Глава Вторая. Страх и Похоть.
— Она нас слышит? — Нет... Не думаю. — Интересно, она помнит, что произошло? — Я очень надеюсь, что нет, но как бы там ни было, она имеет полное право знать, что с ним случилось. — Зря мы его вернули. — Гейл, он не виноват в том, что Сноу такая скотина, ведь это именно Сноу постарался сделать его таким! — Да, Финник, я знаю, но... Неужели в нём не осталось ничего человеческого? Посмотри, как он её избил. — Он испытывает это только по отношению к Китнисс, не ко мне, и даже не к тебе. Только к ней, к тем воспоминаниям, которые сидят в его голове. К тому, что для него обработал Сноу. Это не его воспоминания, это помещенные в его мозг события, они как наркотики, как сильнодействующий яд, понимаешь? Я с детства не люблю кромешную тьму, а сейчас я нахожусь именно в ней, и мне необходимо выбраться. Я пытаюсь открыть глаза, но они не распахиваются. Чтобы достичь успеха, мне приходится медленно заставлять свои мышцы работать. Проходит пара минут, прежде чем механизмы моего организма наконец начинают работать, и мои веки медленно распахиваются. Говорить оказывается значительно легче, чем двигаться, поэтому я нетерпеливо шепчу: — Дамы, перестаньте разговаривать, у меня уже голова болит от ваших препираний. Гейл и Финник, сидящие по обе стороны от белоснежной больничной койки, в изумлении поворачивают голову в мою сторону. — Мы разбудили тебя? Прости, — Финник встает со стула с извиняющимся выражением на лице. — Гейл, пойдём погуляем, пусть она поспит. Но я не закончила. — Финник, где Пит? Финник переглядывается с Гейлом, и через секунду последний выходит из комнаты. — Ты уверена, что хочешь это услышать? Ты еще недостаточно здорова, чтобы... — Чтобы "что", Финник? — я с огромным усилием привстаю на кровати, принимая сидячее положение. — Недостаточно здорова, чтобы знать, что Пит ненавидит меня? Чтобы знать, что он мечтает меня убить, да? — я вопросительно кошусь на Финника, который не может подобрать правильных слов, чтобы мне ответить. — Хорошо, Китнисс, — он кивает и садится на стул рядом с моей кроватью. — Я знаю, какая ты сильная, и уверен, что ты сама сможешь с этим справиться, но, прежде, чем я начну рассказ... — На секунду он запнулся. — Да, Финник? — Прежде, чем я начну рассказ, Китнисс, пообещай мне? — его изумрудные глаза, обращенные мне прямо в душу, смутили меня. Я довольно явно прочла в них надежду уловить в нотках моего голоса честный ответ. — Пообещать "что", Финник? — Что, если тебе будет совсем плохо, ты обязательно обратишься ко мне? — Обещаю. ... Я стою около двери толщиной в десять сантиметров и наблюдаю за Питом. Здесь он как в клетке, и это не сильно отличается от его подвальной жизни в Капитолии. При мысли о Сноу меня передернуло. Мерзкий ублюдок, ты за всё поплатишься. Ты и твои помощнички, все вы уже наполовину мертвы. Осталось только немножечко подождать, и мы обязательно встретимся. Пита заперли в камере для душевнобольных. Четыре мягкие стены - это всё, что его окружает и будет окружать следующие несколько недель, потому что Питу очень плохо. Сложно сказать, можно ли описать состояние Пита как болезнь, потому что он не совсем болен. Пит "охморён". Бити рассказал мне, что «Охмор» — это старинное слово, которое означает «обморок» или «припадок беспамятства», а значит, корень проблемы кроется в голове Пита, в его воспоминаниях и эмоциях, относящихся ко мне. — Выходит, совсем ничего нельзя сделать? Я вспоминаю наш недавний разговор с Финником. Мой друг устало потирает шею, я уже знаю его ответ. — Неизвестно, Китнисс. Самое ужасное то, что воспоминания Пита изменены, в его душе посеян страх, леденящий душу. Возможно ли излечить человека, который попросту до безумия чего-то боится? — Он считает меня врагом, — мрачно напоминаю я. — Он считает так, как ему велел считать Сноу. Мне больше нечего добавить. Финник прав, но его правота не помогает мне найти выход из этой тупиковой ситуации.***
