Башня из слоновой кости

      Ночь была длинной и мрачной, а Саске беспокойным. Существо с ним играло в какую-то особенную игру, правила которой никто не знал. Оно пряталось при свете, скребло дверь, а когда подросток попытался подловить его резким появлением, то ничего не добился; коридор был пуст.        Он пытался спрятаться от шума под одеялом, но это оказалось невозможным, потому что противный звук был твёрдым и острым как лезвие топора, а потому прорубал любую толщу пространства и материи. Казалось, он был таким же плотным, как существо его издающее, из того же твёрдого вещества, а потому контуры скрежета можно было прощупать, с закрытыми глазами пройти к его источнику. Сам звук будто состоял из клеток, он был живой и так же отвратителен как странное существо, как его гнусавая воля навредить.        Саске не спал, но дремал от усталости, а утром почти отчаялся привести себя в порядок в ванной комнате. Микото, заметив его уставший вид, забеспокоилась и поинтересовалась, не заболел ли он. Омега ответил, что нет, и, как он считал, не соврал ни капельки. — Ты не скажешь? — склонившись к омежьему плечу, спросил Итачи, когда они одевались в прихожей. — А может, это ёкай?       Альфа хмыкнул, и этот звук мог означать для Саске всё, что угодно, ибо Итачи порой отказывался общаться словами и просто издавал многозначительные «Хм». — Ты у мамы суеверность подхватил? Только не смей ей свои догадки озвучивать, иначе кошек в доме не оберёмся.        Саске ничего не ответил, свёл брови и, не застегнув пальто, вышел на улицу, чтобы отойти от брата. Конечно, Итачи не хотел ему грубить или называть идиотом, но в своей привычной манере отказался выслушивать чужие предположения на тему, в которой уже имеет чёткую позицию.       Было холодно, пальцы быстро окоченели, и омеге пришлось неловко пританцовывать, чтобы согреться, дожидаясь на пороге отца, который должен был развезти их. Фугаку появился через несколько минут, хмурый и, кажется, тоже невыспавшийся. Возможно, работал в кабинете допоздна.              Начался дождь, машина двинулась к дороге и Саске притулился к окну и неудобному подлокотнику, чтобы подремать, пока ехал в школу, но только он закрывал глаза, в голове как будто срабатывал рубильник тревожных мыслей, рисующий неприятные картины на закрытых веках. Омега надеялся, что не уснёт на уроках. В отличие от посредственных учеников, его бездельничество будет слишком заметным, а в школе не требуется сделать слишком много, чтобы учителя захотели уведомить родителей о недопустимом поведении их чада. Он получит замечание от Фугаку и, скорее всего, будет наказан каким-нибудь допотопным способом — лишением компьютера и мобильного телефона. Саске криво усмехнулся. Он и так не слишком активно всем этим пользовался. Друзей у него как таковых не было — то ли опасались его безучастного выражения лица, то ли просто считали омегу заучкой. Все попытки с ним подружиться — всего лишь лицемерие и желание быть в хороших отношениях с отпрыском влиятельных людей. Сам подросток никогда не пытался завязать с кем-то дружбу, ему было хорошо и одному, точнее, он был достаточно занят, чтобы не обращать на отношения с окружающими внимания. Просто общался с нужными людьми, но не привязывался: так учил его отец.               Саске посмотрел на лицо Фугаку в отражении зеркала заднего вида, надеясь разглядеть в чертах его лица что-то новое, найти в подвижных от вождения глазах и морщинках в их углах ответ хоть на один свой вопрос. Возможно, даже отец не знал всего, и Учиха считал забавным идею, что отец пытается сплавить его только потому, что не понимает, что делать с сыном — омегой.              Учиха — семья, где омеги почти не рождались и из других семей не принимались. Опыт их воспитания остался где-то за пределом их фамильного дома. До семи лет Саске воспитывался как альфа, потому как родители и не думали разглядеть в подрастающем мальчике кого-нибудь другого, а когда он проходил стандартное обследование для школы, врач — узист неожиданно сообщил, что он — омега. Саске даже помнил, как испугался от показавшегося страшным слова «матка» и воспринял это как какое-нибудь заболевание, а сам орган как опухоль. Собственно, он до шестого класса не знал всех различий между полами, и только учебник по биологии и школьный учитель стали для него источниками информации.              