Долгой и счастливой жизни

      Постепенно луну сменило солнце, которое вот-вот норовило коснуться своими лучами спящих лиц. Кстати, о спящих лицах. Было около двенадцати дня, когда Ивушкин открыл глаза. Они сразу же забегали по сторонам, изучая окружающее пространство и вспоминая вчерашний день. Тут взгляд наткнулся на штандартенфюрера, сидящего рядом на диване. — Я до сих пор здесь? — в ужасе зашептал Коля. Ягер улыбнулся. Этого было достаточно для ответа. — Почему? — пуще прежнего зашептал танкист. — Ты улёгся на диван и сказал, что будешь спать здесь, — искоса глядя на русского, произнёс Клаус. Сделав какие-то выводы у себя в голове, младший лейтенант вновь задал вопрос. — Со мной всё в порядке? — недоумённо спросил он, привстав на локте. — Смотря что ты под этим подразумеваешь, — ответил немец, отводя взгляд к окну. Коля почувствовал, что ему что-то не договаривают. — Почему я под одеялом? — снова спросил он. Тут уж Ягер не стал врать. — Я подумал, что тебе может быть холодно и накрыл тебя одеялом, — сказал он и чуть заметно улыбнулся. Ивушкину сделалось как-то не по себе, и он решил поскорее покинуть это место. — Я пойду пожалуй, — проговорил он и встал с дивана. — Спасибо за вечер… Или была ночь? Ну, в смысле… Вы поняли, что я хотел сказать.       Ивушкин совсем зарделся и быстрым шагом вышел из кабинета. Ягер проводил его прищуренным взглядом, но тут же обратил внимание на пропажу. Видимо, русский слишком разнервничался и поэтому прихватил с собой одеяло. Клаус не стал переживать по этому поводу, ведь это будет ещё одна причина посетить его кабинет.

