Плачущий убийца или странные происшествия в Уайтчепел

Фред Аберлейн внимательно рассматривал новый труп. За его спиной стоял сержант. Где-то в стороне стоял паталагоанатом, придерживая платок возле рта. -Как интересно, - наконец заговорил Аберлейн, - у нее вырезано тоже самое, но по-другому. Кажется, он утолил первую ярость и теперь действует по плану. -Что вы хотите этим сказать? – озадаченно спросил Годли. -На месте первого преступления было море крови, но в этот раз нет. Похоже, он усыпил ее, а потом отвез куда-то, где произвел извлечение, а потом вернул на место и убил в точности как и первую. Предмет убийства определенно тот же самый. Ее тоже усыпили, - Фред склонился надо ртом женщины и принюхался, - Да... Значит, разница лишь в одном. Но не было винограда. Возможно она выронила его, когда ее забрали, но быть может ее усыпили иным образом. Годли, похоже у нас завелся серийный убийца. Вы выяснили имена жертв? -Да, обе были продажными девками. Имя первой жертвы Эмма Элизабет Смит, вторая – Мэрри Энн Николз. -Он подбирает тех, кого легче заполучить. Похоже, он не слишком разборчив. Интересно, зачем ему две пары органов? Что он чувствует? -Да наверняка просто кровожадный разбойник, что отбирает у шлюх их заработанные гроши, - вставил патологоанатом, но снова отвернулся, сдерживая позыв рвоты, когда Фред снова воззрился на рану. -Нет, все не так просто, - задумчиво произнес Аберлейн, - что послужило причиной того, что аналогичные раны нанесены по-разному. Повлияло ли на это его эмоциональное состояние? Или же первый комплект его почему-то не устроил? Зачем они ему? Собирает ли он коллекцию? Или может быть ест? Патологоанатом не выдержал, он отбежал в сторону. Послышался резкий звук. -Вам стоило бы привыкнуть к этому при вашей-то работе, - поднял на него взгляд Фред с укоризной. -Мои подопечные обычно поступают ко мне в более собранном виде, - огрызнулся врач, когда его состояние нормализовалось. Взгляд Фреда был трудночитаем. Аберлейн вновь обратил внимание на сержанта. Не сказать, чтобы Годли хранил абсолютное хладнокровие, но все же держал себя в руках, выгодно отличаясь от патологоанатома. -Кстати, выяснили что-нибудь о пропавших девушках? – посмотрел в глаза сержанту. Годли пожал плечами. -Девушки не пропадали. Зато за последние два дня были убиты трое. Одну ограбили, другую забил пьяный папаша, а вот третья… Думаю, вас заинтересует, инспектор. -Есть результаты вскрытия? -Да. -Какие повреждения? -Два аккуратных отверстия на шее. Похоже на укус. -Отслеживайте подобные случаи для меня, - Аберлейн задумчиво постучал указательным пальцем по виску. -Это имеет связь с делом, что мы расследуем? -Кто знает, - Фред пожал плечами, - думаю, мне нужно узнать больше. -Пока вы еще не убили себя этой гадостью, может обратимся к пастору Грэму? -Годли, мне еще рано умирать. -Нет, инспектор, сэр, пастор Грэм не просто священник. -А что с ним не так? Годли не успел ответить, голос подал коронер. Голос был слабым и встревоженным -Этот священник несколько раз участвовал в расследованиях, неофициально. Видит всякое. Фред выглядел заинтересованным. -Действительно? Я непрочь с ним познакомиться. Годли задумался. -Пожалуй, это можно устроить. Сегодня будут похороны первой жертвы, вы пойдете, инспектор? -Да. Почтим ее память… И проверим тех, кто придет. Уилл отпустил кэб и остаток пути проделал пешком. Бодрость в теле была почти зудящей, словно под кожу запустили шмелей. Утреннее недомогание прошло. От переизбытка энергии было почти больно. Хотелось бегать, прыгать и кричать. До часовни он добрался почти бегом. Он взлетел на ступени и замер. На двери были следы взлома. Грэм внесся под темные своды часовни. -Граф Лектер! – позвал он. Его голос разнесся гулким эхом. Пустота. Нет ответа. Эта пустота она убивает. Такая бесцельная, страшная. Ты видишь такое каждый день, но не замечаешь. Ты каждый день ходишь на работу, что не приносит тебе счастья. Ты каждый день заботишься о тех, кому на тебя плевать. И внутри растет пустота. Ты можешь заедать ее. Можешь заливать алкоголем или засыпать ее сексом на один раз. Но пустота внутри растет. А вместе с ней неясная неоформившаяся тревога. Я что-то сделал не так. Я где-то допустил ошибку. Меня заставили ее допустить. Мне не дали выбора. Я ведь мог добиться… чего-то совсем иного… Стать особенным… Может быть даже… великим… Ты терзаешь себя мыслями, сомнениями. Может быть я бы смог? Может что-то не сделал? Стоило пытаться еще и еще? Биться головой о стену, проломить ее или череп… Но… Ты можешь возмущаться, скрежетать зубами, скрестись обломанными тонкими ногтями по стенам, но ты никогда не узнаешь ответа. Его нет. Пустота прорастает сквозь внутренности, сжирая тебя изнутри, прорывает слой эпидермиса. И ничего нет. Ничего. О тебе