Башня из слоновой кости

      В скромном одиночестве Саске лежал в прохладной постели и терпеливо дожидался возвращения альфы, который внизу, в паршивом настроении, отмывал полы. Наруто сам отправил его спать, причём весьма сурово — просто указал пальцем на лестницу и низким уставшим голосом сказал, что не потерпит возражений. Учиха не стал спорить. Он впервые видел такого Узумаки –он стоял неподвижно и напряженно, уперев руки в бока и держа в правой мокрую тряпку. На барной стойке тлели благовония. Лицо нежил золотистый отблеск настенных тусклых светильников, а голову и плечи окутал дым палочек фимиама, придав ему эфирный, бестелесный вид. Профиль выглядел сурово-безмятежным, как у ангела, и Саске хотелось подойти к нему, сесть рядом, предложить помощь, но он не мог себя заставить. Саске хотел, чтобы его снова обняли, утешили, скрыли руками от всего случившегося, но глаза цвета ляпис-лазури были припорошены отстранённостью от человеческого мира, отнимающую желание объятий, нежности и тепла.       К горлу подступила неожиданная робость, грозя удушьем, и омега молча поднялся наверх, где его догнал посланный Узумаки пёс. Наруто почему-то считал, что молчаливый Ликёр отлично скрашивал одиночество омеги, но по-настоящему пёс спал, а Саске смотрел на острые уши, видневшиеся из-за царги.       Учиха приобнял край чужой подушки, как делал Наруто перед тем, как заснуть, и прикрыл глаза, чтобы чувственный запах ветивера и кокоса его успокоил. Кокосом пах шампунь, и Саске он не нравился, хоть прежде подросток находил этот аромат весьма аппетитным. Теперь кокоса было слишком много, он пресытился. Наруто никогда не ложился спать, не помывшись, а омеге, который с детства с неаккуратными детьми даже играть не хотел, неожиданно понравился запах чужого пота. Не застоявшийся, свежий, от усердной работы — усилившийся натуральный запах горячей кожи — терпкий, пикантный, порождающий аппетит. И Саске очень хотелось прильнуть к его коже губами, погрузить в неё зубы. Он съел бы Наруто как деликатес, если бы это было безболезненно.       Он ждал возвращения Узумаки, как возвращение спокойствия. Сонно приоткрыв один глаз, он смотрел в дверной проём, как маньяк; представлял, как входит альфа, слышал его шаги, чувствовал его запах, дыхание, еще не сорвавшееся с губ. Омега неустанно искал его в дрожащей темноте коридора, всё туже обвиваясь вокруг чужой подушки, как вокруг пустотелой скорлупы, как змея вокруг своего гнезда. Он лежал неподвижно, почти не дышал, чтобы слышать, как Наруто внизу работает. Иногда Саске устремлял взгляд наверх, где в отражённых стёклами свете фар видел созвездия, крутящиеся вокруг огромной дыры в потолке вселенной.       На лестнице послышались шаги, и омега отпустил подушку, чтобы его не застали с ней в обнимку. С трудом от сонной слабости — как думал сам омега — он оттолкнулся одной рукой от постели и привёл себя в сидячее положение. Горела одна лампа на прикроватной тумбе, подходящая для чтения. Вернувшийся альфа застал омегу зевающим и прикрывающим рот книгой. — Ты ещё не спишь?       Саске не ответил — ответ на вопрос был очевидным. Он отложил книгу на тумбу, откуда только что взял, и чуть-чуть выше подтянул одеяло, чтобы спрятать шорты — Наруто на него не смотрел, Учиха сделал это из-за нервозности. Чувствовал он себя неладно. Мигание температуры ещё не утихло, может, не вокруг, но внутри его вен точно. Он был бледен. Его лицо с кремовой кожей было почти прозрачным в полутьме, а на фоне чёрной широкой майки и вовсе — как камея. — Как ты себя чувствуешь?       Омега неуверенно покачал головой. — Вроде как нормально.       Повисло молчание. Узумаки бросил на Саске короткий взгляд, чтобы убедиться в том, что омега явно приукрашивает своё состояние. — А что читаешь? — "Отверженные", Гюго.       У Саске было много книг. Уже. Наруто периодически водил его в книжный магазин, обычно по пути из раменной забегаловки, и Учиха мог выбрать несколько книг, которые потом читал в ожидании альфы с работы. Прочитанные тома лежали аккуратной стопкой у дальней стены. — А где Жюль Верн? — На мадленовском кладбище, — омега фыркнул, — я уже дочитал. — Так быстро?       Учиха кивнул. Разговор прервался хрупкой тишиной, обрывающейся звуком опадающей одежды. Наруто раздевался, впервые не в ванной, а в своей комнате, потому что он слишком устал, чтобы наворачивать круги по коридору. — Я быстро, — Саске не разглядел слов, слетевших с губ, заметил лишь подергивание щеки и кончик языка между зубами. Наруто потер свои ладони о края домашней майки, а после, подхватив её за полы, потянул наверх, и омега узрел кожаный ремень на домашних джинсах, потрескавшийся, но прочный. Подобный ремень не мог быть украшением вроде ремешков всяких модников. Все в этом поясе — и материал и толщина — было преисполнено чувства ответственности: на нём держались джинсы. Между штанами и белой нательной майкой виднелось голое тело. Ремень не был пропущен сквозь петли и приподнимался при каждом движении, джинсы же опускались всё ниже. Оторопев, Саске не сводил с него глаз. Он видел, что ремень действует наверняка. При шестом наклоне он уже опоясывал, не считая того места над ширинкой, где сходились оба его конца, голую талию Наруто. Прежде, чем джинсы соскользнули своим ходом, Узумаки схватился за их край, быстро справился с ширинкой и скинул к ногам движением сбросившего путы жеребца.       Саске отвёл взгляд, чтобы его интерес не стал похож на подглядывание. Наруто не оборачивался. Снял ремень, натянул пижамные штаны и направился к кровати, прихватив со стола телефон, который удивительным образом не разлетелся на кусочки после броска в стену. Экран пересекала одинокая трещина.        Учиха хотел шёпотом извиниться, когда Наруто оказался рядом, устроившись на подушках, но Узумаки, увидев устремлённый на экран взгляд и приоткрывшиеся губы, опередил его. — Не нужно. Это не твоя вина, — Наруто впервые за вечер попытался изобразить что-то вроде улыбки, — я так заволновался, когда ты не брал трубку, а потом этот разговор… — Вы быстро вернулись. — Я думал, мы уже перешли на «ты», — улыбка немного сползла набок, — у Шикамару есть мигалки.       