К Саске — омеге родители начали относиться по-другому, весьма боязливо, будто имели дело с древней дорогой вазой, а не ребёнком, хотя, даже не вазой, а ржавым медвежьим капканом, который может захлопнуть свою пасть в любой момент. Всю семью пугал тот факт, что омега скоро созреет и у него начнутся течки, между собой все разговаривали, а с Саске даже не обсуждали начало его пубертата, разве что один неловкий разговор с мамой, которая попросила его обратиться к ней, если омега заметит влажные пятна на белье. Подростку самостоятельно приходилось отслеживать изменения в собственном теле, в отношении к себе, к повышенному вниманию альф со стороны. Родители даже не спешили рассказывать ему о сексе, и до четырнадцати омега был знаком со словом, но смутно представлял, как именно всё случается, и только когда его зажал альфа в раздевалке и, прижавшись ртом к уху, нашептал всё то, что хотел бы с ним сделать, Саске понял что и как происходит в постели.              Его перевели в школу с раздельным обучением, но беспокойство родителей не закончилось. Течка омеги обсуждалась всей семьёй после ужина, и Саске сидел практически пунцовый от смущения и стыда, а через несколько дней он потёк, сидя у брата на коленях.        — Пап, — омега коснулся отцовского плеча, когда машина остановилась перед его школой, — ты можешь уделить мне сегодня немного времени, когда мы вернёмся домой?        — Если для тебя это важно, то конечно.               Саске с облегчением выдохнул, поблагодарил отца, а после попрощался с ним, с братом и вышел из машины.               На школьном дворе было пусто, дождь загнал всех учеников в помещение, где пахло столовой, обувью и мокрой грязью. В кабинете привычно стоял гомон. Одноклассники и одноклассницы о чём-то перешёптывались, активно жестикулировали и постоянно прижимали пальцы к губам, чтобы не выпустить из них вздох удивления. Так всегда было после выходного — все немного грустные, но тем не менее с грузом впечатлений. Саске молча прошёл к своему месту, кивнув паре одноклассников в знак приветствия, и задумчиво уставился на тетрадь и учебник у себя на столе.              Из старшей школы прямиком замуж. Что он будет делать в Токио, если ему придётся остаться там? В своём воображении Саске мог представить только дальнейшее обучение, возможно, найдёт себе хобби, а по вечерам он будет с альфой, сколько ему там нужно, чтобы утолить своё желание — больше им вдвоём делать нечего, не говорить же. Омеге придётся жить по правилам чужой семьи, сомнительной семьи с неприятным прошлым и криминальной деятельностью. Он мало знал о культуре якудза, о том, как они ведут свои дела, как относятся к мужьям и жёнам, но надеялся, что знает отец.              Уроки шли медленно, Саске старательно делал умный вид и изображал бодрость, но на деле ужасно хотел спать и лениво чёркал ручкой на листке бумаги речь для отца. Слова получались невнятными, запутанными точно такелаж* у непутёвого моряка. Не имевший ранее проблем с сочинениями Учиха не мог связать и нескольких слов в адекватное предложение. Возможно, сказывалась усталость, а, возможно, страх перед отцом. Он не знал, как стоит начать и как следует закончить, а на листке слово «якудза» было обведено ручкой несколько раз и само по себе написано было непривычными, чуть кривоватыми кандзи.              После урока омега порвал этот лист бумаги и с тяжёлым, но резким вздохом выбросил клочки в мусорное ведро, а после вернулся к своему месту и вырвал из черновика новую страницу. Он сделал так три раза, и каждый новый раз написанные слова казались ему всё более и более безобразными, от них разило некоторым зловонием отчаяния и боли, и перечитывая их, Саске лишь туже запутывался в своих мыслях.              «Я боюсь выходить за него замуж», — эта мысль, мгновенно вспыхнувшая в сознании и ушедшая, краешком всё-таки его задела. Левая рука мелко дёрнулась, чтобы коснуться ручкой бумаги, но остановилась, так и не поставив даже точки.              Он повторил про себя, что слишком много драматизирует, альфа ему сказал, что планов на него не имел и, будучи более честным в разговоре, сразу сказал о своей деятельности. Саске хотел верить, что Наруто ему ни разу не соврал за их короткую беседу. Если всё так, то он просто сорвёт планы Фугаку, возможно, испортит его отношения с женихом, вместо того, чтобы просто немного потерпеть, а после снова оказаться свободным.               Он держал в руках листок с записями всё то время, что ехал домой. С отцом он не разговаривал, только поздоровался, а после замолчал, чтобы собраться с мыслями и заучить наизусть несколько строчек из подготовленной речи. Точнее, он смотрел пустым взглядом в листок, и его глаза цеплялись только за имя его жениха и слово «якудза», подчёркнутое в каждой его попытке написать нечто стоящее. Он чувствовал себя жалким, не будучи способным пересилить собственный страх перед родителями, будто они были не отцом и матерью, а его начальством или тюремными надзирателями, не способными в глазах Саске его полюбить как следует.        Омега считал себя хорошим ребёнком. Он чистил свою обувь с четырёх лет, аккуратно смазывал её гуталином и складывал в идеальный ряд на полке в прихожей, помогал маме сервировать стол и всегда знал этикет. Их гости никогда не слышали от Саске что-то не сопровождаемое «спасибо», «пожалуйста», «если Вам так будет удобно», его одежда — образец опрятности, его тетрадки всегда были самыми чистыми в классе, а записи образцовыми. Он занимался лёгкой атлетикой и кэндо почти так же хорошо как и Итачи, а единственная его шалость — громкая музыка, в которой он пытался немного забыться.        Родители должны были его любить, потому что он старался.        Машина замедлилась, подъезжая к гаражу их дома. — А Итачи? — Саске, увидев родное крыльцо, осознал, что Фугаку не заехал за его старшим братом, хотя по понедельникам они обычно возвращались вместе. — Итачи сказал, что сам доберётся до дома вечером, у него в университете ещё дела.              Саске придётся обойтись без поддержки брата.        — Ты хотел о чём-то поговорить? — заехав в гараж, спросил альфа. — Не здесь, давай поднимемся в твой кабинет. Не хочу обсуждать это на ходу.        Фугаку кивнул. Они покинули машину и в полном молчании дошли до тяжёлой деревянной двери, за которой привычно было темно. Пока отец одёргивал в стороны гардины, Саске быстро читал с бумажки, пытаясь найти в своих же словах хоть что-то знакомое, но от волнения в голове остался лишь свистящий ветер и белый шум телевизора без сигнала. — Ну?       Фугаку произнёс это слово, и рот его сомкнулся быстрее, чем омега поднял взгляд. Этим «ну» он спрашивал неизвестно о чём, и вся его поза выражала вопрос. Это самое «Ну?» могло означать что угодно: «Нормально!» или «Что нового?» или «Я всё знаю» или все это одновременно. Саске прикусил нижнюю губу и робко переступил с ноги на ногу прежде, чем сесть за стол.        — Папа, — он произнёс это с придыханием, чтобы мужчина наверняка услышал то старание, с которым его сын к нему обращается, — я прошу отнестись ко мне сейчас очень серьёзно, не как к младшему глупому сыну, — он почему-то использовал слова Итачи вместо своих, — а как к взрослому человеку. Я хочу попросить относиться к моему браку как к фиктивному и никак более. Не давить на меня, не навязывать общение с временным мужем. — Я не давлю, насколько помню, — между бровей Фугаку пролегла еле заметная тень, — но моё мнение осталось таким же: тебе было бы неплохо остаться с ним. — Я знаю, кто он, — последовал вопросительный жест рукой, — он сам мне сказал, я видел его татуировки.        