не остается даже памяти. Все сжирает пустота. Не холодная, не горячая. Ее невозможно описать. Но ты боишься ее, так что сердце сжимается, пытаясь спрятаться густой темноты внутреннего мира. Да… Такова эта пустота в часовне. Немая, жуткая, темная. Пустая. -Граф Лектер! – крикнул еще раз Уилл, чтобы только услышать свой голос, чтобы прорваться. Ганнибал открыл глаза, скосил взгляд на свисающие книзу волосы, усмехнулся. Возможно, это только почудилось. Но в уголке его безупречного рта виднеется след от крови, что кажется почти черным. Еще мгновение и его стирает дьявольски красный язык. Уилл прошел вперед. Где же он? Неужели ушел? Внутри зрело какое-то нелепое чувство сожаления. А потом мозг ослепило белой вспышкой тревоги. А что, если тот, кто взломал дверь часовни, причинил вред графу? Он огляделся. Ничего не украдено. Все на своих местах. Все. Кроме графа. Грэм пытливо огляделся, тяжело вздохнув. Неужели граф, что попросил убежища в церкви решил, что она не в силах его дать? А может он спрятался от незваного гостя в катакомбах? Сердце забилось сильнее с новой надеждой. Хоть бы это было так… Хоть бы его не нашли. В этом человек чувствовалась бесконечная усталость и скорбь. Чем-то он казался сродни самому Уиллу. Такой же чужой и непринятый всем миром. Скитающийся по миру граф. Прямиком из трагических романов. Грэм зажег восковую свечу и решительно двинулся вперед. В алых глазах отразился блеск приближающейся свечи и потонул в багровом море. Затянутая в черный пыльный саван фигура, казалось, была мертва уже добрых пятьдесят лет. На ней жили лишь глаза. Они следили за каждым движением молодого священника, что так сладко извивался прошлой ночью, пройдя инициацию. Каждый шаг отражался в крови, что пульсировала в висках, как тряска на полном до половины бокале. Вот он прошел так близко, что я чувствую его аромат. О да, он изменился. Еще не осознает, что его тело отныне принадлежит мне. Чтобы овладеть им полностью, нужна такая малость. Его сердце. Неловкое чувство стыда. О, я привык к нему. Я никогда не хотел убивать их. О нет, я лишь желаю увековечить их красоту. Все эти девушки, так похожие на фарфоровых кукол, которыми так любила играть моя Миша… И лишь он такой чужой и одинокий для человеческого мира, такой уязвленный, заставил меня пойти дальше. Сделать из него живую куклу. Моего раба. Мне даже нравится его непокорность. Послушные куклы не вызывают живых желаний. Их хочется поставить за стекло и любоваться. Жизнь так хрупка, а юность так ненадежна… Ни одна из этих кукол не выдержала бы трансформации. Их психика была бы такой же запутанной, как деформированная лента Мебиуса. А перенесла бы Миша? Алые глаза погасли, сменившись турмалиновым огнем, что не нуждался в огне свечи, сияя самостоятельно. А затем погасли, слившись с вечной темнотой катакомб. Тишина. Только собственное дыхание. И дыхание холодной вечности. Этим катакомбам около двухсот лет. Сухой консервирующий воздух, особый состав почвы. Не могу поверить, что мир живых остался где-то за спиной. Чувствую себя Данте, что спустился в Ад. Только вот проводника нет. Где мой Вергилий? Здесь прячется вечность. Когда меня не станет, они все еще будут здесь. Все эти тела. Хотя… Кто знает… Может я пополню их мертвое общество? Клуб вечных… Странные мысли рождаются во тьме при свете восковой свечи. Я вроде бы и я, и вроде бы и нет. Жуткое чувство. Ты едва отвернулся, а на твоем месте уже кто-то другой. Мне кажется, что темнота смотрит на меня большими золотыми глазами, но когда я продвигаюсь вперед или отвожу руку со свечой в сторону, тьма отступает за безопасный круг света. Не стоит долго смотреть на мумифицированных жителей катакомб. Такое ощущение, что они начинают шептаться, едва ты отворачиваешься. Мне даже кажется, что если долго находиться среди мумий в одиночестве, то можно расслышать, что они говорят, о чем спрашивают. А если пробыть в царстве вечности слишком долго, то начнешь отвечать. Внезапно в размышления Уилла вплелся звук извне, а потом стал громче, словно разрывая стеклянный гроб. Грэм вздохнул глубже, судорожно вздрогнув, будто очнулся ото сна. Он обернулся в сторону звука. Где-то там живые люди. Он почти физически чувствовал, как за слабым кругом его свечи переливаются мускулы текущей тьмы. Уилл еще раз огляделся, а потом поспешил прочь. Туда, к свету и жизни. Игнорируя, что в темноте за спиной клубится мрак, буравя его кровавым взглядом. Уилл сощурился от света, что показался ослепительно ярким. -Добрый день, преподобный Грэм! – раздался чуть басовитый знакомый голос. Пастор задул свечу и хмуро прошел к неожиданным гостям. Возвращение к жизни всегда знаменует собой возвращение к людям. Не самое приятное свидание, надо признать. Он бы предпочел компанию молитвенника и стаканчик виски.