♢♢♢
Молодой парень в черных брюках и лимонно-желтой классической рубашке стоял посреди каменного подвала. Можно было бы ожидать, что в подвале будут храниться бочки с вином или пивом, мелкая утварь или колбасы всякие, но в этом подвале было чисто, сухо и абсолютно пустынно. Только в центре у ног парня на кучке свежей соломы лежал теленок. На голову теленка был натянут мешок, так что было видно только коровье тело с белыми пятнышками, ноги и хвост. Парень был занят тем, что развязывал многочисленные веревочные узлы, стягивающие мешок. — Ну потерпи, потерпи ещё немного, я сейчас, — ласково бормотал парень себе под нос, хотя теленок лежал спокойно, только взмахивал время от времени хвостом. — Вот, последний, теперь можешь говорить, — парень снял мешок и судорожно вздохнул. У теленка было человеческое лицо, а голубые глаза были затуманены и смотрели куда-то внутрь себя. — Глубокое будет мелкое, — сказал теленок на чистом английском языке. — Одно будет двумя. Там это начнётся, а потом он вмешается. Старые планы рухнут, новые планы построятся. Старый путь приведет к смерти, а новый путь долог и труден. — Внезапно голубые глаза посмотрели прямо на мальчика. — Ты ошибешься три раза. Первый раз никто не заметит, второй раз разочарует твоих друзей, про третий раз напишут в газетах. Будет война, но не та, будет голод, но не здесь, будет битва, но она уже закончилась. Теленок положил свою человеческую голову на солому, протяжно вздохнул и закрыл глаза. Парень тщательно записал в блокнот всё, что было сказано, а потом развернулся и вышел из подвала. Он направился вверх по лестнице на третий этаж, вошел в маленькую комнату, которая служила чем-то средним между гостиной и кабинетом. Во всяком случае, в одной ее половине располагался письменный стол, за которым сидел совершенно седой человек средних лет, а в другой половине стоял диванчик с кофейным столиком, за которым девушка с длинной каштановой косой пила кофе с кусочком яблочного пирога. — Как прошло? Все записал? — спросил седой. — Прошло спокойно, вот, — парень продемонстрировал блокнот и зачитал таинственные изречения. — И ради этих туманных намёков мы тащили Кудана через полмира? — разочарованно прокомментировала девушка. — Все предсказания Кудана сбываются, Аннет, — напомнил седой. — Нам остается только найти подсказки и правильно их интерпретировать. Это большая удача, что нам удалось отыскать такой прекрасный экземпляр и направить предсказание туда, куда нам нужно. И это не какие-нибудь пророчества человеческих предсказательниц, копии которых попадают прямиком в министерство Магии. Мы точно знаем, что Кудан сказал это именно для нас, вернее — для котенка, — он указал на парня. — Кит, если позволите, мне не нравится, когда вы называете меня котенком. — Да ладно тебе, котёнок. Где мне старику вас всех запомнить. Вы ж все на одно лицо, — усмехнулся седой. — Глубокое будет мелкое. Одно будет двумя. Там это начнётся, а потом он вмешается. Как думаете, это всё про одно какое-то событие или про несколько разных? И кто такой Он? — прервала их спор Аннет. — Теперь нужно тщательно следить за событиями: как за газетами, так и за слухами. Тогда и поймём, — заметил седой. — В тесном волшебном сообществе любое событие рано или поздно становится известным. — А вот это вообще что значит: «Будет война, но не та, будет голод, но не здесь, будет битва, но она уже закончилась»? Как это вообще понять? Кудан должен говорить про будущее, а тут про какую-то битву, которая уже закончилась. — Последний кусок явно персонально для Кита. В этом ему придется разбираться самому, — усмехнулся