***

      «Что там я сказал? Спасибо за ночь?.. Неужели я сморозил такую глупость? — бранил себя Ивушкин, мчась по коридору. — Ещё и одеяло это чёртово забрал! Вернуть? — он остановился. — Точно не сейчас! Ну почему я не помню вчерашний вечер? Вот как отрезало…»       Таща за собой одеяло, он входит в ангар, боясь смотреть на свой экипаж. Те внимательно следят за его действиями, не смея сказать ни слова. — Экипаж, доложить состояние боевой машины! — как ни в чём не бывало скомандовал Николай. — Позвольте, товарищ командир, о вашем состоянии побеспокоиться, — съязвил Волчок. Коля незаметно сглотнул. — С виду танк очень уж хорош, да бак топливный в нём опустел, — с упрёком добавил Василёнок. Всем присутствующим было ясно, кого подразумевают под танком. Ионов молчал. — Как — опустел? — с нарисованным удивлением произнёс Ивушкин. — Вчера же всё в порядке было. — Так ведь и мы так думали, товарищ командир, да только фрицы, кажись… — начал было говорить мехвод, но его перебил Демьян. — А может это не фрицы? Вдруг кто-то из своих немцам продался и всё топливо за ночь слил? — с нескрываемым намёком произнёс тот. Ивушкин вздохнул и присел на танк. — Ну да, перебрал я вчера с фрицем… — опустив взгляд в пол, произнёс Коля. Демьян опять хотел что-то возразить, но ему не дал Степан. — Да мы ж всё понимаем, Никола! — командир поднял голову, глядя в глаза мехводу. — Не слепые! Вона як вы с ним в переглядки играете, да дело не в этом! Ты почём вчера обратно не вернулся? У фрица, небось, под боком устроился и посапывал?       Коля никогда не видел Василёнка таким рассерженным. Надо было что-то ответить, но что? Он мог рассказать версию Ягера, но она казалась ему неверной. Своей, он, к сожалению, не знал. Ну не мог он — младший лейтенант Ивушкин — остаться у немца и заснуть на фрицевом диване! А ведь и явно — бак совсем опустел… — Прошу простить, — произнёс Никола, опустив взгляд в пол. Чувствуя свою вину, он поплёлся в угол ангара, где и просидел с несчастным одеялом на коленях, пытаясь пополнить опустевший «бак».       Через пару часов в коридоре послышались шаги: опустив голову, к русским танкистам приближалась переводчица. — Ягер требует вернуть одеяло, которое ты у него забрал, — тихо проговорила она, подойдя к Ивушкину. — Его одеяло, пускай сам и забирает, — ответил Николай, не отрывая взгляда от пола. Вздохнув, девушка ушла.       Коля и не подозревал, что Аня так и скажет немцу. Скорее всего, опять что-нибудь придумает, чтобы не разгневать командира. Каково же было его удивление, когда спустя тридцать минут в ангар вошёл Ягер, сопровождаемый переводчицей. — Польщён визитом, — ухмыльнувшись, сказал Ивушкин, всё также сидя на полу. Клаус сделал вид, что не слышал этого. — Besatzung, verlassen Sie den Raum! — приказал Ягер. — Экипаж, покиньте помещение, — тоненьким голосом перевела девушка. Хмуро взглянув на русского командира в углу, а затем посмотрев на немца, мужчины вышли из ангара. Ягер что-то шепнул Анне и та, коротко кивнув, вышла вслед за танкистами.       Как только лишние русские ушли, Клаус степенно подошёл к Николаю. Тот, даже не взглянув на него, комкал в руках одеяло. — Ивушкин, — тихо позвал немец. — Почему ты не вернул мне одеяло, когда я попросил? — не без акцента спросил он. — Ты не просил. Ты требовал, — равнодушно ответил Коля. — Причём не сам, а послал за этим переводчицу.       Ягер хотел было что-то ответить, но его перебил русский. — Ты ведь не за этим пришёл, признайся, — вполголоса произнёс Ивушкин, подняв голову и посмотрев в глаза штандартенфюреру. — Только за этим, — со вздохом произнёс Клаус, немного помешкав. — Врёшь! — воскликнул Ивушкин, от возмущения подскочив с пола. Расстояние между ними было такое, что тяжёлое дыхание русского долетало до немца. Ягер слегка улыбнулся Николаю и, стараясь доказать, что он пришёл только за одеялом, наклонился, взяв его. Коля проследил за его действиями с приподнятыми бровями. — Ты уверен? — спросил младший лейтенант, задрав подбородок. Гауптману так понравился внешний вид Ивушкина, — боевой, слегка покрасневший, несколько взволнованный, — что в его голове промелькнула неловкая мысль о поцелуе. Он не стал с ней долго мучиться. — Абсолютно, — произнёс Ягер и наклонился к губам врага.       Едва они почувствовали дыхание друг друга, едва расстояние между ними сократилось до нескольких миллиметров, как прозвучал голос мехвода. Степан быстро прошёл в дальний угол, в котором находились двое мужчин. Одному из них, к сожалению, не повезло, так как у него оказалась разбита губа. Другой сгорал со стыда и стоял у стены с опущенным взглядом.       Василёнок был в ярости. Он кричал на одного, потирая кулак, но ни немец, ни русский не могли разобрать что. В этот момент сознание обоих находилось словно в тумане, они пытались опомниться от столь молниеносно произошедших действий. Внезапно головы Клауса вновь коснулся кулак, и он отшатнулся к стоящему сзади танку. Тут уж Ивушкин не выдержал. — Оставь его! — крикнул он, отталкивая мехвода и подбегая к немцу. То, как воспринял это Василёнок, было непередаваемо. В его глазах отразились отчаяние, упрёк, гнев, разочарование и множество других эмоций, которые невозможно передать словами. — А ведь я верил тебе, — произнёс он и вышел.       Ягер, придерживающий руку у носа, сочувствующе посмотрел на Колю. Он хотел было что-то сказать, но Ивушкин опередил его. — Не надо, — русский положил ладонь тому на плечо, в расстеренности вглядываясь в пол. Клаус понимал его положение и, не смея мешать, покинул ангар.       Ивушкин был в панике. Его заметили. Их заметили. Он потерял доверие экипажа. Он потерял доверие Василёнка.       Грязное одеяло лежало на полу. Скорее всего, оно выскользнуло из рук штандартенфюрера, когда губы враждующих почти соприкоснулись. А ещё на нём было несколько капелек немецкой крови.