На встречный вопрос «откуда», Узумаки растерянно развёл руками, но удивлён не был. Нара тоже где-то работал помимо. Может, даже был кем-то важным. Саске не хотел об этом думать, потому что знал, что всё равно к истине не приблизится, и не хотел себя запутывать ещё больше. Привычным жестом монашки, откидывающей вуаль, Учиха убрал с лица волосы, заправив их за плечо. — Чёрт, — между светлых бровей пролегла заметная складка. Альфа коснулся белой шеи, на которой расцвели фиолетовые бутоны синяков.       Саске забыл о них. — У меня просто очень чувствительная кожа. — Тебя побили. — Им тоже досталось. Я могу за себя постоять. Просто трое на одного немного нечестно, — омега наклонил голову к ласкающей ладони, — но я очень рад, что Вы… Ты успел вовремя.       Узумаки поднял глаза и улыбнулся ему, как улыбался всегда — искренне и широко, чувственнее, чем цветы ландышей, и Саске стало легче, что на него не злились. Улыбка быстро иссякла, но Наруто больше не хмурился, просто лежал, расслабленный, полусонно прикрыв глаза. Осторожно, очень мягко и нежно он гладил его шею, пробираясь все выше и выше по рисункам синяков к лицу и не переставая говорить ему негромкие ласковые слова сожалений. — Всё хорошо.       Добравшись до скулы, альфа отстранил руку, потрепал и так вздыбленную чёлку, а после отвернулся к лампе, чтобы её выключить. — Давай спать.       Саске был не против, он и сам был сонный и ждал альфу только для того, чтобы не чувствовать кровать пустой. Он потянулся к лампе со своей стороны, чтобы выключить, но как только попытался наклониться вбок, его позвоночник заскрипел, как ржавый механизм. Скрип ужасный, утопающий в густой темноте отвратительных воспоминаний. Саске замер. Тело неожиданно начало отказывать, каменеть, превращая омегу в прекрасный неподвижный кадавр. Душа его, которая никогда не говорила ему, где предпочитает жить, не хотела покидать густой серый узел нервов, где обитала шестнадцать лет. Точно дикий зверь, которого слишком долго держали в клетке, боялась она ступить наружу, хоть двери готовились вот-вот распахнуться настежь. Окоченевшие конечности, беспомощные крики, мёртвые люди, чудовища, выползающие из стен — он был всего в нескольких шагах от возвращения в ад.       Ещё подвижной рукой Саске вцепился в плечо альфы, чтобы он не исчез, чтобы его позвать. Наруто погладил его по тыльной стороне ладони и спросил, всё ли хорошо, но Учиха даже слово вымолвить не мог. Альфа вновь включил свет и сел на постели. — Тебе стало плохо? — У меня спина не сгибается, — проглотив сухой ком, почти шёпотом ответил омега. — Хочешь я помассажирую? — альфа немного задрал подол домашней майки и аккуратно обхватил талию Саске так, чтоб большие пальцы легли на напряжённые мышцы вдоль позвоночника. Нервная дрожь, мелкая и частая — предсмертный озноб, скованность от ужаса, настолько явная, что суть её определялась через короткое прикосновение. Наруто одёрнул руки. — Ты чего?       Саске хотел бы объяснить, но слова путались на языке, мысли, разогнанные страхом, не складывались, как должны были, и получался лишь странный набор звуков, похожий на остатки слов в пепле сожжённой книги. — Я позвоню в скорую.       Саске не хотел встречаться с врачами, но эти слова проглотил безропотно, как горькое лекарство. Он был напуган и будто находился между жизнью и смертью, не в силах никуда примкнуть, крутясь, словно паук на конце туго натянутой паутины.       С сумасшедшей скоростью он катился вниз, теряя все завоевания. То, чего он добивался последние пару месяцев, рушилось в мгновение ока. Легкое прикосновение странного паралича — и все распадалось. Какой бы скучной, однообразной и банальной ни была его обыденная жизнь, она никогда не доставила столько муки, сколько эта скованность, эта бесконечная пустота, в которой он плыл и скользил, ни на секунду не выключая сознания. В трезвой реальности есть солнце и луна, распустившийся цветок и засохший лист, сон и бодрствование, светлое видение и ночной кошмар. А в пустоте сознания — только неустанно работающая мысль, эдакая белка в колесе, призрак, пытающийся объять необъятное.       «Почему опять? Что я сделал не так?» — Саске с ужасом заглядывал в тёмные углы, прислушивался к тишине.       Наруто подскочил с кровати и куда-то исчез, разбудив своими резкими движениями пса. Учиха не смог попросить альфу остаться, но, он молча благодарил за это высшие силы, Узумаки очень скоро вернулся. Может, чувствовал, что омеге нужна физическая поддержка, а может просто увидел отчаянную борьбу эмоций, страха и мольбы, на бледном лице, на которую он не мог не откликнуться.       Задействовав всю свою силу воли, Саске попытался подняться. Сначала он не чувствовал даже тела, его границ и пространства, им занимаемого, не обладал властью над движениями. Его собственная плоть ощущалась подобно стенкам гроба. На самом деле в гробу не ощутишь такой клаустрофобии.       Вернувшийся альфа, его обеспокоенный голос, фраза, кинутая без задней мысли, и глупое обращение «зайчонок» совсем чуть-чуть успокоили омегу. Оцепенение страхом отпустило, осталась спина и одеревенение, медленно переползающее на плечи. — Просто сиди, — альфа подтолкнул Саске обратно к подушкам, — может это спазм, — он похлопал по постели, присвистнув, — давай, — Наруто обратился к псу, — я разрешаю.       Ликёр неуверенно взобрался на кровать и лёг у Саске в ногах. — Со мной всё в порядке, — Учиха старался собраться и выглядеть независимым, но интуитивно держался за чужое предплечье, как за устойчивый выступ при падении в бездну. — Пусть просто побудет здесь, — Узумаки ещё раз хлопнул по постели, и пёс пополз выше, так, чтобы голова его ложилась на бедро хозяина, — просто погладь, говорят, помогает, чтобы успокоиться…       Наруто это не сказал, но это было очевидно, что фраза закончилась перед «ты всё ещё дрожишь». Саске покосился на мирно лежавшую собаку. — Он меня уже укусил. — Он был за это наказан. Более того, при мне он точно скалиться не будет, даже если на лапу наступить.       