Фугаку шумно выдохнул, задумчиво поправил стопку бумаг на краю стола и спросил короткое «И?». — Я опасаюсь выходить за него, опасаюсь остаться с ним, мало ли что он может со мной сделать. — Не говори глупостей, я отдаю тебя замуж не за члена якудза, а в первую очередь за хорошего мужчину, который сможет позаботиться о тебе и о ваших детях. — Насколько я помню, ты не собирался меня под альфу подкладывать! — Это совет, а не прямой приказ. — Хорошо, — Саске нервно откинул пряди длинной чёлки назад, — а если вдруг после свадьбы, когда вы завершите свою работу, я захочу развестись, а он нет? Я буду официально в чужой семье, под его фамилией, среди бандитов, да он сможет приехать и забрать меня, когда ему вздумается. И неужели для меня это самый лучший вариант для замужества? Вокруг много других кланов с подрастающими сыновьями. — Ну, — Фугаку в напряжённом жесте сцепил пальцы перед лицом, уперев руки в крышку стола, — раз ты хочешь говорить, как взрослый, то давай. Я не намерен пускать тебя по миру, пока ты найдёшь себе свою любовь, или о чём ты там грезишь, а держать в доме, полном альф, текущего омегу та ещё проблема, поэтому для меня оптимальный вариант — выдать тебя замуж. А теперь по семьям, нашей и чужим: ты — омега, тебе нужен альфа, который сможет тебя удовлетворить и оплодотворить, — Саске отвёл взгляд в сторону, посчитав последнее слово неуместным и слишком вульгарным, когда речь шла о его семейной жизни, — потому отсекаем все семьи, где подросли беты, а альфа, как я считаю, должен быть чуть старше и опытнее тебя, чтобы вы как два малолетних идиота не наломали дров. А теперь подумай, сколько осталось свободных пассий, за кого из них хочешь замуж?        Из двадцатилетних свободных альф Саске знал только брата, а потому робко пожал плечами и почти шёпотом ответил «за никого». — Вот именно, а потому положись на меня и воспользуйся шансом, который тебе предоставлен. — Но я не готов к семье, к отношениям с альфой, я же уже говорил. — И я сказал, что Наруто — надёжный альфа. Если у вас всё сложится, то просто попроси его немного подождать. — А во время течки он тоже ждать будет? — Сам — то захочешь, чтобы он ждал?        Саске стало обидно. Он не считал себя животным, которое не способно контролировать свои желания. У него было пять течек, и не в одну он не бросался в окно, чтобы отыскать себе мужчину. Умеренное возбуждение, намокшие простыни и небольшая температура — всё. — То есть, у меня как бы есть выбор, но на деле его нет. Но, — тон Саске, который он не смог контролировать, стал слишком жалостливым, — это всё? Тебе выгодный контракт, ему омега, а мне что? Я чувствую себя разменной монетой. — Мы закрыли эту тему, подрастёшь немного, поймёшь.        Омега слышал гул собственной крови, настолько громкий, от которого как кажется, должны были рухнуть стены. Он слушал его с каким-то яростным отчаянием. Уперев руки в подлокотники стула, Саске хотел встать, но был остановлен одним властным жестом. — Мы закрыли тему, но не закончили разговор. Подойдёшь к матери и договоритесь, когда пойдёте к портному, чтобы заказать несколько свадебных кимоно. У неё должны быть каталоги. — Несколько кимоно? — Да, свадьба будет традиционной. — Но я хотел быть в обычном костюме по-европейски.        Омега был напряжён и чистый звон его голоса особенно сильно прокатился по спокойному помещению. В нём слышалось легчайшее дрожание, эдакий едва заметный трепет, которым обладают певческие голоса, когда даже шея певца вибрирует, словно голубиное горло, выводящее свои воркующие песни. — Наруто настаивает на соблюдении традиций. Мы вчера это обсуждали. Я ничего менять не буду.        Саске беззвучно выругался под нос, но отцу кивнул, а после подскочил с места и направился на выход, планируя поговорить вечером с братом, а перед этим написать самому Наруто. Омега и так идёт против всех своих желаний и находится в самом проигрышном положении, альфа может уступить ему хотя бы в этом. Узумаки отец будет слушать.        