седой. — Ну а мы посмотрим газеты за последний месяц, может, там найдем что-нибудь подходяще под предсказания. А если нет, значит, оно ещё не случилось. А ты, котёнок, разошли, пожалуйста, всем старым клиентам приглашения на грандиозный вечер, послушаем, о чём судачит почтенная волшебная публика. — Опять авроры и тайнюки заявятся, — пробурчала Аннет. — Ничему их жизнь не учит. — Справимся, милая, всегда справлялись. — Ладно, папочка, пойду готовиться. — Аннет грациозно поднялась и выплыла из маленькой комнаты. — Да-да, займитесь-ка все делом, — распорядился седой. После чего стал рыться в столе в поиске недавних газет. Кит пожал плечами и тоже вышел. Ему надо было убрать тело мертвого Кудана, да и самостоятельно поразмышлять над предсказанием тоже хотелось.♢♢♢
Стены лабиринта были слишком высокими. Не в буквальном смысле, но кто-нибудь более впечатлительный заработал бы фобию, шагая по узкой тропинке меж высоченных зелёных стен. Внутри плотных колючих кустов время от времени шевелились отдельные ветки, нагоняя напряжение. Казалось, что там притаились те опасные твари, с которыми надо справиться на пути к победе. Солнце осталось где-то далеко наверху, потому тропинка терялась в полумраке. Лелуш был готов в любой момент поджечь что-нибудь, тем более, что огненные заклинания у него теперь получались быстро и без напряжения. В лабиринт он вошёл последним — второе испытание по очкам вышло провальным — но за двадцать минут не встретил ничего и никого. То ли остальные чемпионы расчистили ему дорогу, то ли препятствий было не так уж много. Напряжение внутри нарастало с каждым шагом всё сильнее. Казалось, что после затишья появится особенно сильный противник. Шорох за правым плечом. Мгновенный разворот, вскинуть палочку. От волнения руки становятся потными, а сердце бьется где-то в районе горла. Казалось бы, чего бояться? Казалось бы, бессмертие должно сделать человека бесстрашным. Но нет. Глупое тело ждёт боли, схватки, боится ран. Глупый мозг воображает ужасы, предвкушает. Ещё ничего не случилось, а мысленно человек уже сражается с гигантским пауком или волшебной змеёй. Борется изо всех сил, весь израненный, побеждает в последний миг… Усилием воли Лелуш заставил воображение заткнуться. Просто ветер шевелил кусты, оттуда и шорох. Ветер, не гигантский паук. Третий тур ему не нравился. К лабиринту нельзя было ни подготовиться, ни выдумать преимущество, ничего не было известно заранее. Тупое испытание на скорость и храбрость. И удачу. Под ногой что-то хрустнуло. Громкий звук породил эхо и понесся по зеленому коридору. Так глупо выдать себя вероятному монстру! Лелуш посмотрел, на что наступил: хитиновый панцирь. Вернее, его обломок. На земле вокруг были темные пятна. Кровь или не кровь? Где-то впереди за очередным поворотом щелкает клешнями взрослый соплохвост. Гигантская уродливая тварь к концу года осталась всего одна, и Лелуш не сомневался — та самая, попробовавшая человеческой крови, а потому более свирепая чем твари её вида. И ведь он создал ее по собственной глупости. Можно ли справиться огнем с соплохвостом? Вряд ли. Прочный панцирь защищает его и от собственного огня и от заклинаний волшебника. Шаг. Замереть. Прислушаться. Ничего. Видать, притаился, услышав хруст. Ещё шаг. Нужно кинуть заклинание заранее, превентивно, из-за угла. Только какое? — Вингардиум Левиоса, — тварь не сможет сразу броситься в атаку, если оторвать ее от земли. Короткий взгляд из-за угла передал мрачную картину: маленькая поляна посреди лабиринта с опаленной землей, многочисленными следами драки и висящий в воздухе мертвый