Не из-за острого желания, но чтобы порадовать Наруто, омега протянул вторую, незанятую руку и потрепал Ликёра за острое торчащее ухо. Саске любил животных. Всех, без исключения, просто некоторых по логичным причинам опасался. Каким бы хорошим не был Ликёр при Наруто, они всё ещё чужие, слушаться Саске он не стал бы даже под угрозой наказания. Учиха это прекрасно понимал и на пса за весьма прохладное отношение к себе не обижался. Свою работу он выполнял как надо. — Погладил. — Да, я видел, — Наруто цокнул.       Он резко замолчал, хотя обычно коротко никогда не отвечал, то ли по привычке, то ли из-за острого желания говорить. Альфа часто задвигал ненужные речи, удлиняя простую мысль в несколько раз. В этом было что-то очаровательное, особенно учитывая то, как мелодично он привык что-либо рассказывать. Наруто о чём-то задумался, мягко покусывая нижнюю губу, чтобы содрать тонкую кожицу. — Может, — Саске полагал, что альфа спросил это из-за того, что просто хотел отвлечь его от тревожных спазмов, — ты хочешь какое-нибудь животное? — Животное? — Да, твоего питомца, — Наруто потрепал Ликёра за ухом, — будешь ухаживать за ним, играть, чтобы тебе не было скучно без меня.       Саске был бы счастлив иметь своё животное, особенно, пушистого кота, но зная историю Узумаки с этими животными, не стал просить, хотя был почти уверен, что Наруто в этот момент согласился бы. — Может быть, — ответил он туманно, — если это будет подарок, то выбери его сам. Только не хомячки. — Кстати, о подарках, я забыл дать…       Внизу раздался звонок, противный, дребезжащий, как школьный. Саске слышал его впервые, потому как гости к ним домой никогда не заглядывали, по крайней мере в тот месяц, пока дома был Учиха. Позвонили три раза, один длинный гудок, два коротких — омега щурился при каждом, а Наруто подскочил с кровати, пообещав, что вернётся очень быстро.       В доме Учиха скорая была всего раз, когда у бабушки Саске случился гипертонический криз. Ему было тринадцать, он был уже взрослый, но о их приезде мало что запомнил, как минимум потому, что вернулся со школы, когда они уже уезжали. Чужие запахи, незнакомые голоса и машина у их газона — более ничего. На этот раз скорая приехала к нему, и Учиха волновался ещё из-за того, что не знал, как себя вести и что именно говорить.       Короткую вечность альфа пропадал где-то внизу, и только его голос в смеси с чужим дыханием доносился до нервного омеги, который потерял опору в виде чужой руки и цеплялся пальцами за постель. Пёс с кровати слез вместе с хозяином, но остался сидеть у кровати, глядя, как и Саске, в дверной проём, и когда в нём появились незнакомые люди, напряжённо привстал. Их было тоже трое, правда вид их не внушал опасений — женщина лет сорока и два санитара с ярким футляром — укладкой. Усталые, ленивые, пропахшие специфическим больничным духом. Они расположились у кровати: женщина присела на её край, санитары притулились у стены о чём-то шёпотом переговариваясь.       У Саске спросили имя, возраст, после зачем-то спросили про Наруто, который молча стоял в дверях, придерживая пса за ошейник. — Мой муж, — Саске был счастлив, что отросшие волосы скрыли его щёки полностью, потому как был уверен, что наверняка покраснел. Думать об этом было не так стыдно, как говорить вслух, более того, представлять его в таком ключе незнакомым людям.       После быстрого заполнения бумаг, его наконец осмотрели, пощупали, померили температуру и давление. Спросили о свежих синяках, и Саске соврал, что его попытались ограбить, но всё обошлось — посмотрев после на Узумаки, он увидел одобрительный кивок. — Уже случалось подобное? — Всего раз, — Учиха просчитывал каждое следующее слово, чтобы не сказать больше, чем требуется, — это прошло само собой.       Наверное. Саске всё ещё не помнил произошедшее ночью, но Наруто сказал, что его нашли в сознании, следы в квартире говорили о том, что он передвигался, а значит — оцепенение спало. Может, через несколько часов, может, через десяток минут. — Вы принимаете какие-нибудь лекарства? — Нет, — омега нахмурился, — но, когда на меня напали, попытались обездвижить. Мне показалось, что я почувствовал укол, но ничего не случилось. Я думал, показалось. — Это может быть побочным действием препарата. Вам нужно пройти полное обследование в больнице, даже если будете чувствовать себя хорошо, — женщина обратилась больше к Наруто, чем к Саске, — я сделаю укол.       Этот укол принёс облегчение. Он не подействовал сразу, но сама мысль, что ему вкололи лекарство, заставила Саске обмякнуть на подушках и схватиться за одеяло не в приступе ужаса, а в попытке удобнее устроиться на постели. Вернулась усталость, вернулось желание спать, вернулось здравое ощущение пространства и дрожь в его теле затухла с паникой.       Он не слушал, о чём говорили Наруто с врачом, только услышал прощание и попрощался в ответ, даже не поднимая головы. Хруст в костях пропадал, мышцы вновь становились эластичными. Саске удовлетворённо разминал смягчившуюся поясницу, и когда вернулся альфа, он делал это почти что сквозь полусон. Омега лежал на боку мертвец-мертвецом, и единственное, что в нём оставалось живым, были веки и пальцы. Он почувствовал, как его бок накрыли чужие пальцы и как медленно с его левой ноги соскользнул носок. Наруто пробежал рукой по его волосам, аккуратно уложив на подушке, погладил его плечо, помял ещё немного напряжённую спину, а после натянул одеяло до шеи и подоткнул. — Если что, обязательно разбуди. Спокойной ночи.       Узумаки лёг рядом, достаточно близко, чтоб рукой, которой Саске обнимал одеяло, чувствовать его тепло, и с ощущением этого тепла он уснул.