В комнате злость и отчаянная тоска вырвались из него брошенной в стену обувью. Существо притихло. Омега топтался на месте, нервно теребил кончики волос и оглядывал комнату в поисках монетки, которая не лежала на привычном месте. Негодование грозило стать хроническим.        Саске не спешил брать телефон в руки, доставать из недавно дочитанной книги листок с номером телефона, потому что стеснялся и внезапно решил, что может потревожить занятого взрослого человека своими жалобами. Омега рухнул на кровать и краем глаза наблюдал за тонкой чёрной полоской телефона на столе, его тело неожиданно опустело. Он будто был подвешен в воздухе, не человек, а странный плод несчастья, к которому неприменимы законы, правила, права. Он повязан кровью с одной из самых влиятельных семей Японии, но не имел возможности решить что-то сам. Король без королевства.       Имели ли его злость и несогласия право на существование? Его собственный отец назвал омегу обычной похотливой самкой, от которой он хочет поскорее избавиться. Был ли он хоть чуточку прав? Саске свёл брови, стянул с ноги второй тапок и швырнул им куда-то в потолок. Ему надоело. На каждое обвинение, выдвинутое против него, будь оно даже несправедливо, он отныне от всего сердца будет отвечать утвердительно, потому что ощутил сильную потребность стать тем самым человеком, которым его считали.              «Если мне уготована участь быть банковским счётом для одного и станком для ебли для другого, то я буду требовать всё, что мне моё положение позволяет».              Саске привстал с кровати, взял телефон, записку из книги и быстро создал новый контакт. Сначала он написал в поле имени «Узумаки», потом добавил имя, а потом подумал, что фамилия успеет ему ещё надоесть, когда c апреля все будут обращаться к нему именно по ней, и оставил именем контакта только «Наруто».              «Узумаки — сама, пожалуйста, дайте мне знать, когда будете свободны. Надеюсь, я Вас не побеспокоил.»              «Учиха Саске.»        Его движения замедлились, тело расслабилось, а глаза перестали нервно перескакивать с одного предмета скудного интерьера на другой. У него было чем заняться до вечера, учителя задавали достаточное количество домашней работы, чтобы наверняка перечеркнуть ответственным все попытки иметь личную жизнь помимо. Саске это выматывало, но не расстраивало, потому что писать он любил, особенно красиво, особенно так, чтоб каждый кандзи был одинакового размера, стоял на одинаковом расстоянии, имел постоянный наклон. Касание и движение ручки по бумаге тоже имели свои прелести — ручки омеги самые лучшие в классе — не мажут, не скребут бумагу, достаточно жирные, чтобы оставлять идеальный ровный след без клякс на конце чёрточек. Он больше уделял внимание тому, как он пишет, чем что. Процесс письма его успокаивал.        Мёртвая тишина вокруг, звук перелистывания страниц и шум дождя, который создавал впечатление, что омега находился в металлической клетке, сделанной из его струй. Саске чертил график в тетради так же аккуратно как и иероглифы. Он хотел стать инженером, но отец советовал искать что-нибудь более лёгкое, не потому что полагал, что омега глуп, просто считал это пустой тратой времени. Фугаку, видно, собирался с самого начала повесить своего сына как медаль кому-нибудь на шею, а диплом пусть имеет для галочки.        Саске взял тетрадь с конспектом по биологии и лёг на кровать, чтобы после не чувствовать усталости в спине. Перед тем, как открыть её, он посмотрел на обложку в месте, где был указан его класс, предмет и его имя. Слова «ученик школы» заставляли думать его о себе как о ребёнке, но никак как о созревшем омеге. Возможно, если бы с ним беседовали на эти темы чуть больше, то он бы так не стеснялся возразить отцу, что за прошествие всех течек ни разу не представлял себя с кем-нибудь. Омега даже не мастурбировал без надобности, только когда случались утренние казусы, а в остальное время тема секса его совсем не привлекала.        Он открыл тетрадь не там, где следовало, и рассмотрел рисунок омежьей половой системы, который их заставили перенести в свои конспекты. Рядом были записи о повышенном половом влечении во время течек и в пору созревания.        