Вернуть долг.

Дерил осознал, как он попал, только увидев дубинку в руках этой блядской шлюхи. Он аж заткнулся, в ожидании. Че она собиралась с нею делать? Бить его? После того, как его подлечили? Вполне возможно. Он же не согласился сотрудничать. Значит, его в расход, Бетти в прислуги. В подстилки. Ему Ноа сказал про это, упомянул. А Бетти, пряча глаза, подтвердила, сегодня как раз. И теперь он не он будет, если этого скота не прикончит. Медленно. Очень медленно. А потом заберет Бетти и свалит из этого гадюшника. От этой главной гадюки, завораживающе красивой, как и все опасные твари, приманивающей его яркостью шкуры, гипнотизирующей перекатами манящего тела. И взгляд у нее тоже холодный, шарящий, змеиный. Диксону впервые было до такой степени неуютно находиться с бабой в одной комнате. Он весь сжался, словно к прыжку приготовившись, ожидая нападения в любой момент. И все равно, все равно, блядь, просрал! Вот бы Мерл поржал над ним! Баба, ростом ему едва до груди достающая, приковала его к кровати в одно мгновение! Одним точным змеиным ударом! Гадюка, блядь! Он, конечно, не сдерживался. Высказал ей все, чего думал. Ее не впечатлило. Смотрела на него, тварь, улыбаясь чуть-чуть, как добычу оглядывала. Он и был ее добычей. Беспомощной добычей, не загипнотизированный, но обездвиженный. И это еще хуже, потому что в здравом уме, потому что осознает ситуацию. Гадюка откинула дубинку прочь (он выдохнул), подошла ближе, прихватила простынь с соседней кровати, ловко, умело перевязала его ноги, лишая возможности достать, пнуть. Дерил уже не ругался, берег силы для рывка. Кровать прочная, но если по чуть-чуть, понемногу… Главное, чтоб не била сразу насмерть. Но она не станет. Решит помучить, как многие хищники делают, поиграть. А ему главное время потянуть. А потом он разломает нахер кровать, освободится и выебет ее этой, так напугавшей его, дубинкой. Не успел Дерил задуматься о своем слегка маньяческом желании не просто отпиздить бабу, а именно выебать, засунуть дубинку в нее и посмотреть, как она кричать будет, как Доун расстегнула форменную рубашку и откинула ее в сторону. Под рубашкой было простое черное белье и охренительно белое гладкое тело, с классными сиськами. Дерил обалдело застыл, забыв все слова, глядя на нее как завороженный. Вот жеж блядь… Вот же тварюка… Че она делать -то хочет? В голову мыслишка залетела уже, но верить он отказывался. Да не! Да ну нах! Он, конечно, слышал о таких ситуациях, но никогда, ни при каком раскладе не думал, что сам так попадет. Женщина тем временем подошла ближе, снимая по пути брюки, очень даже клево снимая, эротично, куда там стриптизершам из любимого когда-то Мерлом притона! Дерил глянул на ее простые черные трусики, ярко, контрастно выделяющиеся на белом теле, облизнул враз пересохшие губы. Сердце билось совершенно бешено, отдаваясь болью в ребрах. Док сказал, там не перелом, а трещина, что он очень крепкий сукин сын… Но больно все равно было. Надо сказать, явно надо че-то сказать. — Ты че, бля, делаешь, тварь? Какого хера? — голос был хриплым, незнакомо низким, аж глотку драло. — Тихо, Диксон. Тихо. Будешь вести себя хорошо, развяжу. Потом. Лернер тоже говорила негромко, так возбуждающе, вибрирующе, что эти низкие ноты отдавались в низу живота, где уже давным давно зародилась жизнь. Подняла голову, так сказать, независимо от хозяина. Предательское тело реагировало на красивую гладкую бабу совершенно однозначным стояком, и мутило и без того охреневший от нереальности ситуации мозг. — Да я же тебя в землю закопаю. — Диксон собрал последние остатки здравого смысла. Он не животное, не зверь, чтоб реагировать на нее, как на самку в течке. — Пошла нахуй отсюда! — Агааа…- она так томно протянула это «Агааа», что в животе еще сильнее начали скручиваться спирали