***

       В эту ночь Саске спал крепко, Наруто же кое-как, потому что постоянно просыпался и в темноте, тяжело контролируя свои движения от сонной слабости, искал лицо омеги, чтобы кожей ладони почувствовать мерное, тихое дыхание и убедиться, что Саске просто спал. Итого альфа проспал часа два, не больше, и когда утром пришлось вставать на работу, выглядел как настоящий сомнамбула.       Он помял поглаженные с особым усердием брюки, его кофе сбежал, распространяя по квартире крепкий запах подгоревших зёрен, а лапша в заваренном рамене размякла быстрее, чем Узумаки до неё добрался. Несколько звонков, спутанные носки, слишком активный пёс, стремящийся на прогулку — день обещал быть так себе с самого начала, но несмотря на всё, самым трудным для Наруто оказалось разбудить Саске. Последний в пробуждении почти не нуждался и вставал своим ходом с будильником, или чуть позже, во всяком случае, когда Узумаки возвращался с псом домой, он уже был на ногах. А тут тяжёлая ночка. Он спал крепко и откликнулся на мягкие поглаживания по плечу и мирный шёпот далеко не сразу.       Завидев Наруто в костюме и пиджаке — если на альфе был надет пиджак, то следующее его направление только из дома — Саске встрепенулся и попытался приподняться, но локоть заскользил по простыне, и он плюхнулся обратно на подушку. — Вы уже уходите? — Да, ухожу и хочу, чтобы ты закрыл дверь на, эту… цепочку. Но не ложись, пожалуйста, спать, я позвонил мастеру, чтобы нам замки поменяли, и своей сестре, чтоб она за тобой присмотрела. Когда она придёт, можешь снова лечь.       Саске повторно попытался встать, на этот раз более удачно. — Всё хорошо, за мной не нужно присматривать. Я уже взрослый. — Я просто не хочу переживать целый день.       Наруто подождал, пока омега поднимется, помог ему найти под постелью домашние пантофли, и вместе они спустились вниз. — Я ещё позвоню, — альфа подтолкнул пса к двери. — А Ликёр? — Его нужно к ветеринару сводить. Завтра с тобой разберёмся, хорошо? — Саске кивнул. — Тогда будь умницей.       Омега закатил глаза, но в голос ворчать не стал. Он попрощался в своей привычной манере, проводил Наруто взглядом до нижнего пролёта лестницы и закрыл дверь так, как просил его альфа — сначала на ключ, оставив его в замочной скважине, потом вставил цепочку в паз.       Саске заволновался. Не из-за произошедшего — ему даже сны почти не снились — из-за приезда сестры Узумаки, о которой они практически не говорили. То тут, то там она всплывала в обрывках их разговоров, но всё, что омега о ней знал, это её внешний вид и значимость для альфы. Когда они спускались по лестнице, Наруто ткнул пальцем в одну из фотографий, висевших на стене, и показал, как она выглядит, чтобы Саске знал, кому открывать.       Он быстро переоделся — не в пижаме же гостей встречать — и вернулся на кухню, чтобы сделать себе завтрак. Омега почти закончил, когда повторился противный звонок. Поправив на себе водолазку, её горловину, чтобы скрыть синяки, её подол, посильнее натянув вниз, Саске зашагал к двери. В глазок он смог разглядеть только густую яркую копну, но дверь открыл, и встретил девушку, которую узнал по фотографии. Она была в майке цвета чайной розы, похожая на клубнику, и в свободных белых шортах до середины бедра. Сквозняк, поднявшийся из-за открытой двери, бросал пряди глянцево-рыжих волос в её лёгкое, очень белое лицо, и она смахивала их, как смахивают капли. На руках у неё был ребёнок. — Здравствуйте, — Саске постарался выглядеть приветливым. Отшагнув в сторону, он пропустил девушку в дом, поймав её приветствие на ходу.       Её голос был достаточно звонким, чтобы разбитым хрусталём прокатиться по квартире. Учиха видел, как она идет стремительным, упругим, широким шагом, такая уверенная и в то же время настороженная, и ему виделось исполненное естественной грации и красоты животное, ступающее сквозь раздвигающийся кустарник. Совсем как её названный брат — Наруто сказал, что они не родные, но в них было очень много общего даже на первый взгляд.       Посадив девочку в персиковом платьице с рукавами-фонариками на диван, девушка, откинув на спину рыжую волну, стремительным шагом вернулась к Саске, будто подплыла на гребне странного восторга, и протянула руку для пожатия. — Я Карин, — она держалась дружелюбно и естественно — ни заученной улыбки, ни деловитой суетливости, — сестра Наруто. — Саске, — омега запнулся, — просто Саске.       Девушка очаровательно хихикнула, а после неожиданно затрещала о своём утре, в которое вторгся альфа: о том, как она стояла в пробке, о звонке с утра пораньше и просьбе обязательно уложить его спать. — Нет — нет, — Учиха запротестовал, — я не буду спать. — Наруто сказал, что ты строптивый, — она улыбнулась, — может, просто полежишь? А может, получится заснуть. — Я не хочу спать. И разве тебе не будет скучно? — к Карин на «ты» было легче обращаться, возможно отчасти потому, что разница в возрасте между ними была меньше. — Спасибо, что волнуешься за меня. Это, правда мило, но…       Их вежливый спор длился минут десять — Карин убеждала его прилечь, а Саске просто качал головой, не удосуживаясь больше объяснять свою позицию. И так было понятно: он просто не хочет. Из вредности, из упрямства, по какой-либо другой причине — неважно — просто не хотел, и всё тут.       