Саске задумчиво провёл пальцем по листу, а после коротко посмотрел вниз и плавным движением засунул руку под резинку штанов. Возбуждать себя подросток тоже не умел.       Иногда ненароком он слышал разговоры за своей спиной мальчиков и девочек, которые в его возрасте не стеснялись это обсуждать друг с другом вполголоса. Они говорили, что мастурбируют часто, и настроение для этого приходит само собой, а после несколько ловких движений в трусиках всё сходит так же быстро, как и пришло. Саске завидовал их способности признаваться в том, что они трогают себя, что в такие моменты некоторым нравится думать, что ими обладает мужчина, трахает их с силой и жестокостью, почти причиняя боль. А омега даже думать о мужчине поблизости не хотел, не то, что на себе.        Он лениво провёл пальцем по коротким жёстким волоскам, которые мама наказала удалить, потому что «так надо», но омега не спешил. Они ему не мешали, тем более темнели только на лобке, глубже, у мошонки тёмных завитков уже не было. Другие волоски на теле были светлыми, короткими, почти прозрачными, и ощутить их можно было только проведя рукой против роста. Это атрибут взрослого тела, который притягивал взгляд, напоминал о том, что омега, как выразился бы Фугаку, уже готов к случке.        Палец скользнул по лобку и коснулся мягкой голой плоти с нежной кожей как у необветренных губ. Рука была холоднее, и её прикосновение заставило живот дрогнуть от неожиданного контраста, пустившего волну мурашек. Пришлось согреть их дыханием. Саске неумело трогал себя даже в течку, и его движения сложно было назвать лаской, он просто дёргал член до тех пор, пока он не станет липким, а после того, как кончал, брезгливо торопился вытереть ладони и пальцы.        Мягкий пенис не откликался на прикосновения, а чуть глубже плоть оставалась сухой, возможно потому, что омега трогал себя без энтузиазма, а может потому, что всё это время читал конспект. Возбуждаться от «эрекции, поддерживающейся уменьшением венозного оттока» было не менее странным, чем просто отрицать свою сексуальность, а смотреть порнографические фильмы не позволяло глубинное чувство собственного достоинства и некоторого благочестия. И даже если бы он осмеливался привлечь к себе кого-нибудь в своей фантазии, то возникла бы другая проблема. Актёры, которых омега видел в кино, были людьми слишком далёкими, да и воспринимал он их не более, чем красивые картинки, парня тоже не было, да и влюблённости омега никогда не испытывал.        Тетрадь легла на грудь, Саске смущённо прикусил губу и закрыл веки, стыдливо вспоминая ширинку, которую разглядывал вчера, сидя за столом. Он помнил её замечательно, наверное потому, что это самая пикантная часть мужчины. Омега хорошо рассмотрел его лицо, его руки, грудь в расстёгнутом вороте рубашки, но ширинка весь вечер оставалась плотно сомкнутой, и только маленький кончик бегунка выглядывал из-под складки, когда Наруто садился. Упругие бёдра, мускулистые, стиснутые тёмным габардином, деликатно обрисовывающим тяжёлые вязкие формы члена. Как говорил отец — альфа, который, возможно, скоро будет им обладать во всех смыслах. Саске немного раздвинул ноги, позволяя образу чужих сильных бёдер протиснуться между них и потереться о его промежность плотной тканью. Пожалуй, вся прелесть грубости, о которой мечтали другие, это похотливое нетерпение, с которым альфа сильно и с жаром толкался в подчиняющегося пассива. Учиха шумно выдохнул, когда собственный возрастающий жар показался чужим дыханием у шеи.        «Сам на меня сядешь, или мне тебе помочь?»        Раздался телефонный звонок, и Саске нервно выдернул руку из штанов, запрокинув её за голову и попытавшись нащупать мобильник, который кинул куда-то в сторону подушки. Гаджет нашёлся не сразу, заставив омегу недовольно и грязно выругаться — благо книжки про уголовников научили его выражаться как гулящему матросу.        