приникла к полу, пытаясь закрыться руками. Насладившись выплеском эмоций, блондин направился прочь, перед этим зафиксировав руки Анастасии. Надежда поджала ноги к груди, сворачиваясь в клубочек от отчаяния, из глаз хлынули слезы. Страх, боль, отчаяние, неизвестность, слабость, голод и холод, одиночество… Она дала себе слабость лишь на минуту, стерев слезы рукавом, Островская из последних сил перетащила Вербицкую ближе к себе, подперев ее плечом. Боль от удара затихала, уступая место кровоподтеку, температура в погребе плавно, но неизбежно опускалась.***
Леонид не заметил, как заснул, откинувшись на спинке кресла автомобиля, как ему казалось всего на пару минут. Разбудил его противный громкий сигнал планшета, Субботин не сразу понял, что происходит… Через секунду он кубарем вылетел из машины, чуть не падая, подол куртки запутался, пока мужчина пытался оправить верхнюю одежду, капитан бежал к тому самому пустырю, где сигнал маячка оборвался, попутно набирая номер Надежды, но на том конце зловеще прозвучало «Абонент выключен или находится вне зоны действия сети. Перезвоните позже». К тому моменту Островской уже не было, на земле валялись втоптанные в грязь бейдж и тот самый медальон с спрятанным внутри маячком, единственное, что доказывало — Надю похитили здесь. Субботин непонимающе растерянно огляделся по сторонам, а после дрожащими руками откопал предметы из грязи и снега. Свободной рукой он обвел лицо, закусив до боли губу, справившись с волной эмоций, набрал номер Рогозиной. В голове крутилось одно — Надю похитили, а он не смог ее защитить, не смог уберечь, заснул, вместо того, чтобы гипнотизировать экран планшета каждую минуту, каждую чертову секунду, пока злоумышленники похищали девушку, ставшую за пару недель для него всем миром, а сейчас она в смертельной опасности из-за него… Леня завершил звонок с начальницей, вскинул голову к небу, откуда сыпались хлопья снега, попросив у Всевышнего лишь одного, лишь бы она была жива, он поклялся ни есть, ни спать, пока не найдет ее. Дальше действия сменяли друг друга, но Леня словно наблюдал за этим со стороны, на подмогу приехали Степан и Таня. В коридоре черного входа обнаружили санитара с закрытой ЧМТ, отсмотрели камеры, которые толком ничего не прояснили, за огромным мусорным мешком, перекинутым через плечо злоумышленника, ничего не было видно, а дальше слепая зона без камер. Протекторы машины оказались малоинформативными, по ним зацепиться не получилось. В больнице вскрылась пропажа сильнодействующего препарата, медучреждение ходило ходуном, естественно вскрылась и личность капитана, и история с Надеждой, что тут же стало предметом сплетен и обсуждений. Леонид сидел в буфете, пока Тихонов и Морозов пытались нарыть хоть какую-то информацию, остальные коллеги также работали в поте лица, отправив Субботина хоть немного отдохнуть, поскольку у того все валилось из рук. Диван просел с противоположной стороны, мужчина оторвал свой взгляд от чашки с остывшим кофе, к нему пришла Валентина. — Лень, поешь хоть чего-нибудь. Ты же еле на ногах держишься, да и работать в полную силу не сможешь! — укоризненно констатировала женщина, дотрагиваясь до руки капитана. Тот словно вынырнул из пелены оцепенения, переводя взгляд на обеспокоенного патологоанатома. Женщина выглядела уставшей, волосы из прически выбились, и мелкие прядки опадали на лоб, макияж местами потерся, подол платья помялся, но она не уходила домой. Тела погибших ждали окончания расследования, а новых не прибавилось, но Антонова понимала, что может быть полезной здесь, в качестве того же самого лаборанта, Тихонов и Морозов ведь тоже не железные, а сейчас вся надежда по поиску хоть каких-то зацепок лежала на них. Из отпуска уже отозвали Оксану, а с рыбалки вернули Андрея, они оба обещали приехать рано утром, а пока впереди был тянущийся вечер, переходящий в ночь. — Я сейчас кофе допью и пойду работать. Все нормально, я в состоянии, я в полном порядке. — отчеканил мужчина, уткнув взгляд обратно в кружку. Женщина кротко приобняла его со спины за плечи, капитан походил на натянутую струну или сжатую пружину. — Леня, ну кого ты обманываешь? Раз уж Галя оставила тебя, не отстранив из-за ваших отношений с Надей, то не давай ей поводов усомниться в своем решении. Мы найдем ее, слышишь? И преступников отловим всех до одного, они ответят по закону. — приободряюще молвила блондинка, поглаживая плечи капитана. Тот, не выдержав груз нервов, развернулся и уткнулся в ее плечо. — Валя, я потерял родителей, тогда мне казалось, что весь мир рухнул, когда пришел работать в ФЭС, я вновь почувствовал, какого это иметь семью. Надя что-то невообразимое в моей жизни, я думал так не бывает… Я не смогу жить, если потеряю ее, не прощу себя никогда. Зачем она понадобилась? Ее решили устранить как свидетеля, так почему не сделали этого тогда? — шепотом говорил Субботин, закрыв лицо руками. — Товарищ капитан, разрешите доложить. Вам доставлена посылка из курьерской службы. — доложился постовой, внезапно оказавшийся в буфете. Патологоанатом и Леонид переглянулись, а затем поспешили к стойке охраны. Посылкой оказался маленький сверток, завернутый в брезент. Раскрыв упаковку, мужчина выудил небольшой мешочек на завязках. На ладонь капитана упали маленькие серебряные сережки с зелеными камешками и массивный золотой браслет, от находки все внутри оборвалось и куда-то провалилось, мужчина прекрасно знал кому принадлежали эти вещи. — Валя, это Надины сережки, в момент похищения они были на ней. — сказал Субботин, показывая Антоновой украшения. — А браслет Настин, подарок ее отца, она почти всегда носила его… — Выходит, что их обеих похитили, но зачем? Зачем им твоя бывшая девушка? — обескуражено поделилась соображениями сотрудница ФЭС, рассматривая находки. — Чтобы мной было проще манипулировать. — сквозь зубы прошипел мужчина, набирая номер Рогозиной.