С Карин было достаточно легко говорить. Ей, как Наруто, не требовалось многого от собеседника, чтобы поддерживать разговор. Болтливая, весёлая — отличная замена вечно шумному альфе, более того, она выдавала об их отношениях куда больше, чем Узумаки. Последний, будто почувствовав, что речь зашла о нём, позвонил, спустя всего часа два после своего ухода. Карин ответила на звонок, и о том, что это звонил именно альфа, Саске узнал по его голосу, слишком громко доносившемуся из динамика телефона. — Он спит? — Разве у меня были шансы? — Карин покосилась на сидящего рядом омегу. — Уложила бы его в кровать, может, полежал бы и уснул! — Сам своего парня в кровать укладывай. Ну, если ты не можешь…       На том конце послышались ругательства не на японском, но в том, что это были именно ругательства, Саске не сомневался. Наруто мог ругаться время от времени, как пошлить и дурачиться — немногое, что он мог себе позволять. Позволять быть самим собой — борзым мальчишкой, поднявшимся из трущоб. Да, порой он был вульгарен, но вульгарностью возвышенной, суровой, несколько нарочитой и подчеркнутой. Его вульгарность возбуждала.       Саске тряхнул головой в надежде, что срамные мысли перестанут его беспокоить, более того, Карин, пока он думал, закончила говорить с Наруто и обратилась к маленькой дочери: — Какой грубиян, правда?       Сара — так звали девочку — была весьма милым ребёнком. Она не капризничала, не устраивала бардак, не плакала, даже когда её вручили Саске, чтобы он проследил за ней, пока Карин отошла в ванную. Учиха держал ребёнка, как драгоценную вазу из редчайшего хрусталя, а всё потому, что в руках детей держал в общем счёте никогда. Они для него — диковинные существа, как, например, белые львы. Если он их и видел, то на фотографиях, а потому получив «это» в руки, был как никогда растерян. С каким лицом Карин его оставила, с таким и нашла.       Больше один на один его с девочкой не оставляли. Когда девушка пригласила его помочь ей приготовить обед, Сару посадили на низкий стульчик, который хранился в тумбе под лестницей. Саске туда никогда не заглядывал, а потому был удивлён, узнав, что Карин в доме Наруто весьма частый гость. — Я когда со своим парнем ссорилась, то могла тут неделями жить. — Сейчас всё хорошо? — Саске спросил это чисто из вежливости и нужды поддержать беседу. — Отлично, — девушка помахала поварёшкой, — особенно после того, как рассталась с ним. — Ой, я не хотел. — Нет — нет, — Карин не выглядела расстроенной, — не делай такую мордашку, это всего лишь плохие отношения. Не грустно выпроваживать из своей жизни лишних людей, так и надо, я ему сказала «пошёл нахуй из моей жизни, из моего дома… И мусор по-братски захвати». Ну, чтоб от него хотя бы какая-нибудь польза была, кроме дочки.       Наруто в одном из их разговоров, когда они обсуждали количество гостей на свадьбе, ляпнул, что не против шума, потому что любит буйных. Конечно, это могла быть всего лишь шутка, отдающая пошлостью, и Учиха не обратил на неё тогда внимания. После Наруто часто упоминал сестру в своих рассказах, говоря о ней, как о девочке — зажигалке, из-за чего они оба часто попадали в странные ситуации. Вспоминал о ней с теплом. Может быть, её тип был в его вкусе.       Саске задумчиво разглядывал девушку, пока она готовила. Она не соответствовала его представлению о красоте — хотя Учиха женщинами не интересовался, но идеалы у него были. Волосы у неё были шёлковые, но беспорядочные, одежда нежных цветов, открытая, но женственной её нельзя было назвать.У неё была обтекаемая фигура, но весьма суховатая — отлично проглядывали мышцы. И вроде как мальчишка в платье, а вроде как от неё разило дразнящим и влекущим шармом субретки. Тонкая шея, с виду хрупкая, как стеклянный сосуд, исторгала богатый, сочный, вибрирующий голос. Вся такая сотканная из противоречий, но…       Карин была простой. Саске это понравилось. Наруто в общении с ней тоже был простой, и это порождало некоторую зависть, или даже ревность к их открытости друг перед другом. Учиха нахмурился. И не друг, и не враг, а — так. Их с Наруто отношения. И с этой позиции Саске не понимал, почему альфа иногда заигрывался в контролировании себя. Потому что относился к Саске, как к чужому? Потому что не хотел быть с ним самим собой? Может быть — омега подтянул ворот водолазки выше — он ему просто не нравился в должной степени.       Девочка играла с рисом. Перед ней высыпали полную чашку, и она чуть не завизжала от восторга. Карин возилась с едой, а Саске просто сидел, слушал её разговоры о своих буднях и иногда помогал что-нибудь нарезать, а в перерывах доставал из кармана монетку достоинством в пятьсот йен и крутил в руках.       Слесарь пришёл с опозданием, всё так же из-за пробок. Долго извинялся, а потом всё же принялся за работу, спрашивая, зачем такая защита — два замка и петельная цепочка. Саске хотелось съязвить, что, во-первых, это не его дело, а во-вторых, и этого порой недостаточно, когда ключи каким-то образом смогли подделать, но как всегда просто проглотил своё недовольство, как учили его родители. Не всё должно выливаться в мир. Пока мастер работал, Карин кормила дочку, а Саске косо на неё поглядывал. Сара недовольно сжимала маленькие кулачки, набивала щёки манкой и не хотела глотать, от чего была похожа на хомяка, а её мать устало подпирала голову кулаком и что-то бормотала про самолёты, в одном из которых даже летел её «придурочный дядюшка». Через минут десять Сара была вся перепачкана кашей, но Карин это не расстраивало. Ложечкой она собирала остатки манки с щёк и совала обратно в рот. Саске состроил странную мину и отвернулся — дети точно не его стихия.