На дисплее высветилось сообщение от Наруто, и омега несколько секунд просто глупо пялился на значок конвертика со странным чувством, будто его собирались отчитать за тот безликий образ, которым он пытался себя развлечь. Конечно, это было не так, но Саске зачем-то неловко похлопал себя по паху, чтобы унять зачатки возбуждения.        «Я освободился.»        На часах было семь часов и две минуты, альфа рассказал о своём расписании достаточно точно.       «Узумаки — сама, у меня к Вам просьба по поводу свадьбы. Я не хочу три раза переодеваться и весь вечер таскаться в тяжёлом кимоно, может, как-нибудь по-европейски?»        Просьба была вполне адекватной, особенно учитывая то, что мужчина считал брак фиктивным.        «Я буду настаивать на традиционном японском венчании, скажи спасибо, что ещё корейских традиций не приплёл, а у меня там родственники.»        Саске насупился. — Правильно сделал, что переехал, иначе бы тебя там сожрали, псина.       Вся скудная симпатия к мужчине окончательно испарилась.       «Я уважительно отношусь к Вашему желанию, но мне, правда, не хочется семенить весь день прямым как палка в вафуку*, пойдите мне навстречу, пожалуйста.»        Саске ценил культуру своей страны, но оставаясь в стороне, чтобы она его не касалась всеми гранями. Многое он считал устаревшим или неприменимым с новыми нормами, а потому был отчасти рад, что отец старался подыскать ему мужа в стороне от клана, а не выдал его за какого-нибудь двоюродного брата. Все эти японские свадьбы во время цветущей сакуры были прекрасны на фотографиях, или когда он был на них только гостем, но быть женихом самому — как-то слишком. Саске всё равно не собирался запоминать эту свадьбу как нечто важное.       «Хорошо, давай сделаем так, само венчание пройдёт в полном фурисодэ*, а потом можешь переодеться в обычный костюм. Вчера, вроде как, тебя всё устраивало.»       Наруто тоже ткнул омегу носом в тот факт, что он пропустил мимо ушей большую часть всех разговоров.       «Мне было неловко спорить с Вами при всех.»        Саске надеялся, что ответ его устроит.       «Но мы разговаривали тет-а-тет.»       «Для разговора тет-а-тет у нас были более важные темы.»       «Учитывая то, что свадьба в любом случае случилась бы раньше, чем секс, следовало начать с неё.»       «На свадьбе в меня кроме торта ничего пихать не станут.»        Учиха со звуком хлопнул себя по лбу, когда случайно нажал на «отправить», а вспомнив, что они общаются не в социальной сети и сообщение удалить нельзя, свёл брови и поджал губы в выражении нашкодившего ребёнка.       «Извините, Узумаки — сама.»       «Это было забавно. Есть ещё какие-нибудь претензии?»        Саске ответил честно, что не знает. Другие детали их свадьбы он уточнить ещё не успел, но был рад, что хоть о наряде договорился. Существо в стене снова дало о себе знать после недолгого молчания.        Снизу раздался голос матери, зовущей всех к столу.        Омега лениво поднялся с кровати, лёгким движением привёл свои волосы в относительный порядок и направился в гостиную, где приятно пахло сваренным ужином и свежестью салата, который Саске в последнее время был рад видеть больше, чем благосклонность собственной семьи. Микото всегда щедро резала туда помидоры, и омега научился накладывать себе салат таким образом, чтобы не ковыряясь в нём, собрать красных ягод побольше.        Когда Саске садился за стол, в кармане его домашних штанов завибрировал телефон, а на дисплее, рядом с пометкой нового сообщения от Наруто, было коротко написано «Приятного аппетита:)».        То, что альфа использовал смайлики, было весьма забавным фактом, который омегу вводил в ступор, так как читать такое от сверстников было само собой разумеющимся, а вот от взрослого альфы, который дружил с его отцом, неожиданно. С другой стороны, где-то старческих «сто» ему было только в восприятии омеги, и как говорила мама: в двадцать пять старость не начинается. Саске пролистал все сообщения, чтобы убедиться, что нигде о своих делах и планах на ужин не говорил, но немой вопрос решился сам собой, когда за столом оказался Фугаку, откладывая телефон в сторону и бросая на сына чуть прищуренный взгляд.        