Плачущий убийца или странные происшествия в Уайтчепел

Внезапно легкий ветерок скользнул по уху, и Уилл услышал одно слово, это был шепот, легкий и призрачный, возможно он лишь показался ему. -Спи… Последнее, что увидел пастор перед тем, как отключиться, были багровые глаза, что горели золотым пламенем. Крепкие руки подхватили его, но этого Грэм уже не заметил… По лицу мазнула летучая мышь, задев крылом, она заверещала и затихла. Что-то зашуршало, а потом голову резко задрали, властно схватив за волосы. Глотка издала протяжный стон. -Иисус принял смерть через мучение ради людей. На что ты готов пойти ради людей, мой невинный фамилиар? Под коленями что-то грубое. Земляной утрамбованный пол катакомб. Руки болезненно выкручены, что-то держит их и плечи в одном положении, глаза завязаны. -Эта техника называется шибари, она распространена на родине супруги моего дяди, когда-то я побывал там. Тебе нравится, что я контролирую каждое твое движение? Что-то щелкнуло над ухом, позволяя говорить. -Нет… - прошептал сонный голос, разъединенный с сознанием, он будто бестелесный дух шелестел, лишенный реальной силы. Что-то скользнуло по члену, проведя от основания до головки, оттянув крайнюю плоть. -Да, - жалобно простонал голос, чувствуя, как у тела поджимаются яйца и напрягаются соски, орган твердеет. На ложбинку между лопаток льется что-то горячее, кожа моментально покрывается мурашками, краснеет под молочно-прозрачной коркой схватившегося воска. Ганнибал отставил свечу и посмотрел на мертвецов. Сегодня они станут свидетелями тому, чего не видели уже много лет. Вы уже давно не можете заниматься сексом, кто-то из вас быть может так и умер девственником, но сегодня вы лишь мои зрители. После смерти Миши я будто умер. Влад говорит, что можно ожить, полюбив. Я чувствую, как жив этот пастор, когда вижу его мучения, только тогда его лицо искажают эмоции, что делают его живым, раскрывают его передо мной, больше чем его могут раскрыть мои пальцы. Граф дразнящее прошелся по ложбинке между ягодиц, взглянул вверх на зацепленный трос, когда-то это место было подготовлено для нового покойника, но теперь здесь кипит жизнь. Распахнутый и расхристанный пастор не может натянуть на себя маску приличий, это делает его таким же открытым и чистым, как и она, единственная форма жизни, которая достойна быть. Интересно, мой фамилиар понравился бы Мише? Она и братская любовь к ней делали меня неприкрыто живым, она заставляла меня снимать любую маску, какую бы я не надел, лишь с ней я был честен с самим собой. Что-то ускользает от меня в словах Влада. Я видел его и Элизабет, они были единым, всецело принадлежали друг другу. Но я никогда не был любим, лишь был безответно влюблен в супругу дяди, леди, даже овдовев, игнорировала мои ухаживания, она принадлежала ему даже после его смерти. Я не понимаю, что значит любить, Влад… Но когда я смотрю на бедного чистого пастора, я хочу, чтобы это никогда не прекращалось. Но это всего лишь страсть… Любовь… Что это. Влад? Действительно ли она может очистить нас и хотя бы казаться живыми? Перед внутренним взором возникла Абигейл, юное создание, так нежно любящее Влада за его доброту к ней. Но смотрела бы ты на него такими глазами, видя, как он убивает в нашем нечеловеческом обличье, или твоя любовь сменилась бы ужасом и отвращением? -Страдай же за мое очищение, будто любишь меня… - прошипел бархатистый голос над ухом. Уилл почувствовал, как что-то маслянисто-жидкое стекает по копчику вниз, между ягодиц, а затем внутрь ворвалось что-то жадное, бескомпромиссное, сильное. Ганнибал освободил палец и нырнул уже двумя, тело пастора очень податливое, оно еще не успело закрыться после предыдущего акта. Он такой особенный, этот аромат молодого мужчины, лишившегося девственности, его внимательные глаза, когда он, не помня ни о чем, пытается меня разгадать. Его сердце, что пригласило меня войти. Его душа, что не покинула его. Он не оскверняет себя грехами. Я хочу сделать тебя своим, чтобы ты однажды смотрел на меня также, как Абигейл, как Элизабет. И может быть тогда я смог бы достичь того, что получил Влад – власть над жизнью, когда не имеет значение мертв ли ты. Ты жив в глазах той или того, кто смотрит на тебя, и сам становишься живым. Я хочу получить эту власть. Но я не умею быть милосердным. Эта часть умерла вместе с Мишей… Три пальца. Масло в отверстии пошло хлюпает под пальцами. Уилл стонет. То ли жалобно, то ли страстно. Человеческое тело разогревается, щедро делясь теплом. Слушайте вы, обитатели катакомб, мои гостеприимные хозяева, лишенные душ, как и я сам, это крики жизни! Граф сжал руку на члене, поглаживая