соплохвост. Осколки панциря с тихим шорохом сползали на землю, а из раскрытого рта тянулась зеленая ниточка то ли слюны, то ли крови. Тьфу. Не было ведь никаких звуков. Страх совсем затуманил ему голову, подумал, будто неразумный монстр может притаиться. С поляны соплохвоста было два выхода: прямо и налево. Лелуш выбрал левый путь. Географически это должно было приблизить его к центру лабиринта, но буквально через пятнадцать шагов тропинка изогнулась, уводя его вправо. К черту все эти изгибы. Он все время проходил испытания благодаря хитрости и лазейкам в правилах, так почему сейчас тупо идет по установленному маршруту? Нигде в правилах не сказано, что участники должны идти по тропе. Нужно «первым достигнуть центра и заполучить кубок». Вошел в лабиринт он с востока, значит, чтобы проложить прямой путь к центру, солнце должно оставаться сзади. Лелуш всмотрелся в края кустов, поднял палочку и вызвал инсендио. Заклинание, которым обычно зажигают камины, в его исполнении трансформировалось в поток огня, который он и направил на ближайшие кусты. В стене листьев и ветвей образовалась выжженная дыра, сантиметров десяти в диаметре. От живых паленых листьев повалил резкий запах и густой белый дым. Как только Лелуш остановил огненный поток, свежие побеги кустов сразу же начали заращивать дыру. Парой взмахов палочки он разогнал дым, прикрыл нос и рот рукавом мантии и прожег себе полноценный проход на соседнюю тропу. Троп в лабиринте оказалось множество, стены были толстыми, а прожарка кустов оказалась тяжелой монотонной работой. Позанимавшись прокладыванием прямого пути полчаса, Лелуш даже обрадовался, когда за очередной стеной кустов показалась «поляна с испытанием». На поляне сидела Сфинкс. Она была не такая огромная, как Лелушу представлялось из описаний этого мифического существа. Немного крупнее африканского льва, раза в полтора, не больше. Лицо у нее было вполне человеческое — заурядное, некрасивое лицо немолодой женщины. Грузное мускулистое кошачье тело самым нелепым образом дополнялось дамским бюстом, откровенно говоря, изрядно обвисшим. Любая дама на её месте непременно попыталась бы прикрыть эту красоту первой попавшейся тряпочкой. Сфинкс в бюстгальтере — довольно дикое вышло бы зрелище, но не хуже нынешнего. — Вот ты и пришёл ко мне, герой, — равнодушным заунывным голосом протянула она, будто отрабатывала давно надоевший номер. — Я загадаю тебе загадку. Ответишь — пройдешь дальше, ошибешься, и я тебя убью. Попробуешь убежать — умрёшь. Всё ясно? — Нет, — ухмыльнулся Лелуш. — Па-автаряю, — тем же равнодушным голосом сказала Сфинкс. — Я загадаю тебе загадку. Ответишь — пройдешь дальше, ошибешься, и я тебя убью. Попробуешь убежать — умрёшь. Всё ясно? — А что будет, если я ошибусь, ты меня убьешь, а я воскресну? — Па-автаряю, — снова начала тянуть Сфинкс, потом встряхнулась и посмотрела на Лелуша. — Воскреснешь? Ну, если воскреснешь, я дам тебе ещё одну попытку. — Вот уж спасибо, — пробормотал Лелуш себе под нос. — Но у меня хотя бы бесконечное количество попыток. Сфинкс глянула на него устало и недовольно, будто перед ней был ребенок, отвлекающий взрослого занятого человека от чрезвычайно важных дел. Впрочем, Лелуш и был сейчас ребенком пятнадцати лет от роду. — Загадка! — провозгласила Сфинкс. — У крестьянина было сто галеонов, и он пошел на рынок за петухами, курами и цыплятами. Петух стоит пять галеонов, курица — три галеона, а цыплята идут по три штуки за галеон. Крестьянин купил ровно сто птиц и потратил ровно сто галеонов. Сколько петухов, кур и цыплят он купил? Лелуш обалдело уставился на это мифическое