Омега на этот жест не отозвался, просто опустил глаза и сделал вид, что и вовсе не заметил. Негодование отца, пускай и лёгкое, но радовало подростка, и от злорадной улыбки его удерживали путы, которые грозились оборваться: почтение. Не случилось ничего чрезвычайного. — Ты мог бы уступить в вопросе костюмов, — неожиданно сказал Фугаку. Саске прикусил губу, чтобы отвлечься — крепче самого сложного замка или самых суровых законов его делало пленником приоткрывшееся новое чувство мести. В первый раз за последние несколько лет завершением его мечтаний было чужое недовольство. Он повернул голову влево. — Я никому не угрожал, просто попросил, и он согласился. Если бы мама попросила что-нибудь поменять, то ты бы отказал? — Твоя мать мне ни разу не возразила в вопросе организации. — Но это моя свадьба,       «Что хочу, то и делаю», — добавил Саске про себя.        Больше разговоров за ужином не случилось, а место Итачи пустовало, но Микото была об этом уведомлена, ибо ему даже тарелку не поставили. Саске больше был занят тем, где гулял его брат, чем тем, что именно Узумаки сказал отцу по телефону.       Итачи редко интересовался делами университета, мероприятиями и собраниями, а потому «пропадал» по расписанию. В этот день он вернулся практически в десять, когда омега собирался в душ. Альфа был всё ещё в университетской форме, но с рубашкой навыпуск, небрежно свисающей складками поверх брюк. На одном плече висел пиджак, на другом рюкзак, а от его волос ощутимо несло чужими запахами, совершенно непривычными для Саске, и омега заинтересовано вдыхал их лёгкий шлейф, стоя в коридоре и прижимая к груди банный халат. Они поздоровались на ходу — Итачи не замедлился, чтобы высказать хоть какое-нибудь желание завязать разговор. Омега послушно сомкнул губы, крепко сжал пальцами махровую ткань и не стал его донимать просьбами на ночь глядя.        В ванной комнате было тепло, что нагоняло большую сонливость, чем вид кровати. Банные принадлежности лежали в лёгком беспорядке, а на крючке возле душевой кабинки вновь отсутствовала резинка, которую Саске использовал, чтобы собрать волосы. Резинки пропадали одна за одной, и ни одну омега до сих пор не нашёл, что заставляло всё больше и больше верить во вредного духа.        Вода расслабляла, успокаивала, Учиха всё больше хотел спать, но мысль, что скребущее существо будет ему мешать всю последующую ночь, начинала беспокоить с новой силой. Он понятия не имел, что его преследовало, с такой силой ковыряло стены его комнаты, а когда он был вне её, то пыталось раздражать ещё больше и вернуть обратно.        Саске устало прижался лбом к душевой панели, надеясь расслышать то, что происходило в его комнате, но скрежет с обратной стороны не был слышен, точно его спальня — отдельный мир со своей физикой и биоценозом. Повинуясь странному желанию сыграть в сумасшедшего, имея пустую, но тяжёлую голову, омега с усилием поднял руку и бесцельно три раза постучал.        Спокойствие пространства нарушалось лишь дребезжанием капель тёплой воды, стучавших о бледные плечи, стеклянные двери и фаянс под ногами. Тук-тук-тук.        Саске сморгнул с ресниц капли резким нервным движением, уставившись испуганным взглядом в панель, за которой покоилась до этого безжизненная стена. Он отстранился, капли воды покатились по его лицу, по нежным подрагивающим щекам, по заострившимся вискам и скулам. Напряжёнными пальцами и побелевшими костяшками он ударил ещё четыре раза, сделав после второго небольшую паузу. Тук-тук, тук-тук — ответили ему.              *Такелаж — совокупность всех снастей на судне.       *Вафуку — традиционная японская одежда (кимоно).       *Фурисодэ — традиционный японский наряд невест, кимоно с длинными рукавами. (Под «полным фурисодэ» Наруто подразумевает «фурисодэ санмаи касанэ», три кимоно[чёрное, красное, белое — самое нижнее], надетые разом).