желания, толкаясь вниз, наполняя… Да, блядь, куда уж больше то? — Лежи спокойно, Диксон, — промурлыкала она, подходя совсем близко, проводя обеими руками по его телу, с нескрываемым удовольствием, не обращая внимания на его дергания и попытки сбросить с себя ее руки. Потом нагнулась, лизнула сосок, прихватила зубами, сжала. — Тварь, — он откинулся назад, заскрипел зубами от ярости, от безысходности, от невозможности двинуться. От того, что ему это все, сука, удовольствие доставило! — В последний раз говорю тебе, съебись отсюда нахуй! Ты меня вообще не возбуждаешь, сука, тварь! — Да? — она переместилась ниже, поцелуями следуя по дорожке из волос, отогнула резинку штанов, выпуская на волю нехилый, уже болезненный стояк. — А так и не скажешь сразу… — Бля… — он опять беспомощно дернулся. — Я тебя убью, слышишь? Убьюуууууу…. Тут Лернер аккуратно и нежно взяла его член в рот, и Дерил выгнулся, застонав сквозь сжатые зубы. Все слова, все проклятия, что крутились в голове, вылетели со свистом. Она, чуть помедлив, насадилась глубже, провела языком по уздечке, вызвав крупную неконтролируемую совершенно дрожь во всем его теле, с тихим влажным хлюпом выпустила член, опять провела обеими руками по мощному торсу, наслаждаясь ощущениями, и нагнувшись, легла практически на его грудь, приблизив губы к его губам, заглядывая в глаза. — Хочу поцеловать тебя, — хрипло прошептала она, — можно? — Так теперь ты решила спросить, сука? — он не отводил затуманенного злого до невозможности взгляда от ее лица, окончательно сходя с ума от ее змеиных, прозрачных, завораживающих глаз. Будь оно все… Похуй, похуй на все! Потом разберется. Со всем разберется. Он выдохнул, резко поднял голову, поймал ее губы. Она, кажется, удивленно охнула, он не понял, слишком занят был, кусая, терзая ее рот, вылизывая настойчивым голодным языком, ловя удивленные томные стоны. Лернер обняла его за шею, привлекая к себе, не разрывая поцелуя, наслаждаясь им. Легла, прижимаясь к его груди, ерзая, спускаясь чуть ниже, к напряженному члену, потираясь о него уже полностью промокшими трусиками. — Отпусти меня, — тихо, как можно более убедительно, попросил Дерил, когда она, наконец, оторвалась от него, задыхаясь, блуждая по его лицу сияющим взглядом, — отпусти, хочу обнять тебя. Он и в самом деле хотел обнять. Да, обнять, подмять под себя и выебать так, чтоб не могла ходить. А потом сделать ответную услугу: привязать к кровати и ещё раз выебать. И оставить здесь. И свалить с Бетти из этого змеепитомника. И вспоминать главную гадюку, с ее сладким ядом только в возбуждающих снах. Но змея, на то и змея, чтоб иметь холодную кровь. Она лишь покачала головой, повозилась, снимая трусики, и со стоном удовольствия опустилась на его член. Дерил опять выругался, не сдержавшись, задергал руками бешено, желая высвободиться, чтобы, наконец, сжать ее сильно, до боли, почувствовать, как извивается и дрожит тонкое гладкое тело в руках, вцепиться в аккуратный пучок на голове, растрепать, разворошить, оттянуть назад, открывая доступ к тонкой шее. — Дерил…- застонала она, качнувшись на пробу на нем, вызвав ответный стон, — Дерил… Не дергайся… — Сука, блядь, сука долбанная! — Он начал биться затылком о мягкую подушку, не в силах больше сдерживаться, когда она начала двигаться на нем, сначала медленно, аккуратно, затем все быстрее и быстрее, откидываясь назад, упираясь руками в его бедра. От открывающегося ему охренительного вида извивающейся на нем женщины, от невероятных ощущений, что она дарила ему, двигаясь быстро и неутомимо, Дерил был словно в бреду, в сладком наркотическом дурмане. Вся его злость, ненависть к ней будто подернулась дымкой кайфа: — Поцелуй меня, — едва слышно прохрипел он, до ужаса захотев ощутить опять ее нежные губы. Лернер наклонилась, прижавшись