Assorties

Настроение у Ивана было неоднозначное. Этот год всё человечество запомнит как время его триумфа. Шутка ли, первый полёт человека в космос и самая мощная бомба в истории с разницей лишь в полгода! Насколько прекрасна была весна, новое, на этот раз космическое, начало, столько перспектив и надежд! Брагинский тогда расспрашивал Юрия Алексеевича, как мальчишка – «А какие ощущения? Как выглядит Земля, всю ли её видно с орбиты? А перегрузки были?». Гагарин на ответы не скупился, рассказывал, как нравилось ему наблюдать за облаками и как сияет разными красками планета в чёрном безжизненном космосе. Россия восторженно слушал, воображая, как потом будет снаряжать первые космические корабли, а может, даже напросится в экипаж. Шуму было столько, что не передать. Первый в мире космонавт отправился в мировое турне, Иван обсуждал произошедшее с кем только не – и с правителями, и с другими воплощениями, и с телеведущими (и как только угораздило), и с радиоведущими и даже с простыми людьми. Настоящий праздник жизни! Но как лето сменяет весну, а осень – лето, прогресс мирный сменился военным, и все чаще Брагинский слышал, как обсуждали возможность атаки из космоса, наблюдения, шпионажа – только в теории и в интересах науки, разумеется. Конечно. Он хмурился, когда с ним заводили разговор на эту тему, притворялся, что не понимает намёков, нервно передёргивал плечами и уходил, не отшучивался даже, отговаривался – «Для военных нужд есть военная промышленность». Наотговаривался. Вот он уже в самолёте-лаборатории слушает сводки о взрыве, все радостно-возбуждённые, теперь у СССР есть, что показать миру, гарант силы. Теперь точно можно сказать, что никто не осмелится напасть на государство, владеющее такой мощью. «Хрущёв, наверное, счастлив» - отстранённо думал Иван. А вот Гагарин сейчас в Америке. Да не в Штатах, конечно, а в Канаде, а Канада ведь тоже Америка. Рассказывает, какая Земля красивая оттуда, сверху. А на Новой Земле (надо же, какое издевательское название) только что, на его глазах, приблизили Апокалипсис. «Да, Альфред» - мужчина нервно смял поданные ему данные статистики – «такого будущего я действительно не мог представить». Волна атмосферного давления три раза обогнула земной шар.* - Мистер Джонс, что Вы здесь делаете? – не выдержала стенографистка, которую послали за воплощением Соединённых Штатов. Она была удивлена и даже немного напугана, когда впервые увидела Америку. Он вёл себя вежливо, улыбался широко и поддерживал беседы на все возможные темы, он излучал обаяние, но что-то заставляло женщину опасаться его, как опасаются хищника яркой раскраски. Механичность и отстранённость Джонса вызывала вопросы о природе мужчины – а человек ли он вообще? Ясное дело, что нет, но неужели все воплощения стран выглядят… так? Альфред с серьёзным видом стоял в центре пустой подвальной комнаты, в которой действительно не было ничего, кроме выбеленных им вручную стен. Всякий раз она находила его стоящим здесь, напряжённо рассматривающим побелку и отбивающим странный ритм носком ботинка. Всякий раз он разворачивался, приветствовал её неизменной улыбкой и отвечал «Наслаждаюсь искусством, конечно же». Сегодня же он был более напряженным, чем обычно, в руках его был ключ, а на извечный вопрос он ответил – «Прощаюсь». На недоумённый взгляд Альфред ответил усмешкой. «Вы тоже можете, если дадите клятву сохранить тайну». Ещё больше тайн о неразглашении, сколько дала бедная миссис, сложно и представить, и именно поэтому она решила, что ещё одна уж точно ничего не изменит. Подписав написанный карандашом в прямом смысле на коленке документ, стенографистка наблюдала, как Альфред подошёл к стене, отработанным движением сдвинул особо толстый слой штукатурки и вставил ключ в обнажившуюся замочную скважину. Америка толкнул дверь, и они очутились в ещё одной комнате, гораздо больше предыдущей, но тоже совершенно пустой. Вот только… Альфред включил свет, и женщина не смогла сдержать удивлённого возгласа – стены были сплошь увешаны цветными фотографиями. Джонс рваным шагом прохаживался вдоль одной из галерей, иногда оборачиваясь и наблюдая за реакцией. Что-то было странное в этих снимках – наряды людей, пейзажи, и даже… «Неужели, луковичные купола?» - вопрос вырвался сам собой. А Америка того и ждал – «Это, дорогая моя, работы Прокудина-Горского, первого и последнего фотографа императорской России. Выкупил их несколько лет назад у одного эмигранта во Франции, совершенно секретно, разумеется». «Смотрите внимательно» - с горечью думал он, уже не слыша ответа стенографистки – «запоминайте, потому что этой страны нет, и кто знает, что станет с её преемницей». - Господин Президент хотел меня видеть? – спросил Альфред привычно холодным голосом. Увидев короткий кивок, он выключил свет в помещении, закрыл дверь, вернул на место штукатурку и пружинистым шагом направился к выходу из библиотеки. Ключ Джонс сломал надвое и выбросил в ближайшее помойное ведро. Он ему больше не понадобится.