***
— Такое ощущение, что я лежу на траве… Посреди обширного пустыря, поверхность которого состояла из самых что ни на есть, настоящих облаков, лежал молодой на вид парень, с горизонтальными морщинками на крепком носу и длинными, наверное пятисантиметровыми, мочками ушей. На этом, перечень его отличительных черт, не заканчивался: юноша был достаточно высок и физически развит, однако на мускулистой спине у него покоились живые, покрытые белоснежными перьями крылья. Вот только парень об этом пока и не догадывается. — Где я? — в отличии от прошлой своей реплики, мужчина сказал это гораздо отчетливее, с явными нотками недовольства, вызванного яркими лучами солнца, бьющими бедолаге, не знавшего, какие открытия ждут его через пару мгновений, в глаза. Он, прикрыв ладонью глаза от солнца, стал осматриваться по сторонам, но не увидел ничего кроме белой пустыни, не имеющей ни начала, ни конца. — Что это? — парень попытался опробывать поверхность на ощупь, но когда он зачёрпывал в руки крайние облака, те превращались в воду и стекали на свое место. — Блять. Где я? В состоянии острого негодования, блондин попробовал подняться на ноги, но этого у него не вышло, скорее всего по причине того, что он к этим длинным ногам, оставшимся ему от старого владельца тела, не привык. «Такой одежды на мне не было», — подумал юноша осматривая натренированное полуголое тело. «Только штаны. Ни нормального верха, ни обуви… Нужно получше осмотреться, найти людей, в конце-то концов!». Собравшись с мыслями, молодой человек предпринял вторую попытку привести своё новое тело в вертикальное положение. Удивительно, но в этот раз прогресс был заметен, как говорится, на лицо. Сначала перекатившись на живот, мужчина, опираясь на руки, привстал на колени, а уже потом выпрямился в полный рост. — Высоковато… — оценил он вид сверху, находящийся на расстоянии в сто девяносто пять сантиметров от ступней. — Попробуем сделать шаг, потом два… — юноша успокаивал себя подобными разговорами, которые в обычных ситуациях он старается избегать. Прослыть среди знакомых шизофреником он не боялся, но признавал, что разговоры с самим собой не полностью выражают его мысли, способные раскрывать себя во всей красе лишь в его мозге. Здоровяк успешно шёл вперед, попутно оглядываясь по сторонам в поисках хоть какого-то определительного знака, или намёка на живых людей, способных обьяснить сложившуюся ситуацию. В душе он понимал, что обычными словами все это не объяснить, он явно в каком-то потустороннем месте, ведь раньше, до получения смертельных ран, мужчина не видел мест, в которых можно потрогать облака своими пальцами. Если не брать некоторые горы, находящиеся так высоко, что с них можно наблюдать, как плывут облака. Вот только ходить там по ним нельзя. — А какая разница, где я? Я умер! Нормальные люди не выживают после того, что случилось со мной. Тем более, если бы я выжил, то оказался бы в больнице, в реанимации, но никак не в таком месте. Да, это может быть сном, но ощущения от него уж слишком реалистичные. Пожалуй, я действительно в Раю. Только вот пить ужасно хочется… И есть… Тело, чей бывший хозяин недавно решил вздремнуть, никак не ожидая, что в него вселится чья-то устойчивая душа, и так нуждалось в еде и питье, а короткий стресс, вызванный сильным удивлением у юноши, только усугубил ситуацию. А то, что он решил повернуть голову независимо от тела, как он делал это минутой ранее в связи с шоком, окончательно вывело его из себя. — Крылья… — ошарашено прошептал блондин осторожно дотрагиваясь до находки рукой. — Птичьи крылья, — на глазах появились слезы от одного понимания, что это взаправду, что ему действительно кто-то пришил большие крылья, как он выяснил путем их активного изучения, имеющие хорошую пластичность. — Неужели я… Неужели я стал ангелом? Парень стёр наступившие слезы с глаз и спрятал лицо в своих широких ладонях. А через пару секунд убрал руки и взглянул на Солнце, соперничая с ним, что же ярче: небесное светило, или улыбка блондина во все тридцать два зуба.***