***

      «Придурочный дядюшка» явился чуть позже, чем обычно, но с пакетами наперевес, держа собачий поводок в зубах. Ликёр вошёл следом в ветеринарном воротнике, абсолютно нелепый и явно об этом подозревающий, потому что на улыбающегося Саске посмотрел почти с человеческой просьбой заткнуться и вообще на него не смотреть.       «А завтра мне к врачу», — омега зачем-то представил себя в таком же ошейнике и перестал улыбаться.       Оставив покупки у двери, Наруто всех поприветствовал: обнял сестру, приподняв её над полом, неловко, одной рукой, приобнял Саске, когда он оказался рядом, а после с особой нежностью взял на руки Сару.       Учиха никогда не слышал, как сюсюкается с кем-нибудь Наруто, для него вообще это было не по статусу. Весь такой взрослый, большой, в костюме, но говорит милые глупости, кривя голос, будто находится с малышкой на одной волне и у них свой, никому непонятный язык — вроде как знакомые слова, а с другой стороны совершенно неразборчивый лепет. Узумаки был счастлив встретиться с племянницей. Ещё стоя у двери, он успел её расцеловать, доведя до смеха, поговорить, поиграть, а потом, когда девочка ткнула пальцем в собаку с криком «Ля –ля», прошёл с ней к дивану, чтобы посадить на подушки и подозвать Ликёра. Сара отвлеклась на пса, а Наруто на Саске. — Как ты? — Хорошо, больше ничего со мной не случалось, — пока альфа разглядывал его, омега бросил короткий взгляд на ребёнка. — Любит..бишь детей? — Только этого.       Прежде, чем Саске успел что-то сказать, Наруто покачнулся вперёд, придерживаясь за затылок, а после, повернувшись к уходящей Карин, удивлённо спросил «за что». Девушка промолчала, бросив на брата странный взгляд. Наруто сделал руками причудливый жест, завершившийся взмахом и поворотом обратно к Саске. — А ты? — альфа отпустил затылок. — Хотя, тебе пока рано об этом думать. — Может, поэтому я не могу ответить.       Здесь в разговор, к отчаянию Саске, вступила Карин и, по своему обыкновению, перевела разговор в другое, совершенно поверхностное русло. Они заговорили с Наруто и, учитывая плотность словесных потоков, чудом умудрялись не перебивать друг друга. Говорили об утре, Наруто интересовался, не было ли у сестры каких-нибудь планов, девушка ответила, что естественно были, и начала их перечислять, часть наверняка придумав на ходу. Когда в разговоре возникла пауза, Карин заметила, что в шесть по одному из местных каналов транслируют хороший сериал… может, они хотят посмотреть?       Но тут подошло время кормить Наруто карри и рисовым пудингом, которые готовились весь день, — и Карин моментально забыла про сериал.       Когда Узумаки ушёл за стол и там завязался новый разговор с сестрой, Саске подумал, что девушка ещё долго будет сидеть в гостях. О чём, чёрт подери, говорить всё это время? И когда можно будет уйти к себе в комнату, никого не обидев? У омеги в голове свербело. Саске сидел на диване, созерцая дружескую беседу за едой, иногда срывающуюся на шёпот, после ритуал уборки стола. Не меньше тысячи раз присутствовал он при нём — но обычно убирал сам, и всегда ритуал соблюдался точно, без всяких изменений. На кухне альфы тоже был свой порядок, который никто не нарушал.       После обеда Карин и Наруто не вернулись на диван. Так просто. Саске пришлось одному смотреть сериал. Может, и лучше, ведь для него это было не в новинку. Даже когда он ходил с родителями на встречи, Учиха всегда стремился уйти ото всех и занять себя чем-нибудь своим. И темы для разговора не надо придумывать: все сойдет — прогулки в одиночестве, просмотр сериала, прослушивание музыки. Он скучал, но подойти к Узумаки не решался по причинам, которые сам не мог сформулировать. Не хотел мешать. Наверное, так.       К счастью, скоро Сара устала играть с собакой и начала хныкать, тем самым отвлекая Карин и Наруто от беседы. Девушка вернулась за ребёнком, а альфа вернулся на диван, чтобы ещё раз поинтересоваться самочувствием Саске. — Я чувствую себя нормально, — и почти не соврал. — Это хорошо, — альфа кинул задумчивый взгляд на сестру, — сейчас я провожу её, а ты пока оденься. Хочу прогуляться. — На ночь? — Ликёра всё равно нужно выгулять. Более того, я давно уже не давал ему побегать из-за того, что в местном сквере слишком людно. — А мы пойдём… — Поедем в другой парк. Там очень миленько и спокойно.       Омега пожал плечами. Прогулка ему всё равно было нужна как минимум для того, чтобы размяться. По квартире круги наворачивать было глупо — у него скоро начинала кружиться голова, а йогой он в этот день заняться не смог из-за гостьи. Как Наруто и попросил, пока альфа провожал Карин до двери, Саске быстро собрался — сменил домашние штаны на джинсы, плотные носки на следки и водолазку на более лёгкую майку. На улице было жарко. Душно, почти невыносимо.       Дорога в парк была достаточно длинной, особенно по загруженным трассам. Окна в машине были открыты, Саске страдальчески ждал на светофорах, когда машина вновь придёт в движение, чтобы его обдуло ветром, а Наруто время от времени тянулся к портсигару, но так ни разу и не закурил. В парк они приехали раскисшие, уже уставшие, даже псу понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя, но там дышалось легче. Вдоль аллей росли деревья, очень старые, с роскошными кронами; аккуратно скошенные газоны отливали яркой зеленью. Безмятежная тишина окутывала это место. Звук шагов слышался за сотню метров.       