существо. У простого ученика волшебной школы не было ни единого шанса решить задачу. Да, в общем-то, у любого волшебника не было ни шанса — статистически неопределенную задачу нужно решать математическими уравнениями. Ну, или банальным подбором. Учитывая вычислительные способности волшебников, занять это должно целый день. Если есть ограничение по времени… — У тебя три минуты, — припечатала Сфинкс, — время пошло. — И над её головой появились полупрозрачные песочные часы. В прошлой жизни в академии он решал что-то похожее. Мысли Лелуша понеслись галопом: «Так, пусть число петухов равно икс, кур — игрек, а цыплят — зэт. Тогда пять икс плюс три игрек плюс зэт деленное на три равно ста… Но одновременно ста равняется икс плюс игрек плюс зэт, отсюда можно выразить зэт равняющееся ста минус икс и минус игрек. Если подставить это в первое уравнение, то можно сократить и получится четырнадцать икс»… — Время вышло, — злорадно объявила Сфинкс. — Стой, если за икс взять ноль, то получится двадцать пять кур и семьдесят пять цыплят, — выпалил Лелуш. — Непло-охо, — протянула, Сфинкс, — но неверно. Петухов крестьянин тоже купил. Она подошла и посмотрела в глаза мальчику с волшебной палочкой в руке. Ей было досадно, что столь юное существо умрёт, но она ничего не могла поделать — такими были условия этой игры. Мальчик смотрел на неё с вызовом, будто не верил в смерть. Молодые все такие: им кажется, что они будут жить вечно и чрезвычайно удивляются, встретив свой конец. Сфинкс положила свои мягкие кошачьи лапы ему на плечи и быстрым плавным движением свернула голову. После такого умирают даже самые могущественные волшебники. Ещё ни один не смог уйти от её гипнотического взгляда и теплых смертельных объятий. Тело мальчика упало на траву, а она равнодушно опустилась рядом и приняла классическую позу, в которой обычно пребывают сфинксы на многочисленных скульптурных изображениях. Старая мифическая кошка видела смерть много раз. И убивала тоже неоднократно, последние три сотни лет сворачивая шеи. Сначала ей было все равно, как умирают люди. После полутысячи смертей процесс стал её утомлять: грязно, долго, крики, рвота. Тогда, она начала своих жертв душить, потому древние греки так и нарекли её — Сфинкс, то есть «душитель». Сама-то Сфинкс никак себя не называла, просто была. Была так давно, что и не помнит как родилась и рождалась ли вообще. Обреченные хрипели и брыкались в львиных лапах, пока она не придумала ломать им позвоночник, как сейчас. Умирающий посинел, кожа стала бело-мраморной, в глазах залегли тени, дыхание прекратилось. Дернулась рука, нога, по телу прошла судорога — Сфинкс называла этот момент «агонией». Человек переставал контролировать себя, потому тело дергалось. Ничего, подергается и успокоится, не впервой. Мальчик быстро затих, и Сфинкс стала считать. Пять минут все было тихо. Прошло шесть, семь. Сфинкс отвернулась — теперь точно умер. Прошло десять минут. Что-то резко хрустнуло. Прошла ещё минута: — Двенадцать обреченных петухов, четыре тупые курицы и восемьдесят четыре безмозглых цыпленка купил твой полоумный крестьянин, нервная ты кошка, — раздался рядом недовольный голос. Мальчик, которому она свернула шею, сидел на земле и смотрел на неё раздраженно. На его лице не было никаких теней, ушла и мертвенная синева. — Верно, — наконец выдавила из себя Сфинкс. — Ты можешь пройти дальше. — Вот уж спасибо, сколько времени из-за тебя потерял. Десять минут, двадцать? — Парень поднялся и начал отряхивать свою мантию. — Около двадцати, — ответила Сфинкс. С бессмертными личностями она старалась вести себя