Хех, это была даже весело, осознавать то, что я теперь что-то большее чем простой человек. Оказывается, Рай — не такая уж и выдумка, как я считал некоторое время назад. И я просто сгораю от желания узнать что же будет дальше. Я встречу Бога? Повидаюсь со знаменитыми архангелами? Или смогу творить чудеса? Это захватывает дух и я даже начинаю забывать про то, как «кричит» от голода мой живот и как сухо во рту. Несмотря на прохладные облака, по которым мне так приятно шагать, жара от Солнца была невыносима. Честно, если я в ближайший час не найду других ангелов, то упаду и буду стараться выпить эти облака. Они ведь состоят из воды, значит вполне подойдут для утоления жажды. Но время идет, а признаков живого я так и не нашёл. Разве так должен выглядеть Рай, в который хотят попасть после смерти все верующие люди? Как безлюдная пустыня, нацеленная на то, чтобы я умер от голода и жажды? Это больше похоже на Ад, только вот, котлов с кипящими в них грешниками, я не вижу. Силы постепенно покидают моё тело. Я чувствую, что каждый новый шаг для меня даётся с трудом. Решив исполнить обещанное, я прислонился губами к облакам и попытался втянуть их себе в рот. Влаги было ровно столько, сколько непонятной для меня пыли, от которой я чуть не задохнулся. На вкус эти облака были похожи на тухлую, распылённую воду. Я повалился на спину и принял, пожалуй, самое правильное решение на данный момент — постарался заснуть чтобы не тратить понапрасну силы. Подожду ночи, когда любые огни, зажжённые людьми, будут заметны словно дневное Солнце. Тело с удовольствием согласилось с моей идеей, поэтому я даже перестал чувствовать ужасную сухость и усталость, просто сомкнув тяжёлые веки. Но этого не хватало чтобы полностью восстановить силы. Даже когда солнечный диск скрылся, и я продолжил путь, то через пару минут всё равно свалился на колени. Отчаяние захлестнуло меня, появился дикий страх за свою жизнь, но сил он не придавал — только панику. Поэтому я всеми силами старался отделаться от этой ненужной эмоции, убеждая себя, что не так уж и страшно погибнуть во второй раз, особенно если твоя жизнь не имеет веса. Такие пессимистичные мысли успокаивали, позволяли собраться с духом. Но я понимал, что не выберусь из этой пустыни. Я понимал, что только что прожёг свой второй шанс. Непривычная волна грусти и жалости нахлынула на меня и я поддался её напору, позволяя себе вновь пустить слезу. На этот раз — слезу горя и отчаяния. Не знаю, как долго я сидел на одном месте, но я даже перестал нормально соображать. Мысли путались, зрение ухудшалось, а самое страшное — появлялись непонятные миражи в виде причудливых силуэтов и птиц. Всё это указывало на то, что моё тело нуждается в воде и еде. Да вот только где её взять? — «Эх, а я даже и не пожил-то нормально… До двенадцати закалял характер из-за сверстников, до восемнадцати учился в мелкой школе, а к девятнадцати годам поступил в институт. Я не был изгоем, у меня были друзья и любимая семья, которая, к сожалению, относилась ко мне холодно из-за моего характера и мировоззрения. Но это не главное! Мне было плевать, что они обо мне думали! Я занимался тем, что помогал своей семье, поскольку знал, что это главное в жизни. Ну, а потом… потом я умер по пути на учёбу. Нехорошо сложилась моя судьба, но я не жалуюсь — так легли карты и я рад, что прожил двадцать один год и даже получил шанс на вторую жизнь. С такими мыслями легко уходить в могилу. Надеюсь, я скончаюсь быстро и не почувствую это. Надо только закрыть глаза…»***
Молодой человек сомкнул веки и позволил телу обмякнуть. Он упал, уткнувшись физиономией в плотные облака, но поняв, что так ему не будет покоя от удушливого «пара», он перевернулся на спину и прикрыл глаза рукой. Так он лежал долго. Солнце уже поднялось с востока, но юноша этого не видел. Он полностью смирился со своей участью и стоял, буквально, одной ногой в могиле. Но когда жёлтый диск достиг зенита, на горизонте появилось две фигуры, к счастью для «ангела», не являющиеся чьим-то миражом. Один — высокий и широкий загорелый амбал с небритым, вечно улыбающимся здоровенным лицом. Второй мужчина был существенно меньше своего большого друга. Это был седой старичок, упирающийся в облачный настил тростью с расширенным нижним концом. Увидев издыхающегося парня, здоровяк кинулся ему на помощь, широко размахивая своими мускулистыми руками. Он склонился над телом мужчины и прислонил указательный палец к его шее, где почувствовал пульс. — Живой! — забасил он неспешному старику и потянулся за висящей у него за спиной флягой. Отвинтил крышку и постепенно влил в рот блондина половину содержимого, после чего закрыл сосуд и убрал обратно за спину. К этому времени к ним подошёл и старик. Он печально посмотрел на находящегося при смерти юношу и слабо улыбнулся. — Успели, — облегчённо прохрипел старик. — Урог, сын мой, бери его, надо возвращаться в храм. Рослый брюнет