и массируя его и яйца вопреки бешеному ритму, взятому пальцами сзади. Голова кружилась. Тело плавилось. Оно сходило с ума с каждым толчком сзади. Но что-то внутри чувствовало недостаточность теперь уже четырех пальцев. Если бы я… Если бы… -Ты что-то хочешь, фамилиар? Попроси у меня… Щелчок над ухом. -Войди в меня, - голос срывается на умоляющий скулеж. Пальцы с члена скользят по губам. Собственный запах дурманит, накатывая волной. -Тебе нравится твой вкус? Твой запах? – голос сзади проводит влажной дорожку от уха к шее, член резко входит внутрь, сменяя пальцы, одновременно с этим острые клыки впиваются в плечо, - Мне нравится… Крик будто крик новорожденного. Ганнибал слизывает кровь из прокушенной плоти и в блаженстве прикрывает глаза, наслаждаясь ощущением. Горячие человеческие стенки так плотно обхватывают орган, так хорошо… Раньше со мной были лишь продажные девки, они были по-своему хороши, но никто из них не рождал такое ощущение жизни внутри, механический процесс, не более того, нет, мой пастор особенный. Люди и прежде пускали меня под свой кров, прельщенные обещанием оплаты или руководимые христианским милосердием, но едва я находил в них пороки, то терял интерес, они становились пищей, но в тебе есть что-то, что я хочу понять, пастор Грэм, мой фамилиар… Почти выйти, чтобы вновь войти в глубину. Медленно, с оттягом, снова почти выйти, чтобы опять пронзить, чтобы сделать своим… Крики разрушали тишину, словно сдергивая маску. Зачем ты пришел сюда, зачем искал меня, зачем рисковал собой, погружаясь во тьму… Ты ответишь на все вопросы, Уилл Грэм… Вскоре дразнить становится неприятно, тело и само включается в процесс, жар разгорается под кожей, будто во мне снова теплится жизнь. Какая сладкая кровь, мой невинный священник… Губы жадно облизывают все еще кровоточащее плечо. Орган ускоряется, и крики уже не стихают. Ночь только началась, и ты будешь делать все, что я захочу, и однажды мне быть может захочется, чтобы узнал все, что делало твое тело, пока ты спал… Может быть однажды мне захочется посмотреть на твой стыд… Ты ведь будешь стыдиться того, как бессовестно стонал во весь голос, нарушая покой вечно спящих, как извивался, пытаясь насадиться глубже, как от твоих движений трескается застывший воск на твой раскрасневшейся потной коже. Ты так сильно пахнешь, что мне хочется съесть тебя, чтобы сохранить всего целиком, только для меня. Кончи же для меня, мой Уилл… Движения на члене ускорились, и священник закричал выгибаясь, насаживая себя глубже, кончая во властную руку. От терпкого аромата спермы внутри разгорелось пламя куда жарче огня Преисподней, Ганнибал почувствовал, как разум затапливается им как тонущий корабль и позволил себя затопить, нырнув в глубины жара, хотя бы на мгновение отпуская контроль. Стенки оросило обжигающим молоком. Уилл судорожно вдохнул, принимая семя, а потом прошептал проблеском стянутого гипнотическими путами сознания. -Я хочу понять тебя, Ганнибал, - прошептал он. Лектер нагнулся к самому уху и, обжигая, прошептал. -Я дам тебе время, Уилл. Щелчок пальцев, и сознание вновь оказалось плотно стянуто. Ганнибал поцеловал под ухом, а потом вошел внутрь по собственной сперме. Священник застонал. -Ночь только началась, - тень легкой улыбки скользнула по лицу, Лектер надкусил свое запястье, набрав в рот крови, а затем его губы впились в жаждущий поцелуя рот молодого священника, наполняя сладковатой жидкостью, даруя силы пережить эту безумную ночь. Уилл открыл глаза и непонимающе огляделся. Кажется, последнее, что он помнил, как шел по катакомбам внутри, но… В окно лился утренний свет. Это ведь моя собственная кровать. Но как я добрался до дома? Ничего не помню… Грэм попытался пошевелиться, но боль скрутила руки, он поморщился, что же это за странная болезнь? Уилл обнял себя за плечи и вскрикнул от новой боли, единым рывком пастор стянул с себя ночную сорочку и увидел на плече разливающее сине-багровое пятно. -Я ударился или… - Уилл озадаченно воззрился на него. Грэм отбросил сорочку и проследовал в ванную комнату. Там стоя на коврике возле зеркала, он попытался найти следы прежних ночей, но их уже не было, на загривке была здоровая кожа. Взамен на боках были болезненные синеватые пятна. Должно быть, я здорово ушибся в катакомбах, раз даже не помню, как добрался домой. Странно, но голова не болела, в теле была несусветная легкость и чувство томления, предвкушение, как перед десертом. Уилл посмотрел на пенсне, должно быть, экономка принесла его сюда, когда делала уборку, Грэм надел его, посмотрел на себя сквозь стекла. Мутное изображение, будто они ему не нужны. Больше не нужны…