вежливо, ведь ей нечего было им противопоставить. Она сама не была ни неуязвимой, ни бессмертной, просто не умирала от старости, и, вздумай кто из могущественных волшебников её убить, она бы ничего не смогла им противопоставить. — Я ещё вернусь поговорить с тобой, — пообещал Лелуш. — И не вздумай тут убить никого из учеников, ясно? Сфинкс кивнула и по-кошачьи присела на все четыре лапы, вжав голову в плечи, но странный мальчик уже ушёл по тропе к центру лабиринта. Лелуш же шагал и думал о том, кто вдруг захотел убить чемпионов. Ведь всё проверяли. Должны были проверять и три директора и представители министерства магии. Или Сфинкс сама решила его убить? Но почему? Стоило бы вернуться и расспросить эту кошку, но что-то ему не давало. Умирать оказалось больно, долго и страшно. Сначала начали путаться мысли, потом стало больно и жарко, потом боль прошла, и стало холодно, а когда он уже думал, что превратился в кусок льда, в его груди вдруг вспыхнула искра, из которой разгорелся пожар. Казалось, загорелась каждая клеточка тела, от кончиков волос до кончиков ногтей на ногах. Этот жар вернул его к жизни, чуть не заставив подскочить, но и схлынул также быстро, как разгорелся, оставив после себя только приятное тепло жизни. Последним встал на место совершенно целый позвоночник. Жизнь вернулась, но мираж смерти все еще маячил в воспоминаниях, и теперь Лелуш буквально бежал подальше от места, где ему довелось так неприятно умереть. Сверкнула вспышка, потом ещё одна, он услышал выкрики заклинаний: — Конфудус, ступефай, круцио… «Круцио? — подумал Лелуш, — да что там творится?» Он осторожно заглянул за очередной поворот лабиринта. В узком проходе, спиной к нему стоял Виктор Крам и бросался во все стороны боевыми заклинаниями и зачем-то круциатусом. В ответ заклинания тоже прилетали, но цели не достигали. — Ступефай, инкарцео, — нападать из-за спины не по-рыцарски, но на войне все средства хороши. Крам рухнул на землю, как подрубленное дерево и в сознание не приходил. Мимо пролетела пара вспышек, и всё затихло. Лелуш посмотрел за поворот ещё раз и увидел Гарри, склонившегося над Флер Делакур. Веревок от инкарцео на Краме ещё прибавилось, так что он стал напоминать футуристический клубок. — Эй, Гарри, — крикнул Лелуш из-за угла, — чего это Крам вдруг начал бросаться запрещёнными? — Лерой? — спросил Гарри, будто тут мог быть кто-нибудь ещё, — похоже на Крама кто-то наложил подчиняющее. Он применил «круциатус» на Флёр и собирался убить меня «авадой». Я собираюсь вызвать для Флер наблюдателей, чтобы её забрали. Она серьезно ранена. Если ты хочешь сражаться, подожди, пожалуйста, пока я закончу. — Мне не нужен поединок, — прокричал в ответ Лелуш, — мне всё уже осточертело, я чуть не умер здесь. Пока Гарри запускал красные искры, Лелуш рассмотрел его внимательнее. Мантия была вся в горелых дырах, а под глазом расплывался синяк. — Как будем делить кубок? — Лелуш задал Гарри наверное самый важный вопрос этого турнира. — Давай возьмемся за него одновременно, — предложил тот, — кубок все равно останется у школы, а деньги пополам. Хотя мне не слишком нужны деньги, родители оставили мне достаточно. Лелуш согласился. Они с Гарри были почти друзьями, и он не хотел драться. Они пошли дальше вместе, но оба молчали, думая о своем. — Вот и он. В центре небольшой поляны на постаменте возвышался кубок. Все вокруг окутывал магический туман, нагоняя страха, но кубок светился ровным синим пламенем. — На счет «три», — почему-то шепотом сказал Лелуш, когда они дошли до постамента. — Хорошо. — Раз. — Два. — Три. И они одновременно схватили приз.