бережно взял на руки нашего героя и послушно пошёл вслед за развернувшимся старцем. Единственным звуком, слетевшим с уст Урога, была слабая насмешка в сторону блондина. — Добегался, Энель, — сказал он, одним глазом посмотрев на его лицо. Сам же Энель был в сознании и даже слышал своих спасителей. Только вот изнеможённое сознание не позволяло различить эти блеклые тени и непонятные звуки. Но хозяин длинных ушей был рад тому, что ему выпал ещё один шанс на счастливую жизнь. По приходу в монастырь священнослужители разделились. Урог понес блондина в госпиталь, представленный лишь просторным светлым помещением с чистейшими палатами и обилием медикаментов, а старец отправился в келью — отдохнуть от столь долгого пути. Поиск блудного юноши начался три дня назад, ровно через сутки после того, как к ним заглянули разъярённые торговцы, пострадавшие от жадных рук бессовестного послушника. Монаху пришлось долго выслушивать то, как ребёнок, которого он лично приютил у себя в аббатстве, предал всё, чему его учили на протяжении более чем двенадцати лет и обокрал три лавки с рокушами, плодами технологий древней цивилизации, используемых и по сей день. Торговцы, по своей бюрократической натуре, составили контракт с монахом, в котором говорилось, что последний обязуется разыскать вора и, узнав от него местонахождение товара, вернуть всё обиженным хозяевам. Конечно же продавцы не оставили той мысли, чтобы представить Энеля законам Бирки, города в котором они все живут. За такое преступление Энель должен лишиться правой руки. Старец Мигель не долго думал и, взяв с собой доверенное лицо в виде добросовестного монаха Урога, отправился в пустоши, куда по слухам сбежал от ответственности Энель. Несколько суток подряд они бродили по бескрайним просторам небесной пустыни и только на третий день нашли своего непослушного воспитанника, являющегося сиротой от рождения. Сейчас Мигель размышлял, сдавать своего названного сына власти, или нет. За дюжину лет, Энель полюбился старому монаху, но непослушный характер ребенка не исправился даже к двадцать первому его году. Несмотря на возраст, блондин так и остался эгоистичной натурой, не знающей, что такое забота об остальных. Главенствующие монахи аббатства три раза хотели выгнать наглого юнца из приюта, но Мигель постоянно заступался за Энеля, понимая, что все кражи блондина пытались идти на благо монастыря. Он либо крал немного еды, дабы поддержать свою общину в период неурожаев, либо стаскивал деньги на ремонт храма. Но в нынешней ситуации, Мигель был уверен, что его авторитет, построенный на почве долгих лет вероисповедания, может не спасти блудного сына. И дабы помочь самому себе сделать правильный выбор, старый монах прибегнул к медитации, закрывшись в своей комнате на неопределённый срок. Урог, доверив своего непутевого приятеля в руки сестер, пошел в сад, выращенный на заднем дворе аббатства. Здесь, пребывая в тишине и умиротворении, он мог не только поднять себе настроение, но и успокоить свои эмоции. Урог, пусть это было и не видно внешне, был в ярости на Энеля, нахала, опозорившего не только своего приемного отца, но и весь их дом. Кулаки сжались в порыве гнева, отчего черные кожаные перчатки заскрипели, напоминая хозяину о его поведении. Урог тут же расслабил кисти и решил убрать свой счастливый талисман, который он надевал всегда во время походов или драк, в задние карманы свободных штанин. Мужчина потер пальцами крупные красные бусы, висящие у него на шее, и закрыл глаза, освобождая разум от всего ненужного в данный момент. Постепенно ушла ярость, а со временем прошла обида на такое долгое путешествие. Но усталость никуда не делась, поэтому амбал присел на скамью, покрытую красным лаком, и замер, уставившись глазами в небо. Никто в аббатстве точно не знал, как долго этот вечно веселый мужик способен проводить в любимом саде, посреди раскидистых вечнозелёных веток и жужжания мелких насекомых. Кто-то говорил, что Урог после одного крупного скандала с Энелем не вылезал из сада около суток, а другие люди считали, что проиграв в одной из драк на городской арене, монах сидел неподвижно около трех дней и двух ночей. Ну, а Энель лежал в госпитале с поставленной рядом с ним капельницей, на которой висел глиняный сосуд со специальным сладким раствором, который хорошо помогал людям испытавшим долгое голодание и жажду. В сознание он придет только к следующему утру, но это уже другая глава из его жизни. Или лучше сказать «новой жизни»?