к нему всем ладным мокрым телом, не прекращая двигаться. Он, сладко и счастливо выдохнув, поймал ее рот, пробуя на вкус, на это раз бережно, и в то же время жадно. — Отпусти, отпусти меня, — прохрипел он, едва она оторвалась от его рта, начиная сам двигать тазом, покачивая её на себе, в своём темпе. Она опять откинулась назад, наслаждаясь его движениями, прическа её наконец — то растрепалась, волосы волной разметались до поясницы, извиваясь в такт движениям, как змеи. Дерилу до зуда в руках хотелось запустить пальцы в густую тёмную копну, оттянуть назад с усилием, с болью, так, чтоб в пояснице изогнулась по-кошачьи, по-змеиному, пригнуть к себе, вгрызться в шею зубами до крови, наказывая за то, что сделала с ним. Он задвигался сильнее, практически подбрасывая женщину на себе, добиваясь от неё ответа, животного дикого стона, что туманит мозг, отключает его напрочь в ожидании разрядки. — Ну же, ну? — он внезапно резко остановился, перебарывая себя, ведь уже на грани был, на краю практически. Лернер протестующие застонала, задвигалась, пытаясь поймать прежний кайфовый ритм, но безуспешно. — Пусти, — с усилием, настойчиво и низко проговорил он, глядя ей в совершенно обезумевшие глаза, — не пожалеешь. Она, опять застонав, резко наклонилась к форменным брюкам, валяющимся возле кровати, достала ключи и отстегнула его от спинки, оставив другие наручники, соединяющие руки вместе. Дерил резко сев, прижал её к себе, перекинув скованные руки ей за спину, впился в губы, жадно и зло, подчиняя, заставляя окончательно потерять голову, опять задвигался в ней, сильнее, жёстче, грубее, так, что она, жалобно и нежно застонав, просто растеклась в его руках. Одним быстрым движением, нагнувшись, вместе с ней к ногам, дернул связывающие его простыни, с треском разрывая, отбрасывая прочь. С рычанием вышел из протестующе застонавшей женщины, опять остановив ее на грани оргазма, развернул к себе спиной, не давая опомниться, вошел сзади, перехватил скованными руками горло с двух сторон, заставляя выгнуться еще больше, и вцепился, наконец-то, как и хотел, в нежное, беспомощно подставленное горло зубами, до крови, вырывая крик то ли боли, то ли удовольствия, а может, и того и другого сразу, ему было плевать. Он яростно и бешено двигался в ней, уперев женщину грудью в спинку кровати, к которой совсем недавно был пристегнут, сдавливая наручниками горло, оттягивая назад, кусая плечи, шею, спину, рыча в промежутках между укусами: — Ты этого хотела, сука, этого? Получай, тварь, получай! Тварь, гадина, сука! Связала меня, сука! Тварь, блядь! Лернер не отвечала, только стонала все громче, все протяжней, выгибалась все сильнее, подчиняясь грубым ласкам, затем повернула голову к нему, он сразу же впился в ее истерзанные губы злым, удушающим поцелуем, и женщина кончила, крупно содрогнувшись, и сжав его внутри так, что аж зубы свело. Он укусил ее за нижнюю губу напоследок, слизал кровь, и зарычав, задвигался уже совершенно дико, тоже кончая, даже не думая выйти, мстительно накачивая ее спермой. Чтоб знала, тварь, как связывать его! Через десять минут, отдышавшись, наконец, Доун приподняла голову от груди Дерила, на которой она с удобством устроилась, и, пошарив, нашла ключи от наручников. Щелкнула замочком, откинула железки в сторону, взяла его руку, поцеловала натертое запястье. Он развернул ее к себе, заглянул в глаза и с удовольствием врезал ей по щеке. Не сильно, но чувствительно, чтоб запомнила. И тут же жадно сжал лапищами лицо, целуя настойчиво и грубо. Доун ответила, послушно разомкнув губы. Он оторвался от нее наконец, долгую минуту смотрел в светлые змеиные глаза. Затем лег обратно на кровать, притянув ее к себе под бок. — Ну че у тебя там за бунт на корабле? Доун выдохнула. Похоже, договориться все-таки получилось.