Я не могу ждать, не могу следовать приказам Плутарха, наставлениям Прим и предупреждениям Гейла. Ни один из них не верит в то, что Пита всё еще можно спасти. Ни один из них, но я ими не являюсь, поэтому, спустя две недели после возвращения Пита из Капитолия, я с ключами в кармане крадусь к комнате, в которой Пит вынужден находиться еще следующие несколько месяцев. Койн убьет меня, если узнает, что я выкрала ключи, но до этого меня убьёт Финник, которому с радостью помогут Прим, Гейл и Хеймитч. Хотя, стоп... О чём это я? Через несколько минут меня убьёт Пит, как я могла забыть эту маленькую деталь?! Я на цыпочках бегу по этажу N и сворачиваю в сторону палаты Пита. Сзади раздаётся шуршание. Я замираю и прислушиваюсь. По тому коридору, с которого я только что свернула, в мою сторону определенно кто-то крадётся. Охрана? Нужно убираться, пока меня не поймали! — Китнисс! — шипит знакомый голос. Ноги его обладателя минуют место, где я прячусь под кучей не стиранных тряпок. — Китнисс! — ещё громче шипит голос, в котором я узнаю Финника. — Тебе что, совсем нечего делать? — я со злостью швыряю в него грязную одежду, от которой он тут же ловко отмахивается. — Куда ты идёшь, чёрт побери! — возмущается он, — договаривались же, что ты всё мне рассказываешь, если надумаешь творить глупости. — Э, нет, — я несогласно качаю головой, - такого договора у нас с тобой не было. — Кто здесь? — громкий голос одного из помощников Койн заставляет меня пискнуть. — Финник, скорее, прячься! — еле слышно шепчу я, и мы ныряем в кипу грязного белья, оставаясь совершенно незамеченными. Проходит несколько минут, прежде чем мы наконец решаем заговорить. — Он ушёл, вылезай, — шёпотом командует Финник, высвобождаясь от тонны грязной одежды. — Нет, — я неподвижно сижу на одном месте, — уходи, я всё равно ничего тебе не скажу. — Китнисс, тебе не следует ходить к нему в одиночку, вдруг что-то случится? — У меня есть наручники. — Но в его комнате нет того, к чему их можно приковать. — Значит, мы пойдём в другое место. — Китнисс, не глупи, умоляю тебя, — восклицает Финник, — он же тебя убьет! — Эй, парень, что ты делаешь здесь после отбоя? Всё тот же дежурный охранник стоит прямо за спиной Финника, а тот, в свою очередь, стоит подле кучи грязного белья, наклонившись к ней лицом. — Простите, э... — Финник начинает чесаться. — Тут моя предыдущая пижама, я оставил в ней жемчужинку, видите? Вот эту. — Финник наклоняется к полу и поднимает с холодных половиц нашу с Питом жемчужину, а затем показывает её охраннику. Неужели она выпала из моей куртки? Я лихорадочно проверяю карман, в котором кроме жемчужины лежал кулон сойки и ягода морника. Сойка и морник на месте, как же выпало это чудо... — Отлично, — охранник устало зевает, — тогда пойдёмте. Я провожу вас до вашей комнаты. — Конечно-конечно, — улыбается Финник, — большое спасибо, ведь я хочу жить, а не умереть в этом коридоре, потому что у меня есть семья, — протяжно и с нажимом произносит Финник. В этот момент я чувствую, как по моим щекам бегут слёзы. Моя семья это Пит. Он единственный, кому я была по-настоящему нужна, и я - единственное, что у него осталось....
Замок тихо щёлкнул, и железная дверь с грохотом отворилась. Напуганный Пит немедленно вскочил на ноги. Свет от коридорной лампочки бил прямо ему в глаза, поэтому ему не удавалось как следует рассмотреть мой силуэт. — Кто здесь? — громко выпалил он. — Покажись! Я послушно развернулась так, чтобы свет падал на мою спину. Таким образом, Пит мог видеть лишь очертания девушки, но не её лицо. — Хватит играть со мной, это даже не смешно, — простонал Пит. — Я должен убить Сойку, а не вас, зачем вы меня здесь держите? Но я пропускаю мимо ушей каждое сказанное им слово. Вместе этого я подлетаю к Питу и сковываю его руки за спиной, скрепив их наручниками, которые невесть как оказываются в моих руках. Пит застывает в полном непонимании происходящего, держу пари, в этот момент на его лице написано лишь полное изумление. Следующий шаг запланирован не был, поэтому получается он весьма спонтанно. Соль. Я чувствую соль на щеках. Я возвращаюсь в воспоминания....
Эта невероятная близость Пита заставила меня впиться в его губы и приникнуть к нему всем телом, не позволяя ему даже вдохнуть новую порцию свежего воздуха. Я слабо соображала, а Пит тем более не понимал, что происходит. В воздухе между нами повисло невероятное напряжение, и я поняла, что по-настоящему хочу его. Потому что жить так, как сейчас - невыносимо больно. На протяжении такого количества времени во мне росли чувства к этому человеку, и вот, когда они, наконец, превратились во что-то оформленное и живое... Этого человека у меня отняли. Человека, стоящего передо мной, человека, который даже не понимал, что в данный момент он целует губы своего злейшего врага. Какая комичная и нелепая ситуация, ведь... У Пита пристёгнуты руки.