Парк действительно казался нелюдимым, возможно из-за густоты деревьев — они росли под линеечку, в ряд, но чем дальше углублялись в его дебри, тем больше деревья вставали как попало. Дорожки редели, асфальт трескался, а наверху, где стоял старый мост с разводами патины на одиноком фонаре и облезшей краской на балюстрадах, и вовсе рассыпался в мелкую пыль, превратившись в лесную тропинку. Где-то журчал ручей, чувствовалась его прохлада, а в воздухе стоял крепкий дух зацветшей воды, как в зимнем фонтане. Всю дорогу наверх Наруто рассказывал о том, как оказался в этом месте впервые и как сильно оно его впечатлило поздней ночью. — Ни зги не видно. Холод собачий, аж зубы трещат. Я шёл чуть ли не на ощупь, а тут, — альфа показал на фонарь, — как маленькая луна среди веток. Такой тёплый желтоватый свет, мошки летают, и мост в темноту. — Не страшно было ночью по лесу гулять? — Нет, — Наруто пожал плечами, — после словенской границы по лесу я уже ничего не боялся, — альфа посмеялся, а потом резко замолчал, поняв, что ляпнул, по его мнению, лишнего, — было и такое, — он немного помолчал, отпустил пса, а после, сунув руки в карманы, всё-таки продолжил. — Я тогда в Европу поехал с фальшивым паспортом. Большое путешествие! Из Китая полетел в Румынию, там по ужасному серпантину ехали на автобусе до Венгрии. Не помню сколько, потому что меня ужасно мутило. Дороги там паршивые, вот такие, — Наруто обернулся, чтобы показать на треснутый асфальт позади, — нас трясло как в стиральной машинке. В Венгрии было классно, там прямая трасса, мы спать легли. Проснулись, уже когда к границе подъезжали. Нас высадили и повели через лес. Ночь была ужасно тёмная, вытянутой руки не видно, было очень легко потеряться, а наш сопровождающий шёл с зажигалкой и только время от времени щёлкал ей. Доля секунды, чтобы разглядеть этот маленький огонёк среди густых кустов, даже курить не разрешали, потому что заметить могут. За лесом мы остановились отдохнуть. И вот, в густом мраке, перед гигантской чёрной стеной из деревьев, я, пятнадцатилетний пацан, сидел с китайцами на венгерско-словенской границе в кукурузе, а где-то рядом выли волки. Какой там парк ночью?       Саске, уже отошедший от культурного шока, улыбнулся. — Вот, а меня боитесь в магазин отпустить одного. — Потому что обо мне никто не беспокоился. А о тебе, если не ты сам, хоть я позабочусь.       Учиха смущённо почесал висок и замолчал. По узкой тропинке они поднялись наверх, где их встретил неожиданный порыв сырого ветра. Духота поутихла, деревья застыли, недвижимые, внимательные, налитые соком, захваченные в полон сетью влажности. Запах земли, свежей листвы, запах мокрых деревянных стволов развеивал духоту. Где-то на ветках забила крылом птица.       Саске поёжился, хоть холодно ему не было. — Мы просто прогуляться пришли? — Нет, я хотел поговорить, — Наруто поиграл в кармане с портсигаром. — О том, как нелегально пересекали границы? — Нет, — альфа ухмыльнулся, — это так, для ознакомления. Я хотел спросить о том, как ты себя чувствуешь… Ментально. Это всё-таки огромный стресс — то, что произошло вчера. — Ну да, роспись меня немного подкосила. — Я сейчас не шучу.       Тяжёлый вздох был красноречив. Саске старался не думать об избиении совсем, потому что если сосредоточиться на этом, то легко можно было впасть в глубочайшее уныние и море жалости к себе. — Я знаю. Просто я не хочу об этом вспоминать. Чем больше я копаюсь в своём прошлом, тем хуже делаю себе — каждый раз всплывает что-то отвратительное, я начинаю сомневаться абсолютно во всём, и это выбивает землю из-под ног. Я ещё не отошёл от предательства моего брата, а он меня предал. Он знал обо всём, он отдал ключи, он напоил меня какими-то лекарствами, — Саске вспомнил предположение врача, — он позволил убить мою семью, и оставил в доме с мертвецами. Да даже если бы у меня всё хорошо с психикой было, что бы с ней случилось утром? Да что там брат, я вообще не уверен, что знал свою семью. Все что-то крутили, что-то скрывали. Прости. Каждый раз одно и то же, я знаю. Я просто хочу всё это закончить. И… Я в порядке. Это может быть странным, но всё в норме. Пройдёт. — Мне жаль, что из-за меня ты попал в подобную ситуацию. Я обещаю, что такого не повторится. — Я не думаю, что в.. ты в этом виноват. Честно, — Саске обернулся, чтобы поймать лёгкий взмах золотых ресниц перед улыбкой.       От океана прикатился рокот прибоя, и лес его встретил симфонией из треска тяжёлых веток и трепета листьев. Учиха обнял себя руками и запрокинул голову, чтобы рассмотреть темнеющее небо, где нежнейшее кружево белых облаков растаяло от влажности, уступив место клубам чёрных туч. Заморосило. Шмыгнув носом, Саске рукавом отер соскользнувшую с щеки дождевую каплю. — Кажется, мы выбрали плохой вечер для прогулки. — У меня всегда было плохо с прогнозами погоды, — Наруто присвистнул, чтобы подозвать пса, а после вновь повернулся к Саске, — каждый раз, когда я на них полагался, кофейная гуща, по которой они их делали, подводила. — Ладно уж, не сахарные, — Учиха пожал плечами. — О, ты просто не попадал под дождь в лесу.       Совсем стемнело, поднялся ветер, птицы замолчали и накрапывающий дождь постепенно усиливался. Из-за крупных, тяжёлых капель земля под ногами заискрилась, и пыль, взбитая водой, подскакивала и оседала на одежде. Джинсы пришлось подвернуть. Гул дождя усиливался, шлепки по коже зачастили, и майки на их телах промокли слишком быстро. Наруто стряхивал воду с волос лёгкими скользящими движениями, а Саске пытался зачёсывать их назад, но очень быстро с порывами ветра они вновь падали вперёд и липли к щекам. Холодные ручейки стекали с головы по лбу, капали с носа, соскальзывали к губам, и там омега их тщетно пытался вытереть уже мокрыми руками.       Как Узумаки и сказал, дождь в лесу — это нечто ужасное, ужасное для тех, кто хотел остаться чистым. Они промокли почти до нитки, низ штанов покрылся липкой грязью, обувь захлюпала, ведь по склону новорождённые ручьи стремились скатиться именно вдоль протоптанных тропинок, подмывая их, делая невероятно скользкими. Настолько, что пришлось разуться, чтобы дойти до асфальтированной аллеи.       Кроссовки в руках, подрагивающие губы, мокрая одежда, неловкие движения и частые подскальзывания. Дождь то обжигал, то холодил, в траве спряталась куча стрекоз, и они прыгали, будто кенгуру, и хохотали при каждом неудачном шаге. — Ты просто хотел обвалять меня в грязи, — Саске чуть не плюхнулся в лужу, когда земля ушла у него из-под ног в буквальном смысле — её размыло, и она поползла вниз по спуску. Он успел ухватиться за выставленное вперёд предплечье Наруто, и пока поднимался с колена, чуть не утянул альфу за собой. — Естественно, я же недостаточно накосячил.       Саске только встал на ноги, сделал несколько шагов и снова потерял на несколько мгновений равновесие. — С этим в самый раз, — он придвинулся ближе к Наруто, — чур, я первый, и в ванну. Замёрз ужасно. — Могу согреть, — альфа приподнял руку, как крыло, приглашая прижаться к своему боку. — Когда мы таким образом свалимся в грязь, тепло нам не будет. — Она не такая уж и холодная, — увидев, как Саске апатично вздёрнул бровь, Наруто наигранно удивился, — ты мне не веришь? — У в..тебя есть привычка приукрашивать.       Саске стёр с носа щекочущие капли, размазав пресную влагу по лицу. Дождь усиливался. Он будто стоял под душевым потоком, омывающим его холодными струями. Вода стекала по лицу, скапливалась на ресницах, и приходилось стряхивать её, прикрывая глаза, чтобы тяжёлые капли, соприкоснувшись с кожей, катились по щекам.       Наруто прикусил губу, и если этот жест у Саске выдавал его задумчивость или нервозность, то у Узумаки он был совершенно кокетливый. — Ты думаешь я с тобой неискренний? — Случалось думать о таком, — Саске даже отвлёкся от опасной дороги, чтобы взглянуть на Узумаки, — я о том, что ты по-разному ведёшь себя со мной и со своими друзьями, близкими. Это… Запутывает. — Знаешь, такое иногда случается, когда на тебя пытаются произвести впечатление.       Наруто расправил плечи, поправил на себе мокрую майку, и, не оборачиваясь, пошёл вперёд, оставив растерянного Саске немного позади. Дорожка была близко, омега смог добраться до неё самостоятельно, и всё то время, что он смотрел на впереди идущую спину, не мог отделаться от чувства лёгкого смущения.       «Может, я поспешил?»       С усилением ливня в воздухе повисла плотная плотная дымка, похожая на туман. Спустившись по дороге вниз, они остановились у небольшой беседки, чтобы спрятаться от дождя и хоть немного просохнуть. Пёс отряхивался, Наруто выжимал полы своей майки, а Саске стоял чуть поодаль, обняв себя руками, чтобы согреться. Узумаки редко замерзал, его крепкая потрясающая мускулатура, что чудесно проглядывала сквозь мокрый трикотаж, разогревала его. Он был румяный, пышущий здоровьем, жаром, перед которым расступалась любая непогода. Можно было бы поверить, что даже сейчас дождевые испарения были всего только естественной испариной его невероятно мощного тела, преисполненного такой жгучей жизненной силы, что, перегорая, это пламя источало из всех его пор этот неподвижный белый, и при этом светящийся дым. Саске опустил взгляд. — Продрог?  — Да.        Наруто посмеялся, а после, смягчив свою радость до улыбки, сказал, что у него на одного слишком много тепла, и, словно играючи, притянул Саске к себе, так, что он оказался в кольце его рук. Учиха не осмеливался пошевелиться. Только длинные тонкие ресницы чуть трепетали, когда альфа, обняв его за плечи, стал рассматривать его вблизи. Саске действительно подрос, и если раньше он смотрел в шею, то теперь их лица были слишком близко. Настолько, что он мог разглядеть каждую пору на загорелой коже, каждый нюанс, каждую бороздку мимических морщинок, каждую светлую дорожку шрамов. Принижалась ли его красота вблизи? Определённо нет, ведь было в этом несовершенстве что-то завораживающее. В красоте должен быть изъян, чтобы глазу было за что зацепиться.       Саске вновь смутился, и лёгкая дрожь пробежала по едва заметной припухлости вокруг губ — там, где задержались капли дождя. Он склонил голову к чужому уху, чтобы Наруто не заметил его смущения и, наверное, сделал хуже, потому что альфа, оказавшись совсем близко к его макушке, коснулся его волос кончиком носа и сделал глубокий вдох. Его не было слышно, Саске узнал о нём по поднявшейся груди, а после всё же ощутил тёплое дыхание виском. Его почти поцеловали – губы Наруто оказались так близко к его лицу, что у их тепла появилась форма, но прикосновения не было.        Узумаки прижал его к себе нежнее, и улыбнувшись, спросил шёпотом: — Тебе как? — Уже тепло.       Саске было хорошо, его согрели, его обволакивал терпкий запах ветивера, у него был замечательный вид. Ещё тёплые капли венчали золотистую кожу прозрачной росой, а на ресницах застыли микроскопические звёзды. Одна капелька была недалеко от его рта. Саске видел, как она медленно соскальзывала ему в губы, и чувствовал её будто на своей коже. Наруто не шевелился. Их взгляды спутались, как нити, смешалось их дыхание, тепло. Может, не для альфы, но для Саске точно. Он вдруг захотел прикоснуться к чужим губам, не из порыва горячей страсти, жгучей любви или бессмертной симпатии, нет, это был порыв подростковой чувственности. Порыв желания, более нежного, чем любопытство. Поцеловать. Всего раз поцеловать именно этого человека, коснуться его губ, узнать их вкус, узнать, каково это — по собственной воле поделиться с кем-то лаской.       Совсем чуть-чуть приподнявшись на носочках и прикрыв глаза, омега сделал это. Губы разомкнулись с жаждой, яркие, болезненно яркие губы. Будто одна только голова, голова грезящего, с закрытыми глазами, тянулась навстречу алчущим губам, губам, содержавших в себе живительный источник. Их губы приближались друг к другу, смыкались, ложились печатью на рану, до того неостановимо кровоточащую. В этом поцелуе тонула память о всякой боли, рана затягивалась. Длилось это бесконечно долго, как между двумя стремительно забывающимися сновидениями. А потом, когда пропахший дождём воздух вновь лёг между ними, Саске со страхом поднял взгляд, и как загипнотизированный вглядывался в васильковые радужки. И как перед этим были соединены их губы, точно так же, словно притягиваемые электричеством, соединялись теперь их глаза. Ни на одно мгновение не включился здесь рассудок: всё было бессознательно и не зависело от воли.       Рука Наруто легла за узкий затылок, запустила пальцы во влажные волосы, и в следующее мгновение выдох Саске утонул в новом поцелуе.